CC BY
54
В.В. Трофимов
СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ И ПРАВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС
В статье рассматриваются методологические возможности современной теории познания на предмет исследования правообразовательного процесса. Проводится критический анализ гносеологических подходов, соответствующих классическому типу научной рациональности, в том числе «теории отражения», сформулированной в рамках марксистско-ленинской философии. Предлагается аргументация в пользу применения модернизированной эпистемологии (теории научного познания) в качестве философской основы теоретического синтеза объективного и субъективного, естественного и искусственного начал в процессе формирования права.
Ключевые слова: теория познания, методология, правообразовательный процесс, философия, диалектический материализм, типы рациональности, правовая наука.
Опыт научно-теоретических исследований, посвященных фиксации основных, внутренних и внешних признаков явления правообразования, позволяет констатировать довольно примечательную особенность (характерную, однако, и для иных сфер юридических исследований) - неопределенность и многозначность понятия «правообразование». В одних случаях речь идет о полностью объективном процессе, не связанном с деятельностью субъектов правотворчества, в других - о более широком процессе, завершающемся правотворческой стадией, в третьих - понятия правообразования и правотворчества практически отождествляются. На неоднозначность трактовок процесса правообразования уже обращали внимание в юридической литературе [23, с. 11-12].
Осознание проблемы концептуализации данного фрагмента социально-правовой жизни заставляет прежде всего усомниться в обоснованности главных (ключевых) средств, каковыми являются философские методы исследования, что убеждает в важности верификации (фальсификации) методов именно философского (высшего методологического) уровня.
Философский уровень методологии проблемы правообразования определен и установлен, главным образом, в рамках советского правоведения. Соответственно, он воплощал основные черты доминирующего типа юридического мышления, в движении которого к соответствующим познавательным результатам особая роль принадлежала установкам диалектического материализма как узловым пунктам процесса познания права и многообразия форм его проявления [20, с. 13-14]. Там, где на первый план выходит социально-философский уровень методологии, реализовывал свою роль и методологическую функцию исторический материализм.
В свою очередь, типы научного мышления обусловливаются различными видами рациональности, каждый из которых имеет характерные свойства [3, с. 15]. Типы рациональности существенным образом влияют на содержание проводимых в их параметрах исследовательских процедур [18, с. 76]. Применительно к научному познанию выделяется три различных исторических типа рациональности - классический, неклассический и постнеклассический, -соответствующие трем основным этапам эволюции научного познания - классическому, неклассическому и постнеклассическому [21, с. 18]. Классификация этапов развития науки осуществляется не произвольно, а под влиянием факторов эволюции естественно-научного знания. Проникая в тайны природы, наука тем самым находит новые способы постижения и объяснения мира окружающих, в том числе социальных, явлений. Изменение типа научной рациональности происходит, по общему правилу, в эпоху глобальных научных революций, сопровождающихся сменой научных картин мира [6].
Способна ли диалектико-материалистическая методология, которая сформировалась в недрах классического этапа развития научного знания и заключает все основные типические характеристики соответствующей рациональности [14, с. 243], в полной мере и адекватно современным тенденциям развития мироздания и знания о нем выразить всю глубину и социальную природу юридических явлений?
Отвечая на этот вопрос, в гипотетическом плане, в частности, можно заметить, что именно классическая методология приводит к известному понятийно-категориальному дуализму (или даже дефинитивной многозначности), который, особенно в юридической науке, вряд ли можно считать продуктивным. Так, руководствуясь стремлением избежать противопоставления между правом и законом, правом естественным и правом позитивным, Я.В. Гайворонская исходя из различения права в целом и позитивного права как его части приходит к тому же дуализму, от которого было желание отстраниться. В данном случае мы имеем дело с нормами правовыми и нормами юридическими, первые составляют право в целом, а вторые - позитивное право (они являются наиболее формализированными и связанными с государством по способу формирования и обеспечения) [1, с. 43]. Но если позитивное право признается частью права в целом, то, соответственно, и нормы позитивного права составляют элементарные частицы права в целом и также могут быть названы «правовыми», если не вдаваться в последующие нюансы в понимании «целого» как «органического» либо «неорганического» образования. Причина такого «юридико-правового» дублирования кроется в том числе в свойственном правовой науке односторонне-объективистском толковании процесса правообразования и односторонне-субъективистском понимании процесса правотворчества. При такой интерпретации результатом первого являются правовые нормы (объективно образовавшиеся), или нормы права [2, с. 72], а следствием второго - юридические нормы (искусственно смоделированные) [1, с. 43].
Но на какой основе допустимо объединять естественное и искусственное в праве, констатировать это в качестве единого развивающегося процесса? Ответ на данный вопрос может способствовать в преодолении ситуации как полного отождествления правообразования и правотворчества, при котором абсолютным образом начинает доминировать искусственное (рационализированное) начало (субъективный фактор), так и ситуации, когда процесс право-образования объективируется и автономизируется от государства настолько, что роль и значение последнего действительно вызывают дополнительные сомнения и критические размышления. Основная методологическая проблема, таким образом, - это нахождение общего знаменателя для интеграции естественного (объективно формирующегося) и искусственно-моделируемого права как элемента «ноосферы» (создаваемого субъектами правотворчества) в рамках единого правообразовательного процесса.
Дихотомия объективного - субъективного, естественного - искусственного в праве (не следует смешивать с проблемой объективного и субъективного права) [12, с. 72-73] приводит одни теории правообразования к отождествлению последнего с правотворчеством, другие - к недоверию по отношению к субъекту правотворчества и, как следствие, во многом к дуализму и новой дихотомии «правовой-юридический». Очевидно, что корень проблемы кроется в мышлении познающего субъекта (например, юридической науки как абстрактного субъекта познания). Модель классического типа рациональности, на которую, главным образом, опирается традиционная юриспруденция, не в состоянии преодолеть разрыв между «объективным» и «субъективным». Хотя в контексте обоснования роли государства в практическом опыте оценки в процессе правотворчества объективных факторов попытки взаимоувязать эти два начала предпринимались, но они не выходили за рамки известной формулы о «субъективном образе объективного мира». Таково было ленинское понимание ощущения как основного источника знания, что находило свое отражение в юридической науке [16, с. 66].
Данная формула могла бы не вызывать никаких вопросов, если бы не те существенные издержи в «производстве» правовых норм, которое осуществляется субъектами правотворчества, «познающими» объективный мир и на этой основе создающими позитивное право. Другая причина «субъективно-объективных» противоречий - укорененное в сознании представление об окружающем мире лишь как о материале для «творчества». Разумность самого «жизненного мира» (не материальных факторов, а именно «жизненного мира», состоящего из людей и взаимодействий) в этом случае практически не предполагается. Во многом поэтому в стремлении преодолеть этот стереотип все чаще обращается внимание на перспективность «исследования природы права как явления, основания которого коренятся в специфике человеческого бытия - интерсубъективного, имеющего собственную онтологическую структуру» [17, с. 72-75]. И есть еще одна сторона вопроса, которая проявляется в случае, если посмотреть на проблему с прямо противоположной точки зрения сторонников объективно формирующегося права, - это объективизм. Но «объективизм, - полагает С. А. Муромцев, - есть не что иное, как наклонность приписывать самобытное существование порядку, который на самом деле создан умственной и нравственной деятельностью людей. По своему существу он есть видоизменение наклонности олицетворять отвлеченные понятия... По Гегелю, народный дух есть лишь индивидуум в ходе всемирной истории» [15, с. 11-12]. Таким образом, крайний объективизм может предстать обратной стороной того же субъективизма.
В рамках настоящего анализа проблемы адекватности отдельных элементов диалектикоматериалистической методологии для исследования процесса правообразования, прежде всего, следует сосредоточить внимание на рассмотрении теории познания («теория познания выступает в качестве философской основы методологии правопознания») [5, с. 66] (гносеологии, эпистемологии), освещающей пути достижения истинного и практически эффективного знания. На основе этого изучения постараемся перейти от традиционной модели непосредственно к аргументации в пользу возможной новой (модернизированной) теории познания в целях осмысления правообразовательного процесса, соответствующей современному (пост-неклассическому) этапу развития наук о духе и наук о природе (В. Дильтей), разделение которых, как замечается в философии науки, становится все более условным.
Краеугольный камень традиционной для отечественной науки теории познания - это теория отражения, которая, как отмечается в правовой литературе, имеет «важное значение для дальнейшей разработки, в частности, проблем правообразования» [20, с. 14]. Диалектикоматериалистическая теория отражения, основанная К. Марксом и Ф. Энгельсом, в процессе разработки была поднята на новую ступень В.И. Лениным (данную теорию нередко называли именно «ленинской» [7; 8]) и использовались в качестве фундамента всей марксистско-ленинской философии.
«Ленинская теория отражения» в советский период выступала в качестве официальной идеологической доктрины. Начиная с 30-х гг. она навязывалась всем советским философам в качестве неоспоримой догмы. По оценке В. А. Лекторского, когда в 60-70-е гг. в отечественной науке появились оригинальные исследования в области теории познания, то и они вынуждены были ссылаться на эту теорию и использовать ее терминологию, хотя, по существу, не могли не отступать от ее догматических принципов. Однако использование терминологии «теории отражения», безусловно, затрудняло обсуждение ряда современных эпистемологических проблем [10, с. 8].
В.А. Лекторский подчеркивает, что В.И. Ленин также не претендовал на то, что его рассуждения об отражении в работе «Материализм и эмпириокритицизм» могут считаться законченной и непогрешимой «теорией», тем более «высшим этапом» марк-систской философии. Понимание В.И. Лениным отражения, по мнению ученого, не совсем ясно и может быть интерпретировано различными в философском плане способами. Ленинское понимание ощущения как «субъективного образа объективного мира» и единственного источника знания
выражало позицию наивного сенсуализма и окончательно стало анахронизмом, по крайней мере, с середины ХХ столетия [10, с. 8].
Такое признание крупного отечественного философа, выраженное всего в нескольких строчках введения к фундаментальной монографии, существенно поколебало основы правоведения, которое искренне верило в силу научной убедительности данной теории, строило исходя из заключенных в ней принципов (положений-постулатов) многочисленные юридические изыскания и выводы.
Принцип отражения считался основополагающим элементом материалистической теории познания, исходящей из признания первичности внешнего мира и воспроизведения его в человеческом сознании. Понятие «отражение» входило в определение диалектического, последовательного материализма. Исследования, выявляющие суть диалектико-
материалистического познания в правоведении, прочно утверждали в нем соответствующие принципы познания. Правоведение получало «опору в реальной логике социального прогресса», ориентировалось на «преобразующую практическую деятельность» [13, с. 7, 17].
Собственно данной «прочностью», укорененностью принципов диалектикоматериалистической теории познания (наряду с принципом отражения к ним относят принцип единства практической деятельности и познания, принцип единства диалектики, логики и теории познания и др.) [9, с. 297] можно объяснить обращающий на себя внимание в правовой науке факт отождествления категорий «правообразование» и «правотворчество». При их рассмотрении в качестве теоретико-познавательной основы фигурирует именно теория отражения, которая ставила субъекта правотворческого познания «за скобки» реальной правовой жизни, одновременно претендуя на точное воспроизведение ее закономерностей и рациональное ими управление.
Центральный вопрос, который решает традиционная теория познания в виде (форме) теории отражения, - это «вопрос о роли сознания в развитии объективного бытия», который изначально определялся «духом» проекта Просвещения, «модерна», ориентированного на практику. В практическом преобразовании природы, общества и самого человека была заключена цель познания и классический идеал рациональности [22, с. 33-34]. В советской науке при констатации необходимости разработки проблем правообразования четко формулировалась мысль, что «объективная действительность, развиваясь в соответствии с определенными закономерностями, позволяет сознанию, их познающему, предвидеть пути движения этой действительности, ее преобразования в будущем. Именно в этом проявляется возрастание роли субъективного фактора.» [4, с. 14].
«Субъект познания» в традиционной модели столь уверен в своих возможностях постижения знания, что может позволить себе, широко пользуясь воображением, далеко отойти от действительности и даже специально «исказить» ее, применяя различного рода фикции, с тем, чтобы в конечном счете получить новый достоверный результат.
Природа таких приемов известна: господствовавшая долгое время фундаментальная метафора «познающий человек - это зеркало» существенно искажала реальное положение дел, что заставляло ожидать от познающего копий, зеркально точных отражений действительности, тогда как на самом деле ожидание и оценки результатов должны быть другими, поскольку познание всегда идет в «режиме» выдвижения гипотез. Это предполагает господство творческого, интуитивного и изобретательного начала, интерпретацию и проверку гипотез, активное смыслополагание, создание идеальных моделей и другие приемы не отражательного, но конститутивного и истолковывающего характера [14, с. 16].
Не отрицая эвристического значения диалектического материализма, выполнявшего, по сути, все основные философские функции (гносеологические - «ленинская теория отражения» как способ познания, онтологические - признание приоритета материальных факторов над «идеальными» в развитии объектов окружающей действительности), тем не менее пола-
гаем возможным сделать вывод о том, что в настоящее время в философии разработаны альтернативные подходы к этим устоявшимся конструкциям, которые вполне убедительны с точки зрения научной аргументации.
Так, у «ленинской теории отражения» есть «преемники» в виде современных эпистемологических концепций, предпочтительно отличающихся от «классики» опытом моделирования познавательного процесса в категориях интерсубъективного, дискурсивного восприятия и оценки наблюдаемых явлений. В этих когнитивных практиках вполне верно утверждается, что зеркально точного отражения действительности в сознании субъекта познания достичь практически невозможно, можно лишь максимально приблизиться к «истине», интегрируя мнения «многих» из участвующих в познавательном процессе, при этом стараясь не столько скопировать изучаемое социальное явление, сколько понять, постичь его глубинную сущность [14, с. 16].
Таким образом, современная эпистемология фактически призывает признать одну простую, но тем не менее значимую вещь: результаты познавательного процесса в виде субъективных представлений и т. п. о мире (и мире права) в той или иной степени всегда отличны от их объективных прообразов, существующих до их включения в процесс познания. Но в то же время сам окружающий мир никогда не представлялся как некая чистая материя, как бытие вне человека и его сознания. Мир, существующий вокруг человека как субъекта познания, -это есть мир, сконструированный самим человеком (речь идет, прежде всего, о том, что последний осознается нами в системе образов, значений, понятий и т.п., созданных и воспроизведенных человеком для себя и других). Поэтому было бы неверно предполагать, что субъект познания правообразующих (правотворческих) факторов решает или может решить эту задачу лабораторным путем, «наблюдая (по Марксу) как естествоиспытатель» [11, с. 162] за тем, что происходит в реальной жизни, поскольку он всегда в той или иной степени является ее участником. Попытки создания абстрактных конструкций субъекта и объекта окажут в процессе исследования правогенеза малый эффект, сравнимый с «музейной ценностью», и не имеющий никакого отношения к реальному процессу правовой жизни. Справедливо применительно к данному выводу указание А.В. Полякова о том, что «общество представляет собой и человеческий продукт, и объективную реальность, в то время как человек есть продукт общества. Иными словами, общество есть одновременно и субъективная, и объективная реальность» [19, с. 219-220].
Не подвергая сомнению роль правотворческого субъекта в создании права, нужно признать его включенность в общий правообразовательный процесс, выражающий собой генетический уровень правовой жизни. В этой модели предполагается, таким образом, что субъект правотворчества, не теряя своей инициирующей роли в процессе создания права, должен всегда сопоставлять свои инициативы с намерениями и инициативами других участвующих в правовой жизни, а значит, и в правообразовательном процессе, «акторов» (субъектов правообразующей активности). «Субъектоцентризм» заменяется здесь интерсубъективностью.
Подобные выводы создают познавательную основу для преодоления дихотомии «объек-тивное-субъективное» при интерпретации права («правовое» и «юридическое» и т.п.) и правообразовательного процесса, нахождения общего теоретического знаменателя для интеграции естественного и искусственного в процессе формирования права.
Литература
1. Гайворонская Я.В. К вопросу о понимании правовых и юридических норм // Правоведение. 2001. № 3.
2. Гревцов Ю.И. Социология права. СПб., 2001.
3. Демидов А.И. О методологической ситуации в правоведении // Правоведение. 2001. №
4.
4. Керимов Д.А. Философия и правоведение // Проблемы методологии и методики правоведения. М., 1974.
5. Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. Л., 1985.
6. Кун Т. Структура научных революций. М., 2003.
7. Ленинская теория отражения и современная наука: Теория отражения и обществозна-ние. София, 1973.
8. Ленинская теория отражения и современность. София, 1969.
9. Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980.
10. Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001.
11. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1.
12. Матузов Н.И. Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2003.
13. Методологические проблемы советской юридической науки / Под ред. В.Н. Кудрявцева. М., 1980.
14. Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002.
15. Муромцев С. А. Образование права по учениям немецкой юриспруденции. М., 1886.
16. Научные основы советского правотворчества / Под ред. Р.О. Халфиной. М., 1981.
17. Невважай И. Д. Философия права: Проблема рациональности права // Правоведение. 1995. № 3.
18. Осипов Г.В. Научное познание в социальном измерении // Вопросы философии. 2005. № 3.
19. Поляков А.В. Правогенез // Правоведение. 2001. № 5.
20. Проблемы методологии и методики правоведения. М., 1974.
21. Степин В. С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. № 10.
22. Честнов И. Л. Актуальные проблемы теории государства и права. Эпистемология государства и права. СПб., 2004.
23. Экимов А.И. Интересы и право в социалистическом обществе. М., 1984.
