CC BY
81
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. IX, № 3
Современное знание и проектно-конструктивное сознание
я
В. С. ШВЫРЕВ
Известно, что в современном философ-ско-методологическом сознании происходят существенные сдвиги, связанные с переходом от классического образа науки к постклассическим представлениям. Принципиальная направленность всех этих перемен заключается прежде всего в окончательном отказе от взглядов на научное познание как на непосредственное схватывание реальности и в принятии конструктивно-деятельно-стного подхода. Этот процесс предполагает критическое переосмысление традиционных философско-эпистемологи-ческих исходных представлений об отношении знания к реальности, об объективности знания, о возможностях его обоснования, о критериях и нормах такого обоснования и т.д. Вся эта проблематика, казавшаяся во многом архаической, а неопозитивистами, как известно, третировавшаяся как набор псевдопроблем или, во всяком случае, отодвигавшаяся на задний план задачами конкретных методологических разработок, приобретает в настоящее время остроту именно в связи с этими многообразными конкретными разработка-
ми
Мм
X *
ф
I Ж
ми, заметим, на стыке собственно методологического анализа и социологического, антропологического, культурологического и других подходов к знанию. Природа знания и познавательного отношения к миру, место и возможности этого отношения в общем спектре миро-ориентации человека должны осмысляться по-новому именно в контексте особенностей современного развития культуры. Следует при этом помнить, что реальные сдвиги в культуре, происходящие в результате перехода от классической парадигмы науки к современности, в принципе допускают различные эпистемолого-методологи-ческие интерпретации этих сдвигов, тем самым предполагая неминуемую борьбу мнений вокруг всей этой проблематики.
Справедливый пересмотр классических взглядов на познание не должен, на наш взгляд, приводить к полному отказу от связанных с ними ценностей и некритическому восприятию постмодернистского релятивизма. Постмодернизм не может и не должен превращаться в некоего идола, к поклонению которому склонна современная поверхностная мода. Приходится считаться с тем, что действительно очень трудно провести четкую разграничительную линию между неизбежным отказом от изживших себя старых классических догм и столь же несостоятельным постмодернистским новаторством, зачастую разрушающим основания культуры, рационально-познавательного сознания, являющегося, с нашей точки зрения, непреходящей цивилизаци-онной ценностью. В этой ситуации очень важна тональность рассуждения, известная взвешенность и осторожность позиции, правильная расстановка акцентов, нюансы формулируемых позиций и т.д., ибо мы имеем дело с весьма противоречивыми и пластичными ситуациями, переплетением и взаимодействием различных тенденций.
ЕДИНСТВО ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ
И ПРОЕКТНО-КОНСТРУКТИВНОЙ ФУНКЦИИ В КЛАССИЧЕСКОМ РАЦИОНАЛЬНО-ТЕОРЕТИЧЕСКОМ СОЗНАНИИ
Прежде всего следует подчеркнуть, что сама идея рационально-теоретического познания, как она возникла в истории культуры поначалу в античной философии, а затем была реализована в развитии науки, органически связана с формированием и развитием проектно-^ конструктивного начала в человеческом сознании. Она отнюдь не ограничивается фиксацией того, что непосредственно дано, как это ут-Ф верждали позитивисты и эмпирики, а направлена на проникновение в ^ скрытую от взгляда обыденного сознания реальность, моделирование ае которой в идеальных конструкциях рационально-теоретического соз-нания открывает новые перспективы отношения человека к миру и
обусловливает возможность определенных социальных, гуманитарных или технических проектов.
Возникновение рационально-теоретического (или рационально-рефлексивного) познания не следует представлять себе как результат некоего линейного процесса расширения и углубления имеющегося к тому времени человеческого знания об окружающей действительности, оно является поистине важнейшей духовной революцией в истории культуры. И революция эта происходит не в сфере прозаически-жизненных интересов людей, а именно в области духа, в осознании человеком своего места и предназначения в мире, т.е. в сфере мировоззренческого сознания. Античный Логос, философия является специфическим ответом древнегреческой культуры на вызовы «осевого времени» (К. Ясперс), когда по всем основным культурным регионам той эпохи (Китай, Индия, Ближний Восток, античная Греция) прокатилась волна духовных революций, связанных с переходом от архаически-традиционных фольклорно-мифологических форм сознания к принципиально новым формам мировоззренческого сознания. Древнегреческий Логос и выступил одной из таких форм. Античная Греция ответила на вызов «осевого времени» возникновением философской мысли с характерным для нее рационализмом, рефлексией над познавательной деятельностью человека, выделяющей последнюю из контекста полноты многообразной человеческой жизнедеятельности в особую реальность, которая превращается в предмет философско-гносеологического, (а затем с жесткой необходимостью) логического и методологического анализа.
Подобное выделение познавательных средств, форм познания из контекста реальной жизнедеятельности представляет собой уникальное явление истории культуры, не имеющее места не только в архаических, традиционных обществах, но и - во всяком случае в таком четко выраженном и последовательном виде - в других цивилизациях. Только в античной Греции мы сталкиваемся с переходом, пользуясь выражением М.М. Бахтина и С.С. Аверинцева, от «мысли в мире» к «мысли о мире», т.е. с обособлением содержания мысли как таковой от ее функции идеального плана практического действия и тем самым с превращением этого содержания в собственно знание -самостоятельно существующие в особой семиотической реальности «идеальные объекты», система которых образует «теоретический мир» философии, а затем и формирует по ее типу сознания науки. Античная философская классика, создавая нормы рационально-теоретического рефлексирующего сознания, преодолевала наив- V ность, стихийность традиционного мифа и заземленность обыденно-практического сознания, которое стало трактоваться как «мнение» в ф противоположность подлинному знанию, что открывало принципиально новые горизонты отношения человека к миру, призванного, выражаясь современным языком, программировать его смысложизненные
ориентиры. В формирующемся философском сознании миропонимание, определенная картина мира, предлагаемая философией, органически связаны с программированием соответствующего мироотноше-ния. Для классиков античной философии - Сократа и Платона - знание подлинной реальности, как она открывается философии, выступает непременно и как постижение устоев правильного нравственного поведения, достижение адекватной познавательной миро-ориентации, органически подразумевает соответствующий ' нравственный ориентир. Онтология предполагает этику, определенную направленность правильного, мудрого поведения. Более того, сама познавательная философская установка на поиск Истины, того, что есть в подлинной реальности, имеет смысл только тогда, когда она ориентирует человека в жизни, задает горизонты реализации личности на высоте ее возможностей.
То же учение Платона, противопоставляющее мир подлинно-сущих идей и мир мнимо-сущего, никоим образом не ограничивается этой онтологической констатацией, оно предполагает ориентацию по отношению к этим уровням, «поступок» выбора между ними, используя терминологию Бахтина. Короче, в античной философии «истинно сущее» программирует «должное», его знание выступает как онтологическое основание проекта «должного». Эта проектно-конструктивная направленность философии Платона ярко проявляется в его социально-политической утопии идеального общества, что делает его основоположником утопического сознания как первой исторической формы развернутого социального проекта. Очевидно, что без учения о подлинном мире идей невозможна была бы и его утопия как попытка реализации онтологически, познавательно заданного идеала в несовершенном земном мире.
Таким образом, рационально-теоретическое познание в лице античной философии, Логоса возникает и развивается отнюдь не как холодно-беспристрастное, «добру и злу равнодушно внимающее», просто констатирующее некую внешнюю данность сознания. Оно с самых первых своих шагов, так сказать, заряжено проектно-конструк-тивной установкой, недовольством и неприятием существующего положения дел, стремлением к преобразованию «наличного бытия» человека, его внутреннего мира, социальных порядков, в рамках которых он живет. Наш знаменитый философ-соотечественник B.C. Соловьев, например, считал, что стимулом, определившим создание Платоном учения об идеальном мире, противостоящем миру земному, v была казнь Сократа. Если этот земной мир допустил казнь такого человека, как Сократ, то жизнь может быть оправдана только в том слу-Ф чае, если существует какой-то иной мир, к которому надо стремиться. J И не случайно первая утопия, которая выступает начальной истори-* ческой формой проектного социального сознания, возникает именно у <?j Платона в контексте его идеалистического мировоззрения.
Утопизму, как известно, присущи пороки, рецидива которых, на наш взгляд, не может избежать никакая форма социального проектирования, сколько бы последняя ни пыталась уйти от утопизма и стать на позиции научного мышления. Этими рецидивами являются догматизм, отсутствие гибкости мышления, неумение и нежелание считаться с реальностью. Чтобы преодолевать эти рецидивы, рациональность успешного проектно-конструктивного мышления должна носить характер «открытой рациональности», а не закрытой рациональности и даже догматической псевдорациональности, не способной к должной самокритичности.
Критикуя утопизм с позиций требований современного научного сознания, надо в то же время не забывать его значимость в широкой исторической перспективе. Это была первая форма выдвижения проектов, сознательного переустройства «естественно исторически» сложившегося уклада жизни людей на основе определенной теоретической позиции. Но, подчеркивая «вращенность» в философско-теоретическое сознание с самого начала его возникновения проектно-конструктивной функции, надо в то же время никоим образом не забывать, что сама эта функция осуществляется в рамках рационально-теоретического сознания и неразрывно связана с определяющей его познавательной установкой. В дискуссиях о природе философии зачастую воспроизводятся попытки «этизировать» философию, превратить ее в своего рода вариант морального сознания. Хотя истоки такой позиции весьма прозрачны и понятны, на наш взгляд, она представляет собой опасный соблазн. Да, в лоне философии развивается установка на «должное» поведение человека, как мы старались подчеркнуть выше, но специфика философии, по сравнению с моральным сознанием, заключается в том, что это «должное» определяется рационально-теоретическими моделями «миропонимания», вырабатываемыми в философии, и уже эти модели обосновывают соответствующее «мироотношение». И это, заметим, нисколько не противоречит признанию того, что стимулом теоретических концепций являются всякого рода экзистенциально-ценностные установки. Рационально-рефлексивное сознание призвано, однако, преобразовывать энергию этих установок в представления о мире, как он есть «сам по себе», независимо от наших пожеланий. Кстати, это относится и к современному социальному проектированию, если оно хочет оставаться на позициях рациональности. Оно обязано по возможности объективно рассматривать существующее положение дел, от ко- ^ торого отталкивается проектно-конструктивная работа, хотя, разумеется, мы никогда не в состоянии полностью элиминировать всякого рода предвзятость, ангажированность и пр. га
В принципе та же экспликация потенциала «миропонимания», заложенного в концептуальных моделях, выходящих за рамки фиксации
X
<3
«наличного бытия», определяет и проектно-конструктивные возможности конкретно-научного познания, прежде всего наук о природе.
В европейском естествознании того типа, который сложился в Новое время, теоретические понятия, фиксирующие так называемые идеальные объекты и раскрывающие неявный их содержательный потенциал, открывают новые перспективы преобразования природной реальности. Это и задает концептуально-теоретические предпосылки инженерно-технического проектирования. Возникновение этого типа проектирования, предопределившего возникновение и развитие техногенной цивилизации, имело громадные практические и духовно-мировоззренческие последствия. Благодаря ему мы имеем сейчас то, что имеем, - техногенную среду, в которую включен современный человек, так называемую вторую природу со всеми ее положительными и, как сейчас отчетливо осознается, отрицательными последствиями для существования человеческого рода. Экспериментально-теоретическое естествознание классического типа с присущей ему весьма специфической, объектной картиной мира сыграло, еще раз подчеркнем, важнейшую роль в создании этого техногенного мира.
Надо поэтому с достаточной критичностью относиться к категорическим формулировкам, противопоставляющим классическую науку как знание-отображение существующего бытия современной постклассической науке как знанию перспектив творения бытия. Здесь существенно важным оказывается то, как понимать это «творение бытия». Если последнее понимается как преобразование наличного бытия, в первую очередь природного, то экспериментально-теоретическая наука не может быть квалифицирована как просто отображающая, фиксирующая реальность. И ее теоретические понятия, рассматривающие идеализированные объекты, и создаваемые на их основе инженерно-технические схемы являются результатом активно-конструктивной работы, для которой собственно природная реальность выступает лишь материалом, объектом деятельности. Относительная правда утверждений о знании-отображении в классике заключается в том, что в современном образе науки проектно-конструктивная функция научного знания как предпосылки преобразования бытия действительно выдвигается на первый план, тогда как в классическом образе науки подчеркивалась прежде всего истинность знания, его соответствие законам бытия. Однако задача «творения бытия» в смысле преобразования налично данной действительности, как известно, при этом отнюдь не игнорировалась ни идеологией, ни 5 практикой классической науки.
Ф Характер осуществления научным знанием проектно-конструктив-
Ц ных функций в принципе всегда существенно зависит от той онтоло-х гической картины научной реальности, которая доминирует в соответ-ствующем типе научного знания. Научная революция XVII—XVI11 вв.,
положившая начало классическому экспериментально-математическому естествознанию, была связана с утверждением казавшейся в свое время естественной, безальтернативной в плане научной рациональности объектной картины мира. В настоящее время, однако, четко осознается историчность, относительность этой картины мира, ее своеобразие, если брать ее в широкой историко-культурной перспективе, наличие ряда весьма специфических культурных и мировоззренческих предпосылок, обусловивших ее доминирование. Важнейшей ее исходной установкой явилась объектность рассмотрения природного мира, изгнание из научного образа действительности всякого рода субъектности, «живых сил», «расколдовывание мира», пользуясь известным выражением М. Вебера.
Именно с утверждения этой картины природного мира в качестве подлинно научной и связано отождествление объектности с объективностью, с научной рациональностью вообще. Объективность означает беспристрастность рассмотрения, представление предмета как он «есть сам по себе» безотносительно к нашему отношению к этому предмету, в этом смысле объективным может быть и рассмотрение субъектного мира, существующих в нем программ поведения и деятельности. Объективность в указанном смысле действительно является необходимым условием научной рациональности, но последняя вовсе не связана обязательно с объектностью рассмотрения своего предмета. Объект в точном философском значении этого термина не следует отождествлять с предметом познания вообще, как это до сих пор нередко делается под влиянием отождествления объектности и объективности. Объект означает предмет в принципе, прозрачный, открытый для освоения субъектом, образно говоря, его можно «разобрать» и «собрать» (любимый пример объектности для классиков науки Х\/11-Х\Л!1 вв. - часы, вообще механизмы). Это не означает, конечно, актуальную открытость объектной реальности для субъекта, а лишь подразумевает потенциальную открытость, принципиальную возможность артикуляции, «исчерпания» объектной реальности в на-учно-теоретических моделях. В этом плане объектная реальность противостоит реальности, обладающей всякого рода самодеятельностью, самодетерминацией, собственными программами активного поведения, непрозрачными для внешнего наблюдателя.
Объектному рассмотрению действительности наиболее четко соответствовала механистическая картина мира, сыгравшая столь значительную роль в развитии классической науки. Механицизм полно- х" стью распростился с идущим еще от архаически-мифологического 31 сознания образом природы как поля действия неких «живых сил», обладающих своими устремлениями, намерениями, волей, пресле- ю дующих свои цели (телеологизм), и представил ее в качественно однородном пространстве, в котором по строгим, единообразным зако-
I
Ш
<3
номерностям перемещаются лишенные внутренней энергетики и самодвижения объекты. Дальнейшее развитие естественных наук вышло, конечно, за пределы механицизма в таком узком понимании. Так, уже в ньютоновской механике с признанием сил тяготения допускается определенная внутренняя энергетика. Строгий лапласовский детерминизм в ряде отраслей физики уступил далее место вероят-ностно-статистическому детерминизму. Несомненно, определенная внутренняя активность присутствует в современной физической картине мира, однако эта активность все-таки не интерпретируется в духе субъектности в точном смысле этого понятия. Остается неизменным принцип рассмотрения предмета научного познания как системы объектных связей, сохраняется строгая дихотомия «вещества» и «существа», отход от которой оценивается как измена принципу научности.
В принципе, как нам представляется, дело не меняется и в так называемой «неклассической» естественной науке, специфика которой, по сравнению с классической, заключается в том, что предметом научной рефлексии становятся средства и предпосылки исследования. В качестве парадигмального примера перехода к неклассической науке приводят обычно квантовую механику с ее знаменитым принципом неопределенности. Иногда считают возможным утверждать, что здесь мы сталкиваемся с феноменом диалога исследователя с природой. Дело, на наш взгляд, в том, как понимать диалог. Безусловно, квантовая механика во многом явилась вызовом классическому научному сознанию, и мы имеем здесь неизвестный классике тип взаимодействия исследователя и исследуемой им предметности. Если в классике мы можем отвлечься от воздействия применяемого субъектом познания средства исследования на изучаемый объект, скажем, от воздействия на него средства измерения, прибора, то в микромире от этого воздействия абстрагироваться нельзя, средство исследования определенным образом формирует реальность (или деформирует ее, с точки зрения классического научного сознания). Итак, в качестве предмета исследования выступает не изолированный объект «в себе», а его взаимодействие с другим объектом, выступающим средством исследования.
Однако, на наш взгляд, здесь нет достаточных оснований говорить о необходимости отказа от принципов объектности при рассмотрении физической реальности. Исследование эксплицирует, выявляет ее возможности и только в этом смысле формирует ее. Но сама эта * виртуальная реальность не развивает встречную по отношению к ис-Ф следователю вариативную активность, как это имеет место в диалоге Ч в собственном смысле этого понятия. Поэтому, на наш взгляд, здесь можно говорить о диалоге только в метафорическом смысле, стре-мясь акцентировать действительно имеющуюся специфику взаимо-
действия реальности и ее исследователя. И на это, надо заметить, обращают особое внимание представители гуманитарных наук, в частности психологии, в дискуссиях о специфике гуманитарного знания по сравнению с физикой, в том числе и современной1.
Объектная картина мира, формирующаяся в классической науке, определяет тип основанного на ней проектного сознания, а именно проектирование инженерно-технического типа, что позволяет характеризовать науку такого рода как потенциально техногенную. Если характерной чертой объектного естествознания выступает артикули-руемость, прозрачность, рефлексивная контролируемость для исследователя содержания теоретического понятия и соответствующего ему идеального объекта (вспомним известную максиму классической гносеологии - познать можно только то, что мы сами сделали), то и проекция такого понятия во внешний мир, преобразование, формирование реальности по его схеме представляет собой сделанную, собранную по жесткому плану, прозрачную инженерно-техническую конструкцию, прочность которой определяется последовательностью объектных связей, реализующих устанавливаемые наукой природные зависимости и законы. Истинность научных знаний и реализуемость инженерно-технического проекта оказываются тем самым «двумя сторонами одной медали». Для классической науки, безусловно, на первом плане оказывается истинность знания, а эффективность основанных на этом знании инженерно-технических проектов - чем-то производным. Тем не менее в современной методологической литературе совершенно справедливо подчеркивается потенциальная тех-ногенность классической науки, без осознания которой нельзя адекватно понять саму природу точного математизированного естествознания, возникшего в Новое время, в сопоставлении с античной и средневековой наукой. Не следует только абсолютизировать этот момент техногенности и противопоставлять его познавательным установкам науки Нового времени, ее стремлению открыть Истину. Вспомним девиз Ф. Бэкона: «Природу подчиняют тем, что ей повинуются». Однако само это «повиновение природе» отнюдь не следует понимать буквально. Дух активизма, присущий науке Нового времени, проявляется в том, что ее основоположники, тот же Галилей, никогда не ориентировались на непосредственную данность; тип исследовательского мышления, свойственный Галилею, нельзя свести ни к интеллектуальному созерцанию «идеальных сущностей», ни к эмпирическому наблюдению явлений, он предполагает работу с идеальными ^ объектами науки как с технологическими конструкциями, разложение ^
их на составляющие элементы, испытание связей и зависимостей - «
1 См., например: Психология и новые идеалы научности (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1993. № 5.
| I
:
1 нш
1
ш
между этими элементами, мысленно представленными в критических «предельных» ситуациях, расширение конструкций до логически возможных, но не представимых в обыденном восприятии ситуаций и пр.
И по отношению к такого рода идеальным объектам в классическом естествознании, начиная с Галилея, формулируются законы природы, которую «подчиняют, ей повинуясь». Это, конечно, не девственная, «благоговейно созерцаемая» природа как «она есть», но это и не чистая выдумка мыслителя, это, скорее, некоторая виртуальная реальность, реализация заключенных в действительности возможностей, построение гипотетических моделей - проектов, которые разворачивают свой конструктивный потенциал, с одной стороны, в дальнейшем развитии теоретического знания, а с другой - в построении инженерно-технических конструкций. И у Галилея, и у большинства других классиков науки Нового времени на первом плане стоят, конечно, познавательные интересы, это бесспорно. Но уже Гюйгенс ставит перед собой задачу - опираясь на знания механики, построить инженерно-техническую конструкцию, а именно - сконструировать часы с изохронным качанием маятника.
Если Галилей не ставил своей целью получение знаний, необходимых для создания технических устройств, то Гюйгенс ставит перед собой задачу, исходя из научных теоретических соображений, запустить реальный природный процесс, который был бы реализован в технической конструкции, созданной человеком. При этом Гюйгенс сводит действие отдельных частей механизма к известным природным процессам и закономерностям и затем, теоретически описав их, использует полученные знания для определения конструктивных характеристик нового механизма. Галилей показал, как приводить реальный объект в соответствие с идеальным и, наоборот, превращать этот идеальный объект в «экспериментальную» модель. Гюйгенс же продемонстрировал, каким образом полученное в теории и эксперименте соответствие идеального и реального объектов использовать в технических целях. Подобное целенаправленное применение научных знаний и составляет основу инженерно-технического проектно-конст-руктивного мышления. «Для инженера всякий опыт, относительно которого поставлена техническая задача, выступает, с одной стороны, как явление природы, подчиняющееся естественным законам, а с другой - как орудие, механизм, машина, сооружение, которые необходимо построить искусственным путем (как «другую природу»)»2. ^ Мы так подробно останавливаемся на истории соотношения науч-
Ф ного знания и инженерно-технического проектирования в классиче-
с£ ском точном естествознании, чтобы четче выявить специфику инже-(О
* -
<51 2 Розин В. М. Типы и дискурсы научного мышления. М., 2000. С. 67-69.
нерно-технического проектирования по сравнению с задачами, стоящими перед современным проектированием, и, как будет подчеркнуто далее, в принципе выходящими за рамки всей этой классической парадигмы. Инженерно-техническое проектирование, как это явствует из всего того, что было сказано выше, с необходимостью предполагает непрерывность схематизма объектных связей, фиксируемых в соответствующих научных знаниях. Эту непрерывность «физического следования» можно всегда проследить в любом сегменте инженерно-технической конструкции, будь это простой механизм или сложная современная техническая конструкция. Недаром современные конструкторы, скажем, ракетной техники называют свои создания «машинами». При всей изощренности творческой конструкторской мысли в «машине» нет ничего, что не могло бы быть спроецировано на соответствующий естественный процесс, изучаемый наукой. Современное социальное проектирование не может строиться по модели «машины», оно предполагает учет «человеческого фактора» (в самом широком значении этого термина). Встает, естественно, важнейший вопрос: какую роль при этом играют научные знания, и какого типа должны быть эти знания?
знанию становится определяющей»
И
О СПЕЦИФИКЕ СООТНОШЕНИЯ ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ
И ПРОЕКТНО-КОНСТРУКТИВНОЙ ФУНКЦИИ В ТАК НАЗЫВАЕМОЙ «ТЕХНОНАУКЕ» ПРИ ПЕРЕХОДЕ
К ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
Безусловно, что в современном научном сознании происходят значительные сдвиги, связанные с переносом акцента с познавательной установки на проектно-конструктивную функцию науки. Эти сдвиги происходят по мере развития технологий, открывающих невиданные ранее возможности освоения человеком природы, того процесса, который именуется превращением науки в непосредственную производительную силу. Фундаментальная наука в связи с этим постепенно, но верно теряет присущий ей в прошлом облик академичности, встраиваясь в организованную по новым принципам систему взаимодействия науки и технологии. Эта система в современной науковед-ческой литературе получает название «технонауки». В ней на первый план выходит именно технологическая эффективность науки, и «такая «обслуживающая» технологию наука и по количественным масшта- "х бам, и по финансовому и иному обеспечению, и по социальному при- 3:
1М
з Ф
ЕС
- «
3 Юдин Б.Г. Точка зрения искусственного // Познающее мышление и со-
циальное действие. М., 2004. С. 324.
<3
4 Зак. 2015
49
11 Й '
НИИ!
Появление и развитие технонауки позволяет во многом по-новому взглянуть на соотношение науки и практики, способствует преодолению иллюзий их независимости. Вместе с тем нам представляется, что в интерпретации этого феномена имеет место известный перекос, связанный с недооценкой роли познавательной функции науки. То действительно важное обстоятельство, что развитие научного знания непосредственно стимулируется технологическими задачами, и процессы этого развития осуществляются не только и, быть может, не столько в «чистой науке», а в системе «наука-технология», не влечет за собой, на наш взгляд, разрыва традиционного единства истинности (разумеется, понимаемой в рамках деятельностного подхода, с учетом всех «подводных камней» классической интерпретации этого понятия4) и технологической эффективности. Вряд ли можно согласиться с категорическим утверждением об иллюзорности представлений о том, что технологическая эффективность есть следствие истинности, скажем более осторожно - адекватности научных знаний. И то, что технонаука стремится не просто к адекватному знанию, а к такому знанию, которое может быть воплощено в соответствующих технологиях, никоим образом не является аргументом в пользу противопоставления адекватности знания и его эффективности. Как и в классической науке, современная технонаука должна опираться на адекватное прослеживание возможных объектных связей, реализуемых в успешных технологиях. И это нисколько не противоречит тому, что современная технонаука призвана не столько объяснять существующее, сколько открывать новые перспективы освоения действительности и формировать соответствующие проекты.
Особо в этом контексте следует отметить роль развития фундаментального знания, обеспечивающего принципиальные прорывы человеческого познания в окружающий нас мир. И перспективность появления действительно новаторских технологий в конечном счете обусловлена возможностью углубления и расширения наших знаний. Развитие, в частности, современных нанотехнологий убедительно свидетельствует об этом. С нашей точки зрения, встречающееся в современной литературе представление об отмирании существенной роли фундаментальной науки - серьезное и опасное заблуждение. Человечеству еще предстоит узнать очень многое об окружающей его живой и неживой природе, о самом себе как элементе объемлющей его реальности. И есть весьма веские основания по-^ лагать, что это узнавание способно перевернуть наши современ-ф ные взгляды, показав всю наивность и претенциозность «гордыни
5 всезнания», я X
4 См.: Истина // Новая философская энциклопедия. Т. 2. М., 2001. С. 169-172.
Необходимо помнить, что, несмотря на всю значимость проектно-конструктивной функции науки в технологическом плане, содержание фундаментального научного знания имеет важнейшее мировоззренческое значение, и никакое развитие технонауки не может отменить этой его функции. Тем более, что само развитие современных технологий выдвигает острые, принципиальные проблемы философско-мировоззренческого плана, связанные с необходимостью совершенствования самосознания человека, более глубокого понимания его возможностей и ответственности перед самим собой и миром.
Итак, на наш взгляд, само по себе появление технонауки не разрывает принципиальные связи между степенью развитости научного знания и технологической эффективностью, между познавательной и проектной функциями науки. Иное дело, что, как справедливо подчеркивается в современной литературе, система деятельности, связанная с технонаукой, не ограничивается созданием технологий, направленных на преобразование тех или иных объектов. Как отмечает
5 Юдин Б.Г. Цит. соч. С. 331.
№
Б. Г. Юдин, «технонаука имеет дело прежде всего не с объектами как таковыми, а с обширными контурами, включающими помимо этих объектов также совместную, согласованную деятельность самых разных людей и социальных структур»5. Включение технонауки в широкий контекст социальной деятельности, очевидно, обусловливает изменение характера связанного с ней проектно-конструктивного сознания. Она не может не выходить за рамки узкого технологизма, построения инженерно-технических конструкций, опирающихся только на объектную картину мира.
Хотя, разумеется, и это никоим образом не следует забывать, развитие технонауки отнюдь не снимает задач исследования объектных, естественных связей и осуществления, соответственно, инженерно-технического проектирования в традиционном смысле. Однако будучи вплетена, как отмечалось выше, в контекст широкой социальной деятельности, работа проектно-конструктивного сознания обязательно предполагает учет «человеческого фактора», различных социокультурных и гуманитарных аспектов.
Необходимость учета подобных факторов находит свое выражение в переходе к постнеклассической рациональности, которая, как подчеркивает B.C. Степин, в отличие и от классической и от неклассической рациональности, подразумевает соотнесенность знаний об ^ объекте с ценностно-целевыми структурами сознания. В этой ситуации приходится рассматривать связь внутринаучных познавательных Ф факторов с социально-гуманитарными ценностными позициями, что
X
<3
1
четко проявляется в проектно-конструктивной деятельности с так называемыми человекоразмерными комплексами6. Имея дело с челове-коразмерными комплексами, например, медико-биологическими объектами, объектами экологии, биотехнологии, системами «человек-машина» и пр., мы не можем ограничиться только объектно-конста-тирующим рассмотрением вариантов их конструирования, основанных на реализации объектных возможностей, как это имеет место в классическом инженерно-техническом конструировании, мы должны учитывать социально-гуманитарные последствия, что предполагает, в частности, осуществление определенной экспертизы проектно-конст-руктивного сознания.
Если в классической и даже неклассической рациональности мы имеем дело с фиксацией свойств и зависимостей объектов, которые составляют некоторую законченную систему, лежащую в основе инженерно-технической конструкции и не требующую достроения картины мира какими-либо субъектными установками, решениями и т.д., то постнеклассическая рациональность сталкивается с иным типом предметности, где трудно говорить только о познании в смысле моделирования существующей вне вмешательства человека «естественной» реальности. Работа с человекоразмерными комплексами предполагает, так сказать, достроение ситуации, при котором объектная составляющая вводится в контекст требований и решений, обусловливаемых человеческим фактором. Скажем, в системе «человек-машина» конструирование машины, естественно выражающее некоторые объектные закономерности, должно отвечать потребностям работы человека, изучаемым, в частности инженерной психологией. Понятие постнеклассической рациональности вводится В. С. Степи-ным в ряд понятий, фиксирующих формы естественно-научной рациональности, некоторые этапы ее эволюции. Специфика понятия постнеклассической рациональности в этом ряду заключается в том, что оно указывает на переход от естественно-научного объектного исследования в «чистом виде» к такому рубежу, где реализация объектных природных возможностей с необходимостью предполагает учет «человеческого фактора», принятие определенных конструктивных решений, связанных с этим фактором. Человеко-размерное конструирование перестает быть делом неограниченного свободного манипулирования, предоставленного объектными воз-"зр1 можностями. Оно переходит в измерение социально-гуманитарного проектирования. Постнеклассическая рациональность не сущест-вует вне этого измерения, она, таким образом, в отличие от кпас-
(0 _
X 6
См.: Степин B.C. Теоретическое знание. М., 2000. С. 631-636.
сическои и неклассическои рациональностеи, не является чисто познавательной рациональностью, претендующей на моделирование реальности «как она есть», она выступает как форма социально-гуманитарной проектно-конструктивной рациональности.
Конечно, и обычное инженерно-техническое проектирование не может не считаться с его последствиями для социума, культуры и человека, и в этом смысле оно всегда вплетено в контекст социогума-нитарной сферы. Своеобразие человекоразмерных комплексов, однако, в том, что их конструирование просто не может воплотиться в реальность, стать законченной конструкцией, осуществляющей свои функции без «подгонки» под определенные социогуманитарные установки. Так, та же система «человек-машина» просто не будет успешно работать в соответствии с ее задачами, если она не будет отвечать условиям «человеческого фактора».
Человекоразмерные комплексы - это не естественные объекты и не инженерно-технические конструкции, не «машины», построение которых опирается на знание объектных связей, это результат принятия решений в проблемной ситуации, порождаемой преследованием целей и задач социально-гуманитарного характера. Эти решения и формируют реальность, становящуюся элементом нашего человеческого мира, некоторой нормой поведения, как, скажем, в ситуации с эвтаназией или клонированием человека, экологическими требованиями к производству или социальными, экономическими, политическими и другими институтами, которые образуют различные квазиестественные реалии. Все это оказывается результатом принятия определенных проектов, которые всегда являются результатом выбора, не обусловленного однозначно объектной наличной ситуацией. В принятии и реализации проектов в социогуманитарной сфере мы, к счастью или сожалению, не в состоянии опираться на некую естественно заданную информацию, обусловливающую внешнюю принудительность действия. Социально-гуманитарная проектно-конструк-тивная рациональность в этом отношении действительно включает «осознание необходимости», вспоминая известную философскую формулу, однако необходимости не объектной детерминации, а необходимости свободного решения, которое естественно предполагает риск и возможность ошибки, «поступка», в терминологии Бахтина.
Должно ли, однако, все сказанное выше повлечь за собой недо-
х
оценку познавательного фактора сознания? На наш взгляд, никоим ^ образом. Несомненно, что его значимость проявляется в первую оче- ® редь в необходимости по возможности объективно осмысливать я
исходные условия проблемной ситуации, в рамках которой осуществляется проектно-конструктивная деятельность. Сюда относится и
i! it
знание прежде всего объектной составляющей этих исходных условий - природных условий, биологических закономерностей, имеющихся материальных ресурсов деятельности и т.д. Все это составляет базу возможностей технологического конструирования, которая собственно и задает предпосылки проблемной ситуации социально-гуманитарного характера. Ведь, скажем, интенсивно обсуждаемая сейчас проблема клонирования человека является производной от тех успехов, которые были достигнуты в технологическом объектном конструировании на базе развития соответствующих естественных наук - химии, биологии и пр. Казавшаяся еще недавно старомодной проблематика понимания специфики человека, его места в мире, его возможностей и ответственности крайне обостряется сегодня именно в связи с развитием современной технологии7, в свою очередь обусловленным успехами фундаментальных естественных наук. Вообще надо сказать, что хотя мы сейчас справедливо, по нашему мнению, подчеркиваем специфику социально-гуманитарного сознания -и познавательного и проектно-конструктивного в нем факторов -в связи с необходимостью преодоления узости объектной парадигмы, в широкой мировоззренческой перспективе следует, конечно, исходить из единства природы и человека, сочетания и взаимодействия присущих им начал в единой системе Универсума. Эта единая система представляет собой некую заданность, которая выступает предметом (но отнюдь не обязательно объектом) научно-рационального познания. В рамках этой системы и может осуществляться проектно-конструктивная деятельность человека, реализующая заложенные в этой системе потенции, виртуальные возможности.
Познавательный вектор рационального сознания в осмыслении природы человека, на актуальность которой было указано выше, призван быть направлен, по нашему мнению, в первую очередь на исходные, «краевые» условия человеческого бытия как «мира деятельности» в самом широком смысле этого понятия, свободного от его узкообъектной интерпретации, если угодно - Деяния8. Мир деятельности, деяния существует как некоторая действительность, подлежа-
7 На остроту этого вопроса в контексте проектно-конструктивного подхода к миру обращает внимание В.А. Лекторский (Георгий Петрович Щедро-вицкий и современная философия // Познающее мышление и социальное дей-X ствие. М., 2004. С. 197-204) и Б.Г. Юдин (Цит. соч. С. 330-335). "i 8 Относительно возможных современных оценок деятельностного подхо-
® да см.: Лекторский В.А. Деятельностный подход: кризис или возрождение? // ^ Наука глазами гуманитария. М., 2005. Гл. XII; Швырев B.C. Деятельностный jg подход к пониманию «феномена человека» (попытка современного осмысле-<ij ния) // Наука глазами гуманитария. Гл. XIII.
щая познанию, исследованию. Но это действительность особого рода, и знание о ней, очевидно, должно отличаться от объектного знания. Знания о деятельности, о ее структуре, механизмах осуществления и пр. фиксируют, моделируют некоторые предпосылки, установки, «задания», если угодно. Эта деятельность, таким образом, в отличие от объектной реальности, предполагает известную незавершенность,
11
неполноту, открытость, превращаемую в действительность определенными решениями, действиями, поступками. Обращаясь к историко-философской традиции, это реальность не Бытия, но Становления, Гераклита, но не Парменида. Рациональность работы сознания во всей этой ситуации состоит, очевидно, в осмыслении «стартовой» реальности, с которой мы сталкиваемся в процессе деятельности, в четком, по возможности объективном осмыслении собственных задач, целей и намерений, предполагающем критико-рефлексивную установку, которая препятствует, насколько это вообще удается, попаданию в плен к различным иллюзиям, штампам, предвзятости и пр., и, наконец, опять-таки настолько, насколько это возможно, в адекватном понимании субъектных позиций в процессе реализации собственных проектов. Познавательное «измерение» сознания, развитость которого зависит от уважения, если угодно, к объектной и субъектной реальности, с которой приходится иметь дело в процессе проектно-конструктивной деятельности, выступает необходимым условием и показателем уровня культуры рациональности этой деятельности. В нашем обществе уровень культуры рационального сознания, в частности коммуникативной рациональности, оставляет, к сожалению, желать лучшего.
х
ф
к
Ж
<1
