CC BY
71
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2005. Сер. 2, вып. 3
А. П. С альков
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ И ТРАНСИЛЬВАНСКАЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ (август 1944 - май 1945 г.)
Государственный переворот в Румынии 23 августа 1944 г. и объявление через день войны Германии обусловили быстрое завершение выработки условий перемирия. Румынская делегация в Москве направила 5 сентября в НКИД СССР ноту, содержавшую просьбу о координации боевых действий советской и румынской армий по отражению венгро-немецкого наступления в Трансильвании, грозившего переносом фронта на Южные Карпаты и репрессиями против румынского населения края. Однако это предложение было отнесено к компетенции военного командования, а отсутствие дипломатических отношений с Румынией оставило ноту без ответа. 10 сентября проект соглашения о перемирии был передан румынской делегации, которая сочла его условия наилучшими.1
Соглашение о перемирии было заключено 12 сентября и содержало интригу, позволявшую Москве успешно разыгрывать «трансильванскую карту» исходя из формулировки ст. 19. Она гласила: «Союзные Правительства считают решение Венского Арбитража несуществующим и согласны на то, чтобы Трансильвания (вся или большая часть) была возвращена Румынии, что подлежит утверждению при мирном урегулировании.. ,»2 Оговорка о Трансильвании была включена по настоянию англичан и вплоть до подписания мирных договоров с Румынией и Венгрией в 1947 г. являлась объектом дипломатической борьбы бывших союзников, которые значительно разошлись в представлениях о послевоенном устройстве Юго-Восточной Европы.
В Румынии Национал-царанистская партия (НЦП) Ю. Маниу (выходца из Трансильвании) создала мнение в обществе, что край возвращается в состав страны, главным образом благодаря партии и ее лидеру.' О возможности чего-то подобного предупреждал находившийся в войсках 2-го Украинского фронта кишиневский журналист И. Констан-тиновский в докладе «К пребыванию Красной Армии в Румынии» от 15 июня 1944 г., к которому весьма серьезно отнесся зам. наркома иностранных дел С.А. Лозовский. Автор доклада указывал, что в случае возвращения края Румынии, «люди подобные Маниу сделают все возможное для умаления значения России и представят этот территориальный выигрыш как результат исключительной доброжелательности Англии и США».4
Характер обсуждения вопроса в Комиссии НКИД по вопросам послевоенного устройства, приоритетность идеи самостоятельной Трансильвании, к чему склонялось советское руководство летом 1944 г.5, изобличали обещания СССР по поводу края в предложениях по условиям перемирия от 12 апреля как приманку для Румынии. Однако осенью ситуация изменилась, и план передачи ей края возобладал реально. Для столь радикальной перемены образа действий Москвы было необходимо наличие комплекса как новых явлений, так и новых оценок уже имевших место событий.
О А.П. Сальков, 2005
1) Неизбежно возникало сравнение Венгрии, первой примкнувшей к Антикомин-терновскому пакту, и Румынии, первой из сателлитов вышедшей из Тройственного пакта. 2) Румынская политическая элита, никогда не забывавшая о спасительном рывке к обладанию Трансильванией 17 августа 1916 г., повела себя достаточно лояльно в отношении союзных держав в лице СССР Венгрия же дважды - в сентябре 1943 г. и октябре 1944 г. - обманывала их надежды, срывая перемирие. 3) Москва в разработках послевоенного устройства уже запланировала конструирование из Румынии своего опорного союзника, которого было уместно щедро компенсировать за потери 1940 г. Венгрия же воспринималась как вероломный противник, не имевший для нападения иных причин, кроме чисто идеологических, с которым не было оснований считаться и жалеть его. 4) СССР в условиях начавшейся второй мировой войны (в период своего формального нейтралитета и неучастия в войне) присоединил огромные территории, в том числе: в договорном и военном взаимодействии с Германией (17 сентябрь 1939 г. - Западная Белоруссия и Западная Украина); путем «обмена» территорий из сфер интересов СССР и Германии (28 сентября 1939 г. - Литва, что предрешило ее советизацию); при благожелательном или вынужденном согласии Германии (28 июня 1940 г. - Бессарабия и Северная Буковина); за денежную компенсацию Германии (10 января 1941 г. - Мариампольский выступ Литвы).
При этом в Тегеране СССР в целом добился от союзников признания своей западной границы 1941 г. Поэтому на завершающем этапе войны Москва нуждалась в показной демонстрации своей приверженности союзническому принципу непризнания до мирной конференции любых территориальных изменений. Отмена Венского арбитража с возвратом Румынии Северной Трансильвании как нельзя лучше отвечала этой цели и полностью соответствовала трем первым аргументам. В этом заключаются истоки «про-румынской» позиции СССР, сформировавшейся в 1944 г.
Далеко идущее политическое значение приобрело выполнение Румынией условий перемирия. В первую очередь это касалось вопроса об администрации в Северной Трансильвании. Первоначально в освобожденном крае по согласованию с СССР была установлена румынская гражданская администрация. Однако в связи с резким обострением межнациональных противоречий и кровавыми расправами румынских вооруженных банд над венгерским населением советское командование приняло решение о передаче с 14 ноября управления в крае своей военной администрации, приказав префектам в 24-48 часов ликвидировать румынские административные органы. На деле это зачастую означало создание венгерских местных органов. Эта мера прекратила бандитизм в крае, но была воспринята румынской стороной едва ли как ни возвращение венгерской власти.''
Первый визит первого зам. наркома иностранных дел СССР А.Я. Вышинского в Бухарест (ноябрь-декабрь 1944 г.) был открыт острым обсуждением данной проблемы. Обе стороны, по существу, выдвинули в слабо завуалированной форме взаимные претензии о невыполнении соглашения о перемирии. Премьер-министр К. Санатеску дважды поднимал вопрос об администрации в Трансильвании. Он пояснил, что румынская власть после окончания военных операций первоначально «проникла» в четыре уезда; это «проникновение наших властей происходило постепенно в течение полутора месяцев». В.Я. Вышинский ответил, что ст. 19 не вызывает никакого сомнения, «однако порядок, время, сроки возвращения Трансильвании должны быть установлены особо», а сама передача власти должна проходить «организованным порядком, а не односторонне и произвольно».7
Более развернуто выполнение соглашения рассматривалось в письме Маниу Вышинскому от 15 ноября. В нем заявлялось, что администрация в Северной Трансильва-нии была только частично передана румынскому правительству, а приказ советских военных властей о ее эвакуации «не оправдывается никаким из условий Соглашения о перемирии». Маниу, указав на пункт перемирия, признающий решение Венского арбитража несуществующим, вполне логично заключил, что до окончательного решения единственно законной линией румыно-венгерской границы может быть лишь линия Трианон-ского договора 1920 г. Поэтому согласно духу соглашения «в Трансильвании не может быть другой администрации, кроме румынской». Опытный политик Маниу отразил мнение, что «некоторые партии пользуются поддержкой советских властей», и зафиксировал «некоторое давление на политические чувства страны».
На фоне вопроса о Трансильвании встал и аналогичный вопрос о румынской провинции Молдавии. Его обозначил еще Санатеску на встрече с Вышинским, говоря о частых недоразумениях между советским командованием и румынскими властями. Маниу же прямо отметил, что последним «удалось только частично установиться в Молдавии». Советские военные власти чинили препятствия румынским служащим в занятии их постов, приступили в различных районах Молдавии «к некоторым высылкам». Поэтому общественное мнение «не может отделаться от впечатления, что существует тенденция отделить мало-помалу Молдавию от остальной Румынии».х
Дискуссия о выполнении условий перемирия выплеснулась и на страницы румынской прессы. Царанистская газета «Курьерул» 16 ноября опубликовала статью «Требуем объяснений» об устранении румынской администрации из Трансильвании. В ней отмечалось, что торжественное установление румынских органов власти в крае проходило не без содействия Красной Армии, которая до этого осуществляла там административные функции. Тем самым отклонялся тезис об установлении румынской власти в крае «без предварительного уведомления» советской стороны. Что касалось акций националистических отрядов, то газета, признавая злоупотребления «добровольцев из Трансильвании», не могла оправдать ими «невыполнение условий перемирия в таком существенно важном пункте», как возвращение Северной Трансильвании.
С разоблачением этой публикации выступила коммунистическая «Скынтея» и орган Союза патриотов «Романия Либера». Официальный орган НЦП «Дрептатя» опубликовал 3 декабря статью о присутствии Вышинского на богослужении в патриаршем соборе по случаю годовщины акта в Альба-Юлии (1 декабря 1918 г.), по которому Трансильвания была односторонне присоединена к Румынии. В ней высокопарно говорилось, что румынские дивизии «проливали кровь плечом к плечу» с непобедимыми советскими войсками и эта «общая борьба привела к освобождению Северной Трансильвании, полученной хортистской Венгрией в дар от Гитлера». Однако советский военный представитель при 4-й румынской армии доносил 28 декабря 1944 г. и о других настроениях среди офицерского состава: «Русские сделали неправильно, выгнав румын сначала из Клужа, а затем из всей Сев[ерной] Трансильвании. Мы начали воевать с немцами исключительно из-за Сев[ерной] Трансильвании. Это наша земля. Русские установили в Сев[ерной] Трансильвании венгерскую власть...»9
Хотя Маниу не раз демонстрировал свое дружественное отношение к СССР, Москва видела в нем идеологического противника. Правительственная газета «Тимпул» перепечатала 4 декабря из журнала «Война и рабочий класс» статью «О положении в Румынии», в которой резко критиковался Маниу. Это явилось следствием телефонограммы Вышинского наркому иностранных дел В.М. Молотову с предложением о публикации в
Румынии статьи против Маниу. Не случайно 6 декабря в беседе Вышинского с М. Ра-лей - руководителем социал-царанистской партии, вошедшей в состав созданного П. Грозой Фронта земледельцев, так много внимания было уделено личности Маниу. Интересно сообщение Рали о преобладающем политическом влиянии в северной католической части Трансильвании Ю. Маниу, а в южной православной - П. Грозы.10
По запросу наркома иностранных дел РСФСР А. И. Лаврентьева, который в 1940— 1941 гг. был полпредом в Румынии, свою позицию по проблеме передачи Северной Трансильвании изложил 31 декабря 1944 г. начальник Генштаба РККА С.М. Штеменко. (Вышинский, правда, сделал на документе помету: «Пока этот вопрос ставить не будем».) Штеменко указал на три важных обстоятельства: 1) на территории провинции находились тылы 2-го и 4-го Украинских фронтов; 2) Румыния в случае передачи ей края засчитывала бы продовольственные заготовки в его пределах в счет репараций, что экономически невыгодно; 3) две румынские армии «воюют плохо и стимулом для них сейчас является предстоящая передача Румынии Северной Трансильвании», а без этого стимула они «будут сражаться еще менее эффективно». В итоге Генштаб счел, что передача «в настоящее время... для нас не выгодна». Если бы политические соображения превалировали над военными и экономическими, то «может быть передана Румынии вся Северная Трансильвания, поскольку наименьшее расстояние от нее до ближайшей линии фронта составляет 110 км».
Мысль, которую еще полтора месяца назад с политической витиеватостью выразил Маниу в письме Вышинскому, Штеменко изложил с армейской прямотой: «Статью 19-ю Соглашения о перемирии, в которой признается несуществующим Венский арбитраж, с точки зрения юридической можно толковать так, что вся Северная Трансильвания до мирного урегулирования должна быть передана Румынии, не считаясь с этническим характером этой области». Далее начальник Генштаба сделал важную оговорку о том, что часть северотрансильванских уездов при первой передаче «могла бы пока не возвращаться, если бы в этих уездах имелась особая заинтересованность Красной Армии по мотивам военного порядка»."
Эта мысль уже содержала вызревшую позже концепцию советского военного руководства об использовании отдельных территорий, коммуникаций и объектов в интересах функционирования армейского хозяйства. Она нашла свое крайнее выражение в эксплуатации советскими военными комендатурами речного судоходства на Одере до августа 1946 г. (сообщение о передаче польским властям Управления водного пути на Одере поместила гданьская воеводская газета «Глос Выбжежа» за 16-23 августа) и изъятого из польского городского управления Штеттина района Гавань-военная - до сентября 1947 г. (передана Польше по межправительственному соглашению от 17 сентября).12
Важный этап политического генезиса Румынии в августе-декабре 1944 г., проходивший на фоне острой борьбы между «историческими» партиями и Национально-де-мократическим фронтом (НДФ) за расширение присутствия в правительстве, был отмечен реорганизациями кабинета К. Санатеску и формированием правительства генерала Н. Радеску.13
Положение в стране обсуждалось в ходе знаменитых встреч И. В. Сталина с У. Черчиллем в октябре 1944 г. в Москве. Уже на первой беседе 9 октября Черчилль положил на стол, по его словам, «довольно грязный и грубый документ». Он содержал список балканских стран и пропорциональную заинтересованность в них великих держав - своеобразный раздел «сфер влияния» на Балканах. Черчилль отозвался, что «в очень большой степени Румыния - это дело русских», а глава Форин офис А. Идеи добавил -
«в Румынии англичане являются зрителями». Поэтому в Румынии предусматривалось 90% влияния России и 10% - других государств, за что Англия получала аналогичную свободу рук в Греции. По свидетельству очевидцев, Сталин поставил синим карандашом галочку на документе и вернул его Черчиллю. Пометка Сталина была сделана на румынской строке. (Впервые Черчилль рассказал о листке с «процентами» в 6-м томе своих мемуаров, однако наиболее полной и объективной является советская запись этой беседы, опубликованная в 2003 г.) На встречах Молотова и Идена 10-11 октября развернулся поистине бухгалтерский торг, в результате которого доля «советского влияния» в Венгрии и Болгарии составила 80%. «Процентное соглашение» являлось реальной договоренностью, хотя и не оформленной официально. Это была попытка геополитического компромисса, который определенное время соблюдался обеими сторонами и во многом предопределил развитие событий в Юго-Восточной Европе.и
Тем временем в Москве оживился интерес к Венгрии. Председатель Комиссии НКИД по вопросам перемирия с Германией и ее союзниками К. Е. Ворошилов сообщил 31 августа 1944 г. Молотову, что составлен «новый, несколько смягченный» проект условий перемирия с Венгрией, который можно использовать, если она, подобно Румынии, выйдет из войны. Неофициальную венгерскую миссию барона Атцеля, находившуюся в Москве 26-29 сентября, по указанию Молотова отправили обратно. Однако уже 1 октября Украинским штабом партизанского движения в Москву была доставлена новая миссия во главе с генерал-полковником Г. Фараго. В меморандуме от 6 октября об этой миссии, врученном английскому и американскому послам А. Керру и А. Гарриману, Молотов упомянул о просьбе венгров, чтобы румынские войска не переходили границ, установленных в 1940 г. в Вене.15 Это означало бы сохранение венгерской администрации в Северной Трансильвании.
Обязательства СССР по возвращению Румынии Северной Трансильвании и обстановка на фронтах заставили Венгрию вторично (после тайного заключения Предварительного соглашения между союзными державами и Венгрией 9 сентября 1943 г.) поднять вопрос о перемирии. Регент - правитель Венгрии М. Хорти в конце сентября 1944 г. обратился с письмом к Сталину, с просьбой «пощадить нашу несчастную страну» и поддержать ее при выработке условий перемирия. Он напомнил, что именно румыны захватили Бессарабию у «своего русского союзника после первой мировой войны и хотели захватить с помощью немцев значительную часть Советской России во время второй мировой войны». Хорти объяснил Венский арбитраж 1940 г. лишь стремлением положить конец «чудовищному отношению к венгерскому населению Трансильвании», считая, что только из-за помощи Гитлера у Румынии осталась южная часть провинции. По требованию союзников венгерская делегация подписала в Москве 11 октября 1944 г. предварительные условия перемирия. Венгрия обязалась немедленно объявить войну Германии и эвакуировать свои войска и чиновников с оккупированных территорий Чехословакии, Югославии и Румынии в пределы своих границ на 31 декабря 1937 г.16 Показательно, что в Воззвании Венгерского фронта и листовке Венгерской КП (оба документа от 6 октября) с требованием немедленного перемирия упоминается о боях в Трансильвании и беженцах из провинции как о своих собственных проблемах.17
Однако уже 14 октября стало очевидным невыполнение условий перемирия, о чем зам. начальника Генштаба генерал армии А.И. Антонов сделал представление главе венгерской миссии генерал-полковнику Г. Фараго. Венгерская делегация 27 ноября отказалась от своих прежних инициатив и выдвинула идею образования венгерского правительства в г. Дебрецене. К тому времени уже были сформулированы предложения ВКП
в Программу демократического восстановления и подъема Венгрии, принятую 3 декабря. Они требовали «порвать с венгерской империалистической манией величия, с реакционными химерами "великой Венгрии"». 6 декабря Молотов принял венгерскую делегацию. Территориальный вопрос формально не затрагивался, но произошел весьма показательный диалог. Член делегации граф Г. Телеки прямо спросил у Молотова, признает ли Москва «венгерское королевство святой короны». На что последний также прямо ответил: «Мы четвертый год ведем войну против него». Он напомнил, что СССР по просьбе венгров хотел помочь Хорти облегчить положение в Будапеште и приостановил наступление на город. (Это привело к тому, что лидер фашистской партии «Скрещенные Стрелы» Ф. Салаши, действуя от имени регента Хорти, создал после нилашистского путча 15 октября 1944 г. новое правительство и провозгласил себя «фюрером нации»).18
Временное национальное собрание Венгрии, заседавшее в Дебрецене 21-22 декабря 1944 г., поручило образованному правительству начать с СССР переговоры о перемирии. 28 декабря Венгрия объявила войну Германии, о чем премьер-министр Б. Мик-лош сообщил в письме политсоветнику Г.М. Пушкину и члену Военного совета 2-го Украинского фронта генерал-полковнику И.З. Сусайкову. 20 января 1945 г. было подписано перемирие с Венгрией. Пункт 2, в дополнение к обязательству эвакуировать венгерские войска с оккупированных территорий, предписывал аннулировать все законодательные положения, относящиеся к аннексии или включению в состав Венгрии чехословацких, югославских и румынских территорий. Пункт 19 гласил: «Решения... Венского Арбитража от 30 августа 1940 г. настоящим объявляются несуществующими».19
Между тем в условиях советской военной администрации в Северной Трансильва-нии проявилась тенденция к вхождению края в состав СССР. В начале декабря 1944 г. в Политуправление 2-го Украинского фронта явился секретарь Клужского (Клуж - административный центр края) обкома КП Румынии Н. Гольдбергер с предложением создать Комиссариат по делам края, «в противном случае эти 11 уездов будут управляться сами собой». 30 декабря он направил в ЦК КПР доклад, отметив три тенденции в настроении населения: 1) постоянные слухи, что «румынские власти возвращаются и наведут снова порядок»; 2) представления, будто после создания демократического правительства в Венгрии Северная Трансильвания «должна быть под управлением этого правительства»; 3) мнение, что и венгры, и румыны «хотят независимую Трансильванию, которая, имея общую границу с Советским Союзом, включилась бы в Советский Союз». Гибельное финансовое положение привело к экономическому сепаратизму в крае. Уезды Одорхей и Муреш «герметично закрыли свои границы» не только от Румынии, но и от остальных северотрансильванских уездов.20 Следует заметить, что это были два из четырех секлер-ских уездов.
Особая ситуация сложилась в уезде Марамуреш. Этот район вдоль рек Вышова и Русскова, входивший еще в состав Червоной Руси, даже венгерской статистикой с конца XVIII в. признавался русским - там проживало около 180 тыс. карпаторусов. Чехословакия, получившая по Трианонскому миру 1920 г. всю Подкарпатскую Русь (Закарпатскую Украину), добровольно уступила ее часть: Марморош - Сигот Румынии, так как та поддержала Прагу в ее конфликте с Польшей в Тешенской Силезии.21
Украинское население в Марамуреше в 1945 г. составляло: по уезду - 18%, по уездному центру г. Сигету - 10%. (Венгров, для примера, было соответственно - 7 и 32%.) В Сигет прибыл уполномоченный Народной Рады Закарпатской Украины (фактически присоединена к УССР в ноябре 1944 г.), начав срочную подготовку съезда народных представителей. 4 февраля 1945 г. съезд принял манифест о присоединении уезда
к советскому Закарпатью и создал местные органы власти - народные комитеты, руководство которыми осуществлялось из Ужгорода. Все события были санкционированы ЦК КП Украины и Политуправлением 4-го Украинского фронта. Член Военного Совета фронта Л.З. Мехлис информировал Москву и Киев и получил одобрение Н.С. Хрущева.
С конца февраля в округе Марамуреш, где по оценке Гольдбергера царил «самый сильный румынский шовинизм», начали распространяться провокационные слухи о решении окружного народного комитета закрыть румынские гимназии и школы, заменив их украинскими. По деревням открыто пошли разговоры о подготовке к восстанию. 4 марта к представителю Союзной контрольной комиссии (СКК) явилась румынская делегация за разрешением мирной демонстрации с целью «свергнуть Одевийчука (председатель Народного окружного комитета. - А. С.) и поставить своих людей». В демонстрации было отказано, а на совещании у коменданта Сигета (с участием зам. министра госбезопасности Закарпатской Украины) было принято решение о запрете въезда в город, где 5 марта открывался традиционный базар. Однако с утра со всех окрестностей началось движение к Сигету около 2,5 тыс. подвод и сотен пеших людей. Вместе с горожанами должно было собраться свыше 15 тыс. «демонстрантов».
Как отмечалось в донесении армейских властей, попытка вооруженного восстания с целью «свержения народных комитетов и установления румынской националистической диктатуры» была сорвана, а закарпатские власти с помощью советских частей «приняли меры по наведению порядка в округе».22 Положение в регионе усугублялось и тем, что на соседней чехословацкой территории Пряшевской Руси (Пряшев - украинское название г. Прешов в Восточной Словакии), административно не входившей в Подкарпат-скую Русь, в начале 1945 г. также возникло движение за присоединение большинства областей Восточной Словакии к фактически ставшей частью УССР Закарпатской Украине.23
Особенность политической ситуации в Северной Трансильвании заключалась в том, что самой крупной организацией Национально-демократического фронта Румынии здесь был Народный венгерский союз МАДОС, насчитывавший 150 тыс. членов (по оценке советских спецслужб, наиболее организованная сила в крае), который, поддержав П. Грозу, стал союзником коммунистов. По данной причине, а также в силу нереальности присоединении к Венгрии союз не вел об этом речи.2'1 Однако лишь в феврале 1945 г. он отказался от лозунга «Независимость Северной Трансильвании», а в случае невозможности его реализации - от лозунга «Присоединение Северной Трансильвании к СССР».25
В начале января 1945 г. Москву посетила делегация румынских коммунистов (Г. Георгиу-Деж, А. Паукер, Г. Апостол), которые беседовали со Сталиным о создании правительства НДФ, подконтрольного компартии. Наряду с прочими рекомендациями, Сталин, как записал Г. Димитров в своем дневнике 4 января, дал следующую: «Развивать тезис, что если такое правительство будет [создано], СССР поможет, чтобы Трансильва-ния была румынской»,26 что можно было расценить как прямое обещание и новый ход в розыгрыше «трансильванской карты». Такая позиция Сталина косвенно подтвердилась и на переговорах с югославской делегацией 9 января 1945 г., когда он многозначительно обронил, что Венгрии ему не жаль.27 Вместе с тем в Румынии не очень-то и сомневались, что Трансильвания рано или поздно будет присоединена. Король Михай направил 24 января весьма доверительное письмо президенту США Ф. Рузвельту, в котором благодарил славную Красную Армию «за помощь в возврате Северной Трансильвании, которая всегда была столь дорога сердцам всех настоящих румын», явно имея в виду условия сентябрьского перемирия и обходя вниманием ноябрьское удаление из края румынской администрации.2><
Последние документальные публикации отражают переход геополитического приоритета в Антигитлеровской коалиции после октября 1944 г. с вектора Москва - Лондон на вектор Москва - Нью-Йорк, что хорошо видно на примере Венгрии и Румынии. Политическая ситуация в Венгрии была предметом обсуждения между зам. наркома иностранных дел В.Г. Деканозовым с послом США в СССР А. Гарриманом (25 декабря 1944 г.). Развитие политического процесса в Румынии активно дискутировалось в ходе обмена письмами между Молотовым и Гарриманом (26, 27 февраля, 4, 7, 14, 17 марта 1945 г.), на встречах Вышинского с представителем США в Румынии Б. Берри (1 марта), зам. наркома И.М. Майского с Гарриманом (5 апреля). Причем за вопросом о характере и составе правительств двух стран стояла и территориальная проблема между ними.29
В феврале 1945 г. в Румынии разразился правительственный кризис, который обусловил второй визит Вышинского в Бухарест (27 февраля - 14 марта) с целью реорганизации кабинета в пользу левых сил. Эти события знаменовали и новый этап в решении трансильванской проблемы. Политсоветник СКК в Румынии А. П. Павлов принял 9 февраля министра иностранных дел страны К. Вишояну. Он вновь поставил вопрос о возвращении румынской администрации в Трансильванию, ссылаясь на обещание Вышинского решить проблему после подписания соглашения о поставках. Министру было разъяснено, что передача края связывалась с общей проблемой выполнения Румынией условий перемирия. Павлов указал по-прежнему на неудовлетворительное их выполнение, особенно в деле снабжения экономики и чистки госаппарата от фашистских элементов.
12 февраля премьер-министр Н. Радеску выступил с политической речью о войне до полной победы и честном выполнении условий перемирия, однако шаткое положение его кабинета, несмотря на поддержку в СКК англо-американцев, становилось все более очевидным. Говоря о Северной Трансильвании, он заявил, что вступление туда «является нашим правом и поэтому смешно говорить о нем как об одолжении... Трансильвания наша и мы должны в нее войти». В телефонограмме Павлова в НКИД с изложением этого выступления, разосланной всему советскому руководству, не ускользнуло от внимания, что в речи практически не упоминалось об СССР и Красной Армии «даже тогда, когда говорилось об освобождении Трансильвании».30 После кровавых демонстраций в Бухаресте 24 февраля Радеску был отставлен.
Острая борьба за кандидатуру премьера отразила различные подходы советских и англо-американских представителей в СКК к новому правительственному кризису. Представитель США Б. Берри в письме Вышинскому от 28 февраля делал упор на создание коалиционного правительства и нетерпимости каких-либо изменений «неорганизованными средствами или применением силы». Английский представитель Д. Марджери-бенкс в письмах от 28 февраля и 1 марта высказывал мнение, что односторонние, без предварительных консультаций с союзниками, шаги СССР по формированию нового правительства Румынии указывают на желание «видеть настоящую конституционную процедуру этого государства измененной». Руководство НЦП, как доносили наркому внутренних дел Л.П. Берии из Бухареста сотрудники НКГБ и НКВД, считало более приемлемым для будущего страны даже советскую оккупацию, чем добровольное согласие короля на левое правительство.31
5 марта, через день после отказа короля утвердить кабинет П. Грозы; последний сообщил Михаю I о таких щедрых обещаниях Москвы в случае одобрения королем правительства, как возвращение Северной Трансильвании и «мягкое» применение условий перемирия. Эти обещания были подкреплены угрозой Вышинского, выраженной в со-
мнении, что в противном случае он едва ли сможет отвечать за то, сохранится ли Румыния «как независимое государство».32 Под прямым нажимом Москвы и лично Вышинского было сформировано прокоммунистическое правительство Грозы, утвержденное королем 6 марта.33
В Архиве внешней политики РФ выявлен интересный документ. 26 февраля Дека-нозову было направлено заключение IV Европейского отдела, касающееся отзыва венгерской администрации из Северной Трансильвании. Такой отзыв было бы «невыгодно и нежелательно пока требовать», со ссылкой на «антидемократическую политику» румынских властей. Поэтому СКК следовало бы пока воздержаться от предъявления Венгрии требований об отзыве своих чиновников из края. К тому же по сообщению политсовет-ника СКК в Венгрии Г.М. Пушкина их оставление было «признано целесообразным нашими военными властями». 27 февраля Деканозов наложил резолюцию: «Тов. Молото-ву В.М. Прошу В[ашего] согласия. Соответствующий ответ будет дан в Дебрецен». Ниже, уже без даты, значится вторая резолюция: «Вопрос отпал решением о передаче рум. адм,-ции. Д.[еканозов]». 7 марта зам. наркома через ст. помощника Молотова Б.Ф. Подцероба вообще отозвал это заключение.311
Таким образом, вопрос о принадлежности Трансильвании был в полной мере использован СССР в качестве инструмента воздействия на политическую борьбу в Румынии. Появилась возможность реализовать январское обещание Сталина. Наградой Бухаресту стала Северная Трансильвания. которая на следующий день была фактически присоединена к Румынии, хотя правительство только 8 марта обратилось с просьбой о восстановлении там своей власти. Была направлена благодарственная телеграмма Сталину, а 13 марта состоялось грандиозное празднество в Клуже. Однако ситуация в крае продолжала оставаться сложной - здесь действовали остатки венгерских фашистских организаций «Скрещенные стрелы» и «Имреди». Обе «исторические» партии Румынии по указанию Маниу с начала 1945 г. прекратили сотрудничество с НДФ. Левые партии были слабы и разобщены.35
После возврата края Румынии в уезд Марамуреш в конце марта прибыл Гольдбер-гер для установления румынской власти. Его переговоры в Ужгороде и Сигете с Народной Радой Закарпатской Украины не дала результатов, поскольку та рассматривала уезд как часть Закарпатья. Гольдбергер вызвал на помощь члена руководства КПР В. Луку, переговоры которого о введении румынской администрации на основе реконструкции существующих украинских органов власти также не увенчались успехом. Тогда Лука организовал уездный совет НДФ, который 9 апреля создал местные органы власти. Это означало установление румынской администрации, прошедшее без каких-либо эксцессов. Украинские работники уехали в Ужгород, а в 10 селах с чисто украинским населением некоторое время существовала власть народных комитетов, которые румыны обещали сохранить. В телефонограмме Вышинскому из аппарата политсоветника в Ужгороде от 16 апреля делался вывод, что румынская администрация создана «на здоровой демократической основе». Местный совет НДФ с готовностью согласился на советское предложение предоставить украинцам несколько должностей в местных органах власти. Румыния понимала наличие «украинской проблемы». В письме министра иностранных дел Румынии Г. Татареску советскому послу в Бухаресте С. И. Кавтарадзе от 31 августа 1945 г. в числе важнейших вопросов, выносимых на обсуждение готовившегося румынского правительственного визита в СССР, значилось: «возможный обмен населения - румын из Подкарпатской Украины и украинцев из Марамуреша».3'1
Наследник Коминтерна - Отдел международной информации ЦК ВКП(б) - весьма интересовался положением в крае. Зам. заведующего отделом Л.С. Баранов в письме ли-
г
деру ВКГТ М. Ракоши 23 марта 1945 г. запрашивал сведения по проблеме: «Отношение различных слоев населения и политических кругов к трансильванскому вопросу». 23 апреля Баранов сообщал в записке Димитрову, что для ЦК КП Румынии составлен целый опросный лист, где в числе первых значилась проблема: «Мероприятия правительства, направленные на упрочение демократических сил в Трансильвании». Однако при всех сложностях восстановление здесь румынской администрации укрепляло авторитет правительства, что отметил зам. председателя СКК генерал-полковник Сусайков в справке о внутриполитическом положении в Румынии от 20 мая 1945 г.37
Национальный вопрос не терял своей актуальности. В беседе Павлова с Грозой 9 апреля был затронут вопрос о бессарабцах, ушедших с румынскими войсками в 1940 г., которые пытались сохранить в Румынии «кое-какие остатки так называемой бессарабской проблемы». Гроза был согласен выдать по списку всех, кто интересует советскую сторону. Павлов поднял также проблему трансильванских венгров, выселенных немцами в Венгрию, возвращению которых препятствовали румынские власти. Гроза, лично занимавшийся проблемами провинции, обещал разрешить венгерским крестьянам вернуться в Северную Трансильванию. Другой аспект проблемы обсуждался в Москве на встрече Вышинского, удостоенного медали в честь воссоединения Северной Трансильвании с Румынией, с румынским военным министром К. Василиу-Рэшкану 27 июня. Речь шла о нежелании венгерского населения провинции признавать румынскую администрацию в случаях изгнания румынских властей, учителей.зк
В «Особой папке» Молотова имеются материалы о миграции румынских евреев в конце войны. Нарком иностранных дел УССР Д.З. Мануильский в телеграмме от 20 декабря 1944 г. поставил вопрос о переселении в Румынию из Украины и Молдавии румынских подданных - евреев. Берия в письме Молотову от 13 января 1945 г. считал необходимым всех их (17 тыс. чел.) переселить в Румынию (кроме немцев). 18 января Молотов согласился с этим предложением. Румынская секция Всемирного еврейского союза в телеграмме Молотову от 10 февраля благодарила в его лице русский народ за освобождение польских и германских территорий, куда ссылались евреи из Трансильвании и Венгрии, и просила направить в эти районы свою комиссию для розыска сосланных и оказания им первой помощи. 24 марта было издано распоряжение СНК СССР о выдворении до 15 апреля из СССР всех румынских подданных (кроме немцев) с правом взять 150 кг имущества на человека и обменять каждой семье 1 тыс. советских рублей на румынские леи.39
«Особая папка» Сталина содержит другой документ - доклад Молотова и Берии Сталину от 7 июля 1945 г. В нем сообщается о 13,6 тыс. евреев, получивших советское гражданство в связи с присоединением Северной Буковины, которые в период выдворения румынских подданных стали ходатайствовать о разрешении им переезда на жительство в Румынию. Авторы доклада считали, что таким лицам можно разрешить выход из советского гражданства и выезд в Румынию.40
Интересный сценарий имели события в северотрансильванском уезде Салард губернии Орадеа-Маре. Его жители уже после установления румынской власти в крае направили советскому военному коменданту Бухареста письмо для пересылки на конференцию Объединенных Наций в Сан-Франциско, проходившую в апреле-июне 1945 г. В письме выдвигалось требование самоопределения Трансильвании и высказывалось пожелание о ее присоединении к СССР. Аргументировалось это тем, что Трансильвания «уже была однажды самостоятельным цветущим государством (1560-1710 гг.)», а также наличием многонационального трансильванского народа и особой исторической судь-
бой края. В межвоенный период Румыния относилась к Трансильвании как к колонии, в 1940-1944 гг. шла ее мадьяризация, а с марта 1945 г. - румынизация, причем дискриминации подвергались и ардяльцы (трансильванские румыны). В письме делался вывод: «Мы не желаем относится ни к румынскому, ни к венгерскому государству, так как к какому государству мы не присоединились бы, покой трансильванским народам не будет обеспечен» и предлагалось присоединение Трансильвании «как государства к Советскому Союзу». Если за событиями в Марамуреше стояла вероятность присоединения к СССР лишь части Северной Трансильвании, то в настоящем письме речь шла о всей Трансильвании - и Северной, и Южной.41 Отказавшись от большего (значительная часть Восточной Пруссии, Белосточчина), Москва, начинавшая формирование советского блока в Восточной Европе, пренебрегла и меньшим (сомнительными планами присоединения Трансильвании с немыслимой конфигурацией на карте).
В Венгрии территориальное размежевание не воспринималось как окончательное. Начальник VII Управления Глав ПУ РККА М.И. Бурцев сообщал 23 мая 1945 г. Димитрову о повсеместном мнении, что вопрос о Северной Трансильвании должен быть «пересмотрен со временем в пользу Венгрии». Ракоши, выступая 23 июня в ОМИ, оценил трансильванский вопрос как «очень болезненный», так как «Румыния была вассалом Гитлера и все-таки получила те территории, где живет более 1 млн венгров». Понимая невозможность изменения только что принятых решений, он отмечал, что «мы пока этот вопрос не ставим... Мы говорим о будущем братстве этих мелких народов».42
Таким образом, к концу войны Москва добилась принятия комплекса решений по Трансильвании, обеспечивавших ее геополитические и идеологические интересы. Содержание этих решений, технология их реализации, возможные корректировки были в 1945-1947 гг. предметом обсуждений и дискуссий на 1-111 сессиях Совета министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции, заседаниях Парижской мирной конференции 1946 г., в двусторонних отношениях Советского Союза с Румынией и Венгрией, однако остались практически неизменными.
1 Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940-1946 гг. Документы российских архивов. М„ 2000. Док. 58-59. С. 249-251.
2 Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны: Документы и материалы: В 3 т. Т. 2: 1 января - 31 декабря 1944 г. М., 1946. Док. от 12 сентября. С. 210.
3 Три визита Вышинского в Бухарест (1944-1946 гг.). Документы российских архивов. М., 1998. Док. 6. С. 30.
4 Российский государственный архив социально-политической истории Ф. 17. (РГАСПИ). Оп. 125. Д. 247. Л. 31, 34.
5 Подробнее см.: Сальков А. П. Трансильвания в попытках ее суверенизации и планах включения в состав СССР (30-40 гг. XX в.) // Весн1к Маплеускага дзяржаунага ушверЫтэта ¡мя А.А. Куляшова. 2004. № 4.
6 Stanescu F., Zamjhvscu Drago$. Ocupatia soviética in Romanía: Documente, 1944-1946. Bu^uresti, 1998. P. 73-77.
7 Восточная Европа в документах российских архивов. 1944-1953 гг.: В 2 т. Т. 1: 1944-1948 гг. М.; Новосибирск, 1997. Док. 24 и прим. 1. С. 89-91, 94.
s Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 16. С. 52-55; Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. Док. 24. С. 93.
9 Русский архив: Великая Отечественная. Красная армия в странах Центральной, Северной Европы и на Балканах: 1944-1945: Документы и материалы. Т. 14-3 (2). М., 2000. Раздел «Румыния». Док. 69. С. 71; Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 17. С. 57-58; Док. 19. С. 59-60.
10 Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 18 и прим. 2-3. С. 59; Док. 20. С. 61-62. " Там же. Док. 23 и прим. 1. С. 67-68.
12 Архив внешней политики РФ (АВП РФ). Ф. 0122. Оп. 28. П. 205. Д. 30. JI. 156; СССР и германский вопрос. 1941-1949: Документы из Архива внешней политики РФ.: В 4 т. Т. 2: 9 мая 1945 г. - 3 октября 1946 г. М., 2000. Док. 82. С. 361-363. Прим. 240. С. 775.
13 Подробнее см.: Giurescu Dinu С. Guvernarea Nicolae Radescu. Bucuresti, 1996.
14 Ржешевский О. А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: Документы, комментарии, 1941-1945. М., 2004. Коммент. С. 417; Док. 161. С. 420, 423; Док. 162. С. 429^134; Коммент. С. 435^136.
15 АВП РФ. Ф. 077. Оп. 24. П. 112. Д. 3. Л. 2, 27.
16 Венгрия и вторая мировая война. Секретные дипломатические документы из истории кануна и периода войны. М., 1962. Док. 164. С. 298-299; Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. Док. 14. С. 72; Док. 17. С. 75.
17 Освобождение Венгрии. 1944—1945. Сб. документов. Будапешт, 1976. С. 24, 26.
18 Советско-венгерские отношения. 1945-1948 гг. Документы и материалы. М., 1969. Док. 3. С. 21; Советский фактор в Восточной Европе. 1944—1953 гг. Документы: В 2 т. Т. 1: 1944—1948 гг. М., 1999. Т. 1. Док. 23. С. 109; Док. 24. С. 112-113.
19 Советский фактор в Восточной Европе. Т. 1. Док. 29 и прим. 2. С. 121-122; Венгрия и вторая мировая война. Док. 176-179. С. 340-342; Советско-венгерские отношения. 1945-1948 гг. Документы и материалы. Док. 7. С. 27-28; Док. 13. С. 44; Освобождение Венгрии. 1944-1945. Сб. документов. С. 93, 96.
20 Трансильванский вопрос. Док. 66. С. 266-267; Док. 68. С. 270-271, 274.
21 АВП РФ. Ф. 138. Оп. 26. П. 45. Д. 33 Л. 73-74.
22 Трансильванский вопрос. Док. 68. С. 271; Док. 77. С. 302-306; Док. 78. С. 307, 309.
23 Марьина В. В. Закарпатская Украина (Подкарпатская Русь) в политике Бенеша и Сталина. 1939-1945 гг. М., 2003. С. 149-152.
24 Стыкалин А. С. Трансильванский вопрос в отношениях Венгрии и Румынии в 1940-е годы // Национальная политика в странах формирующегося советского блока. 1944-1948. М., 2004. С. 403-404.
25 Трансильванский вопрос. Док. 76. С. 301.
26 Димитров Г. Дневник. 9 марта 1933 - 6 февруари 1949. София. 1997. С. 458.
27 Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. Док. 37. С. 126.
28 Baciu N. Agonía Romaniei, 1944-1948: Dosarele secrete acuza. Bucuresti, 1997. P. 161-162.
29 Советско-американские отношения. 1939-1945. Документы. M., 2004. Док. 264. С. 600; Док. 275-279. С. 623-628; Док. 283-284. С. 636-638; Док. 288. С. 643.
30 Giurescu D.C. Guvernarea Nicolae Radescu. Р. 282-285; Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 26-27. С. 74-78.
31 Восточная Европа в документах российских архивов. Т. 1. Док. 48. С. 164-165; Док. 51. С. 168; Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 41. С. 98-99; Док. 48-49. С. 111-113.
32 Исламов Т.М., Покивайлова Т.А. Трансильвания - яблоко раздора между Венгрией и Румынией // Очаги тревоги в Восточной Европе (Драма национальных противоречий). М., 1994. С. 106-107.
33 Baciu N. Agonía Romaniei, 1944-1948: Dosarele secrete acuza. P. 165-169; Giurescu D.C. Guvernarea Nicolae Radescu. P. 330-331.
34 АВП РФ. Ф. 077. Оп. 25. П. 114. Л. 58-60.
35 Трансильванский вопрос. Док. 75. С. 298; Док. 76. С. 301-302.
36 Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 71. С. 162; Трансильванский вопрос. Док. 78. С. 308-309.
37 Советский фактор в Восточной Европе. Т. 1. Док.48.С. 178;Док. 53.С. 188-189; Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 61. С. 142.
38 Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 56. С. 125-127; Док. 57. С. 133; Док. 64. С. 151, 153.
39 Государственный архив РФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 98. Л. 47^18. 40Там же. Д. 103. Л. 8, 14, 32, 119-120, 133.
41 Трансильванский вопрос. Док. 81. С. 312-316.
42 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 38. С. 15-16; Трансильванский вопрос. Док. 80. С. 312.
i
Статья поступила в редакцию 30 июня 2005 г.
