CC BY
21
ИНТЕРВЬЮ
«СОВМЕЩЕНИЕ ПОЗИЦИЙ УСИЛИВАЕТ ОБЩЕСТВЕННУЮ ЗНАЧИМОСТЬ
СОЦИОЛОГИИ»
С просьбой прокоментировать положения, высказанные И. В. Задориным в его интервью, опубликованном в нашем журнале (2004, N 2), мы обратились к Б. З. Докторову, многие годы занимающемуся изучением общественного мнения
— Как Вы оцениваете положения, высказанные И. В. Задориным в его интервью, данном нашему журналу?
— Суть его рассуждений сводится к тому, что современный российский социолог в силу сложившихся в обществе и в науке обстоятельств должен существовать в двух ипостасях: в позиции "академика" и "прикладника", и что смешение этих позиций подрывает репутацию социологии. Отсюда вытекает следствие: чтобы минимизировать потерю репутации, "каждый из нас должен ясно определить свою роль и место в нашем сообществе". Академические ученые должны "двигать" науку, создавать новые теоретические и эмпирические методы познания, обеспечивать потребности завтрашнего дня, они должны быть беспристрастными. Дело прикладников в сфере политической или промышленной социологии — искать технологии для решения конкретных задач в интересах тех, кто принимает
решения, т. е. властных или управляющих структур.
Безусловно, и в личной жизни, и на институциональном уровне социологи — не только в России — нередко ощущают дискомфорт, порождаемый необходимостью одновременной работы в чистой науке и в прикладной сфере. Но не вполне ясно, почему такое совмещение ролей само по себе подрывает репутацию науки. На мой взгляд, это происходит лишь в том случае, если социолог не справляется с ролями. Но в той же мере недоверие науке возникает и в других случаях. Например, если "академик" плохо решает "чистые" проблемы, а прикладник — предлагает слабые решения для
ДОКТОРОВ Борис Зусманович — доктор философских наук, с 1994 г. живет в США (bdoktorov@worldnet.att.net). В последние годы в журнале «Телескоп: наблюдения за
повседневной жизнью петербуржцев» им опубликована серия статей по истории изучения общественного мнения в США и
практики. А разве не возникает общественный пессимизм относительно возможностей социологии, если теоретик не в силах оказать профессиональную консультацию хотя бы в общем очерчивании конкрентых региональных проблем, а прикладник — способен лишь на описание собранной информации?
Мне представляется, что в дилемме, обозначенной Задориным, а она действительно существует, следует выделять личное и институциональное; ситуативное (временное) и постоянное; присущее самой природе социальной проблемы и организационное; обусловленное внутренними причинами познавательных процессов и вызванное внешними обстоятельствами, и т.д. Такое послойное рассмотрение ситуации совмещения, или смешения, позиций позволит лучше разобраться в этом явлении и избежать ненужного пессимизма.
— А в чем Вы согласны с Задо-риным?
— Задорин прав в том, что в относительно недалеком советском прошлом внутрицеховое разделение социологов было более контрастным, чем сейчас. Относительно небольшое количество исследователей работали в подразделениях Академии наук, были преподаватели вузов и партийных школ, а также социологи, работавшие над решением прикладных отраслевых, внутрипроизводственных и региональных проблем. Следует заметить, во-первых, что указанная контрастность во многом была надуманной и вынужденной. И во-вторых, даже в те годы такое расслоение никогда не было "абсолютным". Большинство опытных социологов одновременно работали в разных нишах, несмотря на то, что совместительство не приветствовалось.
— Чем Вы можете объяснить свою приверженность "смешению позиций" социолога?
— Сторонником подобной точки зрения делают меня изучение истории становления исследований общественного мнения в России и Америке, а также определенное знание организации науки в этих странах. Кроме того, такое видение ситуации следует и из моего собственного профессионального опыта, включающего в себя работу во всех сферах социологической деятельности, выделенных Задориным. Вначале я преподавал в лениградской Высшей партийной школе и проводил исследования по тематике, интересовавшей партийные органы. Около 20 лет я проработал в социологических подразделениях РАН, занимаясь, в частности, изучением общественного мнения по заказам партийного руководства города. Одновременно я читал разные социологические курсы в разных вузах, на рубеже 80-х — 90-х годов работал во ВЦИОМ, участвовал и продолжаю участвовать в прикладных разработках, осуществляемых независимыми коммерческими структурами.
Может ли в принципе успешно преподавать социологию человек, не вовлеченный в теоретические или прикладные социологические разработки? Ведь в большинстве случаев эти "уроки" будут примитивной, лишенной рефлексии передачей содержания учебников и конспектов, по которым когда-то учился сам преподаватель. Образовательный процесс эффективен лишь тогда, когда студенты видят перед собою "живого" исследователя, которому зачастую с огромным трудом и, бывает, с глубоким нежеланием, приходится отрываться от рабочего стола или в самый острый момент оставлять полевые работы.
Весьма плодотворным является участие теоретиков, знающих методологию и методы своей науки, в анализе и отыскании решений практических задач, причем таких решений, которые нужны управленческой структуре именно "сейчас". Самые глубокие, революционные идеи относительно процессов урбанизации в разных культурах, концепции социально-структурных изменений в различных обществах, теория фунцио-нирования средств массовой информации и их влияния на общественное мнение выросли из заказных, прикладных — в буквальном смысле слова — исследований. В решении этих проблем испытывали острую потребность чиновники, ответственные за разработку догосрочных планов развития городов и регионов; рекомендации социологов нужны были для определения стратегии финансирования развития науки и образования; в них были заинтересованы политики, военные и журналисты, которые в годы Второй мировой войны занимались пропагандистскими и контрпропагандистскими кампаниями.
— Не могли бы Вы рассказать о том, как в США складывались отношения прикладников и "академиков" в период становления современной практики и технологии изучения общественного мнения?
— Начну с сюжета, раскрывающего детали становления первой — на несколько месяцев раньше Института Гэллапа — в Америке, а значит и в мире, службы проведения опросов, известной как The Fortune Poll; многие годы она возглавлялась Элмо Роупером (Elmo Burns Roper, 1900— 1971). Здесь два основных действующих лица — Ралф Ингерсол (Ralph Mcallister Ingersoll, 1900—1969), выдающийся издатель и редактор, много сделавший для создания журнала
«Fortune», и Арчибальд МакЛейш (Archibald MacLeish, 1892—1982), известный поэт, общественный и политический деятель, один из крестных отцов The Fortune Poll.
В начале 1935 г. редакция журнала «Fortune» решила финансировать маркетинговые исследования и зон-дажи общественного мнения. Дело было новым, и потому МакЛейш, уча-ствоваший в предварительных обсуждениях, решил, что их проект требует серьезной научной проработки. Он организовал встречу со своим другом Джеймсом Конантом (James Bryant Conant, 1893—1978), выпускником Гарварда и в то время президентом этого университета. Когда Ингерсол и МакЛейш — Роупера на этой встрече не было — рассказали Конанту о своей задумке, он воскликнул: "Чрезвычайно важная идея! Это революционизирует функции демократии. И вы пришли с вашей идеей туда, куда надо, где научные дисциплины могут сотрудничать с по-деловому настроенными людьми". Он сравнил идею опросов с изобретением паровой машины и вспомнил, что сотрудничество Джеймса Уатта с Лондонским университетом изменило мир. Потом Конант стал говорить о том, что статистики университета помогут в организции выборки, что работа найдется для психологов и психиаторов, и, наконец, воскликнул: "О, Боже, это грандиозно!".
Но затем вмиг все изменилось, и он сказал: "Нет. Мы ничего с этим делать не можем. Ничего". МакЛейш поинтересовался: "В чем дело,
Джим?". Тогда посетителям было объяснено, что университет должен оставаться вне политики: "...Пожалуйста, уходите и никогда не говорите, что вы были здесь".
Итак, первый контакт людей, почувствовавших, интуитивно понявших важность и перспективность
изучения общественного мнения, с академиками оказался скомканным, неудачным. Традиции Гарварда, во всяком случае, в их интерпретации президентом университета, не позволили университетским ученым откликнуться на вызов практики.
Однако уже через два года именно представители академической науки создали журнал «The Public Opinion Quarterly», объединивший усилия всех — тогда не очень многих, — кто разрабатывал феноменологию общественного мнения и кто делал первые шаги в измерении установок. Инициаторами были Девитт Пул (DeWitt Clinton Poole, 1885— 1952) и Хэдли Кэнтрил (Albert Hadley Cantril, 1906—1969), профессора Принстонского университета. Первым редактором стал их коллега Харвуд Чайлдс (Harwood Lawrence Childs, 1898—1972). Среди членов стартовой редколлегии были профессора Гарварда и Университета Вашингтона.
Второй сюжет касается истории возникновения исследований отношения населения разных стран к Америке и американцам, темы, в которой теснейшим образом переплетаются фундаментальная проблематика и острополитические аспекты.
В Дартмутском колледже профессор Адельберт Амес (Adelbert Ames, Jr., 1880—1953) построил физическую модель глаза и проводил сотни опытов по восприятию человеком наблюдаемых объектов. Он обнаружил неизвестные науке аномалии зрения и придумал линзы, корректирующие эти аномалии. Среди множества изобретений Амеса, показывавших, что восприятие мира человеком является продолжением накопленного им опыта, самым известным является "Комната Амеса". Это специально сконструированная комната, которая при рассмотрении
ее через набор линз выглядит нормальной. Однако стены и окна комнаты имеют форму трапеции, и один угол намного более удален от наблюдателя, чем другой. В результате, когда два человека одинакового роста стоят в углах комнаты, один из них кажется маленьким, а другой — гигантом.
В конце 1940-х Хэдли Кэнтрил, учившийся в Дартмуте, начал работать с Амесом. Они создали психологическую теорию транзактивных процесов, положения которой использовались Кэнтрилом при исследовании общественного мнения.
В годы войны Кэнтрил был советником президента Рузвельта по взаимодействию с общественным мнением, и многие опросы, проводившиеся непосредственно для президента, финансировались гуру рекламного мира Джерардом Ламбером (Gerard Barnes Lambert, 1886— 1967), получившим образование в Принстонском и Колумбийском университетах.
Весной 1952 г. Ламбер попросил Кэнтрила зайти к нему и принести несколько "игрушек" Амеса. Во встрече участвовали несколько бывших выпускников Принстона. Кэнт-рил показал им изобретения Амеса, пояснил природу зрительных иллюзий и провел аналогии между индивидуальным зрением человека и тем, как происходит восприятие окружающего мира значительными группами людей. Гости Ламбера обладали, подобно ему, многомиллионными состояниями, и они сразу приняли решение о создании фонда для финансирования трехлетней програ-мы изучения образа Америки в сознании населения других стран.
Кэнтрил был крайне занят преподаванием и административными делами в Принстоне и не мог включиться полностью в эту програму. Он
пригласил возглавить ее своего друга Ллойда Фри (Lloyd A Free, 1908— 1996), одного из пионеров проведения международных и кросс-культур-ных опросов общественного мнения. Опросы были проведены в четырех странах, отбранных в силу различия их социо-политических структур и специфики проблем, стоявших перед ними в те годы: Японии, Таиланде, Италии и Франции. 300 копий отчета были направлены в правительственные и академические структуры. Исследование получило высокую научную оценку и вызвало повышенный интерес среди политиков. Но то, что произошло дальше, оказалось неожиданным даже для Кэнтрила и Фри.
В 1955 г. Нельсон Рокфеллер (Nelson Aldrich Rockefeller, 1908 -1979), правнук основателя Фонда Рокфеллера, крупный бизнесмен, амбициозный политик и известный филантроп, знавший об исследованиях Амеса и ознакомившийся с отчетом Фри, попросил Кэнтрила и Фри приехать к нему в Вашингтон. Он узнал у них, как им хотелось бы расширить исследования восприятия Америки населением других странах. Однако ни Кэнтрил, ни Фри не предполагали продолжать этот проект, у них были другие планы. Тогда Рокфеллер спросил их, сколько им надо денег, чтобы делать то, что они хотели бы делать до конца их жизни. Кэнтрил попросил два миллиона долларов на двоих. Рокфеллер немедленно ответил, что он попытается найти один миллион в Фонде братьев Рокфеллер, в котором он был тогда президентом, но, если не сможет, то сам даст им эту сумму денег. Кончилось тем, что Кэнтрил оставил свою работу в Принстоне, Фри отказался от поступавших ему заманчивых предложений о работе, и они создали некоммерческую корпорацию The Institute
for International Social Research. Под руководством Кэнтрила и Фри было проведено множество исследований отношения населения разных стран к Америке.
Классикой политической социологии и ярким примером ценности опросов общественного мнения стало исследование Фри, проведенное им на Кубе в апреле — мае 1960 г. К тому времени прошло чуть более года после прихода к власти Фиделя Кастро и оставалось менее года до вторжения американцев на Кубу в заливе Свиней. Целью исследования было определение отношения кубинцев к политике Кастро. В ходе опроса были зафиксированы высокая поддержка населением политики Кастро и глубокие переживания по поводу возможности возвращения режима Батисты. Отчет Фри был направлен в Белый Дом, в Госдепартамент, в различные государственные структуры и в средства массовой информации. В августе 1960 г. «The New York Times» опубликовала значительные фрагменты отчета.
Но наступал завершающий период деятельности администрации Эйзенхауэра, готовившей вторжение на Кубу, и результаты Фри не были использованы. Новый президент Джон Кеннеди и его главные советники не были знакомы с материалами исследования, однозначано показывавшими готовность кубинцев защитить революцию; из этого следовала высокая вероятность поражения Америки в попытке свержения Кастро. Кеннеди был жадным потребителем информации об общественном мнении, но, с точки зрения одного из экспертов, результаты Фри неслучайно не дошли до Кеннеди. Похоже, они были похоронены в ЦРУ или Госдепе, где были сильны антикастровские настроения.
Сейчас нет возможности для анализа примеров из истории советской и современной российской социологии, которыми можно было бы проиллюстрировать тезис о полезности, плодотворности смешения позиций академического исследователя и прикладника. Однако хотелось бы напомнить, что основополагающие принципы изучения общественного мнения и массового сознания, развитые Б. Грушиным, — это отражение, продолжение его прикладых разработок, выполненных под патронажем "Комсомольской правды". В той же мере работы Ю. Левады и его коллег Л. Гудкова, Б. Дубина, А. Левинсона и других одновременно носят прикладной характер и развивают теорию изучения современного
российского общества.
Я убежден, что общественная значимость социологии усилится, если будут активно осваиваться известные формы взаимодействия социологов, работающих в разных департаментах, сферах, нишах науки и если будут вестись поиски новых направлений для углубления профессиональной кооперации.
Беседовал Евгений Панов
Interview with Boris Doktorov, an independent researcher from the USA, deals with two roles of a sociologist — academic and practical. Doktorov speculates on the interaction between applied science and pure academics in the USA in the time, when the current practices and modern technologies of public opinion research were forming.
