CC BY
62
Шебалов Р.Ю.
Екатеринбург
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ПАРАМЕТРЫ ОНОМАСТИЧЕСКОЙ ИГРЫ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ОБРАЗА РОССИЙСКОГО ЧИНОВНИКА XIX ВЕКА
Образ чиновника занимает в творчестве А.П.Чехова одно из важных мест (рассказы «На гвозде», «Совет», «Торжество победителя», «Рассказ, которому трудно подобрать название», «Смерть чиновника», «Справка», «Альбом», «Толстый и тонкий», «Либерал», «Чтение», «Мелюзга» и др.). Концептуальное пространство таких рассказов определяется тем, что зачастую чин исчерпывает и подменяет духовную жизнь персонажа, становится финальной характеристикой его внешних и внутренних устремлений, безрадостным итогом целой жизни. Социальнопрофессиональный регламент поведения чиновника предписывает ему всегда оставаться внутри системы правил и циркуляров, однозначно определяющих диапазон возможного и невозможного в зависимости от занимаемого положения на карьерной лестнице. Выход из этих рамок недопустим.
Однако именно на таком фоне стереотипного чиновничьего поведения особенно сильное впечатление производят любые попытки преодолеть социальные рамки, примеры нестандартного поведения, преследующие цель поставить под сомнение неопровержимые правила устава чиновника. Рассказ «Винт», опубликованный в 1884 году в журнале «Осколки», дает пример игрового художественного переосмысления социально детерминированных предписаний российского бюрократического регламента.
Основой рассказа является денотативно-событийная ситуация, когда мелкие чиновники одной из канцелярий, засидевшиеся допоздна за картами, в роли которых они использовали фотографии своих коллег и начальников, были врасплох застигнуты их директором Пересолиным. Необычная игра так его увлекла, что винт продолжался до самого утра.
Покажем, как в данном рассказе структурируется игровое ономастическое поле, под которым нами понимается относительно стабильная ядерно-периферийная система собственных имен (далее ИС), созданных с установкой языковую игру. Уточним, что ономастическая игра как вид языковой игры заключается в ассоциативной интерпретации имени (в частности, антропонима) как репрезентанта этно- и/или социокультурной информации, задающей диапазон характерологических проекций, свя-
занных с восприятием имени носителями языка.
Главный герой рассказа, Андрей Степанович Пересолин, занимает верхнюю ступень в служебной иерархии, являясь начальником департамента. В рассказе он оказывается основным организатором сюжетного действия. Именно после его нестандартного поступка начинают смещаться условные границы дозволенного и недозволенного чиновнику поведения. Нестандартность ситуации усиливается тем, что в соответствии со своим высоким служебным положением Пересолин должен всегда оставаться в рамках дозволенного и не совершать необдуманных или спонтанных действий. Однако семантика лексического мотиватора фамилии персонажа в художественно условном пространстве рассказа дает основания для интерпретации его поведения как преодоления положенного предела. Ассоциативный фон фамилии строится по принципу эксплуатации семантики избыточности, придающей фамилии эмотивные оценочные коннотации (ср. одно из значений глагола пересолить - «перейти меру, границу в чем-нибудь»).
Внешне поведение начальника, возвращающегося в свой департамент ночью, мотивировано желанием проявить свою руководительскую волю и отправить засидевшихся за работой подчиненных домой (дабы его не сочли излишне строгим). Ср.: «Неужели они до сих пор с отчетом возятся? - подумал Пересолин. - Четыре их там дурака, и до сих пор еще не кончили! Чего доброго, люди подумают, что я им и ночью покоя не даю. Пойду подгоню их...» [т.3: 69]. Такое поведение героя спровоцировано еще и ориентацией на другую нормативную модель -модель поведения «просвещенного начальника», который должен иногда беспокоиться о подчиненных, помогать им и заботиться об их духовном росте (см., например, рассказ «Чтение»). Дальнейшее развитие сюжета полностью «опрокидывает» первоначальные ожидания Пересолина, что определяет вторжение комического начала в повествование, строящееся по принципу антитезы «казалось - оказалось».
Подчиненными Пересолина в рассказе являются четыре чиновника - Серафим Звиздулин, Степан Кулакевич, Еремей Не-доехов и Иван Писулин. Анализ ассоциативно-коннотативной семантики каждого из имен позволяет утверждать присутствие игрового начала в их внутренней форме, что влияет на общей юмористической эмоциональной тональности повествования. Так, оним Серафим Звиздулин, в состав которого входит «звучное» личное имя Серафим, обладающее библейскими коннота-
циями (ср.: архангел Серафим), комически не сочетается со сниженной фамилией Звиздулин (ср. диалектное звизднуть -«свистнуть»), наделяющей героя в контексте рассказа фоновыми ассоциативными характеристиками «лихого игрока».
Игровые ономастические проекции фамилии другого персонажа рассказа Степана Кулакевича, вероятно, ассоциативно связаны с ситуацией появления Пересолина перед увлеченными картами чиновниками, из-за чего «...у Кулакевича забарабанило в правом ухе и сам собою развязался галстук» [т.3: 70]. Здесь страх, переживаемый персонажем, метафорически соотнесен с ударом кулаком (т.е. служебным взысканием, наказанием, которое могут понести нерадивые служащие).
Фамилия Еремея Недоехова образована от не доехать, что может порождать ассоциации с незадачливым нравом ее носителя. Ср. также русское личное имя персонажа, традиционное для русских народных сказок, где обычно действует герой (Ива-нушка-дурачок, Емеля, Ерема), не обладающий большими способностями и не пользующийся авторитетом в глазах окружающих.
Внутренняя форма фамилии Ивана Писулина (ср.: писать -«изображать на чем-нибудь графические знаки, их сочетания») подчеркивает его профессиональный статус чиновника, основным занятием которого является канцелярское делопроизводство.
В число персонажей, непосредственно задействованных в сюжете рассказа, входят и слуги, имена которых являются традиционными и обычно образуют ономастический фон в произведениях А.П. Чехова. Это кучер Гурий и сторож Назар. Обращение к слуге с использованием личного имени является социальным маркером взаимодействия вышестоящего и подчиненного, что предполагает известную долю пренебрежения и принуждения со стороны начальника.
«Инструментальное» (основанное на отношении к человеку как механизму, выполняющему определенную инструкцию) отношение к подчиненным изображается в рассказе как характерное для чиновнического аппарата в целом. Однако именно этот факт является отправной точкой для возникновения комического эффекта, когда сложившаяся система ценностей заменяется другой - карточной, и все без исключения чиновники оказываются вовлеченными в игровую стихию переоценки сложившихся бюрократических устоев. «Карты становятся языком - иерархически устроенной системой - на который переводятся социаль-
ные отношения. И в этом карточном мире, смоделированном по образу и подобию реального мира, Чехов показывает обесценивание личности, значение которой сужается до карточного» [Карякина, 2004: 64].
Такая концептуально значимая для рассказа переоценка совершается за счет использования ситуации карточной игры, в которой вместо традиционных мастей фигурируют различные ведомства, а в качестве карт - фотографии чиновников департаментов. Ср.: Каждый портрет, ваше-ство, как и каждая карта, свою суть имеет... значение. Как и в колоде, так и здесь 52карты и четыре масти... Чиновники казенной палаты - черви, губернское правление - трефы, служащие по министерству народного просвещения - бубны, а пиками будет отделение государственного банка. Ну-с... Действительные статские советники у нас тузы, статские советники - короли, супруги особ IV и V класса - дамы, коллежские советники -валеты, надворные советники - десятки, и так далее [т.3: 71].
Эффект игрового парадокса заключается здесь не столько в том, что карточные масти обозначают ведомства, а в качестве карт используются фотографии служащих этих ведомств, а в личном знакомстве играющих со всеми «участниками» колоды. Таким образом, игроки приобретают возможность оперировать моделями личностей, с которыми они в реальной жизни находились в разнообразных служебных отношениях (служебное руководство, подчинение или равенство статусов). «Игра людьми чрезвычайно увлекает героев: они словно проигрывают свою жизнь, свою судьбу каждый раз заново и свободно разыгрывают судьбы других людей» [Карякина, 2004: 65].
Игровая амбивалентность бюрократических ролей персонажей рассказа, с одной стороны, обусловливается их стремлением к достижению психологической разрядки, когда при определенных условиях игрок может самостоятельно проявлять «инструментальную» активность по отношению к любому начальнику или сослуживцу и таким способом компенсировать ситуацию безоговорочного подчинения вышестоящему. С другой стороны, использование изображения своего начальника в качестве объекта, над которым производятся игровые действия, возвышает мелких чиновников в их собственных глазах, позволяет им почувствовать свою значительность, хотя бы и мнимую, ограниченную виртуальным пространством игры.
Подобное психологическое влияние испытывает в рассказе и Пересолин. Ср.: Ишь ты...Я, стало быть, туз? - Трефовый-
с, а ее превосходительство - дама-с.- Гм!.. Это оригинально. А ну-ка, давайте сыграем! Посмотрю.[т.3, с.71]. Для него, вероятно, данная ситуация становится игровой проекцией каждодневных управленческих операций. В картах он, как и в жизни, продолжает начальствовать: Ах, голубчик, да ведь так нельзя думать! Это не игра! Так играют одни только сапожники. Ты рассуждай!.. [т.3: 72].
Социально- и индивидуально-психологическая дифференциация установок персонажей прослеживается и в системе они-мов, которыми обозначены герои, выступающие в качестве карт игральной колоды. Отметим, что ИС, входящие в речевую зону Пересолина, значительно отличаются по своим структурносемантическим особенностям от общей речевой зоны героев рассказа.
Для общей речевой зоны характерно именование игральных карт с помощью личных имен, фамилий и прозвищ, которые носят, в ряде случаев, разговорный или сниженный характер за счет использования нетиповой лексической мотивации или суффиксов субъективной оценки. Например: Степка Ерлаков, Кофейкин, Поганкин, Крышкин, Пересолиха (пренебрежительное прозвище, которым чиновники награждают жену начальника). Фамилии ряда чиновников-карт обладают нейтральной окрашенностью. Ср.: Дорофеев, Шепелев, Рыбников.
В речевую зону Пересолина входят онимы, упоминаемые подчеркнуто корректно - с использованием полной формы или по имени и отчеству: Иван Иванович Гренландский, Наталия Дмитриевна, Егор Егорыч. Вероятно, это свидетельствует о постоянном стремлении героя соблюдать нормы официального обращения с равными себе по занимаемому положению на служебной лестнице.
В целом игровое ономастическое поле рассказа «Винт» может быть представлено в виде таблицы №1.
Модель ономастического поля рассказа позволяет сделать вывод о наличии стройной системы семиотических векторов, сознательно организованных А.П. Чеховым для художественного изображения социокультурного типа российского чиновника в его разных вариантах. В ядре поля находятся ИС персонажей, которые вовлечены в сюжетно представленную ситуацию карточной игры на правах активных ее участников. Периферию поля образуют онимы внесюжетных героев, задействованных в качестве игральных карт. Кроме того, в зоне периферии представлены имена эпизодических второстепенных персонажей
(слуги Гурий и Назар), позволяющих А.П. Чехову придать достоверность денотативно-событийной (фабульной) обстановке рассказа.
Таблица№1.
слуги
Гурий Назар
начальники подчиненные
Андрей Степанович Пересолин Серафим Звиздулин Степан Кулакевич Еремей Недоехов Иван Писулин >
речевая зона Пересолина общая речевая зона
Иван Иванович Гренландский Наталия Дмитриевна Егор Егорыч Дорофеев Шепелев Степка Ерлаков Кофейкин Поганкин Рыбников Пересолин Пересолиха Крышкин
т
о
Игровая семантика онимов позволяет выявить устойчивые линии развертывания служебной иерархии: это, во-первых, линия доминирования начальника над подчиненным; во-вторых, линия подчинения низшего по статусу персонажа своему начальнику; в-третьих, линия взаимной координации между героями, занимающими одинаково высокое или одинаково низкое служебное положение. При этом для рассказа концептуально значимым является игровой переворот «инструментальных» тенденций во взаимоотношениях героев, обладающих противоположными социально-ролевыми характеристиками. Однако даже и такая, «революционная» перемена позиций доминирования и субдоминирования не приводит в итоге к духовному освобождению персонажей, поскольку бюрократическая иерархия, по существу, не преодолевается, а лишь заменяется другой, параллельной и во многом идентичной первой системой «инструментального» поведения.
В изображении этой безысходной ограниченности духовного мира человека, попавшего под власть системы, содержится глу-
бокая гуманистическая идея А.П.Чехова о трагизме существования в рамках «футляра», сковывающего любое проявление человеческой свободы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Чехов А.П. Винт // Чехов А.П. Полное собрание сочинений в 18 т. - Т.3. - М., 1983. - С. 69-74.
2. Карякина М.В. Феномен игры в творчестве Леонида Андреева: Дисс. ... канд. филолог. наук. - Екатеринбург, 2004.
© Шебалов Р.Ю., 2005
