CC BY
19
УДК 316
Е.Н. ДЕМЧЕНКО, аспирант ОГИ
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ КОНТЕКСТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Автор рассматривает изменения в понимании «цивилизации» и «культуры», происходившие на протяжении XX столетия. Особенности развития цивилизации и культуры на современном этапе. Особенности духовной жизни как основы включенности человеческой личности в общественную систему в современном мире. Переход от техногенной цивилизации к антропогенной.
Цивилизация. Культура. Духовность.
Socio-cultural context of activity
The author examines the changes in understanding of «civilization» and the «cultures» happened during XX century. Features of development of a civilization and culture at the present stage. Features of a spiritual life as bases включенности the human person in public system in the modern world. Transition from technogenous civilization to anthropogenous.
Civilization. Culture. Spirituality.
Понимание современной цивилизации отличается многозначностью, сочетанием традиционных и новационных подходов. Это понятие остается достаточно эклектичным и означает разнокачественные состояния общества в реальном времени истории, этапы эволюции мирового сообщества как дистанцирование от «первобытного варварства», а также организационные средства и программы деятельности по достижению перспективных общественных целей1.
При этом опора на фундаментальные культурные символы подтверждает близость, но не синонимичность понятий «цивилизация» и «культура». Сегодня развитие цивилизации предполагает набор способов, программ, проектов в границах саморазвивающегося общественного организма. Его духовные основания задаются метафизикой цивилизации как высшими принципами и универсальными причинами бытия . Вместе с тем образ современной культуры подвергается кардинальным трансформациям со стороны новых общественных явлений, соответственно порождая возможности его радикального рассмотрения . Какие поворотные узлы (процессы, связи) указывают на качественность происходящих изменений?
В «Очерках социологии знания» К. Манхейма содержится характеристика всеобщего для первой половины XX столетия мировоззрения индустриализма и интерпретация ряда категорий социокультурного процесса (шире — принципов культурсоциологии). Речь идет о культивировании установок и способностей человека в условиях социальных факторов индустриального общества. Новая эпоха» пронизана потребностью в особом типе людей, включенных в «фабрику повседневной жизни» и ориентированных на предпринимательский успех, развитие экономических амбиций, деловое честолюбие. Вместо «старорежимных» приемов и средств формирования личности появляются «новые центры власти» — прежде всего экономической, которые управляют поведением людей, превращают его в «шаблоны» и «оптимумы», делают более предсказуемым и рационалистичным. Если в доиндустриальный период «приручение» человека происходило посредством культуры и духовности, в новой социальной
1 Грицанов, А. А. Цивилизация : социология : энциклопедия / А.А. Грицанов. - Мн., 2003. - С. 1221.
2 Философский энциклопедический словарь. - М.., 1989. - С. 357.
3 Слово «радикальный» понимается как решительные действия и перемены, коренное преобразование сфер жизнедеятельности (Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, И.Ю. Шведова. - М., 1993. - С. 659).
структуре действует экономический автоматизм, и «длинная рука» социального контроля предопределяет межличностную коммуникацию как «адаптивную», «рационально-
4
карьерную», «правильную» .
В условиях постиндустриальной эпохи развитие культуры и ее обновление также попадают в зависимость от энергии действующих индивидов. Социальная инерция экстенсивных видов деятельности приводит к появлению больших подсистем общества (мегамашин), которые ориентируют культуру (вместе с ней религю, образование и науку) на более значительное преумножение формально-организационных аспектов жизнедеятельности5. овременные структуры активно адаптируют (оптимизируют) индивидуальную жизнь и обусловливают стандартность, ограниченное понимание духовно-культурного и образовательного развития. В результате культивирование традиционализма в понимании ценностей культуры смещается на периферию социальной жизни.
Новые человеческие качества вырастают из постоянно изменяющейся ткани социального процесса. Но на смену метафизике как аксиоматике всеобщих очертаний жизни, универсальных качеств бытия приходит постметафизическая тематика: подвижность связей обновления, многомерность и полифония жизни, развертывание далево-близкой адресатности, опосредованной и непосредственной контактности6. Соответственно, «новая» (modern), или индустриальная, эпоха завершается вместе с ее отказом от религиозного взгляда на мир, теоцентризма и переходом к антропоцентризму. С середины XX века можно говорить о постиндустриализме с корректировочными определениями «научно-техническая революция», «информационное общество» и появлением нового термина postmodern. Его существенной чертой является стремительное
7
расставание с прошлым .
Не случайно первая половина XX века — время критики позднего индустриального общества как «варваризации общества», «восстания масс», порождения «некультурной культуры». В частности, Н. Бердяев предостерегает против исключительной веры в технику и, как следствие, отмечает появление безличных социальных сил. Возобладание цивилизации над культурой вызывает к жизни, по мнению П.А. Сорокина, феномен чувственной культуры. Позднеиндустриальное общество оказывается перед опасностью политических диктатур и государств как машин, под воздействием которых человек превращается в «хорошо накормленный и хорошо одетый автомат» для Э. Фромма. Появление массового человека становится сообразным развитию массовой культуры как средства стереотипизации сознания и развития «механической конвенциальности» (K. Ясперс). Конкретные упреки информационной революции заключаются в том, что современная информация (шире - информатизация общества), как определяет эти процессы К.Э. Шеннон, является поиском альтернатив. Иначе говоря, жизнедеятельность человека сводится к тому, чтобы разыскивать, собирать и обрабатывать многочисленные данные. В результате появления многосоставных структур (больших организаций) внешне продуктивная деятельность обнаруживает примитивность духовных и культурных начал.
Какие конкретно силы заключают антагонистичность по отношению к системе культуры общества? Прежде всего, человек не является частью социальной системы, он — сама система. Иначе приходится констатировать, что развитие общества не предполагает
4 Манхейм, К. Очерки социологии знания / К. Манхейм. — М., 2000. — С. 112, 113, 124, 125.
5 Кемеров, В. Е. Концепция радикальной социальности / В.Е. Кемеров. // Вопросы философии. — 1999. — № 7. — С. 5.
6 В классической философии метафизика («то, что идет после физики») означает комплекс естественно -научных сочинений Аристотеля, в дальнейшей историко-философской мысли эта позиция заключает множество точек зрения. В современный период Ю. Хабермас использует понятие «постметафизическое» во взаимосвязи с реальностью и информационного мира (трансформации в сетях коммуникаций, возрастающая мобильность граждан, вторжение в социальный процесс активных сил). См.: Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность / Ю. Хабермас. — М., 1995. — С. 62.
7 Киселев, Г. С. «Кризис нашего времени» как проблема человека / Г.С. Киселев. // Вопросы философии. — 1999. — № 1. — С. 40.
существование живых индивидов и целиком состоит из безличной структурности. Как подчеркивает Д. Хоманс, предназначением личности является многосторонний обмен с жизнью социума, что обеспечивает ее духовно-культурную мотивацию8. Это значит, что подлинное существование «начинается» с духовной жизни, которая предполагает умопостигающее отношение к миру.
Анализ духовности ориентирован на рассмотрение ума (духа) как философского понятия, означающего нематериальное начало. Первенствующий аспект — объяснение духовной жизни как особой области бытия, реальность которой непосредственно присутствует в людях, является частью их личности (идеи, мысли, чувства, идеалы). Речь идет о производстве сознания в интеллектуальной, нравственно-религиозной и художественно-эстетической формах. Именно на данной основе человеческая личность включается в широкую общественную систему, и существо проблемы духа составляют Истина, Добро, Красота. В отношении этих идеальных начал осуществляется мыслительная и духовно-практическая работа.
Более конкретно следует говорить о духовных интересах, потребностях и ценностях. В отличие от материального существования, которое заключает «предел» стремлений к комфорту, жилищным условиям, пище (не случайно их превышение считается анормальной страстью), духовная жизнь в своих нормах беспредельна. Так, изначально формируются первичные духовные потребности, например, общепознавательного характера (каким образом устроен мир, что понимать под его пространственно-временной размещенностью), постепенно происходит их неограниченное развитие в стремлении noзнать «истину». Подобная логика распространяется на постижение сущности добра, всеобщей гармонии и универсальной организации мира. По этой причине духовное производство есть производство человека. Его компонентами являются, во-первых, идеи, теории, образы, во-вторых, духовные связи между людьми, в-третьих, отдельный человек и его внутренний мир (совесть, идеалы, представления о добре, истине, красоте). Соответственно, духовное производство включает три основных вида освоения действительности: научное, эстетическое, нравственно-религиозное .
Политические и правовые взгляды связаны с практическими отношениями по поводу власти, законности норм поведения людей, оценками их действий (политику отличает целесообразный характер, связанный с расчетом и выгодой, обманом и подкупом, поведенческим лицемерием, соответственно, право ориентировано на претворение воли государства в выгодных ему кодификациях, что не соотносится с поисками истины, добра и красоты человеческих отношений). Распад духовных начал в жизни человека XX века усиливается в том смысле, что, прежде всего, страдают Истина, Добро, Красота. Из духа (духовного) постепенно уходят рефлексивность, альтруистичность и начинают преобладать рационализм, тяга к внешней информированности, влюбленность в сервис и комфорт, превознесение товарно-вещной оболочки жизни. Даже социальное благополучие напоминает заученную механику потребления, общение развивается в замене открытых контактов стыковочными узлами утилитаризма.
Если прежде в систему культуры включалась наука, сегодня их взаимосвязь предстает разделенными началами, что предопределяет новое негативное соотношение культуры и цивилизации. Культура подчиняется остаточному принципу не только в ее финансовом выражении, но и философском понимании: это остаток того, что мы получаем после «вычета» научных знаний и технических достижений как синонимов цивилизационного развития10.
Культура и духовность взаимообусловлены и их взаимный распад приводит к отождествлению этих явлений с функционализмом, поверхностной информированностью
8 Хоманс, Д.-К. Возвращение к человеку / Д.-К. Хоманс. // Американская социологическая мысль. - М., 1984. - С. 60.
9 Лавриненко, В. Н. Социальная философия / В.Н. Лавриненко. - М., 1998.
10 Кутырев, В. А. Духовность, экономизм и «после» : драма обновления / В.А. Кутырев. // Вопросы философии. - 2001. - № 8.
и внешним благочестием. Культура представляет собой институциональную структуру духа, дух выражает непосредственное содержание культуры. Непонимание духовной жизни как средоточения Истины, Добра и Красоты приводит к распространению мнений о непродуктивности «чистых» интеллектуальных начал жизни, абстрактности нравственно-человеческих состояний, вторичности принципов прекрасного. Общество вновь не осознает того, что жить вне культуры и духовности как «непрактичных занятий» в условиях современной цивилизации невозможно.
Потеря альтруистических ориентации на «чужого-другого» устраняет внутренний стержень культуры, нивелирует многообразие духовной жизни и интересов. Все, что не эффективно и не сопрягается с успехом и удовлетворением делового честолюбия объявляется утратой смысла жизни, ненужной растратой времени и бесполезными начинаниями. Даже требования свободы сводятся к абсолютной независимости и отгороженности от гражданско-общественных состояний. В прежний период отношения эгоизма, расчета, калькуляции выгод и невыгод были «прикрыты» духовной культурой. Сегодня проявляют себя крайне широкие формализации и целерациональные действия, универсальная социотехническая регуляция как существо межчеловеческих отношений. Объяснение основ рыночной экономики исключает ее культурные основания, инструментальные средства и принципы предпринимательства не сопрягаются с социокультурными подходами. Деконструкция и деструкции культуры в появлении негативных идейных манифестов, аннулирование духовно-идеальной ориентации приводят к отождествлению социально-челове-ческой жизни со взаимовыгодными отношениями по типу контрактно-проектных взаимосвязей.
Глобальный характер экономического сообщества, расширяющийся феномен Homo economicus порождают скрытые и открытые формы давления на личность. Развитие духовной жизни редуцируется до меценатства, покровительства, спонсорских поддержек, денежных фондов, назначения премий деятелям искусства финансовыми структурами, учреждениями попечительских советов во главе с бизнесменами при учреждениях культуры и искусства. Одновременно поддержка населения в его социальных заботах и культурных ориентациях вызывает возражение как «проедание денег», поскольку их лучше вкладывать в структуры материального порядка. Если вспомнить о том, что духовная жизнь является составной частью личности, современные критические упреки излишней социально-культурной благотворительности являются выступлениями против самой идеи духовности (не случайны выпады обществен политических деятелей против крупнейших деятелей русской культуры, в частности, в адрес Ф.М. Достоевского, который взывал к участливости, говорил о «бедных людях», «общечеловеческом человеке» - все это «невыгодно» и отвлекает людей от соображений прибыли, эффективности, расчета и т.п.).
В общественной жизни оптимальная идея «смешанной экономики» уступает место понятию «всеобщего рынка», соответственно социальная жизнь понимается как широкая «рыночная площадь». Попытки редуцирования (смягчения) императивов экономизма не результативны: разговоры о креативности мотивации, личности, приватности консультативной деятельности, областей «высоких технологий» только внешне облагораживают жесткие императивы экономической целесообразности и принуждения. Культурный фактор в условиях глобалистических притязаний постепенно принимает форму технологизма, который замещает мыслительные, в том числе духовные способности», умением осуществлять необходимые «операции». В этом случае акцент на развитие межчеловеческих коммуникативных связей переносится на взаимовыгодные расчеты и контакты, хотя и лишенные прежней прямой утилитарности и функционализма.
Не случайно прогрессивные ученые, педагоги и деятели культуры подчеркивают: духовность является целеполагающим основанием устройства мира, предопределением человеческих судеб и направлений исканий. Как бытие идеального, дух отражает субстанциональность мира и обращение к нему необходимо для возрождения
гражданского состояния людей, их общекультурного развития, формирование личности и полноты ее внутренних качеств. При этом современная адаптация проблем духа не должна возвеличивать узкоутилитарные ориентации человека, его прагматические, сверхцелерациональные установки. Прежде всего этому препятствует сфера культуры как преимущественно связанная с укреплением и формированием духовных начал, смысложизненных исканий и общечеловеческих оснований жизни.
Как отмечает Л.П. Буева, духовность является показателем существования иерархии ценностей и целей, в ней концентрируются проблемы высшего, собственно духовного освоения мира, первоначал развития духовно-культурного пространства. Именно в нем происходит разделение возвышенного (сакрального) и низменного, обыденного (профанного), «земного» и «небесного», «верха» и «низа», в конечном счете, «добра» и «зла». Это истинный путь обретения проблемного смысла истины, добра и красоты как высших человеческих ценностей.
В этом случае создаются возможности противостояния механистичности поведения, утилитаризму и функционализму, внеличностной структурности и одновременно осуществления экзистенциально-человеческих измерений бытия, «человека-в-мире» как альтруистического действования. Субъективные процессы осмысления, духовного переживания взаимоотношений с жизнью порождают систему духовно-культурных ценностей. Междумирие этих пространств обнаруживает напряжение социально -челове-ческих сил, осуществление высоких культурных задач, реализацию потребностей и интересов нефункционального плана, осмысление собственных человеческих исканий и нравственного выбора11.
Дисгармоничность развития современного мира и деформация сфер науки, образования, искусства исключаются, когда общество развивается по «законам добра», на основе духовно-нравственных исканий как компонентов личностного развития. Сегодня необходимы динамическая «энергетичность» духовного поведения, интеграция мысли, знания и чувств человека, преодоление косности и черствости взаимоотношений, устранение того, что мешает человеку стать «измерителем» бытия. При этом развитие контекстов культуры, прежде всего культурно-антропологического, предполагает различные пути общественно-гражданского возрождения духовности, в частности светского и религиозного.
Л.П. Буевой подчеркивается, что искусственные переакцентировки понимания этих сфер малооправданы. Понятие совести - не только богоподобное, но гражданско-общественное, социально-личностное состояние. Духовное развитие человека и его моральная культура сосредоточены в границах общественных исканий, причем не только в нравственно-религиозной области (художественные произведения раскрывают процессы нравственного развития людей вне лона церкви и ее адептов). Материальные основания культуры необходимы, как и «возвышение», «возвещение» духовных начал, направленность человеческой судьбы к общению с «небесными» субстанциями. Реальная жизненность и религия должны обоюдно противостоять явлениям бездуховности как антиподных культурному пространству личности.
Отдельные группы населения демонстрируют отсутствие интереса к сфере религиозно-нравственных исканий и зацикленность земного существования на вещных благах, пренебрежение соображениями духовно-культурного и культурно-психологического порядков. Со своей стороны, для религии светское пространство жизни есть средоточение духовного упадка, нравственного разложения людей, «обезбоживание» как причина потери истинного человеческого существования («веры», «любви к ближнему», семейных ценностей, святости, утраты себя как культурного существа). Вместе с тем общественно-гражданскую жизнь необходимо исследовать вне сакральности и абстрактных духовных постулатов.
11 Буева, Л. П. Духовность и проблемы нравственной культуры / Л.П. Буева. // Духовность, художественное творчество, нравственность : материалы «круглого стола» // Вопросы философии. - 1996. - № 2. - С. 4.
В этом отношении актуальным является анализ плюрализма культур, толерантности взаимоотношений. Понимание этих понятий нередко обнаруживает свои противоположности, переходит в абсолютный релятивизм, обоснование неразборчивости средств, стирание граней национальной культуры и самобытности. Неправомерно высшие сферы культуры поглощать рассуждениями о взаимотерпимости, политической корректности, необходимости борьбы с радикализмом и экстремизмом, культурном многообразии и несовпадения рамок культуры, причем одновременно демонстрировать пренебрежение к вторжению в общественную жизнь безобразного, уродливого, дисгармоничного, иррационального.
Выравнивание вместо свободного развития культуры оказывает деструктивное воздействие на человеческие взаимоотношения, способствует развитию их суррогатных форм. Так, в ряде случаев утверждается, что культура и антикультура - сопутствующие друг другу явления, и они могут меняться местами, в частности, необходимо понимать, в каком случае мы имеем дело с культурой как бывшей антикультурой, и наоборот.
Сегодня говорится о кризисе нравственной культуры общества, связанном с недостатками этического воспитания и просвещения, безучастностью государства по отношению к состоянию морали и социально-этическому уровню поведения. Вместе с тем эти процессы имеют реальные основания, связаны с модернизацией общественных институтов, в том числе форм правления. Сетование на отсутствие «героев нашего времени» и, соответственно, усилий по поддержанию «положительных примеров» свидетельствует о том, что неясными остаются общественные факторы культурно-образовательного процесса, исследователям свойственна ограниченность социологического кругозора (например, в качестве фактора моральных разрушений и деградации в условиях экономической модернизации приводится отсутствие ориентиров трудовой этики и морали).
Профессионально-трудовая деятельность существенно меняется, на ее характер воздействуют трансформационные процессы, принципиально новой является система социального контроля. В частности, происходит адаптация молодежи к специфике бизнес-поведения, получают развитие нормативные «оптимумы» поведения и регуляции межличностных отношений. Апелляция к данным «нравственной статистики» говорит о том, что исследователи лишены чувства «социологического реализма», остаются за рамками действительных экономических отношений, не ощущают мотивов делового честолюбия, импульсов постиндустриальной эпохи. По аналогии с идеей «индустриальной педагогики» К. Манхейма, которая отвергает принципы «фальшивого воспитания», сегодня можно говорить о постиндустриальной педагогике12.
Моральному нигилизму определенных слоев и групп общества нельзя противопоставлять отрицание реалий современного социально-экономического процесса, например, вместо анализа фактических сторон информационных процессов говорить об «информационном мусоре» как антиподе идеалов чистого духовного пространства. То, что «возвышенные идеалы» вызывают недоуменные улыбки молодежи, нуждается в объяснении со стороны самих этиков и моралистов. Падение «морали» до уровня бизнеса является объективным процессом, вызванным трансформационными сдвигами в структуре современного общества. «Ползучая рациональность» как «равная утилитаризму» конкретное социально-историческое явление, которое не является следствием господства иррациональных сил или стихийно нагрянувших факторов. Причины современного духовного кризиса заключаются в нарастании радикальной социальности, которую нельзя объяснять с позиции абстрактного знания и ностальгии по традиционному преобладанию фигур культуры и духовности. Нельзя делать ставку исключительно на «возрождение» былых традиций культуры, просвещения и этики, «очищение» духовного пространства, в том числе с помощью государства и его элиты. Более правомерно обращение к социально-экономи-ческой реальности, которая является мощной детерминирующей силой в отношении сферы духовного производства.
12 Манхейм, К. Очерки социологии знания / К. Манхейм. - М., 2000.
Необходимо помнить о том, что факторы формирования духовности всегда будут располагаться особняком. Не случайно М. Пришвин подчеркивал: культура - это связь людей; цивилизация - это сила вещей. Конечно, педагоги и педагогика, культура и культурология способны на более значительный успех в возвышении человека, чем экономика и политика. Но следует реально преобразовать почву его «возделывания»: вместо этого речь идет об обратном духе неприятия искусством соблазнов экономической реформы с ее духом цинизма, стяжательства, расчета, рациональных рецептов и проектов (много говорится о необходимости отказаться от искусственно навязанных реформ и перемен, в этом заключается счастье избавления, основной опорой является «остаток» того, что остается в душе народа от прошлого развития»13.
Вряд ли реалистическим можно считать проект завышения педагогикой своих целей как целительницы человеческих душ, придания приоритетного статуса воспитанию перед образованием. Развитие духовного мира и культуры В.А. Лекторский справедливо связывает с выходом человека за границы эгоизма, личной пользы, своекорыстия, мелочных расчетов. Автор ссылается на трактовки духовного начала в традициях западной философии, которая связывает духовность с прочными занятиями личности. В этом случае она опирается на себя, достигает самоосвобождения и самоопределения, погружается в мир реальных взаимоотношений и взаимосвязей, хотя, например, науку, научное познание нельзя связывать с достижением реальных результатов по типу современных проектов.
Такая наука - не лучше бизнес-проектов. Духовность - всегда альтруизм, погружение человека в мир бескорыстных, не обремененных «профессионализмом» действий. Он должен принимать во внимание общественную ситуацию, ориентации и поведение окружающих людей, но эвристические поиски предполагают сложные мотивационные коллизии и варианты морального выбора14.
Технологическая цивилизация - это процесс рационализации, причем нередко «сплошной», но при этом неправильно выводить природу межкультурных отношений из экономических (рыночных) отношений, хотя рационализм является крайне действенным началом и его неправомочно считать аналогом бездуховного развития (в этом случае труд современного ученого-профессионала, конкретного специалиста выносится за рамки культуры). Другое дело, что технологизация, в худшем случае, машинизация и механизация деятельности образует «зазор» между идеальными целями и чисто проектным началом по «переливанию» готового знания в сосуды прикладных целей и задач. Рациональный порядок определенного периода не должен приводить к отказу от цивилизационных завоеваний человечества, возвращению к новому «культурному одичанию».
Существует ли открытое место, универсальная «площадка» для собственно культурной, духовной деятельности? Прежде всего это зависит от степени развития бескорыстных начал деятельности человека. Технологическая цивилизация обнаруживает конечные пределы, является наступлением того, что современные исследователи называют культурно-антропологической катастрофой. «Преобразовательное» отношение к миру следует поставить на службу культуре многообразия и диалога, всеобщей связи людей и народов, времени их актуальных свершений, соединению традиционного и новаторского. Человеческую активность следует охватить духовно-культурным измерением, способами межкультурного обмена и взаимопонимания. В противном случае культура, искусство, образование оказываются в тисках запрограммированности, элементарного прагматизма и
13 Щербаков, В. Н. О познавательном, нравственном и эстетическом отношении человека к действительности / В.Н. Щербаков. // Материалы круглого стола «Культура, культурология и образование» // Вопросы философии. -
1996. - № 2. - С. 31.
14 Лекторский, В. А. Гуманизация, гуманитаризация и культурологический подход к образованию / В.А. Лекторский. // Материалы круглого стола «Культура, культурология и образование» // Вопросы философии. -
1997. - № 2 ; Толстых, А. В. Традиции культуры : гримасы идентичности. - Там же. Конфигуративные ориентации культуры будущего во многом остаются неопределенными и связаны с переходом от техногенной к антропогенной цивилизации.
неизбежного оскудения. Соответственно, феномен культуры и культурного развития человека перестает являться предметом научного анализа.
Современный человек живет и действует в знаково-символическом мире, творит и саморастворяется в нем. Символические системы и закрепленные в них ценности определяют характер человеческой деятельности, хотя некоторые из них, например, экономика, естественно-научное знание, на первый взгляд, представляются независимыми от культуры. Но это не значит, что новые поколения не должны быть заряжены культурно-продуктивным началом.
Сегодня общепризнано, что техногенная (как «старая» и «добрая» цивилизация) оставляет свои позиции, несмотря на то, что в ее основе лежит точное, размеренное понимание окружающего мира, его устройства, в том числе в государственных измерениях. При этом расходятся фазы (параллели) общего процесса взросления и культурного развития. Культура XX столетия предельно вербализована, овеществлена в электронных устройствах связи и передачи информации, рационализирована в предельном устранении аффективно-эмоционального начала, психологической спонтанности и способности к интуиции. Отсюда - возрастающая внешняя профессионализация личности, взаимосвязанная с рецидивами бездуховного развития. Более того, культурные основания ее формирования, сочетаемые с традиционными методами и стереотипами, приходят в противоречие с общественным развитием и экономической необходимостью. В результате появляются неизвестные ранее каналы социализации и формирования социально-человеческих качеств (компьютеры, телекоммуникации, средства массовой информации).
Так, рассредоточение жизненного пространства не порождает новых культурных жилищ. Необходимо развитие самоопределения как показателя богатства отношений человека с внешним миром, стабильности «образа Я», его зрелости как культурного существа. Сегодня массовыми являются феномены деперсонализации, крайней индивидуализации поведения, хотя возрастающая профессионализация не должна исключать таких качеств личности, как фантазия, интуиция, «авантюрность», внутренняя борьба активных и пассивных начал личности.
Переход к антропогенной цивилизации порождает более гетерогенное общество, в котором дифференциация отношений обеспечивается разнообразием идентификационных образов поведения. Соответственно, индивидно-личностные проявления в границах коллективной идентичности будут принципиально иными. При этом необходимо, чтобы культура была слита с историей, развитие которой усиливает культурное разнообразие мира. По этой причине следует сказать об исходном содержании понятия «культура».
Слово культура, напоминает В.М. Межуев, латинского происхождения15. Но в немецкой философии XIX века его смысл был максимально приближен к слову «образование». Х.Г. Гадамер отмечает, что «образование» самым тесным образом связано с понятием культуры и обозначает специфический человеческий способ преобразования природных задатков и возможностей. Смысл культуры как образования закрепляется Г. Гегелем: это «подъем ко всеобщности», «общая сущность человеческого образования состоит в том, что человек делает себя во всех отношениях духовным существом» .
Рецензент: С.А. Мельниченко, канд. филос. наук, профессор ОГИ
15 Межуев, В. М. Культурология как наука / В.М. Межуев. // Культура, культурология и образование материалы «круглого стола» // Вопросы философии. - 1997. - № 2. - С.9, 10.
16 Гадамер, Х.-Г. Истина и метод / Х.-Г. Гадамер. - М., 1988. - С. 54.
