CC BY
64
СОВРЕМЕННЫЕ КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЕ ВЕРСИИ БИБЛЕЙСКИХ ЗАПОВЕДЕЙ («ДЕКАЛОГ» КШИШТОФА КИСЛЕВСКИ И «СЕМЬ» ДЭВИДА ФИНЧЕРА)
К.С. Карчевская (Санкт-Петербургский государственный университет) Научный руководитель - д.ф.н., профессор Е.Г. Соколов (Санкт-Петербургский государственный университет)
Заповедь, грех и противоречия сознательного и бессознательного компонентов психического - ключевые темы данной статьи. Основываясь на юнгианском методе анализа архетипических образов, был произведен авторский краткий анализ некоторых образов и сюжетных особенностей фильмов «Декалог» и «Семь».
Введение
Христианство строится на образах, имеющих архетипическую природу. Бог, отношения отца и сына, отца и детей, любовь и т.д. - все это архетипы. Образы, в которых эти архетипы вырисовываются, становятся символами или архетипическими фигурами, которые оседают в подсознании людей и порождают тем самым определенные реакции-эмоции-рефлексии при обращении к вышеобозначенным общечеловеческим темам. Заповеди и грехи (как бы они ни назывались - законы, табу, проступки, преступления) являются темами, присущими человеку, находящемуся среди других людей. Образы и рефлексии, воспринявших христианские традиции обществ, перевоплощаются в кино в современном варианте, доступном изложить некоторые проблемы нынешней действительности. «Декалог» К. Кислевски и «Семь» Д. Финчера продолжают «толковать» библию, опираясь на проблемы современного человека (общества), выражая христианские заповеди образами современности («Декалог» 1988 г., «Семь» 1995 г.).
Заповеди и грехи
Что воспрещают и поощряют библейские заповеди? Запреты: не сотвори себе кумира... (не будет богов других, кроме меня - говорит Бог), не упоминай имени бога напрасно, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, не завидуй. Из этих запретов логично вытекают семь смертных грехов: гордость, алчность, блуд, гнев, чревоугодие, зависть, праздность. Поощряет же библия любовь к богу и ближнему. Бог - фигура в высшей степени сложная, не впадая в теологические и философские рассуждения, выделим точку зрения К.Г. Юнга, на которую будем опираться: «Понятие бога - совершенно необходимая психологическая функция иррациональной природы, которая вообще не имеет отношения к вопросу о существовании бога. Ибо на этот вопрос человеческий интеллект никогда не сможет ответить; еще менее способен он дать какое-либо доказательство бытия бога. Кроме того, такое доказательство излишне; идея сверхмогущественного, божественного существа наличествует повсюду, если не осознанно, то, по крайней мере, бессознательно, ибо она есть некоторый архетип» [1].
Архетипы есть такие присущие человеческой психике элементы-мотивы, на основании которых всякий человек воспринимает и воссоздает окружающую действительность, психические инстинкты. Бог-архетип высвобождается из бессознательной сферы человека в сферу сознания, также как и другие архетипы обязательно выплескиваются из бессознательного в виде архетипических образов и фигур. Высвобождаться в данном случае означает формировать мир культуры как среду обособленности человеческого существования, в отличие от его существования в мире природы, где действуют физические, а не психические законы. Бог «прорывается» в поле человеческих идей и тен-
денций, дает свои правила и нормы как безоговорочно превосходное существо. Бог -фигура необходимая (вспомним вольтеровское: если бы Бога не существовало, его надо было бы выдумать.) и, сформировавшись в иудео-греко-римском обществе, христианский Бог становится главным гарантом адекватного наказания, вознаграждения человека в будущей жизни. Юнг говорит: «Я считаю более мудрым осознанно признавать идею бога; ибо в противном случае богом просто становится нечто другое, как правило, нечто весьма неудовлетворительное и глупое, что бы там ни выдавливало из себя «просвещенное» сознание» [1]. Христианский Бог - благой, милосердный, всепрощающий, у каждого появляется шанс обрести для себя рай.
Изменение богообраза не приводит, однако к кардинальным изменениям закона, заповеди остаются теми же, это объясняется их архетипичностью. Христианский бог, будучи архетипической фигурой, выражает свои заповеди единственно возможного ар-хетипического свойства, т.е. такие основы поведения, которые выражают должное не только как необходимое для нормального функционирования личности и общества, но и то должное, которое оберегает человека от дисгармонической опасности потери внутреннего единства. Такая дисгармония может проявляться в подвластности бессознательному, в аффективном отрицании сознательных рациональных установок.
Итак, архетипы - это психические инстинкты, формы архетипических образов, заполняемые ими, образное самопроявление бессознательной человеческой сущности. Такое проявление подсказывает смысл процессов, проистекающих в определенное время, в конкретном месте - среда формирования образа, с каким-либо обществом или человеком. Будучи вневременными категориями, архетипы превращаются (перевоплощаются) в образах, которые могут быть важны и полезны в соотношении с моментом времени. Архетипические образы есть символы, к которым могут добавляться другие образы, перефразирующие своим появлением привычные символические образы. Символы - это архетипические образы с закрепленным значением и контекстом. Наложение дополнительного элемента создает новый архетипический образ, надстраивая архе-типическое содержание. Значение библейских заповедей конкретно и вневременно, фигура христианского бога определена его архетипической природой - он отец, он творец, он судья. Существо человека - недооткрытое, недоразгаданное, потерянное и постоянно теряющееся в потоке собственных ролей - нуждается в непрекращаемом тиражировании образов себя, чтобы обнаружить себя хотя бы в этом множестве, чтобы восстановить смыслы, теряемые от поколения к поколению (неизбежная утечка в связи с потерей связи с контекстом, потери равновесия сознательных и бессознательных элементов), чтобы приобрести смыслы, найти ответы.
Что такое «заповедь»? Рациональная, сознательно воспринятая установка саморегулирования психической целостности. «Со всех сторон нас окружает иррациональное, не согласующееся с разумом. И это иррациональное также есть психологическая функция, именно коллективное бессознательное, тогда как разум по существу связан с сознанием. Сознание должно обладать разумом, чтобы впервые открывать порядок в хаосе неупорядоченных индивидуальных случаев мирового целого, а затем - по крайней мере, в пределах человеческих возможностей - также творить этот порядок» [1]. Заповедь - это знание, закон, имеющий своей целью устранение иррациональных, с точки зрения функционирования общества как союза индивидуумов, тенденций. Такие иррациональные тенденции, как убийство, воровство, блуд, зависть, как подготовка к воровству, убийству и прелюбодеянию, отрицательно влияют на нормальное сосуществование бессознательного и сознательного. Таким образом, теряя равновесие между сознанием и бессознательным, общество или индивид стопорится в состоянии дисгармонии. Моральные проблемы вызывают компенсации со стороны бессознательного, перекрывая прямой путь к обретению самости как предельной самореализации личности, его адекватного внутреннего стремления. Понятие «грех» включает в себя противопоставление
сознанию, сознательному как принципу регуляции жизни общества или индивида. Грех означает иррациональный или предельно бессознательный поступок (проступок по отношению к сознанию). Так получается, что грех осуществляется посредством игнорирования сознательной установки естественной, однако для целостной личности как совокупности сознательного и бессознательного. Грех - это подвластное бессознательному как отрицательному импульсу поведение. Однако греховный поступок может быть объяснен и с другой стороны. Как компенсаторное поведение по отношению к сознанию его нельзя называть однозначно негативным явлением. Уместно такое сравнение: внезапное извержение вулкана как досадное происшествие среди ясного погожего дня, естественно, неблагоприятное для проведения пикника, спланированного на основании отличного климата данной местности, где почему-то пришлось случиться подобному казусу, как извержение вулкана. Но и климат, и вулканические выбросы - это особенности нашей планеты, которую можно уподобить человеку, состоящему как из положительных характеристик, так и из отрицательных. Таким образом, совершение греха подобно извержению вулкана, естественному для нормального функционирования Земли, и отрицательная характеристика дается греху как чему-то неблагоприятному для общества (затеявшего пикник). Грех - это срам, вулкан - это опасность. В том и другом случае характеристики одинаково отрицательны. Грех есть нечто предосудительное, т.е. осуждаемое до совершения, тем не менее, будучи компенсацией сознательно установленным ограничениям произвола (воления, желания), грех выплескивает из бессознательного накопленную энергетическую лаву запрета. Грех естественен в случае чрезмерного подавления бессознательного (здесь можно было бы заговорить о грехе сознания против бессознательного).
Следует оговорить, что христианского в «Декалоге» и в «Семь», несмотря на их обращенность к христианским истокам, предельно мало. Героев «Декалога», как и персонажей «Семь», нельзя назвать христианами. Христианство потеряло свое первоначальное значение (это не открытие), его ценности и нормы должны трактоваться теперь в другом ключе, иначе. Христианские установки как сознательно оформленные указания теряют свой авторитет в ситуации современности, оставаясь при этом олицетворением благопристойности на подсознательном уровне. Типичное разумное общество не должно иметь высокий уровень преступности, которая проявляется в совершении известных греховных поступков. Благопристойность есть дозволенное в обществе сознательных людей благое (доброе, правильное, праведное) поведение, с присущей ему также функцией упорядочивания баланса сознательного и бессознательного внутри личности, т.е. подавление бессознательного. Но мы выяснили, что «грехопадение» вполне закономерно. Сознание перевешивает в требовании исполнительного отношения в следовании заповедям. Сознание «перегибает палку», а бессознательное в это время «раскачивает весы», и в конце концов весь механизм ломается. Происходит извержение лавы бессознательного.
Сюжеты «Декалога» и «Семь» показывают нам ситуации, насыщенные бессознательной мотивацией, хаос, вырвавшийся из порядка, заповеданного библейскими нормативами. Нечто необъяснимое, импульсивное, бессознательное выходит наружу, на свободу вопреки сознанию. Заповеди теряют свой смысл в ситуации потери Бога, на место Бога ставятся субъективные внутренние порывы, перспектива «страшного суда» больше не пугает, грех незаметен теперь (проблема светского государства). Грех остается грехом только на подсознательном уровне. То, что мы можем наблюдать, последствия аффектов - это лишь муки совести, да и то не вполне «муки», скорее досада, непонимание, неосознанность происходящего. «Пока царствуют традиционные моральные предписания, отличить от них совесть практически невозможно. Поэтому мы так часто встречаемся с мнением, будто совесть есть не что иное, как суггестивное воздействие моральных предписаний, что ее не существовало бы вообще без моральных зако-
нов. Феномен, именуемый нами «совестью», обнаруживается повсюду, во всем человеческом. Речь идет о неком упреке, идущем изнутри, об «угрызении» совести. Нечто вроде шока вызывает отклонение от укоренившегося путем долгого употребления обычая, от общезначимого правила. На все непривычное и необычное первобытная душа отвечает эмоциональной реакцией, которая тем сильнее, чем больше противоречие с «representations collectives» (коллективные представления (фр.)), сопровождающими соответствующее правилам действие» [2]. Совесть означает запуск механизма самоосуждения, пробужденный противоречивостью коллективных моральных ценностей и собственным их преступлением. Будучи также бессознательной сущностью, как и побуждение к греху, совесть - что-то вроде аффекта после аффекта, ее реакции непредсказуемо самопроизвольны. Однако, совесть - это моральная реакция, т.е. такая же позитивная функция, как функция Бога. Совесть - все, что остается нам от бога. При подобном выводе могут прозвучать более чем оптимистично слова: «Христос внутри нас».
Анализ фильмов
От теоретических, косвенно привязанных к фильмам тем перейдем к практическому их анализу. Первые заповеди декалога и первые части «Декалога» пересекаются с мотивацией маньяка из «Семь». «Не сотвори себе кумира...» и «Я есть Господь Бог твой, и не будет для тебя богов других, кроме Меня», «Не поминай имени Господа всуе». Вне христианского контекста эти заповеди теряются и несколько противоречат утверждению Юнга о необходимости бога как психологической функции. Кумир как превосходное существо, будь то языческие боги или христианский бог, необходим человеку постольку, поскольку человеку не обойтись без направляющего превосходящего его вектора внутренней энергии. Возвращаясь все-таки к христианству, к сторонникам которого себя однозначно причисляет маньяк из «Семь», скажем, что первую, вторую и третью заповеди он нарушил, обратив их в собственные противоположности. Он чувствует себя посланником Бога, но его бог - не христианский всепрощающий и милостивый бог, его бог требует наказания здесь и сейчас, чтобы показать, какое поведение ему угодно, что он не потерпит больше подобной всепоглощающей греховности, которую никто уже не замечает и относится к греху как к должному. Благая и гармонизирующая функция бога, соотнесенная с сознаванием своей греховности и подвластности Богу, перевоплощается в импульс к убийству. Позитивный заряд функции Бога перевоплощается в негативный. Убийство, т.е. наказание других грешников, по приказанию Бога видится маньяку легальным. Такое, компенсирующее собственную греховность поведение как бы оправдывает его совершителя (вершителя), и он не ощущает подмены до тех пор, пока не вернется к сознанию, не осознает противоречий (противоречивость) заповедей, тонкость граней существования в рамках праведности (правильности). Но он до смерти отказывается осознать свои преступления таковыми, он винит себя только в «зависти» (может быть зависть к богу подтолкнула его к убийствам, в какой-то мере, он взял на себя роль бога, вызвавшись судить до суда). Маньяк не совестится, т.к. не оставляет времени для этой блажи, его план продуман до мелочей, его смерть (его убивают) обличает и «гнев» полицейского и его грех.
Бессознательная компенсация в первой части «Декалога» приходит извне, как напоминание от бога, он сам (бог) наказывает забывшего о себе в угоду здравого смысла героя. В данном случае кумиром становятся точные научные посылки, а бог как иррациональная тенденция убеждает героя с преобладающей сознательностью в обратном, когда лед на замерзшей реке тает, и сын героя тонет, хотя отец проверил вечером лед и разрешил сыну кататься на реке на коньках. Не стоит недооценивать бессознательное и иррациональное только из-за приставок «бес» и «ир».
Несоответствие иррациональных моментов в разворачивании судеб людей и мира их ожиданиям (от бога) упорядоченного течения жизни и требовательное соответство-вание рациональным заповедям христианства или общественным нормам суть то самое противоречие, лежащее в основе нарушения заповедей и запретов. Извержение вулкана как природная закономерность порождает преступления как нечто настолько же закономерное для природы человека. Иррациональное и рациональное, бессознательное и сознательное всегда взаимосвязаны. Активность бессознательного вытекает из активность сознательного, действие рождает противодействие. Противодействие необязательно значит направленное против, оно может быть и напротив, т.е. одновременно. Я имею в виду нечто, что можно было бы назвать моральными предпочтениями. Например, ответственность в работе не испытывает никаких неудобств от прелюбодейских склонностей человека. Дело, видимо в том, что одни установки «давят» больше, чем другие. Можно сказать, один грех более сладостен, чем другой. Как в «Семь», где жертвами становятся адепты конкретных грехов: толстяк-чревоугодник, алчный адвокат, проститутка, гордая своей красотой модель, праздный наркоман, гневный полицейский и убийца-завистник.
Маньяк-убийца из «Семь» умирает, накликая на себя смерть, даже выпрашивая смерть как наказание для себя, тем самым взывая к греху полицейского, который застреливает его. Полицейский виновен в гневе, маньяк в зависти - грехопадение чревато смертью, убийство наталкивает на убийство, возвращая к старому бессознательному мотиву «око за око.». Яцек, перешедший заповедь «Не убивать», умирает, приговоренный к смертной казни. Он видел, как нелепо умерла его маленькая сестра, ее задавила машина, и он убивает таксиста - человека, который «живет», «кормится» своей машиной. Люди, присутствующие на смертной казни, ее организаторы и приговорщики нарушают ту же самую заповедь, но значения у этих убийств разные, разные мотивации, разное соотношение сознательного и бессознательного в этих нарушениях. Подготовка к казни автоматична, машинальна, налаженная процедура. Казнь и подготовка к ней выглядят также нелепо, как и убийство преступника. Он продумал свои действия заранее, ритуал казни известен заранее, но и в том, и в другом случае присутствует паника. Паника, истеричность, нервозность (невроз). В сцене убийства маньяка полицейским в «Семь» подобная ситуация, накал нервов (страстей) - аффект. Напряжение и аффективность, странность поступков и нелепость их последствий можно обнаружить во всех сериях «Декалога».
Девушка крадет свою дочь, которую воспитывают ее родители, потому что она родила девочку, будучи несовершеннолетней. Ей приходится бежать, когда родители находят их, так как бессознательные поступки захлестывают и дают цепную реакцию. Ей совестно теперь вернуться к родителям, к тому же она ненавидит свою мать за то, что она любит девочку больше, чем любила саму Майю. В этой серии грех рождается из чувства обездоленности, которое вызывает ненависть и желание досадить, отсюда и проистекает план - украсть ребенка и лишить мать радости, обретенной в девочке.
Во всех сериях «Декалога» мы встречаемся с субъективным волеизъявлением, с одной стороны логичным, с другой - заведомо неблагоприятным (или неприличной) по отношению к другим. Смысл запретной заповеди кроется как раз в нежелательности какого-либо поступка в связи с отрицательным влиянием его на другого, ближнего. Главная заповедь - не запретная: «Почитай ближнего своего, как самого себя». Остальные, запретные заповеди конкретизируют противоположности этой главной заповеди. Но как устоять, как не поддаться желанию навредить, если ближний тебе вовсе не близок (в этом еще одна особенность современности - тотальная отчужденность людей). Самолюбие заменяет главную заповедь.
Обездоленность, отчужденность Майи, укравшей дочь, дает ей право думать, что своим поступком она восстанавливает справедливость, на самом деле в громче прочих чувств в ней говорит эгоизм.
В случае с Яцеком «неприкаянность порождает агрессию - распространенную реакцию молодого мужчины, не имеющего своего места в обществе и в жизни. Яцек постоянно мерзнет, дышит на стынущие руки, шмыгает носом - и копит в себе злость. Обитатели неприветливой столицы вызывают у него раздражение, желание сделать им что-то плохое, как-то задеть их - это единственный способ установить контакт с миром, который приходит ему в голову» [3].
По большому счету и «Семь», и «Декалог» не обязательно стремятся вернуть нас к христианству, к библии, к библейским заповедям - к практически утраченной традиции (Европу уже нельзя называть христианской в прямом смысле). Найти какую-либо информацию, так сказать авторскую ремарку мне не удалось. Очевидно, эти фильмы -внутренняя необходимость нашего общества. Эгоистичного, отчужденного, неприкаянного, недооценивающего бессознательное.
Заключение
Не вдаваясь в пересказ всех фильмов «Декалога», подоплеки «Семь» и описание всех образов, выраженных в них, хочу подытожить и обосновать изначальные идеи, движущие мной в написании этой статьи. Обращаясь к аналитической психологии К.Г. Юнга, к его учению о коллективном бессознательном и архетипах, я вижу преимущества теории Юнга в адекватном объяснении и понимании психических тенденций и мотиваций, присущих как отдельным индивидам, так и целым обществам. Открытие архетипов и введение их в сферу анализа человека и его проявлений проясняет и дополняет смыслы многих явлений, таких как религия, искусство, например. Уделяя внимание бессознательному в толковании таких вопросов, как «грех», мы можем обнаружить, что он в одинаковой мере и противоестественен человеку, и присущ ему, т.е. неотделим от его природы. Как бессознательное и сознательное сосуществуют в человеке, так сосуществуют в нем добро и зло, позитивные и негативные тенденции, в равной степени однозначно не определяемые позитивными или негативными. Фильмы, выбранные примерами современной интерпретации библейских заповедей, призваны указать на двуединый характер греха и преступления, на компенсаторное свойство бессознательного противопоставить себя сознанию. Сложность отношений сознания и бессознательного едва ли могла быть раскрыта в данной статье, тем более что это не являлось ее целью. Эта тема, особенно в переплетении с противоречивостью проблемы «греха», во взаимосвязи с кинообразами и т.п., требует большого внимания и усердия и дальнейшей проработки. В своей диссертации «Архетипические фигуры в современном кинематографе», мне видится, я уделю достаточное внимание разъяснению вопросов, поставленных в этой статье, здесь же представлены только некоторые наметки и догадки.
Литература
1. Юнг К.Г. Очерки по аналитической психологии. О психологии бессознательного. -Мн.: ООО «Харвест», 2003. - 528 с.
2. Юнг К.Г. Совесть с психологической точки зрения. - Режим доступа: http://jungland.ru
3. Журнал «Другое кино», Ирина Тартаковская, «Короткий фильм об убийстве. Яцек. Путь к смерти варшавского маргинала эпохи позднего социализма». - Режим доступа: http://drugoe-kino.ru/
