CC BY
5014. GARF. F.102. Op. 234. 1906 g. Osobyj otdel. D.5. CH.15. L. A.
15. Trudy S"ezda predstavitelej zapadno-russkih pravoslavnyh bratstv, sostoyashchegosya v g. Vil'ne, po iniciative Vilenskogo pravoslavnogo svyatoduhovskogo bratstva, 2 - 5 avgusta 1909 goda. - Vil'na, 1909. - 138 s. : il.
16. Angel'skij V.A. Istoricheskaya pamyatka zapadnorusu / svyashch. V. Angel'skij. - Vil'na: Vilenskoe Svyato-Duhovo bratstvo, 1913. - 24 s.
ЛАВРИНОВИЧ ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, первый проректор Могилевского государственного университета им. А.А. Кулешова
LAVRINOVICH, DMITRY S. - Doctor of History, Professor, First Vice-Rector of Mogilev State University named after A.A. Kuleshov (info@helry.com).
УДК 94:327(47+57):438« 1925/26»: 94(476)« 1925/26»
МЕЗГА Н.Н.
СОВЕТСКО-ПОЛЬСКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ О ДОГОВОРЕ О НЕНАПАДЕНИИ
В 1925-1926 ГГ. И БЕЛАРУСЬ
Ключевые слова: СССР, Польша, Беларусь, Рижский договор, советско-польские переговоры, договор о ненападении, национальные меньшинства, Локарно.
В статье рассмотрен ход советско-польских переговоров в 1925-1926 гг. о договоре о ненападении. Показано, что международная обстановка, связанная со сближением Германии со странами Запада, подтолкнула СССР и Польшу к началу переговоров. Данные переговоры имели важное значение для Беларуси, разделенной в соответствии с Рижским договором. Белорусский вопрос не стал самостоятельным в ходе переговоров. Однако их начало привело к определенной корректировке политики СССР по отношению к Западной Беларуси и некоторому спаду напряженности на белорусском участке советско-польского противостояния. При этом осталась неизменной советская политика, имевшая целью ревизию той международной системы, которая была создана в Восточной Европе Рижским и Версальским договорами.
MIAZGA, MM.
SOVIET-POLISH NEGOTIATIONS ON A NON-AGGRESSION PACT IN 1925-1926 AND BELARUS
Keywords: USSR, Poland, Belarus, The Riga Pact, Soviet-Polish negotiations, Non-Aggression Pact, national minorities, Lokarno.
In the article discusses the progress of Soviet-Polish negotiations about a non-aggression pact in 1925-1926. It is shown that the international situation associated with the rapprochement of Germany with the Western countries pushed the USSR and Poland to start negotiations. These negotiations were highly important to Belarus, whose territory was divided in accordance with the Riga Treaty. The situation around Belarus was not discussed as a separate topic during the negotiations. However, the fact that negotiations started led to a certain adjustment of the USSR's politics towards Western Belarus and a certain decline in tension in the Belarusian sector of the Soviet-Polish confrontation. At the same time, the Soviet policy remained unchanged, and its goal was to revise the international system that was established in Eastern Europe by the Riga and Versailles treaties.
Рурский кризис вызвал серьезные изменения в международной ситуации. Стало очевидным улучшение отношений между Германией и ее западными противниками по Первой мировой войне. Свидетельством этому служили решения Лондонской конференции лета 1924 года. Принятие на ней «плана Дауэса» должно было привести к скорому восстановлению экономики, а значит и военного потенциала Германии. Кроме того, Франция должна была произвести эвакуацию своих войск из Рурской области. В повестку дня был поставлен вопрос о вступлении Германии в Лигу Наций. Эти изменения на германском участке международных отношений непосредственно затрагивали интересы Советского Союза и Польши. Оба государства считали их неблагоприятными для себя. По мнению советского руководства, сближение Германии с Западом создавало угрозу для тех отношений сотрудничества, которые установились между Москвой и Берлином на основе Рапалльского договора. Польские правящие круги исходили из того, что улучшение отношений Германии со странами Запада приведет к росту германского реваншизма, и направлен он будет прежде всего на Восток.
Важным фактором развития международных отношений в 1924-1925 гг. стало юридическое признание Советского Союза большинством капиталистических государств. Это было обусловлено и изменениями в советской внешней политике. Осуществление утвердившегося в советском руководстве курса на построение социализма в одной стране было невозможно без развития экономических отношений с капиталистическими странами. Это требовало также нормализации политических отношений с ними. Не составляли исключения и отношения с Польшей. Во второй половине 1924 г. ряд фактов свидетельствовал об улучшении советско-польских отношений. 25 августа было подписано соглашение о реэвакуации имущества и взаимной компенсации в соответствии с Рижским договором. К осени 1924 г. была завершена
работа по проведению польско-советской границы на местности и подписан соответствующий протокол. 8 ноября вручил верительные грамоты новый полномочный представитель СССР в Польше П. Войков. В декабре в интервью для польской печати он отметил улучшение советско-польских отношений и высказал мнение, что открываются широкие возможности для развития торговли между двумя странами [1, с. 345].
Наметившаяся тенденция к улучшению отношений между СССР и Польшей открывала возможности перехода к активным переговорам о торговом и политическом договорах между ними. В декабре 1924 г. в Берлине состоялась встреча сотрудника советского торгпредства в Германии В. Раевского с директором департамента торговли министерства промышленности и торговли Польши Х. Танненбаумом. Польский политик заявил, что группа во главе с В. Грабским и А. Скшиньским считает выгодным договориться с СССР, так как это позволило бы нормализовать экономическое развитие Польши и предложил начать переговоры по широкому кругу проблем. Польская сторона предполагала обсудить и подписать, в том числе, соглашения о признании территориальной целостности государств, невмешательстве во внутренние дела друг друга, неучастии во враждебных коалициях [1, с.344].
Польское предложение относительно переговоров 18 декабря обсуждалось на заседании Политбюро ЦК РКП(б), причем было решено «ответить Польше согласием на ведение переговоров и посылку для этой цели в Польшу представителя НКИД, не исключая возможности поездки Чичерина». Однако в решении Политбюро сразу же обозначилась неизменность стратегической линии советского руководства на переустройство той системы международных отношений, которую установили в Восточной Европе Рижский и Версальский договоры. Определяя советскую позицию в связи с переговорами с Польшей, Политбюро указало, что при их ведении следует «не отказываться от принципа исправления границ между СССР и Польшей» [2, с.10].
Готовясь к началу переговоров, ни польская, ни советская сторона не выделяли белорусский вопрос, как их самостоятельный аспект. Однако объективно постановка польским правительством вопроса о включении в будущие соглашения положения о гарантии территориальной целостности и невмешательстве во внутренние дела друг друга, как и тезис советского руководства о нежелании отказываться от принципа исправления советско-польской границы, непосредственно затрагивали Беларусь, разделенную в соответствии с Рижским договором. Территория Беларуси после Рижского мира оставалась одним из участков серьезного противостояния между СССР и Польшей в их борьбе за доминирование в Восточной Европе. Для Польши важно было, чтобы в предполагаемом договоре с СССР рижская граница получила новые гарантии. Советское руководство держало курс на ревизию этой границы в перспективе, результатом чего должно было стать, в частности, включение Западной Беларуси в состав Советского государства. Территория БССР служила плацдармом для организации антипольского партизанского движения на территории Западной Беларуси. Поэтому для польского правительства важно было зафиксировать в будущем договоре положение о невмешательстве во внутренние дела, что, в числе прочего, означало отказ Москвы от поддержки антипольских акций в Западной Беларуси и Западной Украине. Таким образом, достижение соглашения по ряду ключевых вопросов в отношениях между СССР и Польшей могло существенно повлиять на ситуацию на территории Беларуси.
То, что советская политика стремилась к переустройству Восточной Европе за счет Польши, подтверждают дипломатические контакты между советскими и германскими дипломатами в декабре 1924 г. 4 декабря во время беседы с послом Германии в СССР У. Брокдорф-Ранцау член коллегии НКИД В. Копп заявил, что для советского руководства достижение соглашения с Германией по польскому вопросу «является очень желательным». Советская сторона предложила организовать совместное выступление против Польши, если Германия не отказалась от своих территориальных претензий. Германский посол заметил, что Германия не может отказаться от территориальных претензий к Польше, но в настоящий момент невозможно добиваться их реализации силой [3, с.64]. В телеграмме статс-секретаря германского МИД А. Мальцана послу в Москве от 13 декабря отмечалось, что основная причина волнений в Восточной Европе - игнорирование этнического принципа при определении границ Польши. Здесь интересы Германии и России совпадают, и что «для Германии и России решение польского вопроса лежит скорее всего в вытеснении Польши к ее этнографическим границам» [4, с. 239-240].
20 декабря состоялась встреча Г. Чичерина с У. Брокдорф-Ранцау, в ходе которой германский посол, в соответствии с полученными от своего правительства указаниями, поставил вопрос «оттеснения Польши в ее этнографические границы». По утверждению У. Брокдорф-Ранцау, советский нарком «приветствовал» выдвижение этой формулы, но считал этот вопрос лишь одним в ряду других, подлежащих обсуждению в ходе переговоров с Германией. 24 декабря Политбюро рассмотрело вопрос о переговорах с Германией. Идея обсудить предложения германского правительства, касавшиеся Польши, не была отвергнута [5, с.57].
В соответствии с решением Политбюро, В. Копп 19 декабря направил в берлинское полпредство телеграмму, в которой поручалось довести до сведения Х. Танненбаума, что СССР согласен на предложенные Польшей переговоры «на широком политическом базисе». Также в телеграмме отмечалось, что, если последует предложение о встрече министров иностранных дел двух стран, то оно будет принято Г. Чичериным [6, с.577].
К началу советско-польских переговоров произошли дальнейшие изменениями международной ситуации в неблагоприятном для Польши направлении. В работе, опубликованной в 1925 г., один из лидеров национальных демократов С. Грабский отмечал, что это было связно с «возвращением Германии к важной роли в европейской политике» и с исчезновением существовавшей до того момента изоляции России [7, 8.113]. В проекте Гарантийного пакта, с идеей которого в начале 1925 г. выступила Германия, отсутствовало всякое упоминание о предоставление международных гарантий польско-германской границе. В Варшаве это обстоятельство вызвало серьезную обеспокоенность. 26 февраля польский министр иностранных дел в выступлении в сеймовой комиссии по иностранным делам подчеркнул неприемлемость для Польши Гарантийного пакта, если им не будут гарантированы и восточные границы Германии. В марте А. Скшиньский посетил с визитом Париж, надеясь заручиться поддержкой французского правительства в деле включения в Гарантийный пакт положений, обеспечивающих неприкосновенность германо-польской границы. Первоначально позиция Франции во многом отвечала интересам Польши. Однако в дальнейшем Франция, под нажимом Великобритании, отказалась от поддержки польских требований. От советской дипломатии не ускользнула крайняя озабоченность польского правительства в связи с подготовкой Гарантийного пакта, что отмечал П. Войков в своей телеграмме в Москву 18 февраля [8].
Одновременно продолжались изменения во внешнеполитической линии СССР. Выступая на III Конгрессе Коминтерна, Г. Зиновьев предостерег зарубежные компартии от вооруженного восстания в надежде на помощь Красной Армии. В рамках этого курса начинает меняться политика СССР в вопросе о поддержке коммунистического и национального движения в Польше. Советское руководство взяло курс на свертывание диверсионной деятельности на ее территории, включая Западную Беларусь. 25 февраля 1925 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о прекращении так называемой «активной разведки» по отношению к Польше, наравне с другими странами. Под ней понималась диверсионная работа на польской территории групп и отрядов, получавших поддержку со стороны СССР. В качестве важного мотива принятия такого решения указывался вред, который активная разведка приносила «нашей дипломатической работе» [2, с.12-15].
Еще одна причина свертывания диверсионной деятельности на территории восточных воеводств Польши была изложена в телеграмме В. Коппа в на имя П. Войкова 23 января 1925 г. Член коллегии НКИД высказывал предположение, что «вспышка серьезного крестьянского движения на окраинах» неизбежно обречена на неудачу, «поскольку промышленные центры Польши останутся спокойными. Форсировать изменение таких условий и создавать ему явно несбыточные цели было бы полным безумием» [9, л.30]. В. Копп 20 февраля направил полпреду в Варшаве еще одну телеграмму, в которой разъяснял политику СССР относительно организации каких-либо масштабных выступлений в восточных воеводствах Польши: «Мы считаем, что в данный момент такие события не только не лежат в основной линии нашей политики, но наоборот, резко противоречили бы основным директивам авторитетнейшего учреждения (Политбюро - Н. Мезга)» и имели бы катастрофические последствия [9, л.44].
В новых условиях ЦК КПЗБ весной 1925 г. принял решение о запрете вооруженных выступлений. Затем произошло расформирование партизанских отрядов. Полное прекращение партизанского движения на территории Западной Беларуси и Западной Украины произошло во
второй половине 1925 г. [10, 8.43]. Таким образом, начиная переговоры с Польшей, Москва посчитала необходимым предпринять шаги, направленные на снижение уровня напряженности в отношениях между двумя странами. Это непосредственно затрагивало и белорусские территории. Западная Беларусь должна была избавиться от партизанской войны, базой для которой была БССР. Так что польско-советские переговоры вели к уменьшению противостояния на белорусских землях. Правда, как указывалось в решении Политбюро от 9 апреля 1925 г., советское руководство намечало и дальше активно использовать для ослабления польского государства национальные противоречия [2, с.18]. Компартии «восточных окраин Польши» в новых условиях должны были сосредоточиться на «охвате и руководстве крестьянским движением, ... придавая движению организованный характер и используя все возможные формы его ... » [11, с.304]. Следовательно, и в новых условиях за Беларусью сохранялась роль одного из важнейших участков советско-польского противостояния. Менялись лишь его формы.
Для Беларуси в советско-польских отношениях объективно важна была проблема национальных меньшинств. Как следует из инструкции НКИД, направленной полпреду в Варшаве П. Войкову 2 января 1925 г., в ходе переговоров советское руководство предполагало обсудить вопрос о культурной автономии для национальных окраин. Однако в инструкции указывалось, что в самом соглашении об автономии говорить не придется, «прежде всего, потому, что это было бы сопряжено с окончательным признанием границ и удовлетворением встречных требований об автономии для поляков в СССР» [9, л.л. 3, 4]. В. Копп в телеграмме П. Войкову от 23 января высказал мнение, что по проблеме прав национальных меньшинств «дальше общего, совершенно расплывчатого упоминания о том, что нас интересует судьба белорусской и украинской национальностей и что рамки этих вопросов входят составной частью в урегулирование взаимоотношений Польши с нами, пока идти нельзя и не нужно» [9, л.30]. Таким образом, в ходе намечавшихся переговоров вопрос защиты прав национальных меньшинств на территории Польши, в частности белорусов, не имел для советского руководства приоритетного значения.
Начавшиеся советско-польские политические переговоры первоначально шли в Варшаве. Здесь 12 января 1925 г. состоялась встреча П. Войкова и А. Скшиньского. Советский полпред высказал предложение заключить договор о ненападении и неучастии во враждебных комбинациях. В ответ на советское предложение польская сторона 30 января предложила СССР заключить соглашение о ненападении не с одной Польшей, а одновременно и с прибалтийскими государствами и Румынией [12, с.104-106]. В Москве 1 февраля польского посланника С. Кентжиньского принял Г. Чичерин. В ответ на польское предложение заключить договор о ненападении, советский нарком высказался за заключение более широкого договора о ненападении и неучастии во враждебных коалициях. В ходе новой встречи 23 февраля польский посланник заявил, что его правительство готово заключить договор о ненападении и неучастии во враждебных коалициях, но при условии, что СССР одновременно гарантирует не только границы Польши, но и прибалтийских государств. Относительно формулировки в договоре положения о нейтралитете С. Кентжиньский заявил, что «польское правительство должно различать нейтралитет в случае обороны другой стороны от нападения и в случае агрессии другой стороны. Во втором случае Польшей не может быть гарантирован абсолютный нейтралитет» [1, с. 359, 378]. Анализ хода бесед между советскими и польскими представителями относительно заключения договора о ненападении показывает, что проблема прав национальных меньшинств в ходе их не поднималась. Фиксирование же гарантий границ в договоре должно было привести к закреплению ситуации раздела Беларуси на БССР и Западную Беларусь.
Из-за разногласий сторон уже в начале марта советско-польские переговоры зашли в тупик. 9 марта НКИД направил памятную записку польской миссии в Москве, в которой отмечалось, что выдвинутые польской стороной предложения не являются приемлемой базой для успешного ведения переговоров. В связи с этим советская сторона прерывала обмен меморандумами по обсуждаемым вопросам. Как следует из записки, одним из вопросов, по которому между сторонами оставались принципиальные разногласия, являлось выполнение материальных обязательств по Рижскому договору. СССР по-прежнему увязывал подписание торгового договора с Польшей с ревизией указанных положений Рижского договора. В то же время среди обсуждаемых вопросов не упоминается проблема национальных меньшинств [12, с.175-176].
В Москве считали, что для ликвидации остававшихся еще материальных обязательств СССР по Рижскому договору наступил благоприятный момент - в связи со значительным ухудшением международного положения Польши. Однако польское правительство решительно отказывалась идти на уступки в этом вопросе. Он был важен и для БССР, так как передаче Польше, в соответствии с Рижским договором, подлежали ценности, находившиеся и на территории Советской Беларуси. 29 января польское консульство в Минске сообщило в Варшаву о проходившей в Минске конференции археологов. Она поддержала предложение о необходимости сохранить в пределах СССР Литовскую метрику как собственность населения Советской Беларуси. Также участники конференции обратили внимание на необходимость добиваться от Польши возвращения на территорию БССР белорусских архивных материалов ХV-XVШ вв. Для реализации названных требований съезд высказался за включение в состав Реэвакуационной и Специальной комиссий, занимавшихся передачей ценностей Польше, представителей БССР [13].
Несмотря на неудачу первого этапа переговоров с Польшей, советское руководство считало необходимым продолжить работу по нормализации отношений с ней. В докладной записке Г. Чичерина в Политбюро от 4 июля отмечалось, что, в связи с изменением международной ситуации и переживаемым экономическим кризисом в Польше, наблюдаются определенные перемены в политике в отношение СССР, и поляки осознали, что их главным врагом является Германия, а не Советский Союз. Для Москвы очень важно поддерживать эти перемены в польской политике, учитывая неблагоприятные для СССР изменения международной ситуации в связи с предстоящим подписанием Гарантийного пакта [14, л.л. 2, 3]. 8 июля Политбюро приняло решение «создать комиссию по экономическому сближению Советского Союза с Польшей». В состав комиссии вошли представители НКИД, НКВТ, ВСНХ, РВС, ГПУ. Возглавил ее Ф. Дзержинский [2, с.20].
Реанимации переговорного процесса между СССР и Польшей содействовал визит в Варшаву Г. Чичерина в конце сентября 1925 г. В ходе переговоров министров иностранных дел двух стран Г. Чичерин указал на факт отказа Германии гарантировать польско-германскую границу по проектируемому пакту и возникающую, в связи с этим угрозу для Польши. Он отметил два направления польской политики, где она была особенно враждебной СССР: 1) стремление создать балтийский союз; 2) союз с Румынией. Г. Чичерин повторил советское предложение заключить договор о ненападении и неучастии во враждебных коалициях. Следует обратить внимание, что в ходе переговоров обе стороны снова обошли молчанием вопрос о национальных меньшинствах [1, с. 416, 418].
Результаты Локарнской конференции вели к дальнейшему ухудшению международного положения Польши. Это толкало ее к активизации переговоров с СССР о заключении договора о ненападении и торгового договора. В советских политических кругах предвидели возможность польских шагов по сближению с СССР после Локарно. Советское руководство готово было сделать встречные шаги. В решении Политбюро от 14 января 1926 г. было сказано: «Особое внимание уделить укреплению, при посредничестве Франции, наших мирных отношений с Польшей» [5, с.111]. Локарно содействовало усилению того направления в советской внешней политике, которое российский историк В. А. Зубачевский характеризует как авторитарно-государственное (имперское) [15, с.310]. Оно стремилось уменьшить роль идеологических установок во внешней политике СССР. Внешнеполитический курс Москвы теперь формировался в большей степени на основе геополитического и стратегического положения СССР, исходя из соотношения сил в мире. Примером такой политики может служить отказ от поддержки повстанческого движения на территории Польши, о чем речь шла выше. Активным сторонником данной политики был нарком иностранных дел Г. Чичерин. Он считал момент подписания Локарнских соглашений благоприятным для налаживания отношений с Польшей, разумеется, на советских условиях. Он писал 30 октября своему заместителю М. Литвинову: «Ситуация для нас очень благоприятная. Упускать налаживание отношений с Польшей совершенно непозволительно» [12, с. 647].
Г. Чичерин считал полезным сделать некоторые шаги навстречу Польше. В частности, он полагал необходимым, чтобы белорусские и украинские эмигрантские организации отказались от вынесения на своих съездах резолюций, направленных против Польши и основывающихся на принципе самоопределения наций [16, л.22]. Но при этом советское руководство продолжало большое внимание уделять привлечению на свою сторону национальных организаций,
действовавших на территории Польши. 16 октября 1925 г. ЦК КП(б)Б определил меры по расширению в среде белорусской политической эмиграции советского влияния и поддержке белорусского движения советской ориентации [17, с.395]. Стратегическая цель советской политики на белорусском направлении по-прежнему заключалась в присоединении Западной Беларуси к СССР.
Возобновляя переговоры с Польшей в начале 1926 г., советское руководство исходило из заинтересованности Польши в улучшении отношений с Советским Союзом в существовавших после Локарно международных условиях и, учитывая это, решило предъявить полякам ряд требований. В преддверии возобновления советско-польских переговоров, П. Войков 18 декабря 1925 г. направил в НКИД письмо со своими предложениями относительно их ведения. Он доказывал, что не следует ограничиваться только переговорами о заключении торгового договора, а нужно вести широкие политические переговоры. В ходе их следовало добиваться согласия Польши на ликвидацию материальных обязательств СССР по Рижскому договору, а также заставить поляков пойти на отказ от союза с Румынией. Полпред в Варшаве считал данные цели достижимыми, так как после Локарно Польша находилась в тяжелом международном положении. Для оказания давления на нее, по мнению П. Войкова, целесообразно было в ходе переговоров поднять проблему выполнения Польшей обязательств по ст. 7 Рижского договора, в которой были гарантированы права национальных меньшинств на территории подписавших договор государств. Далее полпред указывал, что сделать это нужно только «для торга» [18, л.21]. Предложения полпреда в Варшаве во многом были положены в основу советской программы переговоров с Польшей, и вопрос о правах национальных меньшинств снова не получил самостоятельного звучания в ходе советско-польских переговоров и в начале 1926 года.
Возобновление переговоров продемонстрировало сохранение серьезных разногласий между сторонами по ключевым вопросам. Польское правительство стремилось заключить с СССР, прежде всего, торговый договор. В разговоре с Г. Чичериным 28 января 1926 г. С. Кентжиньский высказал желание польского правительства начать именно торговые переговоры уже в 20-х числах февраля [19, с.58]. Советская позиция была иной. 30 января Г. Чичерин направил телеграмму П. Войкову, в которой обязывал его, исходя из предположения, что А. Скшиньский, который в это время совмещал посты премьер-министра и министра иностранных дел, будет уклоняться от политических переговоров и вести речь лишь о торговом договоре, поставить поляков в известность, что «советское правительство считает необходимым до начала формальных переговоров по торговому договору начать обсуждение основных политических моментов наших взаимоотношений» [20, л.7].
Международное положение Польши в тот момент оставалось сложным, и Варшава уступила требованиям Москвы. В центре возобновившихся в феврале советско-польских переговоров была проблема заключения договора о ненападении. 18 февраля в ходе беседы с Г. Чичериным С. Кентжиньский отметил неприемлемость для Варшавы двустороннего советско-польского договора о ненападении, так как он лишает Польшу возможности в случае необходимости оказать помощь прибалтийским государствам. Это было повторение старой польской позиции, которая уже не раз отвергалась советским руководством. В заключение беседы польский посланник спросил мнение Г. Чичерина относительно выполнения Рижского договора. Советский нарком в ответ сослался на опыт советско-германских отношений и привел в качестве образца урегулирования взаимных претензий Рапалльский договор. Фактически это было предложение полякам отказаться от материальных требований по Рижскому договору. Внося явно неприемлемое для Польши предложение, Г. Чичерин, видимо, рассчитывал, что сложное внешнеполитическое положение заставит ее пойти на уступки.
Следующая встреча Г. Чичерина со С. Кентжиньским и заведующий Восточным отделом польского МИД С. Яниковским состоялась 26 февраля. Польские представители вновь высказались за заключение коллективного пакта о ненападении между СССР, Польшей и прибалтийскими государствами [1, с. 462-464, 467-469]. Но в заключении коллективного пакта о ненападении с участием прибалтийских государств советское руководство видело стремление Польши в том или ином виде создать польско-балтийский блок, что для Советского Союза было неприемлемо. Польская сторона также поставила вопрос о том, чтобы СССР взял на себя обязательство не нападать на Румынию в течение всего срока действия советско-польского
договора о ненападении. Однако из-за бессарабского вопроса Москва отказывалась брать на себя какие-либо обязательства по отношению к Румынии. В Варшаве 1 марта состоялась беседа польского вице-министра иностранных дел Моравского с советским полпредом. В ходе ее польский дипломат в очередной раз высказался за заключение одновременного договора СССР со всеми его западными соседями. Данная позиция Польши и на этот раз не нашла понимания со строны СССР [19, с.145].
В начале марта стало очевидно, что переговоры между СССР и Польшей о заключении договора о ненападении топчутся на месте. Это констатировал в письме П. Войкову от 2 марта член коллегии НКИД СССР С. Аралов. Главным противоречием на переговорах советская сторона считала прибалтийский вопрос. При этом Москва не собиралась прерывать политические переговоры, но, пока на них не достигнут прогресс, отказывалась начинать торговые переговоры [1, с. 471]. Полпред в Варшаве разделял эту точку зрения. 8 марта П. Войков писал в Москву, что переговоры уперлись в тупик, и отмечал, что в ходе их два вопроса представляют чрезвычайную трудность: вопрос о Румынии и вопрос о Прибалтике. Перспективу переговоров полпред характеризовал как безнадежную, так как, по его мнению, правительство Скшиньского не может отказаться от своей балтийской и румынской линии [21, л.л. 12-13]. М. Литвинов в телеграмме в советское полпредство в Париже 5 марта указал те же две причины срыва польско-советских переговоров: «Они требуют, чтобы мы заключили с Прибалтийскими странами соглашение, аналогичное соглашению с Польшей, и гарантировали ненападение на Румынию в течение срока действия советско-польского соглашения» [19, с.152]. Как видим, проблемы, связанные с советско-польским противостоянием на территории Беларуси, не относились к числу тех, которые привели срыву переговоров.
После неудачи в Женеве на сессии Лиги Наций в вопросе получения для Польши постоянного места в совете этой организации, ее правящие круги считали целесообразным продолжать переговоры СССР, пойдя при этом на определенные уступки. А. Скшиньский во время встречи с П. Войковым 29 марта подчеркнул заинтересованность Польши в продолжении переговоров с Советским Союзом. Он также высказал намерение отдать визит, который Г. Чичерин сделал ему в сентябре 1925 г., и посетить Москву в самое ближайшее время. А. Скшиньский соглашался с советской позицией отложить вопрос о торговых переговорах и сосредоточиться на переговорах политических. Что касается прибалтийского вопроса, то польское правительство выразило готовность отказаться от требования непосредственного участия стран Прибалтики в переговорах, но продолжало настаивать на необходимости включения в будущий договор заявления о гарантии границ в Прибалтике [19, с. 189-190]. 1 апреля А. Скшиньский сообщил П. Войкову, что компромиссную формулу по поводу участия прибалтийских государств в возможном договоре можно было бы легко найти посредством принятия к сведению советской стороной взаимоотношений Польши с прибалтийскими государствами и Румынией [3, с.154]. Однако этих уступок со стороны Польши оказалось недостаточно, чтобы вывести переговоры из тупика. Советская сторона по-прежнему решительно возражала против упоминания в будущем договоре в любом виде о польских интересах в Прибалтике.
К новому перерыву в советско-польских переговорах привело подписание советско-германского договора о нейтралитете 24 апреля 1926 г. Он вызвал резко негативную реакцию в Польше. П. Войков отмечал как особо неприятное для СССР то обстоятельство, что даже национальные демократы после подписания советско-германского договора о нейтралитете отказались от идеи нормализации польско-советских отношений [22, л.73].
Таким образом, во время советско-польских переговоров в 1925-1926 гг. белорусский вопрос, как самостоятельный, не стал предметом обсуждения. Польская сторона не была заинтересована в принципе, чтобы он поднимался в ходе переговоров. Советский Союз в подготовительных документах к переговорам не исключал постановки вопроса о правах национальных меньшинств. Но в ходе самих переговоров эта проблема была обойдена стороной. Советским руководством во время переговоров были сделаны на белорусском направлении шаги, которые должны были способствовать нормализации отношений с Польшей. Было свернуто партизанское движение на территории Западной Беларуси. Из нотной переписки между советским и польским правительствами исчезли требования соблюдения прав национальных меньшинств на территории Польши. Но, несмотря на переговоры о договоре о ненападении, стратегическая цель
советской политики по отношению к Польше не изменилась. Между СССР и Польшей продолжалась борьба за преобладание в Восточной Европе.
Беларусь оставалась важным полем этой борьбы. Чтобы вернуть геополитические позиции России в Восточной Европе, советское руководство держало курс на ревизию рижской границы с Польшей, что означало включение Западной Беларуси и Западной Украины в состав СССР. Белорусский вопрос не повлиял на ход переговоров. К их провалу привели разногласия между СССР и Польшей по ряду других - более важных в тот момент для двух стран международных проблем. Эти разногласия отражали разное видение советским и польским руководством того, как должна развиваться международная ситуация в Восточной Европе. Желая зафиксировать в будущем договоре с СССР свои интересы в Прибалтике, Польша хотела укрепить ту систему международных отношений, которая была создана в регионе Версальским и Рижским договорами и элементом которой был раздел Беларуси. Советское же руководство держало курс на ликвидацию этой системы, что объективно должно было способствовать объединению белорусских земель в составе одного государства.
Литература и источники
1. Документы и материалы по истории советско-польских отношений (ДМИСПО): в 14 т. - М.: Наука, 1966. Т.4.
2. Материалы особой папки Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) по вопросу советско-польских отношений. 1923-1944. - М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1997.
3. Бабенко О. В. Польско-советские отношения в 1924-1928 гг.: от противостояния к сотрудничеству. - М.: РАН ИНИОН, 2007.
4. Беларусь у палпыцы суседшх i заходтх дзяржау (1914-1991 гг.): зборнж дакументау i матэрыялау : у 4 т. - Мгнск: «Юншак», 2012. Т.2.
5. Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и Европа. Решения «особой папки». 1923-1939. - М.: РОССПЭН, 2001.
6. Документы внешней политики СССР (далее - ДВП СССР): в 24 т. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1963. Т. 7.
7. Grabski, S. Z zagadnien polityki narodowo-panstwowej / S. Grabski. - Warszawa Perszynski, Niklewicz i s-ka, 1925.
8. Архив внешней политики Российской Федерации (АВПРФ). Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52567. Л. 51.
9. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52670.
10. Chojnowski А. Koncepcje polityki narodowosciowej rzqdôw polskich w latach 1921-1939 гг. - Wroclaw - Warszawa - Gdansk: Wyd. Polskiej Akademii Nauk, 1979.
11. Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и Коминтерн: 1919-1943. - М.: РОССПЭН, 2004.
12. ДВП СССР: в 24 т. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1963. Т. 8. - 863 с.
13. Archiwum Akt Nowych. Ministerstwo Spraw Zagranicznych. Wydzial Wschodni. Sygn. 6703. L. 149-150.
14. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52673.
15. Зубачевский В. А. Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): Геополитический аспект. -Омск: Изд-во ОмГПУ, 2018.
16. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 212. Д. 52669.
17. Псторыя Беларуси у 6 т. - Мгнск: Современная школа. Экоперспектива, 2007. Т. 5.
18. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52668.
19. ДВП СССР: в 24 т. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1964. Т. 9.
20. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52672.
21. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 217. Д. 52667.
22. АВПРФ. Ф. 04. Оп. 32. П. 218. Д. 52688.
References and Sources
1. Dokumenty i materialy po istorii sovetsko-pol'skih otnoshenij (DMISPO): v 14 t. - M.: Nauka, 1966. T.4.
2. Materialy osoboj papki Politbyuro CK RKP(b) - VKP(b) po voprosu sovetsko-pol'skih otnoshenij. 1923-1944. - M.: Institut slavyanovedeniya i balkanistiki RAN, 1997.
3. Babenko O. V. Pol'sko-sovetskie otnosheniya v 1924-1928 gg.: ot protivostoyaniya k sotrudnichestvu. - M.: RAN INION, 2007.
4. Belarus' u palitycy susednih i zahodnih dzyarzhay (1914-1991 gg.): zbornik dakumentay i materyyalay : u 4 t. - Minsk: «YUnipak», 2012. T.2.
5. Politbyuro CK RKP(b) - VKP(b) i Evropa. Resheniya «osoboj papki». 1923-1939. - M.: ROSSPEN, 2001.
6. Dokumenty vneshnej politiki SSSR (dalee - DVP SSSR): v 24 t. - M.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoj literatury, 1963. T. 7.
7. Grabski, S. Z zagadnien polityki narodowo-panstwowej / S. Grabski. - Warszawa: Perszynski, Niklewicz i s-ka, 1925.
8. Arhiv vneshnej politiki Rossijskoj Federacii (AVPRF). F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52567. L. 51.
9. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52670.
10. Chojnowski A. Koncepcje polityki narodowosciowej rz^dôw polskich w latach 1921-1939 gg. - Wroclaw - Warszawa - Gdansk: Wyd. Polskiej Akademii Nauk, 1979.
11. Politbyuro CK RKP(b) - VKP(b) i Komintern: 1919-1943. - M.: ROSSPEN, 2004.
12. DVP SSSR: v 24 t. - M.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoj literatury, 1963. T. 8. - 863 s.
13. Archiwum Akt Nowych. Ministerstwo Spraw Zagranicznych. Wydzial Wschodni. Sygn. 6703. L. 149-150.
14. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52673.
15. Zubachevskij V. A. Politika Rossii v Central'no-Vostochnoj Evrope (pervaya tret' HKH veka): Geopoliticheskij aspekt. - Omsk: Izd-vo OmGPU, 2018.
16. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 212. D. 52669.
17. Gistoryya Belarusi : u 6 t. - Minsk: Sovremennaya shkola. Ekoperspektiva, 2007. T. 5.
18. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52668.
19. DVP SSSR: v 24 t. - M.: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoj literatury, 1964. T. 9.
20. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52672.
21. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 217. D. 52667.
22. AVPRF. F. 04. Op. 32. P. 218. D. 52688.
МЕЗГА НИКОЛАИ НИКОЛАЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории, Гомельский государственный университет им. Ф. Скорины.
MIAZGA, MIKАLAI M. - Doctor of History, Professor, Head of the Department of General History, Francisk Skorina Gomel State University (nmezga@gsu.by).
УДК 94(47).084.8:327(091)(043.3)
МИГУН Д.А.
К ВОПРОСУ О ВНЕЗАПНОМ НАПАДЕНИИ ФАШИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ НА СССР (ПО МАТЕРИАЛАМ АРХИВА А.Н. ЯКОВЛЕВА)
Ключевые слова: советская разведка, контрразведка, пакт Молотова-Риббентропа, Великая Отечественная война.
В статье исследуется внешнеполитическая обстановка в канун Великой Отечественной войны. Автор рассматривает сложнейшую ситуацию в которой оказалось высшее советское руководство, столкнувшись со шквалом противоречивых донесений разведки. На основании новых, ранее мало изученных документов рассматриваются вопросы, связанные со сложившейся обстановкой в преддверии Великой Отечественной войны. Отмечается, что нападение гитлеровской Германии на Советский Союз не было таким уж внезапным. Неизбежность войны с Германией была очевидна задолго до ее начала. Сосредоточение войск вермахта у границ нашей страны происходило достаточно длительное время, и разведка об этом сообщала. Однако желание не провоцировать Гитлера заставляло Сталина не только игнорировать предупреждения о подготовке нападения на Советский Союз, но и преследовать тех, кто посылал такие предупреждения.
MIGUN, D.A.
TO THE QUESTION OF THE UNEXPECTED ATTACK OF FASCIST GERMANY ON THE USSR (ACCORDING TO THE MATERIALS OF THE ARCHIVE AN. YAKOVLEV)
Keywords: soviet intelligence, counterintelligence, Molotov-Ribbentrop Pact, the Great Patriotic War.
In the article examines the foreign policy situation on the eve of the Great Patriotic War. The author considers the most difficult situation in which the top Soviet leadership found itself, faced with a flurry of conflicting intelligence reports. On the basis of new, previously little-studied documents, it considers the issues related to the current situation on the eve of the Great Patriotic War. It is noted that the attack by Hitlerite Germany on the Soviet Union was not so sudden. The inevitability of war with Germany was evident long before it began. The concentration of Wehrmacht troops near the borders of our country took place for a fairly long time, and intelligence reported about this. However, the desire not to provoke Hitler forced Stalin not only to ignore warnings about the preparation of an attack on the Soviet Union, but also to pursue those who sent such warnings.
В 2019 году отмечалась скорбная дата, связанная с 80-летием начала Второй мировой войны. В числе других, вспоминали ее и в Польше, причем связанные с этим печальным юбилеем мероприятия рассматривались руководством Польши как крайне политизированные, носящее преимущественно отчетливо выраженный русофобский характер. Несколько позднее экс-министр иностранных дел Яцек Чапутович, отвечая на вопрос о том, почему Россию, внесшую неоценимый вклад в разгром фашистской Германии и спасшую Польшу и поляков от уничтожения, не пригласили на сентябрьские мемориальные мероприятия, посвященные 80-летию начала Второй мировой войны, заявил, что такое приглашение России не было направлено, поскольку Польша намерена отметить дату «в европейском кругу». Он также подчеркнул, что в 1939 году именно Россия развязала руки Адольфу Гитлеру: «Приглашены государства НАТО, Европейского Союза и Восточного партнерства. Мы хотим отмечать эту дату в нашем европейском кругу. Также дело в том, что 1 сентября 1939 года Россия не была стороной войны, разве что в контексте пакта Риббентропа-Молотова, который в определенном значении развязал Гитлеру руки. Россия вступила в войну 17 сентября в качестве союзника Гитлера, совершив агрессию против Польши. В январе 2020 года мы будем отмечать 75-ю годовщину освобождения концлагеря Аушвиц, в этом случае визит российской делегации будет приемлемым» [1].
Особенно возмутительным является тот факт, что 19 сентября 2019 г. в Страсбурге была принята скандальная резолюция Европейского парламента «О важности европейской памяти для будущего Европы» [2]. В ней проводится обширное отождествление национал-социалистической и советской политики, а Вторая мировая война называется «непосредственным следствием заключения пакта Молотова-Риббентропа». Кроме всего прочего, данная резолюция представляет нацистский режим и Советский Союз Сталина как «два тоталитарных режима, в равной степени преследовавшие цель по завоеванию мира» [2]. В резолюции подчеркивается, что Вторая Мировая война - самая разрушительная война в истории Европы - была начата как
