A.П.Салъков
СОВЕТСКИЙ СОЮЗ И ТРАНСИЛЬВАНСКАЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
(ИЮНЬ 1941 - Август 1944 г.)
Международно-правовая проблема Трансильвании и Венские арбитражные решения 30 августа 1940 г. о переходе ее северной части от Румынии к Венгрии активно использовались в международных отношениях начального периода второй мировой войны.1 Обе страны воспринимались Москвой и как источник военной опасности. Уточненный план стратегического развертывания РККА от 11 марта 1941 г. учитывал, что Румыния использует против СССР 30 дивизий, Венгрия — 20. В спецсообщении Разведывательного управления Генштаба РККА от 5 мая говорилось, что из общего количества немецких войск на западной советской границе имеются 4 дивизии в венгерской Прикарпатской Украине и 10-11 дивизий — в румынской Молдове и Северной Добрудже. Об этом 5 июня писал в записке И. В. Сталину и нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия. Нарком госбезопасности
B. Н. Меркулов сообщал 14 мая советскому руководству о меморандуме И. Антоне-ску в адрес А. Гитлера и Г. Геринга, в котором немедленное нападение на СССР обосновывалось необходимостью приобретения продовольственной и сырьевой базы на Украине и выхода в Черное море.2
В условиях начавшейся советско-германской войны, когда нападение было совершено и с румынской территории, проблема венгеро-румынского спора сохранила актуальность. Румынский МИД разослал 22 июня во все миссии (кроме московской) телеграмму-циркуляр о состоянии войны с СССР и о том, что генерал ‘И.Антонеску «командует румыно-германскими силами на румынском фронте».3 Венгрия, приняв 23 июня решение о разрыве отношений с Москвой (но без объявления войны), официально сообщила о нем лишь два дня спустя. Поэтому нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов, принимая 23 июня венгерского посланника Ж. Криштоффи, высказал мнение, что у СССР нет претензий к его стране и Москва «не имеет возражений по поводу осуществленного за счет Румынии увеличения территории Венгрии».4 Существует мнение, что на этой встрече Молотов предложил сделку: если Венгрия не вступит в войну с СССР, то по окончании войны Москва будет поддерживать венгерские требования в отношении Трансильвании.5 Это диаметрально расходилось с последующей советской позицией. 27 июня Венгрия напала на СССР.6 Трансильванская проблема вплоть до начала распада Тройственного пакта оставалась действенным политическим фактором внутри фашистского блока.7
Во второй половине 1941 г. румынский и венгерский сюжеты занимали в отношениях СССР с союзниками значительное место. Во-первых, СССР понуждал их объявить войну сателлитам Германии. После долгих проволочек Англия сделала это 6 декабря. Днем раньше британский премьер-министр у. Черчилль на встрече с советским послом И.М. Майским наконец сдался: «Ну что ж, если Сталин этого хочет, мы объявим войну Финляндии, Румынии и Венгрии».8 Во-вторых, остро сто-
© А. П. Сальков, 2005
ял вопрос о границах. Запад твердо держался заявления Черчилля о непризнании границ, возникших в ходе войны. Москва же настаивала на признании своей границы 1941 г. В-третьих, началось обсуждение перспектив послевоенного устройства и британских планов по федерированию Европы.
Визит главы Форин Офис А. Идена в Москву 16-20 декабря 1941 г. оказал влияние на все три проблемы. И. В. Сталин предложил проекты двух советско-англий-ских договоров — о военной взаимопомощи и о разрешении послевоенных проблем, наметив при этом общую схему реорганизации европейских границ после войны. Она предусматривала, что «объем самой Румынии должен быть несколько увеличен на западе за счет Венгрии, в рамках которой в настоящее время проживает до 1,5 млн румын. Это также явилось бы дополнительным наказанием для Венгрии за ее роль в войне».9 Ко второму договору был подготовлен секретный протокол (хотя сведений о его передаче Идену нет, протокол позволяет проследить генезис советских представлений о будущем Трансильвании). Он предусматривал передать СССР часть румынского устья Дуная с тремя рукавами, а Румынии — «те районы Венгрии, которые населены преимущественно румынами».10 Согласовать договоры в силу требований Сталина признать советские границы 1941 г. не удалось, хотя у Идена и была тщетная надежда, что он убедил Сталина «в неосуществимости его требований».11 Так были впервые изложены советские представления о трансильванском урегулировании, которые пока допускали лишь исправление в пользу Румынии границ Венского арбитража, а не полную отмену его решений.
В декабре 1941 г. в НКИД СССР началось планирование послевоенного устройства, была образована комиссия для разработки вопроса о границах СССР, Германии, ее союзников. Решением политбюро ЦК ВКП(б) от 28 января 1942 г. создавалась «комиссия по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира», призванная документировать спорные территориальные и национальные вопросы.12 Однако из-за тяжелого положения на фронтах работа приостановилась.
Новая расстановка сил, возникшая в июне 1941 г., сохранив прежние взаимные венгеро-румынские притязания, выдвинула и новые. Они были связаны с планами послевоенного устройства, исходившими из победы фашистского блока. Все венгерские партии — от социал-демократов до фашистов — были едины в планах полного восстановления дотрианонских границ. Разногласия касались лишь направлений экспансии и пределов возможных уступок Германии взамен территориальных компенсаций. Вместе с тем даже программа партии «Скрещенные стрелы», выдвигавшая задачу создания «Великой Венгрии между Карпатами и Дунаем», не конкретизировала размеры и границы проектируемого государства. В выступлении лидера партии Ф. Салаши в октябре 1942 г. говорилось о новом порядке в жизненном пространстве Северной и Юго-Восточной Европы, воплощенном в лозунге «Паке хунгарика» — «Мир Венгрии». Легитимистские и клерикальные круги ратовали за демократическое королевство во главе с Отто Габсбургом и возвращение владений короны св. Ипггвана. Проанглийская буржуазная оппозиция также поддерживала планы восстановления «исторической Венгрии». В 1942 г. в административном центре Трансильвании Клуже (Коложваре) была создана «Венгерская ревизионистская лига», руководившая ирредентистским движением мадьяр Южной Трансильвании и требовавшая присоединения края к Венгрии.13 В меморандуме
Партии мелких сельских хозяев для премьер-министра Венгрии М. Каллаи в августе 1943 г. все же предлагалась автономия для Северной Трансильвании и Карпатской Украины.14
Однако разновекторная территориальная экспансия Венгрии, направленная на создание порта на Адриатике с экстерриториальным коридором через Хорватию, а также захват Словакии, противоречила планам Германии. Аналогичная ситуация касалась и Трансильвании. В середине 1942 г. Германия замышляла создание независимой от Румынии и Венгрии Трансильвании под своим протекторатом, что находилось в вопиющем противоречии с венгерскими планами гегемонии в Карпатском регионе.15 В то же время, используя притязания Румынии на пересмотр Венского арбитража, Германия оказывала давление на Венгрию, чтобы побудить ее послать больше войск на Восточный фронт. Острота трансильванских противоречий была столь значительным аспектом отношений Германии с ее сателлитами, что в обзорном документе III Европейского отдела НКИД СССР об истории румыно-венгерских территориальных споров (декабрь 1942 г.) отмечалось: «Германия нагромоздила такое столкновение интересов между обеими зависимыми от нее странами, что в будущем это может стать немаловажным фактором, подрывающим основы европейского фашистского блока». В свою очередь, Венгрия предполагала создать после войны независимую Конфедерацию Хорватии, Словакии и Трансильвании. Будапешт, будучи не удовлетворен лишь Северной Трансильванией, понимал невозможность получения Южной Трансильвании путем простого изменения границ Румынии. Поэтому и выдвигал предложение о превращении всей Трансильвании в «независимое» государство, которое стало бы в провенгерской конфедерации вассалом Венгрии.16 Итак, главный вектор венгерской экспансии имел юго-западное направление на Балканы, вспомогательный — северное направление на Словакию. Оба вектора, касаясь интересов СССР, непосредственно в сторону его границ нацелены не были, кроме того, они противоречили интересам Германии.
Качественно иным — акцентированно восточным — направлением отличалась территориальная экспансия Румынии. Еще до июня 1941 г. она вынашивала планы не только возврата Бессарабии и Северной Буковины, но и господства над всей территорией советской Молдавии, рассчитывая получить эти земли из рук немцев. После нападения Германии при участии Румынии на СССР Бухарест начал обосновывать свои права на советские территории за Днестром. Широко обсуждался вопрос и о румынах, проживающих на Украине. Выдвигалась идея сотрудничества между Украиной и Румынией и делались намеки на установление в будущем ка-кой-то румыно-украинской федерации. После оккупации немцами и румынами южных районов СССР все эти планы были интегрированы организацией «румынской провинции Транснистрии», располагавшейся между Днестром, Южным Бугом и побережьем Черного моря и включавшей Тирасполь, Одессу и Николаев. Оккупационная газета «Дойче Украине цайтунг», характеризуя «новые восточные области Румынии», писала в мае 1942 г., что «эту часть Румынии — Транснистрию, румыны сделают жемчужиной своей родины». Пропаганда всячески подчеркивала тезис, что этническая граница не остановится у Днестра, так как «значительные группы румын численностью до 1,5 млн чел. населяют районы, расположенные между Днестром и Днепром и далее вплоть до Крыма».17
Подавляющее большинство политической элиты разделяло подобные убеждения. Даже руководитель левого крыла национал-царанистской партии Н. Лупу, которого румынские фашисты всегда третировали как большевика, приезжал в Тирасполь для выступления с докладами о «правах Румынии на Транснистрию».18 В настоящее время в Румынии Национальная ассоциация ветеранов войны издает серию мемуаров и документов под выспренным названием «Ветераны на дорогах чести и самопожертвования». После тома «К цитаделям на Нистру» о захвате Бессарабии в июне-июле 1941 г. вышел том «От Нистру до Азовского моря», посвященный участию румынской армии в боях фашистских оккупантов в районе Одессы, Крыма, Азовского моря и к югу от Харькова в июле 1941 — июле 1942 г., следствием чего и стало создание Транснистрии.19
Наиболее дальновидные представители румынской политической элиты Ю. Маниу и Д. Брэтиану отдавали отчет в несостоятельности восточных захватнических планов. Они считали Днестр границей румынских притязаний к СССР и требовали «повернуть острие румынского ревизионизма против Венгрии для воссоединения всей Трансильвании с Румынией». Объектом румынских притязаний к Венгрии как вспомогательного вектора венгерской экспансии были: Северная Трансильвания, Секейская земля (Восточная Трансильвания), Марамуреш, Криша-на, часть Баната и ряд других венгерских земель до р. Тисы. Это означало претензии почти на половину всей территории Венгрии в интересах создания «Великой Румынии».20
Положение в странах-сателлитах быстро менялось. На совещании у генерального секретаря ИККИ Г. Димитрова 7 июня 1942 г. отмечалось, что в Венгрии часть правящих кругов «не хочет давать Гитлеру войск», а тяжелое положение в Румынии заставляет «искать выхода в разрыве с Гитлером», растут венгеро-румынские разногласия.21 Ранние попытки разработки трансильванской проблемы предпринимаются в Москве в конце 1942 г. В материалах Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) автором настоящей статьи выявлена папка материалов по Венгрии (на венгерском языке). Она содержит переписку руководителя Загранбюро КПВ в Москве М. Ра-коши с венгерскими представителями в Коминтерне Д. Хай и 3. Санто и ряд аналитических материалов. Среди них выделяется «Материал по Трансильвании» (32 с.), подготовленный в ноябре Кертес Реже. В первом разделе сделан газетный обзор главным образом коложварской «Восточной газеты». Здесь отражены проблемы Секлерской земли (Секейфёльд — изолированная от Венгрии территория на востоке Трансильвании, а именно 4 из 11 северотрансильванских уездов — Муреш, Чук, Одорхей, Трей Скауне, площадью 17 тыс. кв. км, компактно заселенная венгерской этнической группой секлеров, численностью от 300 до 500 тыс. чел., исторически развивавшихся совершенно самостоятельно), события в Румынии, роль национального вопроса в венгеро-румынском раздоре. Второй раздел материала содержит замечания самого составителя об истории трансильванского конфликта, политическом облике провинции, классовом содержании секлерского вопроса.22 Из дневника Димитрова известна его дискуссия с Ракоши 16 июля 1943 г. по поводу постановки КПВ вопроса о Трансильвании. Димитров считал такую постановку «политически неправильной и нецелесообразной», так как она «льет воду на мельницу Хорти». Претензии Венгрии на Трансилъванию, по его мнению, должны быть обязательно связаны с ликвидацией союза с Германией и прекращением участия в войне.23
В Румынии начался поиск запасного варианта на случай поражения Германии. Основным предметом тревоги была Трансильвания. В марте 1942 г. Лондон предложил Москве посредничество в контактах с румынской оппозицией во главе с Ю.Маниу. Через два месяца последовал отказ. С тех пор Маниу еще дважды обращался к Лондону. Его программа предусматривала обсуждение «пожеланий» как союзников, так и румын. За этой фразой стояло основное пожелание румын — возврат Северной Трансильвании. В письме Молотова английскому послу в Москве А. Керру от 20 марта 1943 г. было, наконец, высказано положительное отношение к контактам союзников с группой Маниу. В нем также опровергались сведения о сдаче в плен советским войскам по указанию Маниу 14 тыс. румын из Северо-Восточной Трансильвании.24
Лидеры «исторических» партий Маниу и Брэтиану в обращении к Антонеску в марте 1943 г. по поводу посылки румынских войск на восточный фронт говорили о непозволительности больших жертв, если не будет восстановлена территория страны. Ставился прямой вопрос: есть ли у Антонеску «какие-нибудь письменные документы, подобные тем, которые Ион Брэтиану позаботился получить до вступления в мировую войну на стороне Франции, Англии и России (конвенция 17 августа 1916 г. — А.С.), которые обеспечили бы нам возвращение потерянной Трансильвании». В Румынии действовали нелегальная проанглийская организация «Ар-дялул» («Трансильвания»), созданная национал-царанистскими деятелями Ю. Маниу и А. Вайда-Воеводом, тайное «Общество возрождающейся Румынии», которые высказывались против участия в войне на стороне Германии. Буржуазной оппозиции становилось ясно, что в случае победы «оси» Румынии будет отведена роль сырьевого придатка, а Трансильвания с ее развитой индустрией вряд ли будет оставлена в составе Румынии.25
Аналогичные процессы наблюдались в венгерской правящей верхушке и эмигрантских кругах. Еще в октябре 1941 г. в III Европейском отделе НКИД СССР была разработана справка о деятельности Комитета свободных венгров за границей. В ней сообщалось, что в марте 1941 г. член венгерского парламента Т. Эккхард, близкий к правительству П. Телеки, направился в США «для лечения и ученых занятий». Истинной целью поездки была подготовка к организации в Вашингтоне параллельного правительства с его объявлением лишь тогда, когда с «большей или меньшей очевидностью можно было бы предположить поражение Германии». Венгры считали, что таким образом была бы обеспечена целостность страны в случае победы Англии. Однако, как считали авторы справки, и после отравления немцами в январе бывшего министра иностранных дел Венгрии И. Чаки и самоубийства в апреле 1941 г. премьер-министра П. Телеки (якобы после того, как немцы нашли у его курьера письмо к Ф. Рузвельту) указанная тенденция не была ликвидирована. В Лондоне имелась венгерская эмиграция во главе с М. Карольи, который нравился Москве за то, что, будучи президентом Венгрии, сам в марте 1919 г. передал власть социал-демократам и раздал крестьянам свои огромные земельные угодья. Он считал, что частичное освобождение Венгрии в 1940 г. от пут Трианона было достигнуто еще большей ценой, чем сам Трианон, а 13 июня 1941 г., выступая в «Манчестер гардиен» с резкой критикой ориентации страны на «ось», призвал тесно сотрудничать со славянскими народами и объединиться под лозунгом победы Англии. Однако первым на контакт с послом СССР в Лондоне И. М. Майским
вышел представитель другой эмигрантской группировки граф Лоняи, либерал, масон, стремившийся с помощью Англии не допустить нового расчленения страны, прикрывая эту линию разговорами о «дунайской федерации».26
Интерес Москвы к венгерской эмиграции нарастал. В январе 1943 г. в НКИД были составлены более подробные, чем в 1941 г., справки о политической деятельности Карольи, организовавшего политический «Дунайский клуб». Его стали считать наиболее приемлемой для СССР фигурой. В июне 1943 г. Майский получил письмо Карольи, где давалась характеристика различным эмигрантским группировкам. В самом общем виде были также изложены взгляды на послевоенное устройство: Венгрия должна стать серьезным партнером в Дунайской федерации, «не санитарным кордоном против России, а дополнением Советской России, мостом между Северо-Востоком и Западом». В письме даже указывалось на такую особенность лондонской эмиграции, как ее малочисленность — менее 3 тыс. чел., «из которых до 70% евреев». Впрочем, это не было новостью. Референт III Европейского отдела НКИД Б. Я. Гейгер, разработчик наиболее крупных справок по Венгрии, в ноябре 1943 г. извещал зам. наркома В. Г. Деканозова о малочисленности и московской эмиграции, где «в преобладающем большинстве — венгерские евреи».27
В конце 1942 г. венгерские эмиссары пытались установить контакт с англичанами «в качестве страховки от военного поражения Германии», но эти попытки были отклонены. В марте 1943 г. Лондон информировал Москву о более серьезном обращении профессора А. Сент-Дьёрдьи, который был готов возглавить кабинет, если союзники «намереваются восстановить Венгрию, способную принимать достойное участие в реконструкции Европы». Англия, без всяких обязательств о будущем Венгрии, предлагала все же рассеивать венгерские опасения «нового и более тяжелого Трианонского мира», не желая видеть Венгрию «разорванной на части» и наказывать венгерский народ «за глупости его правительства». Ответное письмо Молотова Керру от 7 июня содержало мысли о том, что за помощь Германии должно отвечать не только правительство, но в «той или иной мере венгерское общество»; Венгрия должна возвратить захваченные территории; СССР считает «не вполне обоснованным... так называемое третейское решение о передаче Венгрии Северной Трансильвании»; Москва не согласна с включением Венгрии в состав федераций.28
2 октября 1943 г. посол СССР при союзных правительствах в Лондоне А. Е. Богомолов направил Деканозову информацию о двух письмах и меморандуме венгерского социал-демократического деятеля В. Бёма английскому тред-юнионистскому функционеру Д. Гибсону. Как следовало из этих документов, положение Венгрии — трагическое, так как в случае победы Германии она потеряет независимость, а если Германия проиграет, то Венгрию постигнет еще большая катастрофа, чем в Трианоне. При этом «румынская опасность становится угрожающей» и все убеждены в неизбежности вооруженного конфликта с Румынией.29
В 1943 г. в СССР возвратились к послевоенному планированию. В августе была создана Комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства при НКИД СССР (Комиссия Литвинова). В перечне проблем для ее разработки значились: в разделе XI (Венгрия) — советско-венгерская граница, венгеро-румынская граница (судьба Трансильвании); в разделе XII (Румыния) — границы Румынии. В сентябре была создана Комиссия по вопросам перемирия при НКИД СССР (Комис-
сия Ворошилова) для выработки условий капитуляции Германии и ее европейских союзников.30
Накануне Московской конференции министров иностранных дел (19-30 октября 1943 г.) была разработана первая обширная советская концепция послевоенного устройства. Она содержалась в записке Деканозова «К предстоящему заседанию в Москве министров иностранных дел» от 3 октября 1943 г. Предусматривалось восстановление границы Румынии 1941 г., повторялась мысль Молотова о не вполне обоснованной передаче Венгрии Северной Трансильвании, а вывод наркома об ответственности венгерского общества подавался уже как элемент советской позиции. От Венгрии «должны отойти часть на севере — к Чехословакии, часть на востоке, где проживает до 1,5 млн румын, — к Румынии». Это явилось бы «заслуженным наказанием для Венгрии за ее роль в войне». Таким образом, воспроизводилась советская позиция времен визита Идена в Москву в декабре 1941 г. На конференции также обсуждалась английская записка «Предлагаемые принципы, которыми следует руководствоваться при прекращении военных действий с европейскими странами — членами оси» (датирована еще 1 июля 1943 г.). Она предусматривала безоговорочную капитуляцию и «полную или частичную оккупацию соответствующих стран».31 Становилось очевидно, что решающее влияние на политическое и территориальное переустройство стран — членов «оси» окажет оккупирующая их держава.
Осенью 1943 г. разрабатывались два противоположных сценария выхода Венгрии из войны. С одной стороны, в результате миссии венгерского дипломата Л. Ве-реша в Турцию правительство М. Каллаи тайно заключило 9 сентября предварительное соглашение с западными странами, которое предусматривало вступление Венгрии в войну с Германией по достижении их войсками венгерских границ. Расчеты хортистов опирались на планы открытия второго фронта на Балканах с созданием зоны англо-американского влияния. Венгрия пыталась выторговать признание своей гегемонии в Дунайском бассейне и выйти из войны, не только сохранив приобретенные территории, но и получив новые. С другой стороны, в записке Комиссии Ворошилова Молотову от 6 октября 1943 г. излагались общие для стран «оси» условия капитуляции, где прямо прописывалась оккупация советскими войсками Румынии и Венгрии. Тегеранские решения об открытии второго фронта не на Балканах, а в Северной Франции сделали освобождение Юго-Восточной Европы Красной Армией неизбежным фактом.32
Позднее в записке Майского Молотову от 10 января 1944 г. были глобально сформулированы советские представления о послевоенном урегулировании. С Румынией предполагалось заключение «на длительный срок» пакта о взаимопомощи и предоставление СССР «необходимого количества» военных баз для ее превращения в «важный фактор нашей обороны». Констатировалось, что «СССР не заинтересован в создании сильной Венгрии», которую следует сохранить, но «по возможности сузить ее территорию, строго следуя этнографическому принципу». В случае сомнений, «решать вопрос следует против Венгрии». Венский арбитраж по Тран-сильвании подлежал пересмотру с «известным уклоном в пользу Румынии».33
В кругах либеральной и румынской, и венгерской оппозиций зрело осознание катастрофических территориальных последствий близкого поражения фашистского блока. Сроки и обстоятельства заключения перемирия стали играть решающую
роль в трансильванском споре. Румынская дипломатия проявила завидную расторопность. Советский посланник в Египте Н. В. Новиков вел 29 марта — 12 апреля 1944 г. беседы с князем Б. Штирбеем и представителями союзников о выходе Румынии из войны. Румыны придавали первостепенное значение возвращению Трансильвании, а Штирбей прямо ставил перед Новиковым вопрос о готовности Москвы дать заверения на этот счет. В такой обстановке заявление правительства СССР от 2 апреля и постановление ГКО в связи с вступлением Красной Армии на территорию Румынии от 10 апреля приобретали особый смысл. Задача «уничтожения господства гитлеровской Германии в порабощенных ею странах» касалась и Венгрии, и Венского арбитража. В советских условиях перемирия от 12 апреля Румыния должна была вступить в войну на стороне союзников и восстановить советско-румынскую границу. СССР же обязался аннулировать арбитражное решение о Трансильвании, что, по словам Штирбея, «несомненно будет для румын весьма ободряющим». Англо-американцы сомневались в приемлемости этого пункта, считая, что «преждевременно давать такие ясные и определенные обязательства румынам».34
Посол США в Москве А. Гарриман на встрече с Молотовым 17 апреля поздравил наркома с «замечательным заявлением о Румынии». Однако это не устраняло американских опасений по поводу возможного стремления СССР «к контролю над Европой», о чем прямо заявил Литвинову председатель Торговой палаты США Э. Джонстон на их встрече 19 июня, тем более, что линия советской политики «была не прямой, а зигзагообразной». Советский посол в США А. А. Громыко направил 14 июля Молотову доклад о советско-американских отношениях. В нем отмечалось, что хотя советское заявление в связи с переходом румынской границы в некоторой степени успокоило политические и деловые круги, оно «не устранило существующих подозрений в отношении СССР и не устранило тревогу за судьбу, в частности, балканских стран» — американцы боялись установления в регионе советских режимов.35
Венгерская эмиграция в своих практических шагах по-прежнему оставалась на уровне общеполитических деклараций. В клубе Карольи в феврале 1944 г. был заслушан теоретический доклад по проблеме границ и их нарушения. В мае Карольи создал «Венгерский Совет в Великобритании», программу которого советский посол в Лондоне Ф. Т. Гусев направил в НКИД. В ней отмечалась необходимость отказаться от притязаний к соседям, основанным на «тысячелетних исторических правах» короны св. Стефана, не признавались «правильными и справедливыми» как Венские решения, так и оккупация Подкарпатской Руси и югославских земель, высказывалась надежда на решение союзниками вопроса о территории новой Венгрии «в духе права и справедливости».36
Действительно, судьба Трансильвании не была столь ясной, так как СССР рассматривал и Румынию, и Венгрию как враждебные государства. В справке Комиссии Литвинова «О Трансильвании» от 5 июня 1944 г. отмечалось, что отношение союзников к трансильванской проблеме нигде публично не высказывалось. Однако Комиссия была знакома с не опубликованной запиской Службы иностранных исследований и прессы при Бэллиол колледже в Оксфорде от 27 декабря 1942 г., в которой рассматривались все возможные способы решения проблемы. Явное предпочтение отдавалось созданию из Трансильвании самостоятельного государства, но
лишь в качестве члена Дунайского союза наряду с Венгрией и Румынией. (При негативном отношении Сталина к федерированию Европы данная концепция не могла быть принята.) Было известно о заявлении президента Чехословакии Э. Бенеша (не нашедшем до сего дня документального подтверждения), в котором он ссылался на «якобы данное тов. Сталиным согласие на передачу Трансильвании Румынии».37 Не смогла вынести внятных рекомендаций Политическая и территориальная подкомиссия зам. госсекретаря США Самнера Уэллеса Консультативного комитета, изложив лишь ряд вариантов. Наиболее интересны два из них: 1) переход к Румынии всей Трансильвании, широкая автономия Секейфёльду, исправление границ по языковому принципу; 2) образование самостоятельной Трансильвании в составе конфедерации или в качестве румыно-венгерского кондоминиума.38
В справке «О Трансильвании» указывалось, что исторические аргументы на край убедительно обосновывали и Венгрия, и Румыния, хотя аргументация отвергалась каждой из сторон. Этнические же претензии были обоснованы лишь со стороны Румынии. Особенно важно то, что «раздел провинции по этнической линии совершенно исключается», так как население во всех ее частях было смешанным с повсеместным преобладанием румын. Исключение составляла лишь компактная масса горных секлеров (секеев). Поэтому «трудно и даже невозможно» найти такое решение проблемы, которое удовлетворяло бы и Венгрию, и Румынию, потому что «любое разрешение будет вызывать недовольство одного или другого из этих государств, а то и обоих государств».39 Эта мысль почти точно совпала с давним высказыванием А. Гитлера. На переговорах с президентом Венгрии П. Телеки и министром иностранных дел Италии Г. Чиано в Мюнхене 10 июля 1940 г. он, хвастаясь тем, что как «бывший австриец» знает, насколько запутанными были национальные проблемы в Австро-Венгрии, спрогнозировал последствия трансильванского урегулирования в Вене: «Как территории ни дели, одна сторона, естественно, будет ныть. В случае же с Трансильванией, вероятно, будут ныть и стонать обе стороны сразу».40
В выводах справки и стенограмме заседания Комиссии от 8 июня 1944 г., на котором обсуждалась проблема края, выявились четыре возможных решения:
1) Оставить, по словам Литвинова, «нынешнее положение (до тех пор, пока мы не придумаем лучшего), хотя как-то политически неудобно оставить в силе Венский арбитраж».
2) Передать Трансильванию Венгрии, что Литвинов почти исключал, «но не совсем». Поскольку в политике «приходится руководствоваться исключительно соображениями целесообразности», можно было бы мыслить даже воссоединение Трансильвании с Венгрией при условии ее тесного и длительного сотрудничества с СССР. Но Литвинов одернул сам себя: обещаниям верить нельзя, так как Венгрия не перестанет враждовать с Чехословакией и Югославией, которым она должна возвратить Подкарпатскую Русь, Южную Словакию, Бачку, Баранью, Муракез. Член комиссии Я. 3. Суриц напрочь отклонил данный вариант, так как он нарушал интересы румынского большинства и был бы вознаграждением «одного из наиболее ретивых сателлитов Германии» и огромной опасностью для дружественной Чехословакии. Венгрии не забылось, что она первой примкнула к Антикоминтерновскому пакту и напала на СССР без малейшего повода, не имея даже тех территориальных претензий, которыми оправдывали свое участие в войне Финляндия и Румыния.
3) Более вероятной, по мнению Литвинова, была передача Трансильвании Румынии взамен прочной гарантии («базы и контроль», так как в политике «благодарность быстро испаряется») тесного и длительного сотрудничества с СССР, а также ее полного отказа от претензий на Бессарабию и Буковину, что было бы достаточно компенсировано получением Трансильвании. Румыния нуждалась бы в защите СССР против Венгрии, которая «никогда не примирится с окончательной потерей всей Трансильвании». Я.З.Суриц также выступал за переход провинции к Румынии. Он обосновывал это тем, что, «устранив между Румынией и Россией спор из-за Бессарабии (намеренно созданный Бисмарком на Берлинском конгрессе) и передав Румынии Трансипьванию — этот вечный источник разногласий между Румынией и центральноевропейскими государствами — мы заложим основы для действительно прочной зависимости Румынии от нашей политики». Член комиссии Б. Е. Штейн скептически отозвался о передаче края Румынии ввиду сомнительности гарантий ее просоветской политики.41
4) Наибольший интерес вызвал вариант создания независимого Трансильванского государства, которое, имея площадь 100 тыс. кв. км и более 5 млн чел. населения, было бы крупнее многих европейских стран. Вариант имел актуальность, «хотя бы лишь временно, впредь до выяснения возможности искреннего сотрудничества с нами Румынии или Венгрии», но при советском сюзеренитете мог «остаться на длительное время». Такое государство не смогло бы существовать без покровительства СССР, имея с ним общую границу. Я.З.Сурица подкупал данный вариант, но он сомневался, нужно ли в послевоенной Европе «встать на путь ее парцелляции и балканизации». При этом он развил вполне интересные мысли о случаях, когда балканизация (создание мелких самостоятельных государств) оправдана: для ослабления мощного врага путем выделения из него части территории; для предоставления права на государственное существование нации, входившей в состав другого государства в качестве чужеродного и угнетенного меньшинства. Добавочными аргументами для такой нации выступали национально-освободительная борьба и государственность в прошлом. Член комиссии С. А. Лозовский, напротив, считал, что «парцелляция в Европе нам не вредна. Чем больше мы отрежем от вражеских стран территорий, тем лучше». Недоумевая, нужно ли усиливать Румынию из-за того, что в Трансильвании имелось 3 млн румын, или усиливать Венгрию потому, что в крае 1,5-2 млн венгров, он предлагал создать Трансильванское государство. Радикально настроенный Лозовский считал, что два враждебных государства «не должны иметь силы оправиться. Это главное. Правда, несколько сот тысяч румын мы перебили в этой войне, но, очевидно, это недостаточно. Не всех немцев перебили и не всех венгров». Он вообще трактовал вопрос как классовый, а не национально-территориальный. Штейн также считал данный вариант наилучшим. Он сравнивал полученные Гитлером в Вене при разделе края «рычаги одновременного воздействия на обе страны» с возможностью «одновременного давления как на Румынию, так и на Венгрию», обретаемую СССР в случае создания Трансильванского государства. Штейн обратил внимание на то, что в Трансильвании существовала не только чересполосица расселения румын и мадьяр, но и своеобразное явление, при котором имелись венгероязычные румыны и румыноязычные венгры. (Мы оцениваем этот факт как этнолингвистическую диффузию, встречавшуюся в полиэтнич-ных зонах среди носителей даже не родственных языковых групп — в литовско-
белорусской Виленской области, немецко-литовском Мемельском крае, итальянско-словенской Каринтии). Член комиссии Д. 3. Мануильский также считал, что в интересах СССР «абсолютно целесообразно создать самостоятельную Трансильва-нию».
Литвинов склонялся к четвертому варианту, хотя безусловное решение так и не было выработано. Он призвал руководствоваться не «абстрактными принципами и нашими желаниями» (что отразило общую тенденцию к отходу от идейноклассовых критериев в пользу национально-государственных интересов), а учитывать реальность. Она же была такова, что «в ближайшее время нам выгодно иметь некоторые буржуазные государства раздробленными». Фазис раздробления, начавшийся после первой мировой войны, «очевидно, должен некоторое время еще продолжаться. Может быть, мы идем к укрупнению через раздробление». Литвинов считал, что зависимость Румынии от СССР будет еще большей, если Трансиль-вания станет самостоятельной, а «от нас будет зависеть в дальнейшем передача ее Румынии».42 Обращает на себя внимание то, что в справке не были даже упомянуты два варианта, возникшие в скором будущем — присоединение Трансильвании к СССР и ее частичный раздел по этническому признаку.
Дискуссия дала принципиальную систему приоритетности, повлиявшую на решение всех подобных конфликтов с советской заинтересованностью.43 Предпочтение неизменно отдавалось этническим аргументам, которые связывались с проблемой советско-польской границы. В справке прямо значилось: «Учитывая, что свои притязания на Западную Украину и Западную Белоруссию Польша обосновывает исторической аргументацией, нам вообще целесообразнее при разрешении всяческих территориальных проблем предпочитать этническую аргументацию исторической». Этому вторил Суриц: «В наших интересах... всегда отдавать приоритет этническому фактору над историческим, имея в виду наш спор с Польшей». Полное уничижение исторических аргументов озвучил Лозовский: «Мало ли что было. Дело идет о реальных вещах, а не об исторических воспоминаниях. Пусть этим занимаются польские эмигранты». Правда, Литвинов предупреждал: «Тут мы не должны слишком увлекаться, помня, что будут случаи, когда придется нам выдвигать аргументы от истории, как, например, в нашем предложении о передаче Польше Восточной Пруссии и Верхней Силезии». Истинные же мотивы были связаны с геополитическими планами СССР. Фраза Литвинова о Трансильвании, оброненная вскользь, — «конечно, вопрос будет решаться не на основе тех или иных аргументов» — не была случайной.44
Крупный советский историк Е. В. Тарле подготовил специальную записку. Он высказал мнение, что Трансильвания «в руках Венгрии или Румынии не может быть ничем иным, как 1) очень большим ростом могущества одной из этих одинаково злобно-фашистских держав; 2) вечным яблоком раздора на очень опасном европейском перепутье и вечным поводом к разжиганию новых войн». Поэтому предпочтительно создание здесь самостоятельного государства. В самом крайнем случае Тарле допускал нежелательное само по себе присоединение крал к Румынии как меньшее из двух зол, «потребовав за это те или иные компенсации». В распоряжении Комиссии Литвинова имелся также документ «К вопросу о Трансильвании. Записка Вальтера Романа», в котором видный румынский коминтерновец предла-
гал восстановить единство и неделимость края и сделать его независимым государством.45
Государственный переворот в Румынии 23 августа 1944 г., приведший к устранению Антонеску и созданию кабинета генерала К. Санатеску, ускорил принятие решений по Трансильвании.46 Причем полвека спустя, бывший король Михай Го-генцоллерн (в августе 1944 г. 22-летний молодой человек, с ведома и согласия которого и был произведен переворот) говорил в декабре 1993 г. в интервью венгерскому историку М. Фюлепу о том, что накануне переворота в политических кругах Бухареста знали о неготовности Великобритании и США гарантировать права Румынии на Трансильванию. Поэтому румынская элита рассчитывала на поддержку СССР.47 В этой связи особенно важен вывод, что до середины 1944 г. в советском руководстве имелось твердое убеждение о свободе Объединенных наций от каких бы то ни было обязательств в отношении Трансильвании, поскольку Трианонский договор 1920 г. утратил силу, так как и Венгрия, и Румыния — вражеские государства 48
25 августа Румыния объявила войну Германии, а 31 августа советский посол в Анкаре С. А. Виноградов получил румынскую ноту о намерении подписать перемирие и включиться в войну с Германией. В тот же день Молотов принял румынскую делегацию для обсуждения условий перемирия, базировавшихся на советских предложениях от 12 апреля. В ее состав входил и Штирбей, но возглавлял ее лидер КП Румынии Л. Патрошкану, назначение которого имело целью добиться более мягких условий. Если накануне он расплывчато заявлял о начале борьбы «за освобождение национальной территории», то на встрече с Молотовым предложил немедленно направить румынские войска в Трансильванию для борьбы с немцами 49 Территориальный фактор был задействован и во внутриполитической борьбе. Патрошкану в беседе с А. Я. Вышинским 1 сентября объяснил вхождение КПР в правительственный блок стремлением парализовать влияние Маниу и Брэтиану, которые «до сих пор не согласны с тем, что Бессарабия должна принадлежать Советскому Союзу».50
Эти события вызвали в Москве дополнительную проработку проблемы Венгрии. 31 августа К. Е. Ворошилов сообщил Молотову, что составлен «новый, несколько смягченный» проект условий перемирия с Венгрией, который можно использовать, если и Венгрия, подобно Румынии, выйдет из войны 51
5-6 сентября румынская делегация в Москве предложила координацию боевых действий советской и румынской армий по отражению венгро-немецкого наступления в Трансильвании, грозившего оккупацией края. Однако предложение осталось без ответа. 10 сентября проект соглашения о перемирии был передан румынской делегации. Патрошкану счел его «наилучшим, на который только могла бы рассчитывать Румыния». В то же время Москва и Лондон были едины во мнении о несвоевременности статуса союзного государства для Румынии и установления с ней дипломатических отношений.52 Соглашение о перемирии было заключено 12 сентября и содержало оговорку о Трансильвании. Она была включена по настоянию англичан и два года находилась в центре дипломатической борьбы союзников, которые значительно разошлись в своих представлениях о послевоенном устройстве Юго-Восточной Европы.
Summary
The author of the article analyses the multinational Transylvania's territorial problem in international rela-
1 Подробнее см.: Сальков А. П. 1) Трансильванский вопрос в политике СССР в Юго-Восточной Европе (1939-1941) // Актуальные проблемы славянской истории XIX и XX веков: К 60-летию профессора Московского университета Г.Ф. Матвеева. М., 2003. С. 279-319; 2) СССР и второй Венский арбитраж: дипломатические оценки результатов и последствий // Белорусск. ж. международного права и международных отношений. 2003. № 3. С. 60-66.
2 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сб. док.: В 6 т. T. I: Накануне. Кн. 2 (1 января — 21 июня 1941 г.). М., 1995. Док. 164. С. 50; Док. 201. С. 136; Секреты Гитлера на столе у Сталина. Разведка и контрразведка о подготовке германской агрессии против СССР. Март — июнь 1941 г.: Документы из Центрального архива ФСБ России. М., 1995. Док. 36. С. 102-104; Док. 59. С. 138-139.
3 Советско-румынские отношения 1917-1941. Документы и материалы: В 2 т. Т. 2: 1935-1941. М., 2000. Док. 262. С. 503; Документы внешней политики (далее — ДВП). 22 июня 1941 — 1 января 1942. Т. XXIV. М., 2000. Док. 1. С. 8; Док. 5. С. 15.
4 ДВП. Т. XXIV. Док. 11. С. 21; Док. 23. С. 36; Док. 138. С. 202.
5 Стыкалин А. С. Трансильванский вопрос в отношениях Венгрии и Румынии в 1940-е годы // Национальная политика в странах формирующегося советского блока. 1944-1948. М., 2004. С. 388.
6 Венгрия и вторая мировая война. Секретные дипломатические документы из истории кануна и периода войны. М., 1962. Док. 145-146. С. 262-263.
7 Подробнее см.: Сальков А. П. Политика государств Тройственного пакта по национально-территориальному переустройству в Карпато-Дунайском бассейне (1940-1944 гт.) / / Славянский мир в социокультурном измерении. Сб. научных трудов. Вып. 1. Ставрополь, 2004. С. 170-195.
8 Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941-1945: Документы и материалы: В 2 т. Т. 1:1941-1943. М., 1983. Док. 73. С. 183.
9 ДВП. Т. XXIV. Док. 328. С. 503.
10 СССР и германский вопрос. 1941-1949. Документы из Архива внешней политики РФ: В 4 т. Т. I: 22 июня 1941 г. - 8 мая 1945 г. М., 1996. Док. 13-14. С. 137-140.
11 Ржешевский О. А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии: Документы, комментарии, 1941-1945. М., 2004. Док. 13. С. 63.
12 Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б). Повестки дня заседаний. 1919-1952: Каталог: В 3 т. Т. 3: 1940-1952. М., 2001. С. 241; СССР и германский вопрос... Т. I. Док. 15. С. 141-142.
13 Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940-1946 гг. Документы российских архивов. М., 2000. Док. 47. С. 169-170,172.
14 Пушкаш А. И. Венгрия в годы второй мировой войны. М., 1966. С. 349.
15 Трансильванский вопрос... Док. 47. С. 172-173.
™ Там же. Док. 48. С. 191; Док. 49. С. 192-193.
17 Там же. Док. 52. С. 215-216.
18 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 125. Д. 247. Л. 31.
19 De la Nistru la Marea de Azov. (Marturii, episoade §i documente privind acfiunile armatei romane de la Nistru la Marea de Azov, la Odessa // Crimeea §i la sud de Harkov). Iulie 1941 — iulie 1942. Bucure§ti, 1997.
20Трансильванский вопрос... Док. 52. С. 217.
21 Коминтерн и вторая мировая война. Документы: В 2 ч. Ч. 2: после 22 июня 1941. М., 1998. Док. 74. С. 228.
22 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 316. Л. 59-92.
23 Димитров Г. Дневник, март 1933 — февруари 1949. Избрано. София, 2003. С. 190.
24 Советско-английские отношения... Т. 1. Док. 194. С. 349-350; Док. 201. С. 358-359.
25 Трансильванский вопрос... Док. 50. С. 203; Док. 55. С. 233-234.
26 Архив внешней политики РФ (АВП РФ). Ф. 077. Оп. 21. П. 111. Д. 14. Л. 1-6,12-14,17.
27 Там же. Оп. 23. П. 111. Д. 3. Л. 1-7, 86, 90, 94,104.
28 Советско-английские отношения... Т. 1. Док. 169. С. 325; Док. 202. С. 359-360; Док. 222-223. С. 387-
389.
29 АВП РФ. Ф. 077. Оп. 23. П. 111. Д. 3. Л. 47, 51, 55.
з° СССР и германский вопрос... Т. I. Док. 52. С. 232-233; Док. 54. С. 236; Док. 55. С. 242,245; Прим. 75. С. 665.
31 Совегский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны: В 6 т. Т. 1: Московская конференция. Сб. док. М., 1984. Док. 17. С. 54-55; СССР и германский вопрос... Т. 1. Док. 59. С. 268-269.
32 Венгрия и вторая мировая война... Док. 164 и прим. 1. С. 298-299; СССР и германский вопрос. Т. I. Док. 60. С. 273-274; Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. 2: Тегеранская конференция. Сб. док. М., 1984. Док. 64. С. 155.
33 Советский фактор в Восточной Европе. 1944-1953 гт. Документы: В 2 т. Т. 1:1944-1948 гт. М., 1999. Док. 1. С. 23-24, 30, 36, 41-42.
34 Русский архив: Великая Отечественная. Красная армия в странах Центральной, Северной Европы и на Балканах: 1944-1945: Документы и материалы. Т. 14-3 (2). М., 2000. Раздел «Румыния». Док. 1. С. 15; Док. 4. С. 17; Трансильванский вопрос. Док. 54 и прим. 3. С. 231-232; Советский фактор в Восточной Европе. Т. 1. Док. 4. С. 54.
33 Советско-американские отношения. 1939-1945. Документы. М,. 2004. Док. 221. С. 487; Док. 239. С. 524; Док. 244 и прилож. С. 539, 552.
36 АВП РФ. Ф. 077. Оп. 24. П. 112. Д. 4. Л. 1, 49, 51-52.
37 Трансильванский вопрос... Док. 54 и прим. 3. С. 232; Док. 55. С. 233-234.
38 Исламов Т. М., Покивайлова Т. А. Трансильвания — яблоко раздора между Венгрией и Румынией // Очаги тревоги в Восточной Европе. (Драма национальных противоречий.) М., 1994. С. 94.
39Трансильванский вопрос... Док. 55. С. 234-235.
40 Венгрия и вторая мировая война... Док. 118. С. 206.
41 Трансильванский вопрос... Док. 55. С. 236; Док. 56. С. 238-240, 243.
42 Там же. Док. 55. С. 237; Док. 56. С. 238-239, 241-244.
43 Подробнее см.: Сальков А. П. Трансильвания в попытках ее суверенизации и планах включения в состав СССР (30-40 гг. XX в.) // Весшк Магшеускага дзяржаунага ушверспэта iMH А. А. Куляшова. 2004. №4.
44 Трансильванский вопрос... Док. 55. С. 237; Док 56. С. 238, 240, 242, 244.
45 Ислалюв Т. М., ПокпваГмова Т. А. Указ. соч. С. 95-98.
46 Hudifa /. Jumal Politic: 1 ianuarie — 24 august 1944. Bucure$ti, 1997. P. 510-511.
47 Стыкалнн А. С. Указ. соч. С. 396-397.
48 Исламов Т. М., ПокпваГиова Т. А. Указ. соч. С. 103-104.
49 Восточная Европа в документах российских архивов. 1944-1953 гг.: В 2 т. Т. 1:1944-1948 гт. М.; Новосибирск, 1997. Док. 11. С. 59-62; Док. 12 и прим. 7. С. 64-65.
50 Три визита А.Я. Вышинского в Бухарест (1944-1946 гг.). Документы российских архивов. М., 1998. Док. 1. С. 18; Док. 4. С. 24.
51 АВП РФ. Ф. 077. Оп. 24. Д. 112. Л. 2-3.
52 Трансильванский вопрос... Док. 58-59. С. 249-251; Три визита Вышинского в Бухарест. Док. 5 и примеч. 2. С. 27-28.
Статья поступила в редакцию 18 ноября 2004 г.