Социокультурные стереотипы в коммуникативном поведении: лингвокогнитивный аспект Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Кайгородова Н.Г.

Екатеринбург

СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ В КОММУНИКАТИВНОМ ПОВЕДЕНИИ:ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ

Abstract

Kajgorodova N.G. Sociocultural Stereotypes in Communicative Behaviour. Lingvocognitive Aspect. The article presents an analysis of sociocultural stereotupes and their influence on the pattern of speech behaviour. The author has chosen two well-know stories by A.P. Chekhov «The death of the bureaucrat» («Smert chinovnika») and «The stout and the thin» («Tolsny and tonky») as the basis of the research. The above-mentioned stories attracted the author's attention by the vividness of the sociocultural background which helps discover the social status of the participants of commynication, their relationship, commucative intentions and personal htcbliarities.

На современном этапе развития когнитивной лингвистики, -когда коммуникативная и когнитивная функции языка признаны нерасторжимыми и активно формируется когнитивнодискурсивный подход в анализе различных языковых явлений, -представляется перспективным исследование факторов когнитивного характера, влияющих на выбор человеком той или иной коммуникативной модели поведения и дальнейшее ее варьирование в ходе коммуникации. Языковая личность вступает в общение всегда со своим особым ментально-лингвальным комплексом, включающим типичное и индивидуальное одновременно, причем ти-

пичное в нем задано тем или иным социально-лингвокультурным сообществом и тем социумом, в котором происходит становление языковой личности. Одним из следствий этого является наличие в когнитивном пространстве личности фреймовых структур - стереотипных представлений, - влияющих на речевое поведение.

В связи с этим нам представляется интересным исследовать стереотипы-представления и их влияние на модель речевого поведения. Приведем некоторые теоретические положения в качестве исходной точки нашего исследования.

Каждая личность обладает собственной картиной мира - индивидуальным когнитивным пространством. Но при этом становление личности происходит в обществе (в процессе социализации), и каждый человек входит в некоторые группы, объединенные либо одним каким-либо признаком (профессией, возрастом, конфессией, уровнем образования, или чем-либо другим) - социумы, либо группы, в основе которых лежит совокупность признаков (язык, культура, история, религия и т.д.) - национально-

лингвокультурные сообщества. А потому, помимо индивидуального когнитивного пространства, каждый «человек говорящий» обладает еще и коллективными когнитивными пространствами тех социумов, в которые он входит, и когнитивной базой того национально-лингвокультурного сообщества, членом которого он является.

Исследование ментально-психической природы когнитивных феноменов привело к необходимости выделения фрейм-структуры, которая «есть когнитивная единица, формируемая клише сознания и представляющая собой «пучок» предсказуемых валентных связей (слотов), векторов направленных ассоциаций» [Красных 2002: 167]. Как фреймовая структура рассматривается стереотип - «некоторое “представление” фрагмента окружающей действительности, фиксированная ментальная “картинка”, являющаяся результатом отражения в сознании личности “типового” фрагмента реального мира» и обусловленная национально-культурной спецификой [Красных 2002: 177-178]. Выделяются сценарные стереотипы, стереотипы-ситуации и стереотипы-образы.

Стереотипы формируются под влиянием коллективного когнитивного пространства, в опоре на когнитивную базу с характерными для нее национальными и культурно-историческими параметрами. Однако, т.к. возможность общности когнитивной базы коммуникантов достаточно велика, в коммуникации решающую роль, скорее, будет играть специфика стереотипов, заданных социумом, проявляющихся как в форме стереотипа мышления, так и стереотипа поведения личности, - те отраженные в сознании личности как «норма» схемы поведения (в том

числе и речевого), которые осознанно или неосознанно будут использоваться говорящим в зависимости от «образа» собеседника, значимых для данного коммуниканта особенностей речевой ситуации и собственно дискурсивных качеств. Учитывая специфику формирования и функционирования данных стереотипов, воспользуемся термином Ю.Е. Прохорова «социокультурный стереотип».

Включенность в коллективное когнитивное пространство собеседников тех или иных социокультурных стереотипов может отражаться на нескольких компонентах коммуникации: 1) это напрямую заданные социумом статусные роли, предписывающие некие стратегии речевого поведения, включая и этикетные формулы, тему и акустические параметры дискурса, жестовопространственное поведение коммуникантов и т.п.; 2) социумом в немалой степени задается апперцептивная база человека - тот жизненный опыт, знание и представления о мире, что накоплены человеком в процессе социализации; 3) принадлежность к определенному социуму формирует некоторые типичные черты способа языкового представления картины мира (безусловно, с учетом индивидуальных, личностных качеств коммуниканта).

Рассмотрение коммуникации в данном аспекте позволяет включить в описание анализ не только собственно языковых свойств, но и релевантных социопрагматических факторов, детерминирующих речевые стратегии и конкретные языковые выборы коммуникантов в процессе общения таких, как тип социального контекста, актуализируемый интерактивный фрейм, ситуативно-ролевые, статусные и дистантные отношения, социально значимые ценностные установки и т.д. [Цурикова 2000: 205].

Имеющиеся в сознании участников дискурса стереотипные представления могут активизироваться, оказывая влияние на представление о модели текущего дискурсивного события, основанное на интерпретируемых семантических и интеракциональных значениях, а также на социокультурно разделяемых знаниях как языкового, так и неязыкового характера, составляющих оперативный фундамент коммуникативного поведения человека и входящих в фонд общих знаний собеседников (что и называем, вслед за М.М. Бахтиным, апперцептивным фоном собеседников, являющимся одним из решающих факторов исхода коммуникации). Успешность дискурсивного взаимодействия коммуникантов во многом зависит от того, насколько совпадают их когнитивные модели текущего речевого события: отсутствие у одного собеседника социокультурного стереотипа, актуализированного в речевом поведении другого, или его осознанное нежелание следовать стереотипным «предписаниям» могут привести к коммуникативному сбою. В некоторых случаях такое несоответствие моделей становится причиной коммуникативного провала (что мож-

но наблюдать в речевых событиях, в большей степени регламентированных статусно-ролевыми нормами поведения).

Продемонстрируем влияние социокультурных стереотипов на ход коммуникации на примере анализа диалогов в художественных текстах (принимаем во внимание, что художественная литература способна весьма полно воссоздать речевую деятельность людей, причем мы имеем возможность составить представление и о экст-ралингвистических факторах, включая и социокультурный контекст текущего речевого события).

Для наибольшей наглядности способа и последствий реализации социокультурных стереотипов в коммуникативном поведении остановим выбор на двух рассказах А. П. Чехова - «Смерть чиновника» (1883) и «Толстый и тонкий» (1883), - привлекающих нас явностью социокультурного контекста, ярко представляющих социально-ролевые характеристики коммуникантов, их отношения, интенции, личностные частные демографические особенности, социальную принадлежность и т.д. Благодаря комическому ракурсу рассказы (как и многие комические тексты вообще) моделируют гипотетическую игровую ситуацию, в гиперболизированном виде воплощающую стереотипы, сложившиеся на протяжении веков в определенном социуме.

Рассказ «Смерть чиновника» включает пять коротких диалогов, объединенных коммуникативной целью одного из героев -принести свои извинения за якобы нанесенное оскорбление вышестоящему лицу. Рассмотрим первое речевое событие, значимые для нас компоненты которого мы можем выделить из додиалого-вой части рассказа: происходит диалог «в один прекрасный вечер» в театре, его участники - экзекутор Иван Дмитрич Червяков и статский генерал Бризжалов. Отметим, что социальные статусы героев в данной ситуации - во время театрального представления -должны отступить на второй план, оттесняемые общей для коммуникантов социальной ролью «театральный зритель», что обусловливает паритетность в общении. Как видим, изначально речевая ситуация не является конфликтной, и извинение Червякова за чихание («Извините, ваше-ство, я вас обрызгал... я нечаянно...») вполне естественно принимается Бризжаловым («Ничего, ничего.»).

На том бы диалог и закончить, однако неспроста автор рассказа в первую очередь вводит социальные характеристики персонажей. Дело в том, что Червяков выстраивает свою коммуникативную модель не на позициях «театральный зритель» - «театральный зритель» («личность» - «личность»), а в рамках взаимодействия социальных статусов «экзекутор» - «статский генерал» («подчиненный» - «начальник»), что исключает паритетность в отношениях. Именно в соотнесенности с социальной принадлежностью в коллективном когнитивном пространстве Червякова выявляется сте-

реотип-образ ‘начальник’, формировавшийся веками и, в силу историко-культурных особенностей развития России, в конце Х1Х века четко актуализирующий такие предсказуемые ассоциации, как ‘власть, наказание, зависимость, необходимость угождать ’.

Такой «сбой» в восприятии собеседника объясняется тем, что свою модель мира Червяков выстраивает в соответствии с социальной иерархией - картина мира, в основу которой положена «Табель о рангах», является для него первичной, а потому общечеловеческие нормы поведения, обусловливаемые речевой ситуацией, вытесняются в сознании Червякова социальными стереотипами поведения, причем даже в тех случаях, когда условия коммуникации не предполагают актуализации данного стереотипа. Для Червякова принцип социальной дифференциации исключает мысль о том, что люди могут быть равны и могут проявлять общечеловеческие свойства. Чихание - это тоже свойственно всем людям: «Чихать никому и нигде не возбраняется. Чихают и мужики, и полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники. Все чихают. Червяков нисколько не сконфузился.»; однако ему «пришлось сконфузиться» при виде «статского генерала, служащего по ведомству путей сообщения», в присутствии которого сам Червяков осознает себя не человеком, а лишь чиновником, и потому выстраивает свою модель коммуникации по «чиновничьему» сценарному стереотипу. Социокультурный стереотип-образ ‘чиновник’, означенный уже в названии рассказа и раскрывающий социальную самоидентификацию главного героя (учтем культурноисторический фон повествования) актуализирует такие ассоциативные связи, как ‘маленький человек, подчиненность, незначительность, обесцененность личности’, и влечет за собой реализацию сценарного поведенческого стереотипа, основой которого является самоуничижение, самообесценивание, демонстрация своей зависимости от «значительного лица»: «Не мой начальник, чужой, но все-таки неловко. Извиниться надо».

Активизация данных стереотипных представлений на когнитивном уровне (стереотипов-образов ‘чиновник’ и ‘начальник’, стереотипа-ситуации ‘провинность перед начальником’ и сценарного стереотипа ‘заслужить прощение начальства’, находящихся в отношениях причинно-следственной связи) диктует определенную организацию вербально-семантической составляющей коммуникации, отражаясь на:

а) лексико-семантическом уровне организации реплик Червякова: выражение своей провинности, причем непреднамеренной, и просьба о прощении («Извините, ваше-ство, я вас обрызгал. я нечаянно.», «Ради бога, извините. Я ведь. я не желал!», «.Простите. Я ведь не то чтобы.» и т.п.), подчеркивание статусной дистанции с помощью грамматических форм в обращении («ваше-ство»), употребления частицы «-с», присоединяющейся к слову «для придания речи

оттенка подобострастия, вежливости» [Ожегов 1997: 691]. Выражение своей незначительности и, напротив, важности лица собеседника («.ежели припомните, ваше-ство.», «Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше-ство, то именно из чувства, могу сказать, раскаяния!...», «Я вчера приходил беспокоить ваше-ство.», «.а смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет.»);

б) интонационном уровне, несущем огромную прагматическую нагрузку, реализующем все то же заданное стереотипом стремление к самоуничижению и самообесцениванию, - интонационная сбивчивость, прерывистость фраз, интонация прошения, выраженные синтаксическими особенностями построения реплик, обилием пауз, графически обозначенных многоточием, а также акустическими особенностями речи («кашлянул», «зашептал генералу на ухо», «пробормотал», «начал докладывать», «спросил шепотом, млея от ужаса»);

в) усиливает и дополняет интонационный уровень (в силу «не-озвученности» речи) жестово-мимическое и пространственное поведение Червякова («подался туловищем вперед», «сконфузился, глупо улыбнулся и начал глядеть на сцену», «походил вокруг него и, поборовши робость, пробормотал.», «бледнея»).

Далее отметим, что стереотипный сценарий предписывает определенные психологические реакции и - на их основе - поведенческие модели всем участникам коммуникации, в связи с чем можно говорить об ожидаемости реакции собеседника и некоторой пред-решенности исхода коммуникации. Червяков, ожидая от Бризжалова «начальнического» поведения (гнева вышестоящего лица), даже отсутствие такового интерпретирует все-таки в рамках стереотипа: «Забыл, а у самого ехидство в глазах, - подумал Червяков, подозрительно поглядывая на генерала. - И говорить не хочет.», «Говорить не хочет! - подумал Червяков, бледнея. - Сердится, значит.» - что воспринимается им как ситуация «непрощения» и заставляет снова и снова предпринимать попытки заслужить прощение генерала, доводя ситуацию до абсурда.

Печальная комичность рассказа в аспекте когнитивнодискурсивного его анализа на том и основана, что стереотипное поведение Червякова, живущего в мире не человеческом, а чиновном, абсолютно не оправдано самой коммуникативной ситуацией. Коммуникативная модель Бризжалова в этой же ситуации базируется не на социальной иерархии, а на общечеловеческих нормах, что, кстати, не исключает наличия в его когнитивном пространстве стереотипной модели «начальник - подчиненный», но говорит о гибкости, подвижности этих моделей, актуализирующихся только в определенных коммуникативных ситуациях, т.е. только тогда, когда они уместны. В театре Бризжалов в первую очередь осознает себя человеком, зрителем, но не статским генералом, потому он и извиняет

Червякова, проявившего свою «человеческую природу». Однако при столкновении с назойливым и, по сути, неуместным поведением Червякова коммуникативная модель Бризжалова, поначалу выстраивающаяся на паритетных позициях «театральный зритель» -«театральный зритель» (на вербально-семантическом уровне это проявляется в использовании «Вы»-общения и общепринятой лексики, не несущей экспрессивной нагрузки гнева; и даже последующие реплики Бризжалова, выражающие недовольство, раздражение («Какие пустяки. Бог знает что!», «Да вы просто смеетесь, милостис-дарь!»), все еще остаются в рамках общечеловеческих отношений), перестраивается в модель, основанную на социальных стереотипах «начальник» - «подчиненный» - в тот момент, когда собеседник не оставляет ему иного выбора, кроме как действительно проявить «начальнический гнев»: «Пошел вон!!! - гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал», «Пошел вон!!! - повторил генерал, затопав ногами». Повторим, что такая «метаморфоза» коммуникативной модели Бризжалова является вынужденной, в основе своей имеющей все-таки человеческие мотивы (эмоции человека, доведенного до гнева), а не социокультурные стереотипы, однако само коммуникативное поведение этим стереотипам полностью соответствует.

Изменение коммуникативной модели под влиянием социокультурных стереотипных представлений, базирующихся на социально-классовой иерархии, ярко представлено и в коммуникативном поведении персонажа другого, не менее известного рассказа А. П. Чехова - «Толстый и тонкий». В этом рассказе смена коммуникативной стратегии тонкого, - имеющего так же, как и Червяков, четко выстроенную по социальным критериям картину мира, закрепляющую место и значение каждого человека в зависимости от его статуса в обществе, - в сравнении с предыдущим примером еще больше противоречит исходным компонентам коммуникативной ситуации, что приводит так же к абсурдному исходу диалога, в морально-нравственном отношении равному трагедии.

В диалоге толстого и тонкого тоже можно выделить две коммуникативные модели поведения. Первая строится на социальных ролях «друг детства» - «друг детства», в рамках которой диалог представляет собой гармоничное паритетное общение. Во второй же части диалога коммуникативная модель тонкого резко меняется после введения информации о социальном статусе толстого («Я уже до тайного дослужился. Две звезды имею»), что актуализирует в когнитивном пространстве Тонкого социокультурный стереотип «вышестоящий по чину», по ассоциативному полю близкий к стереотипу «начальник», анализируемому выше.

В целом, трансформация коммуникативной модели тонкого и ее причина (влияние социокультурного стереотипа) аналогичны тем

изменениям коммуникации, что мы наблюдали в диалоге героев рассказа «Смерть чиновника», поэтому кратко рассмотрим, как реализуется стереотип «вышестоящий по чину» на различных уровнях данной коммуникации.

Как уже говорилось выше, первая часть диалога, строящаяся на позициях «друг детства» - «друг детства», представляет собой гармоничное общение, что реализуется: 1) в типичном для встречи старых друзей «наборе» тем диалога: от первого удивления и радости («Порфирий! - воскликнул толстый, увидев тонкого. - Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!»/»Батюшки! - изумился тонкий. -Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?») к общим воспоминаниям («В гимназии вместе учились!... Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфи-альтом за то, что я ябедничать любил. Детьми были!») и к расспросам о настоящей жизни («Ну, как живешь, друг?... Служишь где? Дослужился?...»); 2) на лексико-семантическом уровне организации реплик: «Ты»-общение, употребление слов, экспрессивно окрашенных, выражающих взаимное расположение и дружескую симпатию («Голубчик мой!», «Друг детства!», «Милый мой!», «ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи!»); 3) на интонационном уровне, что передается и синтаксическим оформлением речи (обилие восклицаний, вопросов, короткие реплики «бегут» друг за другом, «подгоняемые» всплеском эмоций); 4) в жестово-мимическом поведении собеседников («Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез», «спросил толстый, восторженно глядя на друга»).

Но коммуникативное поведение тонкого адекватно коммуникативной ситуации только до тех пор, пока он не узнает о том, до какого чина «дослужился» толстый. Эффект, произведенный этой новостью, автор выразил гротескно: «Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился.». Конечно, это художественный прием, но нам он дает возможность увидеть «переворачивание» сознания героя, переставшего быть «другом детства» и превратившегося в «низшего по чину» чиновника. Резко меняется коммуникативная модель тонкого -слишком глубоко в его сознании закреплены социальные стереотипы чиновной иерархии, что реализуется в его речевом поведении: подобострастие и угодничество, «предписываемые» стереотипами «вышестоящего» тайного советника и «низшего по рангу чиновника», «маленького человека» на всех уровнях организации реплик: обращении («Я, ваше превосходительство.», «Что вы-с.»), употреблении частицы «-с», дистанцировании и демонстрации своего «ничтожного» положения («Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.»), употреблении шаблонных,

стереотипных фраз («Милостивое внимание вашего превосходительства. вроде как бы живительной влаги.»).

Толстый предпринимает попытку вернуться на позиции друзей детства («Ну, полно! - поморщился толстый. - Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства - и к чему тут это чинопочитание!»), но ему это не удается, и диалог рушится: «Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку. Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал.».

Надо сказать, что влияние стереотипных представлений на ход коммуникации может быть как негативным, так и весьма положительным - при условии, если один и тот же стереотип актуализируется в когнитивном пространстве обоих (или всех) коммуникантов. У того же А. П. Чехова мы можем найти примеры, когда рассмотренные социокультурные стереотипы «начальник», «подчиненный» актуальны для обеих сторон коммуникации и их коммуникативные модели, таким образом, совпадают (примерами могут служить диалоги в рассказах «Торжество победителя», «Справка», «Альбом», «Хамелеон», «Маска» и др.).

Итак, на примере двух рассказов А. П. Чехова мы попытались продемонстрировать влияние социокультурных стереотипов на моделирование коммуникативной ситуации собеседниками. Однако здесь нужно обозначить круг проблем, возникающих при подобном лингвокогнитивном анализе. Первый и, как нам кажется, самый проблематичный - вопрос о соотношении подобного лингвокогнитивного анализа и собственно литературоведческого. Как уже говорилось выше, диалог в художественном произведении мы принимаем за вполне полноценное речевое событие, позволяющее анализировать основные составляющие коммуникации. Анализ языкового материала художественной литературы в когнитивно-дискурсивном аспекте, притом, что имеет иные задачи, не только не разрушает художественного замысла автора, но порой становится подспорьем в его раскрытии, как, например, в нашем случае: гипертрофированная стереотипность сознания и, как следствие, жесткость, ригидность, непластичность, неоправданность и неуместность поведения, в том числе и коммуникативного, являются катастрофичными, лишая человека гармонии в отношениях с миром и с собой, - а в художественном мире А. П. Чехова ведя к смерти и духовной, и физической. Однако нельзя полностью исключать присутствие в тексте автора, творящего свой - художественный - мир по особым законам искусства и воплощающего свою концепцию, реализующуюся и в субъектной организации текста в том числе. Важно найти ту точку баланса, или пересечения, в которой оба вида анализа, не нарушая границ «территории» друг друга, позволят наиболее полно раскрыть механизм развития коммуникации и принципы моделирования ком-

муникативного поведения. Данному вопросу будет уделено должное внимание в дальнейших исследованиях.

Следующий вопрос - лингвокультурологический фон создания и функционирования социокультурных стереотипных представлений. Стереотип всегда формируется в социуме, отражая его историко-культурные особенности, и характеризует степень социализации личности, являющейся частью этого социума. Ж. Пиррот считает, что «стереотип общественного сознания всегда социально организован, функционирует на основе какого-то определенного социального заказа. Смена стереотипов. всегда связана со сменой коллективных убеждений, которые в свою очередь являются результатом коллективных действий, определяющих качественное изменение жизни целого социума» [Прохоров 1996: 72]. Такую смену стереотипных представлений можно продемонстрировать и на примере анализируемого нами стереотипа «чиновник»: с изменением историко-культурного фона несколько изменилось и ассоциативное поле данного стереотипа - набор «негативных» ассоциаций еще сохраняется в нашем обществе, но «угодничество», «подобострастие», «самоуничижение» и подобные ассоциации уже не являются частотными, жестко закрепленными в сознании носителей современного языка, что подтверждает, например, исследование «Образ чиновника в современной России» Е.В. Харченко [Харченко 2003: 173183]. Поэтому исследование влияния социокультурных стереотипов на моделирование коммуникации невозможно проводить без учета историко-культурного фона их создания и функционирования. (В случае рассмотрения с этой точки зрения диалогов в чеховских рассказах этот вопрос, кстати, не стоит столь остро, так как социальная проблематика, и проблема «чиновника», «маленького человека» в том числе, исследована в полной мере литературоведами - и не только в творчестве А. П. Чехова, - что в сочетании с данными исторической науки представляет весьма полную картину истории формирования стереотипа «чиновник» в Х1Х веке.)

Далеко не в каждой коммуникации мы можем наблюдать столь явное влияние стереотипных представлений на выстраивание модели события, однако можно с уверенностью говорить о том, что в когнитивное пространство каждого человека входят сценарные фреймы коммуникативных событий (основанные на национальнокультурных, социокультурных, гендерных стереотипных представлениях), включающие представления о последовательностях действий, составляющих эти события, информацию об условиях успешности реализующих эти действия речевых актов, а также культурно обусловленные оценки значимых для данных коммуникативных событий социальных факторов.

Исследование дискурса в означенном направлении позволит проследить репрезентацию в коммуникации стереотипных пред-

ставлений личности, их детерминантную роль при выборе той или иной стратегии речевого поведения, возможность трансформации самого дискурса в зависимости от интерпретации стереотипов собеседниками, что, в рамках теории речевых актов, позволит углубить представление о механизме речевого взаимодействия.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

2. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Курс лекций. М.: ИТДГК «Гнозис», 2002.

3. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и толковых выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. - 4-е изд., дополненное. М. : Азбуковник. 1997.

4. Прохоров Ю. Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М., 1996.

5. Степанов А. Д. Проблемы коммуникации у Чехова. - М.: Языки славянской культуры,2005.

6. Харченко Е. В. Модели речевого поведения в профессиональном общении. - Челябинск: Издательство ЮУрГУ, 2003.

7. Цурикова Л. В. Когнитивный анализ социопрагматических аспектов дискурса // Когнитивная семантика: Материалы Второй Между-нар. Шк.-семинара по когнитивной лингвистике, 11 - 14 сент.2000 г.: В 2 ч. Ч. 1. Тамбов, 2000.

8. Чехов А. П. Толстый и тонкий: Рассказы. - М.: Художественная литература, 1985.

© Кайгородова Н.Г., 2006