Современная социальная политика: мифы и реалии Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

Материалы Международной научной конференции «Качество человеческого потенциала»

22-23 октября 2009 г. ИСЭПН РАН, г.Москва

Современная социальная политиьа: мифы и реалии

Острые социально-экономические диспропорции, негативные демографические процессы: смертность, значительно превышающая рождаемость и более чем двукратно превышающая смертность в развитых странах, низкая продолжительность жизни, депопуляция и продолжающий снижаться средний уровень человеческого и социального капитала сегодня представляют серьезную угрозу социально-политической, экономической и демографической ситуации в стране, особенно в условиях развивающегося кризиса, который еще более обостряет проблемы социальной сферы. Вкладываются огромные средства, чтобы изменить ситуацию, но ожидаемых успехов это не приносит.

И дело все в том, что в основе сложившейся ситуации лежат несколько фундаментальных причин, которые не осознаются или не принимаются во внимание правительством при осуществлении социальной политики. Именно это определяет ее неэффективность, в то время как решение проблемы лежит в другой плоскости.

И прежде всего это связано с тем, что у нас в основе социальной политики лежат ложные парадигмы и мифы.

Во-первых, до сих пор господствует либеральная точка зрения, согласно которой рыночные механизмы, так же как и в экономике, для социальной сферы являются более эффективными, и во все предыдущие годы реформ государственная социальная политика была направлена на уход государства из социальной сферы и насаждения в ней рыночных отношений.

Во-вторых, в ее основе лежит миф о том, что по мере экономического роста будут автоматически создаваться возможности для успешного решения социальных проблем и повышения уровня жизни большинства населения; все проблемы социальной сферы лежат в ресурсной плоскости.

Естественным продолжением такого подхода является то, что достижения в социальной сфере начинают оцениваться и подменяются экономическими показателями, а ориентирами для оценки успешности социальной политики и выработки мероприятий по решению социальных проблем

служат в основном среднестатистические показатели, которые не только не дают реального представления о продолжающимся углубляться социально-экономическом неравенстве и бедности, о существе и глубине проблем деформации распределительных отношений, но даже и дезориентируют.

В-третьих, при подготовке социально-экономических решений задачи макроэкономической и социальной политики рассматриваются, как правило, отдельно, без четкого представления о влиянии состояния и качества социальной среды на социально-экономического развитие страны.

Такому положению дел в многом способствует тот факт, что обратное влияние социальных факторов и качества социальной среды на экономическую динамику в социально-экономической политике осознается лишь на вербальном уровне, и в реальных расчетах во внимание практически никак не принимается.

Финансирование социальной политики все еще продолжает строиться по «остаточному» принципу, а успешность решения социальных проблем и финансирование социальной сферы идет от достигнутого уровня и ставится в зависимость от экономического роста, а не от реальной потребности для решения имеющихся здесь проблем.

Такой подход в условиях сравнительно высоких темпов экономического роста и благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры позволял правительству увеличивать бюджетные расходы, в том числе на увеличение пенсий, пособий, МРОТ, зарплат в бюджетной сфере и т.п. и тем самым создавать иллюзию эффективной социальной политики.

Однако, несмотря на определенные усилия правительства по увеличению оплаты труда в бюджетной сфере, ее уровень еще далек от реальной значимости и важности для государства труда работников этих сфер. Аналогичная ситуация по социальной поддержке и пенсионному обеспечению населения. Анализ показывает также на недостаточный уровень социальной поддержки со стороны государства малоимущим, и прежде всего детям, уровень бедности для которых в 2 раза выше, чем средний по стране.

Анализ эффектов таких мероприятий, как увеличении пенсий, МРОТ, зарплаты работников бюджетной сферы, несмотря на их необходимость и важность, показывает их низкую эффективность на снижение бедности — только 15—20% выделяемых для этих целей ресурсов попадают бедным домохозяйствам, а прогнозные оценки показывают невозможность выхода в обозримой перспективе на европейские стандарты по уровню МРОТ, пенсий и детских пособий. Простое увеличение бюджетных расходов (а кризис ограничивает возможности дальнейшего роста расходов государства на социальные нужды) в рамках принятой парадигмы в принципе не может привести к существенным изменениям в решении проблемы снижения уровня неравенства и бедности, так как не устраняет причин, порождающих это неравенство. Не говоря уже о том, что для радикальных изменений необходимы огромные дополнительные ресурсы, а это инфляционные риски.

Сегодня такой подход к решению социальных задач в связи с замедлением экономического роста и снижения доходов государства ставит перед правительством сложную проблему:

надолго ли хватит запаса прочности и на чем можно сэкономить, чтобы не допустить резкого снижения уровня доходов населения и свертывания социальных программ.

Вместе с тем, условия и предпосылки развития человеческого потенциала определяются распределением ресурсов между людьми, и от характера этого распределения это развитие зависит не меньше, а даже больше, чем от количества самих ресурсов.

Конечно общее количество таких ресурсов зависит от успехов в экономической сфере, но от того, как они распределяются, как показывают исследования, в итоге зависит и сам экономический рост.

Таким образом, для эффективного социально-экономического роста доходы у большинства населения должны быть выше функциональных границ, ниже которых у людей возникают трудности по реализации своих репродуктивных желаний, поддержания здоровья и получения образования, а качество трудовых ресурсов общества и система стимулирования должны быть настроены на максимальное использование возможностей производительных сил общества. Точно также и демографическая проблема не может быть решена несколькими Газпромами — нужно настроить на ее решение и обеспечить возможностями большинство населения страны.

Именно этому должны соответствовать уровень и распределение ресурсов для воспроизводства человеческого капитала и соответствующие распределительные механизмы. И основное значение здесь имеет распределение доходов населения.

Системной характеристикой такого распределения ресурсов является социально - экономическое неравенс-

тво, а его системная роль в определении совокупных функциональных возможностей населения выражается в том, что при одних и тех же интегральных значениях фундаментальных факторов (ресурсов) общий уровень осуществимости и доступности каждой из значимых для развития человеческого потенциала функций может варьироваться в широких пределах.

Являясь таким системным, и по существу определяющим динамику социально-экономических факторов, неравенство доходов почти всегда оставалось на периферии поля зрения не только социальной политики, но и экономической теории. Отсутствие четких, научно обоснованных представлений о прямых и обратных связях неравенства и социально-экономического роста давало почву существованию неверных, глубоко ошибочных точек зрения, которые ложились в основу социально-экономической политики.

Так, до сих пор в основе социальной политики в РФ лежит либеральная точка зрения, согласно которой в странах, осуществляющих модернизацию экономики, рост неравенства неизбежен и представляет собой временное явление. Такие страны должны делать выбор между ограничением роста неравенства и экономическим ростом. По мере экономического роста неравенство стабилизируется, а затем снизится до масштабов, близких к масштабам неравенства в развитых странах, и бедность, обусловленная высоким неравенством, в конечном итоге будет устранена. Именно эта точка зрения была взята на вооружение нашим правительством и определяла вектор социальной политики за все годы реформ.

Сегодня развитие теоретических и практических исследований в этой об-

ласти показывает ошибочность таких представлений.

В последнем исследовании Мирового банка, в основе которого лежат результаты обширных статистических исследований по странам мира, показывается, что зависимость темпа экономического роста от предшествующего неравенства описывается кривой, имеющей форму перевернутой буквы и, и максимальный темп роста соответствует критическому уровню неравенства, который в терминах индекса Джини оценивается как 40 процентных пунктов [1].

Несмотря на то, что выявленная зависимость не объясняет значительной части различий между странами по масштабам неравенства и темпам экономического роста, и поэтому почти не имеет предсказательной силы, статистическое подтверждение отрицательного влияния чрезмерного неравенства на экономический рост имеет очень важные политические последствия.

Еще раньше развитие теоретического моделирования неравенства привело к результату, который смутил самих теоретиков, и пока остается неизвестным политикам. В динамических моделях рынка с накоплением и наследованием имущества неравенство неограниченно возрастает, а рост неравенства, не сдерживаемый прогрессивными налогами и перераспределением доходов, приводит к существенному росту доходов только богатых и обнищанию практически всего остального населения [2. Р. 427—453; 3. Р. 174-191; 4].

Все это блестяще подтверждается на практике динамикой неравенства и относительной бедности в российской действительности, где прогрессивное налогообложение правительством всячески отвергается.

Сегодня в России, несмотря на позитивную динамику роста средних показателей денежных доходов, социальная поляризация и концентрация ввиду форсированного роста самых высоких доходов и зарплат доходов не уменьшались, а продолжали нарастать. Общим следствием проводимой в стране социальной политики являются острые социально-экономические диспропорции в социальной сфере, которые выражаются, в первую очередь, в избыточном экономическом неравенстве доходов и бедности населения, беспредельно высоким неравенством в распределении собственности, и сегодня в связи с кризисом могут получить дальнейшее ускоренное развитие и еще больше обострить и так уже напряженную ситуацию в социальной сфере.

В настоящее время коэффициент Джини в РФ давно превысил критический уровень Мирового банка 0,4 и приближается к отметке 0,5. В 1990 г. относительная граница бедности (ОГБ, 60% от среднедушевого дохода) пролегала между среднедушевыми доходами 3-й и 4-й децильных групп. В 2000-е годы ОГБ приблизилась к среднедушевому доходу в 6-й дециль-ной группе, и вместе с неравенством продолжает расти, и тем больше, чем выше экономический рост и богаче регион. Так, в самом богатом регионе - Москве, где уровень доходов в 3 раза превышает средний по стране и неравенство почти в 2,5 раза выше среднероссийского: 42 против 17 в коэффициентах дифференциации в 2007 г.

Если говорить о перспективе, то наши прогнозные оценки показателей неравенства и относительной бедности (в правительственных документах они вообще не фигурируют) в рамках

Стратегии «2020» для РФ и «2025» для Москвы также показывают их дальнейший рост.

Интересно сравнить при этом уровень европейских стандартов и наших «достижений» в росте показателей неравенства и бедности.

Для того, чтобы понять, как и насколько мы отличаемся от стандартов распределительных отношения в развитых странах и в какую сторону должна быть направлена реформа этих отношений у нас, мы пошли по пути сравнения параметров кривой распределения доходов населения РФ и кривой, близкой к среднеевропейскому стандарту: относительная бедность 10—14%, коэффициент дифференциации — 7—8.

Несмотря на достаточно иллюстративный характер (табл. 1), такой анализ достаточно точно характеризует направления и порядок необходимых изменений.

Так, для приведения кривой распределения доходов в РФ к европейскому стандартам распределения, необходимо ограничение роста доходов только в двух последних децилях, не превышающих существующую в этих

странах ставку регрессионной шкалы налогов. И увеличение доходов 80% населения: почти в 3 раза для 1-го де-циля с постепенным убыванием такого роста вплоть до 8-го дециля включительно.

У нас же существующие сегодня механизмы формирования и перераспределения доходов населения настроены и работают в пользу богатых, большая доля совокупного роста доходов уходит на рост доходов наиболее обеспеченных слоев населения, а на повышение доходов наименее обеспеченных остаются крохи.

В результате реформ в России выиграли только 20% наиболее обеспеченного населения (9-я и 10-я де-цильные группы). Группы населения со средними (близкими к медиане) доходами не только не разбогатели, но и не восстановили свой уровень благосостояния, который они имели в 1990 г. А группы населения с самыми низкими доходами остались за чертой абсолютной бедности.

Все это означает, что отдельные группы населения имеют институциональные преимущества, что позволяет наиболее обеспеченным перетягивать

Таблица 1

Необходимые изменения денежных душевых доходов в децилях по отношению к существующему в настоящее время душевому денежному доходу, %

Децили г Москва Средние поРФ

1 646% 292,4

2 403% 217,7

3 306% 184,0

4 245% 160,6

5 201% 142,1

6 165% 126,5

7 135% 111,9

8 108% 102,4

9 81% 82,1

10 42% 55,7

эффекты экономического роста на себя. Все это в полной мере подтверждается тем, что, как мы уже отмечали, численность относительно бедного населения России неуклонно продолжает расти.

С точки зрения нормальной экономической логики (тем более логики социального государства) это представляется просто абсурдным и показывает, что деформация распределительных механизмов, связанная прежде всего с концентрацией доходов богатых, достигла такого уровня, когда нарушается даже естественная логика снижения бедности по мере экономического роста.

Однако, находясь, как мы уже отмечали, в плену ложной парадигмы и не понимая, что речь идет не о недостатке ресурсов, а об институциональных дефектах системы, правительство не может осуществлять эффективную социальную политику.

Мероприятия правительства по снижению масштабов бедности могут служить хорошей иллюстрацией такой недооценки и даже непонимания этой проблемы.

Во-первых, измерение уровня бедности на основе прожиточного уровня не является достаточно объективным, так как этот уровень определяется на основе субъективных оценок, и в современных условиях уже не отражает реальной ситуации с бедностью.

Во-вторых, определяя уровень бедности на основе прожиточного минимума, правительство связывает снижение масштабов бедности только с повышением МРОТ, зарплаты бюджетникам, пенсий и других пособий, выделяя для этого дополнительные средства. И можно было бы оставаться на таком подходе к оценке бедности и вытекающих из него «очевидных» ме-

роприятий по ее снижению — увеличением МРОТ, пенсий, пособий, зарплат бюджетникам и т.п., — если бы только не низкая эффективность этих мероприятий: только 12—15% выделяемых на эти цели ресурсов попадают к действительно бедным. С другой стороны, как показывает детальный анализ на уровне различных доходных групп населения, даже достаточно радикальные предложения по повышению МРОТ и пенсий, которые в последнее время афишируются многими экономистами и политиками, не могут привести к заметным сдвигам по снижению бедности и избыточного неравенства.

Заметное снижение бедности по такому пути требует значительных ресурсов, что в свою очередь несет в себе опасность инфляции, и поэтому правительственная доктрина исходит из постепенного подтягивания показателей МРОТ и др. до уровня прожиточного минимума. Радикального снижения бедности при таком подходе ожидать не приходится, тем более что инфляция и существующие распределительные механизмы фактически сводят эффект этих мероприятий во времени к нулю.

Конечно, все это необходимо делать, но как? И какое по уровню повышение можно считать необходимым и достаточным? И достаточно ли для решения проблемы бедности только этих мероприятий? Сегодня правительство уровень такого повышения связывает с наличием свободных средств на социальные нужды, а с другой стороны — оно зависит от «вкусовых» предпочтений законодательной и исполнительной власти. Интересно отметить, что случайно или нет, но во всех планах правительства по снижению бедности фигурирует не собственно

показатели бедности, а показатели увеличения МРОТ, пенсий, пособий, зарплат бюджетникам и т.п. Заметные проценты подтягивания этих показателей к прожиточному минимуму демонстрируют «серьезные» усилия правительства по решению проблемы бедности, в то время как эффект этих мероприятий на снижение показателей бедности, как мы уже отметили, относительно мал. Сам же показатель бедности и нормативы его снижения в планах правительства впрямую нигде не обозначены.

Таким образом, все это показывает, что проблема избыточного неравенства и относительного обнищания населения правительством не осознается и не ставится, как важнейшая социальная проблема, а проблема развития социальной сферы сводится лишь к росту абсолютных показателей.

В основе этого, как мы уже говорили, лежит, в том числе, и непонимание того, насколько мощное обратное воздействие на экономическую и демографическую динамику оказывает социально-экономическая дифференциация населения.

Исследования в этой области, проведенные в ИСЭПН РАН в последние годы и основанные на структурном разложении неравенства, дают не только ключ к пониманию этих связей, но и позволяют с хорошей статистической значимостью дать им количественную оценку. Они вскрыли новые, неизвестные до настоящего времени закономерности влияния относительных показателей неравенства и бедности на экономический рост, демографическую динамику и качество человеческого капитала. И здесь, как показал анализ, именно относительные показатели уровня жизни различных слоев или групп населения

проявляют устойчивые и статистически значимые связи с показателями экономического роста и демографической динамики.

Количественная оценка эффектов взаимодействия социальных и экономических факторов является важным и принципиально новым результатом разработанной нами теории и методологии анализа влияния социально-экономической дифференциации населения на экономическую и демографическую динамику, которая позволяет утверждать, что факторы избыточного неравенства и высокой относительной бедности являются определяющими в объяснении динамики социально-экономических и демографических показателей.

Наш новый подход базируется на двух основополагающих моментах.

Во-первых, как показали многочисленные исследования, общие показатели неравенства (например, коэффициент Джини или дифференциации) не проявляют заметных статистических связей ни с показателями экономического роста, ни с демографической динамикой. Дело в том, что показатель неравенства может быть одним и тем же в двух диаметрально разных ситуациях: 1) когда много богатых и мало бедных и 2) когда много бедных и мало богатых. А само влияние неравенства на экономическую и демографическую динамику также носит двоякий характер. С одной стороны, возможность достижения высоких доходов и потребительских стандартов стимулирует людей на более качественный, квалифицированный и интенсивный труд, что положительно влияет на экономический рост. С другой стороны, часть населения, живущая за чертой относительной бедности, испытывает нейро-психологи-ческую напряженность, связанную с

низкой оценкой социальных перспектив, безвыходностью социально-экономического положения, отсутствием путей для желаемой реализации своего человеческого потенциала. Эффект негативного социального напряжения подобен эффекту тяжелой депрессии, при которой ценность жизни утрачивается.

Во-вторых, для разделения положительных и отрицательных эффектов неравенства и выявления статистических зависимостей мы производим разложение общих показателей неравенства на структурные компоненты, исходя из того, что различным видам экономического, социального и демографического поведения населения соответствуют определенные функциональные границы или пороговые уровни доходов, переход через которые необходим для того, чтобы соответствующие виды поведения были полноценно осуществимыми. Определение такой функциональной границы для того или иного вида активности позволяет не просто фиксировать размеры существующего неравенства, а подразделить его на нормальное и избыточное неравенство с точки зрения осуществимости человеческих возможностей. Неравенство доходов выше функциональной границы мы интерпретируем как нормальное, а неравенство доходов ниже нее — как избыточное.

Именно после такого подразделения (на основе статистической оценки соответствующих функциональных границ и их изменчивости при изменяющихся условиях) объяснение воздействия неравенства на макроэкономические и демографические показатели приобретает окончательную ясность, которую искали, но не могли найти до этого многочисленные исследователи.

На основе этой новой методологии были проведены обширные исследования взаимосвязей структурно-функциональных характеристик экономического неравенства с основными показателями социально-экономического и демографического развития как России в целом, так и отдельных регионов. Анализ таких связей показал, что нормальное неравенство всегда обнаруживает себя как позитивный фактор, а избыточное неравенство — как негативный, и динамика социально-экономических и демографических процессов хорошо объясняется динамикой соотношений между этими факторами.

Так, из совместного анализа значений функциональных границ по экономическому росту и демографической динамике и соотношений доходов по децильным группам населения с этими функциональными границами следует, что значения таких границ в 2—2,5 раза превосходят прожиточный минимум и составляют 60—70% среднедушевого дохода. Доходы более 60% населения лежат ниже этих границ, что не позволяет этой большей части населения эффективно реализовывать себя в экономике и накладывает ограничения на их здоровье и репродуктивное поведение.

Выявленные статистические зависимости позволяют говорить об исключительной значимости фактора неравенства в российских условиях: при оптимальном перераспределении доходов, снижающим величину коэффициента дифференциации до 7—10, рост ВВП в период 2000—2007 гг. мог бы быть выше фактического на 30—50%, а при годовом росте реальных доходов на 10% — в принципе, можно было бы выйти на положительный естественный прирост населения в размере 3,3 промилле.

Таким образом, можно сказать, что параметры распределительных механизмов, когда неравенство находится в пределах значений 7—9 для коэффициента фондов, являются оптимальными как в экономическом, так и в общестратегическом (в том числе, геополитическом) плане. Именно при таких параметрах распределения большая часть населения сможет реализовывать свои чаяния в экономическом и репродуктивном поведении, сохранении своего здоровья, наращивании человеческого потенциала и т.п., что является в этом смысле и общественно справедливым.

Так и теория, и практика говорят о том, что без переналаживания распределительных механизмов в сторону разумного ограничения роста самых высоких доходов, мы никуда в лучшую сторону не двинемся, — даже если сегодня мы все разделим поровну, неравенство очень быстро вернется на круги своя.

Основной путь корректировки распределительных механизмов — это механизмы перераспределения доходов в системе «налогообложение — социальные льготы». В странах с рыночной экономикой уже в течение длительного времени осуществляется государственное регулирование (или социальное планирование), направленное на выравнивание материального положения различных доходных групп населения, и такая система признается наиболее важной частью механизма перераспределения доходов.

Эффективность такого государственного регулирования можно увидеть на примере США. Выравнивание распределения доходов в США при переходе в результате перераспределения от первоначальных рыночных к располагаемым доходам приводит к снижению децильного коэффициен-

та дифференциации в 4,5 раза (с 67,6 до 14,7) и к повышению реальных доходов нижней бедной группы почти в 5 раз! У нас же налогообложение неравенство увеличивает! Этот факт сегодня правительством совершенно игнорируется и реформой распределительных отношений оно совершенно не озабочено, сосредоточивая свои усилия в социальной политике только на ресурсной, а не на институциональной, распределительной компоненте.

Например, правительство и многие депутаты считают, что раз у нас плоская шкала налогов, то налогообложение для всех равномерное. Ничего подобного. Зарплату трудящихся дважды облагают налогом. Сначала снимают единый социальный налог (ЕСН) с фонда оплаты труда — 26,2%, а потом еще с зарплаты 13% — подоходный налог. Получается, что трудящийся отдает со своих доходов практически 40%. А человек, который живет на дивиденды, банковский процент или с аренды собственности — лишь 9—13%. Если он хранит свой вклад под проценты Центробанка, то вообще не платит с них налогов. При этом, как показывает наша статистика, основные доходы у 10% богатых — почти на 70% это именно такие доходы, а не зарплата (рис. 1).

Еще более разительная картина наблюдается для г. Москвы, где доля «других» душевых денежных доходов в 2006 г. в 9 и 10 децилях превышает 90% душевых денежных доходов. Но наиболее разительно отношение значений «других» душевых денежных доходов 10-го и 1-го децилей в 2006 г., равное 828, почти в 2 раза превышает это отношение в 2003 г. И более чем в 15 раз превышает это отношение в среднем по России (55).

Все это говорит о том, что, во-первых, основой благосостояния

<3 0,6 ч

0,4

□ доли соц-х трансфертов

□ доли "других" денежных доходов

5 6 децили

□ доли пенсий

□ доли зарплаты

Рис. 1. Структура душевых денежных доходов населения РФ в 2007 г.

Таблица 2

Налоги на душу в % от душевого денежного дохода с налогами

в г. Москве в 2006 г.

Децили

Налоги

1 2

3

4

5

6

7

8

9

10 средние

26,0% 25,2% 27,9% 30,6% 31,1% 29,4% 32,1% 20,5% 12,2% 12,9% 19,7%

1

0

двух самых богатых групп населения является не заработная плата, а другие, «рентные» доходы, а, во-вторых, концентрация этих доходов является основным фактором неравенства в

РФ и, в том числе катастрофического неравенства населения в г. Москве. Реальная налоговая нагрузка для различных доходных групп в г. Москве приведена в табл. 2.

При таком одностороннем подходе заметного снижения масштабов неравенства и бедности в принципе достичь невозможно, а улучшение отдельных показателей до уровня развитых стран требует значительных дополнительных ресурсов со всеми вытекающими отсюда инфляционными рисками.

Анализ показывает, что для приведения кривой распределения доходов домохозяйств к европейскому стандарту распределения, необходимо ограничение роста доходов только в 2 последних децилях. При этом эти ограничения падают в основном на последние 2 дециля, и то в размерах, не превышающих существующую в этих странах ставку прогрессивной шкалы налогов.

Таким образом, реформа распределительных отношений позволяет в принципе решить эти проблемы без привлечения дополнительных ресурсов. Общая денежная масса доходов при этом остается неизменной, так как мы меняем только пропорции ее распределения по различным доходным группам, и инфляционной составляющей в таком подходе нет.

Иначе говоря, приведение распределительных механизмов к «мировым» стандартам (на которые так любят равняться наши реформаторы) резко улучшит положение 80% населения, снизит неравенство и бедность до приемлемых уровней и уменьшит темпы роста доходов практически только у 10% населения. И самое главное — устранит механизм воспроизводства чрезмерного неравенства и относительной бедности.

Итак, на сегодняшний день мы видим, что основная проблема неравенства и бедности населения лежит не в плоскости недостатка ресурсов, а в

механизмах их распределения и перераспределения. Этот вывод представляется очень важным в современных условиях, когда кризис ограничивает возможности дальнейшего роста бюджетных расходов государства на социальные нужды.

Все это требует радикальной смены парадигмы социально-экономической политики и ее переориентации на нужды большинства населения, которая невозможна без радикальной перестройки распределительных отношений.

Перераспределение доходов — это и ключевой момент, и системный и принципиально важный способ создания оптимальных условий для ускорения экономического роста и изменения направления вектора демографической динамики. Без увеличения налоговой нагрузки на сверхдоходы и увеличения доходов малоимущих, мы проблему нарастающей относительной бедности и увеличивающегося разрыва бедные — богатые не решим.

Наши расчеты показывают принципиальную возможность такого перераспределения, и что такая коррекция может быть осуществима не путем вливания дополнительных средств, а только перестройкой распределительных механизмов (в пределах существующих в Европе и США нормативов), когда одновременно с увеличением доходов малоимущих происходит сокращение разрыва в темпах роста доходов богатых и бедных и переноса тяжести налоговой нагрузки на богатые слои населения.

Как показывает анализ, переход на «оптимальный» характер перераспределения доходов может затронуть не более 8—9% общего объема доходов и значительно (до 7—10 в значении децильного коэффициента диф-

ференциации)) снижает неравенство, абсолютную и относительную бедность.

Именно поэтому перенос фокуса социальной политики на реформу распределительных отношений может не только скомпенсировать отрицательные последствия сегодняшнего кризиса, но и вывести социальную политику на траекторию общественно справедливой и соответствующем нор-

мам современного социального государства.

Одновременно с этим необходима серьезная модификация и расширение системы статистики социальной сферы, куда должны быть включены структурно-функциональные показатели неравенства и относительной бедности, которые должны стать ключевым ориентиром согласованной экономической, социальной и институциональной политики.

Литература

1. World Bank. Equity and Development: World Development Report 2006. - N.Y.: The World Bank and Oxford University Press, 2006.

2. Atkeson A., Lucas Jr. R.E. On efficient distribution with private information // Review of Economic Studies. 1992. Vol. 59. № 3.

3. Phelan C. On the long run implications of repeated moral hazard // Journal of Economic Theory. 1998. Vol. 79. No 2.

4. Farhi E., Werning I. Inequality, social discounting and estate taxation. NBER working paper No 11408. 2005. www.nber. org/papers/w11408

А.Ю. Шевяков,

д.э.н., профессор директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН