Социокультурные функции звука в традиционной культуре восточных славян
УДК 008:1-027.21 Р. А. Прощен к о
Московский государственный университет культуры и искусств
В статье анализируется специфика звука в развитии культуры восточных славян, раскрываются функции звуковой информации в ритуалах и обрядах, функциональность различных звуковых явлений — речи, пения, музыки, шумов.
Ключевые слова: звук в ритуале, голос, речь, пение, музыка, шумы.
R. A. Proshhenko
Moscow State University of Culture and Arts
SOCIAL AND CULTURAL FUNCTIONS OF SOUND
IN THE TRADITIONAL CULTURE OF THE EASTERN SLAVS
The article analyzes the specifics of sound in the development of the culture of the Eastern Slavs, reveals the functionality of the audio information in the rituals and rites, functionality and different sound phenomena — speech, singing, music, noises.
Keywords: sound in ritual, voice, speech, singing, music, noises.
Важным в изучении звука как предмета культурологического исследования является аспект функциональности. Под этим следует понимать систематизацию сведений о наиболее типичных проявлениях звуковых составляющих — знаков во всевозможных контекстах ритуалов и мифологии, анализ самих функций звука в культуре, таких, например, как компенсаторно-лечебная, предостерегающая, организующая функции. Необходимо также рассмотреть применение звуковых элементов в отдельных ритуалах и в комплексе обрядов.
Особое место в восточнославянской культуре занимает человеческий голос, поскольку является признаком «этого», земного мира в противовес беззвучному «потустороннему» миру. Голос выполняет различные
64
функции, в том числе рекреативно-лечебную, защитную, игровую, социализирующую, коммуникативную, сигнификативную и другие. Голос имеет широкую вариативность и виды — широкий диапазон от шёпота до крика, различную ритмику, изменение тона и тембра. В славянской культуре интерпретации и толкованию подвергаются все варианты звуковых явлений, связанных с человеческим голосом, — речь, крик, зов, пение, свист, шёпот и другие. Важную роль играет проблематика, относящаяся к речи детей, к немоте и глухоте, которые считаются антитезами речи и слуху. По народным верованиям, голос имеет материальную природу — он может быть отнят, потерян, украден, найден, подарен и т.п. [5, с. 51—54].
Серьёзной проблемой является толкова-
1997-0803 ВЕСТНИК МГУКИ 5 (55) сентябрь-октябрь 2013 64-68
ние и символизация природных звуков, например — голосов животных. Зачастую в традиционной культуре восточных славян происходит вербализация их понимания, уподобление осмысленной человеческой речи. В народном сознании восприятие различных звуков связано с их источником: любой звук или шум может считаться информацией, переданной определённым отправителем в адрес кого-то. Так, долгий вой собаки якобы предвещает скорую смерть, скрип половиц в доме — «сообщение» домового и т.д.
Голоса скота и диких животных, домашних и диких птиц, насекомых, воспроизведённые человеком, являются составной частью различных ритуальных актов. Само подражание голосам живых существ может представлять собой самостоятельный обряд. звукоподражание также используется в обрядах календарного цикла, в семейных и обрядах по случаю. Звукоподражательные составляющие наличествуют в лечебных ритуалах и обрядах-оберегах.
Итак, звуки, издаваемые или творимые человеком, преследуют ясную и конкретную цель в контексте ритуального использования. К примеру, подражание звукам домашних животных в определённое время года, по народной примете, увеличивает приплод скота, громкое выкрикивание своего имени в лесу спасает от змей, колокольный звон отпугивает демонов и спасает от града [6, с. 343, 355].
В ритуальную канву вплетаются противоположные, но неотъемлемые звуковые составляющие ритуала. Это молчание, требование соблюдать тишину, отсутствие ответа на вопрос или приветствие.
Интересна специфика ритуальной речи — она может не иметь специальных формальных или структурных особенностей, которые отличают её от повседневной речи. В этом случае культурное содержание определяют принадлежность к обряду и само включение в ритуал. Но во многих обрядах ритуальная речь приобретает особые признаки и организацию, которые требуют глубокого изучения. Такое магическое действие, как заговор, име-
ет особую звуковую форму — шёпот, поэтому у некоторых славянских народов колдуна зовут «шептуном». Шёпот выступает в своём содержании, кроме обычных слов, как проводник некой потусторонней силы. Как вариант, заговор мог быть произнесён растянутым и монотонным голосом, чем-то средним между обычной речью и пением, были варианты и песни-заговора. Часто в заговорах шёпот сопровождался слезами, потому что, согласно поверьям славян, слезы — это действенный способ обратить на себя внимание божества, а в христианский период — Христа и Богородицы. В заговорах сохранилось архаическое представление о голосе, звуке как атрибуте мужского начала, принадлежности «громовержца» и о слезах — влаге как женской принадлежности матери-земли. Одним из ярких примеров, сопутствующих заговорной деятельности, был крик петуха как символ мира живых, рубежный маркер оппозиции «день — ночь».
К специфическим признакам ритуальной речи, к сакральным и магическим текстам относятся изменение вида голоса, крик или шёпот, глоссалия, звукоподражания, рифмовка, частые повторения, перевороты слов, прочтение их «задом наперёд». Также очень часто наблюдаются изменения в грамматике, склонность к мифологизации таких категорий, как род и число, необычные отношения между местоимениями, глагольными временами, отрицаниями, наклонениями. Необходимо упомянуть о таком элементе ритуальной речи, как бранная, табуирован-ная лексика [1, с. 206—210].
Интересными для определения роли звука в культуре восточных славян являются ритуалы присвоения имени ребёнку, переименования его в магических целях, а также ритуалы присвоения личных имён стихиям, животным, предметам, сказочным персонажам. В славянском мировоззрении отождествлялись имя человека и его этимология, поэтому существовали запреты откликаться на зов по имени, если источник этого зова не узнан и может принадлежать сущности из иного мира. Реагируя непосредственно на такой зов, че-
ловек ставит себя в уязвимое положение, поэтому особая опасность подстерегала людей, пребывающих в пограничном состоянии, — рожениц, беременных, детей, тяжелобольных. По этим же причинам рекомендовалось молчать и не отзываться на зов неизвестной природы при уходе за скотом и сельскохозяйственных работах. При невыполнении данных рекомендации можно было лишиться здоровья, приплода скота, урожая и даже жизни. Важную роль звука в традиционных обрядах многих народов, в том числе восточных славян, отмечал В. Я. Пропп, такую, например, как ритуальный смех [7, с. 178—188].
Звук в целом и человеческий голос в частности в представлениях славян обладал живительной силой, пробуждая к жизни растения, скот, пчёл. звуки грома, лай собак, пение, детские крики, в зависимости от времени и места, интерпретировались как провозвестники хорошего урожая, приплода скота и птицы. здесь необходимо отметить также различного рода шумы, которым также отводилась соответствующая роль.
Шумы имели разный генезис и источник: это и шумы, производимые человеком, и шумы естественного происхождения, простые и составные. К примеру, стрельба из ружья, хлопки в ладоши, шум трещоток в разных локациях якобы способствовали здоровью скота, приплоду пчёл, урожаю льна. Составные шумы имели смешанную фоническую природу, на природный шум мог накладываться шум, производимый человеком, в зависимости от требований ритуала. К примеру, у болгар считалось, что если при первых весенних раскатах грома постучать по амбару, то будет лучше жито, стук по бочке с вином даст увеличение его количества.
В основе функций, осуществляемых в процессе обрядового пения в славянской культуре, безусловно, была заложена духовно-нравственная составляющая жизнедеятельности человека и общества1. Воспроизведение обряда или его фрагмента в песне об-
1 Разработанный доктором философских наук, профессором Ю. В. Китовым философско-культурологический метод позволяет выявлять сущностные основания социокультурных явлений, процессов и отношений [см. подробнее: 3]
ладало особой ценностью, которую несёт голос: при сборе целебных трав женщины должны были петь, иначе травы потеряют свою силу (коммуникативная, сигнификативная функции); или игровая и социализирующая функции осуществлялись посредством пения в процессе проведения и по завершению свадебных обрядов.
звуки выполняли защитную функцию, или
— иначе — функцию изгнания нежелательных персонажей или сущностей. К примеру, женщины с пением ходили вокруг храма и ритуально «опоясывали» его, как бы ограждая от нечистой силы. Также пение могло служить оберегом для детей. Крики, вопли, шум драки, выстрелы сопровождали ритуал провода зимы во многих славянских общинах. Осуществляясь порой превентивно, звуки должны были оградить и некое пространство от вторжения и проникновения внутрь
— здесь проявляется роль звука как маркера границ. Ритуал обхода полей, поселений, храмов сопровождался пением, вместе с древнейшим обрядом заключения охраняемой территории в круг [4, с. 158—159].
Исследовательский интерес вызывают формы использования в качестве продуцирующих звук орудий, подручных инструментов, которые изначально для этих целей не предназначены. Это пастушеский кнут или бич, инструменты плотника, бытовые предметы и такие неожиданные вещи, как коса, заслонка печи, лопата. звук этих предметов, кроме повседневно-практических функций, выполняет ещё и функцию оберега. Данные предметы применялись в качестве источников звука достаточно умело, если не виртуозно, они часто употреблялись в качестве музыкальных инструментов в сельских самодеятельных оркестрах. Все эти звуки принадлежат этому миру, несут защитную функцию, в отличие от потусторонних звуков, несущих опасность человеку; они воспроизводятся обычно одновременно с человеческим голосом, хотя такие средства отгона нечистой силы, как удар бичом или выстрел из ружья, применяются обособленно. Вместе с человеческим голосом такой звук
должен заполнять пространство «своими», «человеческими» звуками, отпугивать опасность. К примеру, в обряде опахивания села ради защиты от тяжёлой болезни в восточнославянской традиции женщины, проводящие борозду, создавали ритуальный шум: били в сковородки, печные заслонки, косы, деревянные колотушки, звенели различными предметами, устраивали крик и визг, чтобы победить, отогнать болезнь [2, с. 9—12].
В этих ритуалах в разных соотношениях применялись как благозвучные и ритмичные звуки, то есть пение, так и хаотичные дис-сонансные шумы, вплоть до какофонии, например — «проводы русалки» с участием ряженых. Такие обряды совершались обычно в переломное время года. Можно отметить, что «шумовые» обряды занимают в славянской обрядности весьма заметное место. Звук или напев может играть роль некоей звуковой тенденции, или знака определённого периода, времени года. Особенно показательным представляется звуковое поведение во время масленицы и Великого поста, которое характеризуется резкими переходами от громкого шума до полной тишины. Окончание масленицы отмечалось предельно высоким уровнем шума. Великий пост вносил ограничения на весь уклад жизни человека и его традиционные формы досуга, в том числе и на звуковой фон. Это переход был осмыслен в ритуальном поведении и в последние дни Масленицы, когда инструмент, вместо обычной роли — извлечения звука, выступал как объект. «Прощание» со звуком, персонифицированным в музыкальных инструментах и музыкантах, принимало порой крайние, но типичные для своего времени формы. Звук «хоронили», разыгрывая пародийные похороны, крестьяне могли даже выпить спиртного на «помин». Но обычно инструменты просто прятали подальше или лишали их способности звучать, если это возможно, снимая струны.
Во время Великого поста люди старались даже меньше говорить, поэтому пели только дома, и только псалмы и духовные стихи. Вечерние бытовые разговоры также заме-
нялись чтением вслух духовных книг и молитвой. Все менялось в последнюю неделю поста. Звуковыми событиями отмечались последние перед казнью события жизни Христа. У каждого славянского народа существовали свои звуковые маркеры для сопровождения этих событий. В качестве таковых выступали и шум трещоток, и ритуальные восклицания, и крики, и звуки ударов деревянных предметов, но последние дни Страстной недели перед Пасхой были временем всеобщей скорби и тишины. В это время не поощрялись любые шумы и разговоры, к тишине и посту принуждали даже скот. Таким образом, существовали разные формы звукового сопровождения ритуалов: для повседневной жизни и праздников, для внутреннего (дома) и внешнего пространства (улицы).
Совершенно другая ситуация наблюдалась в период проведения значимых праздников — во время уже упомянутой Масленицы, Пасхи, Юрьева дня, Троицы, Купалы, когда использовались все средства звуковой выразительности с отражением в них многозначности и многофункциональности праздника. Звук выступает здесь как знак, звуковой маркер праздника, несёт интегративную функцию. Так, хоровое пение раскрывает иную сторону звука, имеющую отношение к потустороннему миру, ведь по народным поверьям считалось, что во время празднования преодолевается граница между «этим» и «иным» миром.
Специфика звука в культуре восточных славян состоит в том, что звук выступает неотъемлемым элементом как повседневной жизни, так и духовной реальности, выполняя, соответственно, множество функций. Изучение природы звуков, их генезиса и принадлежности приводит к выводу о нетождественности и разнообразии в культурной картине мира славян социокультурных функций и значений, придаваемых как естественно-природным звукам и шумам, так и — творимым, создаваемым человеком. Также особое место занимают звуки, создаваемые различными предметами, орудиями
труда, звуки-сигналы, сопутствующие раз- звуки человеческого голоса и звуки вообще,
личным видам деятельности человека, ри- в том числе и шумы, не противопоставляют-
туальные шумы и звуки, музыкальные зву- ся, а дополняют друг друга, образуя много-
ки определённой высоты, колокольный звон. образие звучащего мира в культуре.
Примечания
1. Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре: Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. Санкт-Петербург, 1993.
2. Голос и ритуал : [материалы конференции]. Москва, 1995.
3. китов Ю. в. Человек интересующийся. Москва, 2001.
4. Аевкиевская Е. Е. Славянский оберег. Семантика и структура. Москва, 2002.
5. Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян : сборник. Москва, 1999.
6. Потебня А. А. Символ и миф в народной культуре. Москва, 2000.
7. Пропп В. Я. Фольклор и действительность : избранные статьи. Москва, 1976.