CC BY
45
УДК 316
DOI 10.23672/q4991-7719-2187-c
Афаунов Анзор Зурабович
кандидат социологических наук, заместитель начальника кафедры специальных дисциплин, Краснодарский университет МВД России, майор полиции anzor.afaunov@list.ru
Чхвимиани Эдуард Жюльенович
кандидат юридических наук, доцент,
доцент кафедры специальных дисциплин, Краснодарский университет МВД России, подполковник полиции eduard-1981 @yandex.ru
Урумов Аскер Валерьевич
кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры специально-технической подготовки, Северо-Кавказский институт повышения квалификации сотрудников МВД России (филиал) Краснодарского университета Министерства внутренних дел Российской Федерации, подполковник полиции urumov07@mail.ru
Anzor Z. Afaunov
Candidate of Sociological Sciences, Deputy head of the Department of Special Disciplines, Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Police Major anzor.afaunov@list.ru
Eduard Ju. Chkhvimiani
Candidate of Law Sciences, Associate Professor, Associate Professor of the Department of Special Disciplines, Police Lieutenant Colonel eduard-1981 @yandex.ru
Asker V. Urumov
Candidate of Law Sciences, Senior lecturer of the Department of Special and Technical Training, North Caucasus Institute for Advanced Training of Employees of the Ministry of Internal Affairs of Russia (branch) Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, Police Lieutenant Colonel urumov07@mail.ru
Социокультурные факторы
развития преступности
Sociocultural factors
in the development of crime
Аннотация. Статья посвящена анализу роли культурных и структурных факторов развития преступности в современном обществе. Анализируются основные мотивы совершения правонарушения, а также факторы, препятствующие выбору преступной модели активности. Рассматривается роль культурных факторов в осуществлении преступной деятельности или отказе от преступной модели активности. Авторами анализируются основания совершения преступления, связанные с характером социальной ситуации, в которую включен субъект, а также ситуации, в которых преступление становится совокупным результатом культурных и социальных факторов.
Ключевые слова: общество, преступность, культурные факторы преступности, социальные факторы преступности.
Annotation. The article is devoted to the analysis of the role of cultural and structural factors of crime development in modern society. The main motives for the implementation of the crime, as well as the factors impeding the choice of the criminal model of activity, are analyzed. The role of cultural factors in the conduct of criminal activities or the rejection of the criminal model of activity is considered. The grounds for committing a crime related to the nature of the social situation in which the subject is included are studied. Situations in which the crime is a combined result of cultural and social factors are studied.
Keywords: society, crime, cultural factors of crime, social factors of crime.
Общественный процесс диалектичен, он сочетает в себе постоянное действие процессов созидания и разрушения. Любые перемены представляют собой разрушение старого порядка
и нарождение нового, поэтому, как таковой, распад определенных социальных связей и отход от существовавших ранее форм отношений не представляет собой, безусловно, отрицательное
явление, с необходимостью несущее в себе социальные риски. Однако существует ракурс рассмотрения общественных процессов, при котором деструктивность понимается в строго негативном ключе - это рассмотрение общих системных характеристик общества, которое может обладать большей или меньшей целостностью. В случае, когда мы говорим об элементе разрушения в общественных трансформациях, нередко речь идет о фактической смене одного функционального состояния другим, в результате которого целостность общественной системы не нарушается. Однако, если мы ведем речь о нарушении системы социального взаимодействия, то есть, о фактической ее деструкции, когда происходит качественное ухудшение ситуации в обществе. В рамках социальной теории одними из наиболее перспективных теоретических подходов к осмыслению социальных нарушений являются системный анализ социальных процессов и их рассмотрение в русле структурного функционализма.
С точки зрения системного анализа, общество представляет собой целостную, саморегулирующуюся открытую систему, взаимодействующую с внешней средой; при этом, если речь идет о локальном обществе, под внешней средой его существования понимается как природный мир, так и внешняя социальная среда, представленная другими обществами. С точки зрения анализа системных характеристик взаимодействия, всякая система подвержена деструктивным воздействиям извне, направленным на ее распад [4], и ключевое значение в поддержании целостности системы имеют ее внутренние защитные механизмы, ориентированные на противодействие деструктивным внешним воздействиям.
Таким образом, существование общества рассматривается как непрерывный процесс взаимодействия с внешней средой, в результате которого находят реализацию защитные функции, а также осуществляется приобретение извне необходимых для существования социальной системы ресурсов. При этом внутренние процессы, ведущие к нарушению структуры системы, представляют собой следствие недостаточной эффективности саморегуляции. Если обратиться к детализации данного процесса в структурно-функционалистской теории, можно обнаружить серьезный акцент на элементах социальной системы, которые ответственны за стабилизацию общественной структуры и ее противодействие деструктивным факторам как внешнего по отношению к ней, так и внутреннего характера.
Одной из ключевых составляющих общественной системы является право, которое определяет основные аспекты взаимодействия в обществе и, фактически, фиксирует на нормативном уровне структуру общества во всех его аспектах, начиная от политической сферы и заканчивая областью семейных отношений. Фактически, нормы права представляют собой, поддерживаемую на государственном уровне, систему взаимодействия, определяющую ключевые возможности, социальные гарантии и обязанности участников общественного процесса. В этом смысле любой
процесс общественной регуляции, идущей «сверху», в той или иной степени, связан с правом. В соответствии с этим, нарушение правового статуса социального взаимодействия представляет собой один из наиболее серьезных социальных рисков. Именно по этой причине преступность рассматривается ведущими социологами в качестве одной из основных проблем, требующих осмысления. В данном случае логика актуализации проблемы преступности проста: коль скоро право выступает в качестве важнейшего структурообразующего элемента общества, правонарушения являются фактором разрушения самой структуры общества. И, коль скоро, преступность является столь серьезной проблемой, очевидна необходимость эффективного противодействия ей, что представляет собой реализацию защитных социальных механизмов, направленных на внутренние процессы общества. Традиционно в качестве такового защитного механизма рассматриваются правоохранительные органы и судебная система, на уровне социальной практики, пресекающие преступную деятельность и налагающие на преступных элементов санкции в виде материальной ответственности и лишения свободы. Однако не менее важным фактором преодоления преступности является ее профилактика, и здесь становится необходимым понимание причин и оснований возникновения правонарушений с последующим устранением этих оснований. Именно поэтому так важно понимание природы преступности на уровне социального знания: регулятивная деятельность, направленная на предотвращение развития преступности, становится возможной лишь в том случае, если понятны механизмы, инициирующие вовлечение социальных субъектов в противоправную деятельность. Это является той причиной, по которой проблеме преступности в социогуманитарном знании уделяется столь пристальное внимание.
В рамках настоящей статьи мы ориентированы на раскрытие факторов развития преступности различной природы, а именно - структурных и культурных предпосылок развития преступности в обществе. Ориентация на эти два аспекта связана с классической дилеммой рассмотрения причин социальной активности, которые усматриваются в сферах общественного бытия и общественного сознания. Соответственно, существуют исследовательские подходы, полагающие преступность результатом структурных нарушений и, напротив, рассматривающие ее в качестве результата нарушения правосознания и подрыва морально-этического аспекта общественного сознания. В настоящей работе мы исходим из той предпосылки, что и структурные, и культурные факторы развития преступности влияют на конечную ситуацию, более того, ряд социальных механизмов развития отклоняющегося поведения находится на стыке культурных и структурных факторов.
Прежде всего, обратимся к вопросу о том, что такое преступность и каковы ее ведущие мотивы? В исследовательской традиции выделяются преступления, вызванные эмоциональными факторами (преступление в состоянии аффекта, преступление на почве ненависти и т.д.), вызванные прагматическими основаниями, социальными и
культурными стимулами. Так или иначе, большинство преступлений совершаются по причине обозначенных оснований, либо в силу их сочетания. Рассмотрим подробнее данное разделение. Преступления, имеющие под собой эмоциональную основу, связаны, прежде всего, с отношением преступника к субъекту правонарушения. Соответственно, либо речь идет о частной системе отношений, в рамках которой сложилась отрицательная ситуация взаимодействия (например, ссора между соседями), либо о более масштабной системе отношений, в рамках которых присутствует мощное эмоциональное отношение к представителю определенной группы. Так, например, в ситуации межгрупповой ненависти можно судить о наличии острого неприятия представителей определенной группы представителями конфликтующей с ней общности, проявляющейся в виде ненависти, т.е., острого негативного эмоционального переживания, закрепленного на уровне сложившегося отношения и, соответственно, циклически воспроизводимого. Уже здесь мы можем судить о том, что преступления, имеющие под собой эмоциональную основу, также имеют и культурную детерминированность (например, в контексте того, что, с точки зрения социального субъекта, должно вызывать острую реакцию, а что - нет). В приведенном примере межгрупповой вражды последняя воспроизводится в социокультурной сфере, и уже затем на уровне единичных субъектов проявляется на психоэмоциональном уровне. Кроме того, следует отметить, что сами по себе нормы реакции на определенные эмоции (как и отношение к эмоциональности) в разных культурах различны. Так, например, в одних обществах присутствует культ эмоциональности, как яркости личностного проявления, в то время как в других имеет место акцент на значимости усмирения эмоций, что определяет большую или меньшую практику самоконтроля членов общества. Таким образом, мы видим, что даже в таком аспекте совершения преступлений, как эмоциональный аспект преступной мотивации, присутствует элемент культурной определенности.
Что касается преступлений, совершенных в прагматических целях, речь идет о правонарушениях, совершение которых несет определенную выгоду для преступника. И здесь, говоря о факторах совершения преступлений, мы уже можем выделить два важных аспекта:
- социальную ситуацию, определяющую «целесообразность» преступления и его привлекательность по отношению к нормативно заданному поведению;
- культурную ситуацию, определяющую приемлемость преступного метода достижения поставленной цели.
Рассмотрим данные вопросы подробнее. В случае, когда речь идет о прагматическом, или функциональном преступлении, само по себе правонарушение не является целью, оно, скорее, выступает в качестве инструмента. В такой системе координат важным является момент целеполага-ния (и степень его интенсивности), с одной
стороны, и представления о приемлемости преступного способа действий, с другой. Причем, если присутствуют определенные представления о неприемлемости правонарушения, решение о совершении преступления может возникнуть в том случае, если замотивированность на существующую цель у субъекта социальной активности существенно выше, нежели стремление к сохранению правового характера социальной активности.
Таким образом, выбор преступного метода достижения определенных целей может быть продиктован сочетанием структурных факторов (та ситуация, которая определяет острую актуализацию определенной социальной цели) и культурных предпосылок (степень готовности или неготовности субъекта общественных отношений к реализации преступной модели, связанная с характеристиками мировоззрения субъекта, сформированными в конкретной культурной среде). Поскольку преступление является одним из методов достижения цели, выбор в пользу достижения цели преступным способом определяется совокупностью факторов, среди которых, с одной стороны, имеет место вопрос доступности и эффективности используемого способа по отношению к альтернативным, приемлемым с точки зрения права методам, с другой - степень риска, сопряженного с осуществлением цели преступным способом, и, с третьей - момент личного приятия или неприятия преступного метода достижения цели. Последнее имеет большое значение, поскольку может (при условии развитого правосознания индивида) способствовать отказу от преступного способа действия даже в ситуации, когда предполагаемое преступление кажется безнаказанным (например, в ситуации, когда никто не видит и не сможет обнаружить следы преступления) и, одновременно с этим, сулит существенные выгоды.
Анализируя данный аспект, следует отметить, что, чем выше уровень легальных возможностей реализации базовых целей и стремлений, имеющих место на уровне конкретного общества, тем реже возникает описанная выше ситуация выбора. Именно поэтому, говоря об институциональном аспекте преступности, мы подразумеваем не только уровень эффективности правоохранительной системы, но и структурные факторы, определяющие условия жизни и социального становления членов общества. Практика показывает, что такие факторы, как бедность, безработица, низкий уровень социальной поддержки в совокупности способствуют росту преступности, как более «легкого» способа реализации базовых потребностей членов общества [1]. Это связано с тем, что в условиях низкого уровня материального достатка члены общества сталкиваются с дефицитом жизненно необходимых материальных ресурсов в условиях невозможности или крайней проблематичности приобретения доступа к этим ресурсам легальным способом. Чем более тяжелой является ситуация человека, тем меньшее значение он склонен придавать социальным запретам и ограничениям в силу резкого возрастания приоритетности результата, единственный доступный путь достижения которого
является противоправным. Именно тяжелые жизненные условия являются, например, одной из распространенных причин воровства и проституции.
Говоря о социокультурном аспекте осуществления прагматических преступлений, следует отдельно остановиться на таком аспекте, как культурные ограничения и культурные стимулы. Что касается культурных ограничений, способствующих отказу от преступной модели, речь идет о ценностных ориентациях субъекта и нормах морали, а также, об установках правосознания субъекта общественных отношений. Вместе с тем, еще в середине ХХ века американский социолог Р. Мертон обратил внимание на взаимосвязь, существующую между преобладающими культурными ценностями и уровнем преступности в обществе, отметив, что культура задает жизненные приоритеты и цели развития в обществе, и от того, насколько доступно легальное достижение этих целей, во многом зависит то, каковы предпосылки развития преступности в нем. В частности, он приводит в качестве примера «американскую мечту» как серьезный фактор актуализации материального достатка как признака социальной состоятельности субъекта общественных отношений. Рассматривая значение жизненной установки на богатство, этот социолог отмечает, что в условиях недоступности легальных способов достижения данной цели формируются предпосылки для роста преступности [2]. В этом смысле, распространение идеалов потребления можно рассматривать в качестве серьезного фактора роста преступности в современном обществе. При этом важно понимать, что данное основание развития преступности находится на стыке культурных и институциональных факторов, поскольку стремление к материальному достатку в условиях широких возможностей экономического приложения своих сил и способностей не влечет за собой повышения уровня предпосылок к совершению правонарушений в социальной среде.
Что касается мотивов осуществления преступных деяний, связанных с социальной определенностью субъекта, можно выделить два важных фактора:
- принадлежность к социальной группе, в рамках которой преступная модель активности рассматривается в качестве приемлемой;
- нарушение доверия к правовой системе и государству, в целом, что приводит к актуализации альтернативной системы норм поведения, а
Литература:
1. Гурницкий А.В. Бедность с позиций криминологии // Общество и право. 2015. №1(51). С. 174181.
2. Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социология преступности (Современные буржуазные теории). М. : Прогресс, 1966. С. 299-313.
также, к попыткам замещения правовой системы на уровне сферы социальных отношений.
Указанные формы определенности преступного поведения имеют одновременно структурную компоненту (включенность в криминально-ориентированную группу, в первом случае, и неудовлетворительный характер государственно-правовой системы, во втором) и культурную определенность, связанную с характером рассмотрения социально-правовой проблематики в общественной среде. Так, в первом случае большое значение приобретает приверженность к криминальной субкультуре внутри криминализированного сообщества [5], во втором - устоявшиеся представления о несостоятельности социально-правовой системы, что может толкать социального субъекта на реализацию справедливости альтернативным путем, например, через самосуд [3].
Рассматривая на общем уровне предпосылки преступной деятельности мы, таким образом, приходим к пониманию того, что ее детерминантами являются как неудовлетворительное состояние общественной структуры, выраженное в нарушении функциональности ряда социальных институтов (прежде всего, экономики и права, включая правоохранительную и судебную сферы), так и негативные предпосылки культурного характера, связанные с нарушением ценностной системы социального мировоззрения, недостатком правосознания, а также, с несоответствием, существующим между культурной и структурной ситуацией в обществе. В этих условиях становится понятно, что предотвращение преступлений может (и должно) осуществляться не только на уровне деятельности правоохранительных органов, но и на уровне регулятивной деятельности политической власти, воздействующей на общее состояние основных общественных институтов, а также - на сферу общественного сознания, на уровне которой происходит отражение основных аспектов общественной жизни. При этом критически важное значение приобретает, с одной стороны, формирование доверия со стороны населения по отношению к основным государственным институтам, с другой -развитие установок правосознания в общественной среде и, с третьей - приведение в соответствие области преобладающих культурных ценностей, задающих цели социальной активности, и сферы социальных возможностей членов общества. В совокупности это может способствовать существенному понижению уровня преступности в обществе.
Literature:
1. Gurnitsky A.V. Poverty from the standpoint of criminology // Society and law. 2015. № 1(51). Р. 174-181.
2. Merton R.K. Social structure and anomie // Sociology of crime (Modern bourgeois theories). M. : Progress, 1966. Р. 299-313.
3. Смирнов А.М. Уголовно-правовые детерминанты распространения самосудов в современной России // Пролог: журнал о праве. 2014. № 2. С. 30-36.
4. Трикило Е.А. Проблема нормы в структурном функционализме и социальной феноменологии // Теория и практика общественного развития. 2012. № 5. С. 89-92.
5. Хисамутдинов Ф.Р. Криминальная субкультура и ее предупреждение / Ф.Р. Хисамутдинов, А.Е. Шалагин // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2015. № 2(20). С. 46-52.
3. Smirnov A.M. Criminal and legal determinants of the spread of lynching in modern Russia // Prologue: a journal about law. 2014. № 2. Р. 30-36.
4. Trikilo E.A. The problem of norms in structural functionalism and social phenomenology // Theory and practice of social development. 2012. № 5. Р. 89-92.
5. Khisamutdinov F.R. Criminal subculture and its prevention / F.R. Khisamutdinov, A.E. Shalagin // Bulletin of the Kazan Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2015. № 2(20). Р. 46-52.
