Н. А. Самойлов
СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ РОССИИ И КИТАЯ: ИСТОРИОГРАФИЯ ВОПРОСА
История отношений России и Китая давно привлекает внимание исследователей. Долгое время эта проблематика рассматривалась в русле тех парадигм и схем, которые предлагались специалистами в сфере международных отношений. Однако в последнее время китаеведов все больше начинает привлекать история взаимодействия двух стран и народов в социальной и культурной сфере, что можно определить термином «социокультурное взаимодействие»1.
К настоящему время накоплен определенный историографический материал, позволяющий говорить о том, что подобные исследования, охватывающие сферы экономики, культуры и так называемой «народной дипломатии», набирают силу. Вопрос
о необходимости более тщательного изучения «истории мирных взаимодействий России со странами Востока» на широком фактическом материале был поставлен авторами коллективной работы «Россия и Восток», подготовленной на Восточном факультете Санкт-Петербургского университета2. Все более активно к данной проблематике начинают обращаться и некоторые китаеведы.
В отечественном китаеведении наиболее активно в данном направлении работает академик РАН В. С. Мясников3. Именно он впервые обратил внимание на принципиальную проблему типологии взаимосвязей России и Китая, отметив, что «при установлении отношений двух стран естественно сложилась своеобразная система координат, в которой горизонтальную линию образовывали европейские традиции и методы, а вертикальную — китайские. В результате взаимодействие сторон формировалось как вектор развития, получилась третья линия, вобравшая в себя элементы того и другого подходов»4.
Очень важным в методологическом отношении следует признать вывод академика В. С. Мясникова о том, что «взаимодействие России и Китая по формационным характеристикам относится к однотипному, а по цивилизационным — к смешанному виду межгосударственных связей»5.
В последние годы появился ряд работ российских ученых, рассматривающих отдельные аспекты социокультурного взаимодействия России и Китая и постепенно формирующих картину истории этого процесса6.
В 2003 г. вышла в свет монография владивостокского ученого А. И. Петрова «История китайцев в России. 1856-1917 гг.», в которой автор, основываясь на обширном архивном материале, предпринял попытку представить широкую картину жизни и хозяйственной деятельности китайских эмигрантов на российской земле. В книге рассмотрена динамика численности китайцев в различных регионах России, и в первую очередь, на российском Дальнем Востоке, расселение их по различным областям и губерниям Российской империи, правовое положение китайцев, их взаимоотношения с местными властями. Особый раздел посвящен роли китайской общины в хозяйственной жизни России: занятиям сельским хозяйством, работе на золотых приисках Дальнего Востока, использованию труда
© Н. А. Самойлов, 2008
китайских рабочих на строительстве Уссурийской, Амурской и других железных дорог. Отдельная глава отведена вопросам, связанным с культурой китайцев в России. В ней на основе документов российских архивов анализируются быт, жилище, пища, одежда и внешний облик китайцев в России, взаимоотношения китайцев с коренными народами российского Дальнего Востока и корейцами в России. Данная книга представляет собой основательно фундированное исследование и является существенным шагом в деле изучения конкретной истории возникновения и существования китайской общины в России. В ней содержится большое количество исторических фактов, извлеченных из документов, которые были найдены в различных архивах нашей страны, приводятся пространные цитаты из архивных дел, многие документы воспроизведены полностью. Можно утверждать, что выход в свет монографии А. И. Петрова не только стал важной вехой в изучении истории китайцев в России, но также способствовал и расширению источниковой базы для последующего исследования данной проблематики.
Отдельная, хотя и небольшая по масштабам данной монографии, глава названа автором «Взаимовлияние русской и китайской культур». В ней на основании местных материалов рассматриваются вопросы приобщения китайцев к Православию, изучение китайцами русского языка, а также их участие в обучении россиян китайскому языку. При этом следует констатировать, что такие важные с нашей точки зрения разделы, как «Мнения россиян о характере и национальных чертах китайцев» и «Мнения китайцев о русских» представляют собой лишь подборку цитат из архивных источников и российских публикаций без какого-либо авторского анализа и комментариев. Своего рода обобщением фактов и высказываний, собранных автором в данной главе, призван служить раздел «Китайцы в России и взаимодействие русской и китайской культур». Приведя на четырех страницах несколько фактов использования отдельных элементов китайской культуры в хозяйственной жизни и быте русского населения Дальнего Востока, А. И. Петров при этом делает весьма кардинальный вывод о масштабности взаимодействия двух культур: «Несомненно, в глобальном процессе взаимодействия национальных культур пересечение русской (Российской) и китайской занимает видное место. Это предопределено смежным расположением двух государств и интенсивностью взаимовлияния народов. Русско-китайское взаимодействие и взаимовлияние — это мощный поток, в котором лучшие качества и достижения двух национальностей становятся объектом гордости обеих, а колорит одной культуры становится объектом интереса представителей другой»7.
Представляется, что подобные широкие обобщения применительно к конкретному исследуемому периоду требуют все-таки более основательного подтверждения на основе исторических источников, хотя в принципе возражений они и не вызывают.
Западные ученые не столь часто обращаются к подобной проблематике, и здесь можно отметить лишь несколько работ, касающихся рассматриваемых вопросов.
Одной из первых среди них была книга К. М. Фоуста «Московиты и мандарины: торговля России с Китаем и ее окружение», посвященная, в основном, вопросам торговли между двумя странами в период между 1727 (год подписания Кяхтинского договора) и 1805 (время прибытия в китайский порт Гуанчжоу русских кораблей «Надежда» и «Нева») годами. В своей работе автор использовал русские исторические источники и исследования наших отечественных историков. К. М. Фоуст пришел к выводу о дружественном характере отношений России и Китая в рассматриваемый период и отметил, что «регулярная и санкционированная договорами торговля между двумя странами предотвращала острую военную конфронтацию»8.
Другой известный исследователь, М. Мэнколл, в своей монографии «Россия и Китай. Их дипломатические отношения до 1728 г.»9 обратился к раннему периоду истории контактов России и Китая. Подчеркивая добрососедский характер отношений между двумя странами после подписания Нерчинского договора, М. Мэнколл акцентировал внимание на том, что сложившаяся в указанный период договорная система позволяла двум абсолютно разным в культурном отношении государствам (конфуцианскому Китаю и православной России) преодолевать возникавшие разногласия мирным путем и избегать серьезных конфликтов. Автор высказал мнение о том, что оба государства пошли на своеобразный компромисс: Россия решилась на подписание невыгодного Нерчинского договора ради перспективы развития торговли и сохранения мира, а Цинская империя согласилась на развитие торговых отношений, санкционированных договорными обязательствами, хотя подобные действия не вписывались в традиционную модель китайской внешней политики и дипломатии.
Среди работ западных авторов, занимавшихся рассматриваемой проблематикой, следует особо выделить книгу Барбары Маггс «Россия и “китайские грезы”: Китай в русской литературе XVIII века»10, изданную Фондом Вольтера. Автор на обширном материале исследует вопросы взаимодействия и взаимопроникновения культур России и Китая в XVIII в., то есть в тот самый период, когда эти контакты стали относительно регулярными, и в России начал расти интерес к дальневосточному соседу.
Очень интересным в плане изучения проблем межцивилизационного взаимодействия представляется также ставшее уже классическим исследование Д. Тредголда11, в котором автор предпринял попытку кросс-культурного исследования, сравнивая степень и уровни проникновения западной культуры в Китай и Россию.
В самое последнее время к проблемам взаимодействия России и Китая в сфере культуры все чаще стали обращаться ученые КНР. Особой активностью в этом плане отличаются бывший декан Факультета русского языка пекинского университета Ли Минбинь12 и научный сотрудник института России Хэйлунцзянской Академии общественных наук Су Фэнлинь, который предложил свою периодизацию истории китайско-российских культурных связей от момента их зарождения до середины XIX в.: первый период — от начала непосредственных контактов, которое он относит к XIII в., до 1680-х гг.; второй — от Нер-чинского договора 1689 г. до Кяхтинского договора 1727 г., и третий — 1728-1845 гг.13
Важным событием в изучении китайско-российских отношений стал выход в КНР большой коллективной работы «История и современное состояние китайско-российских отношений», обобщившей исследования китайских ученых в этой области за последние годы.
В данной книге был опубликован раздел, написанный Ли Суйанем (научный сотрудник института истории Хэйлунцзянской Академии общественных наук), озаглавленный автором «Бурный поток и маленький ручеек: проблемы дисбаланса во взаимодействии культур России и Китая»14, в котором он предпринял попытку ретроспективного рассмотрения российско-китайских культурных связей на всем протяжении их истории. При этом автор не только изложил основные факты и охарактеризовал этапы взаимодействия культур России и Китая, но и предложил свое объяснение особенностей данного процесса.
Ли Суйань отмечает, что в XVIII в. в России имел место своеобразный «китайский бум» (в этом он согласен с точкой зрения проф. Ли Минбиня). В Россию в большом количестве проникали произведения китайского искусства, переводились произведения китайских философов. Ли Суйань считает, что «китайский бум» явился отражением интереса
и стремления к познанию Китая, которые российское общество испытывало в то время. Русское правительство направляло в Китай своих представителей, поддерживало активность русских купцов. Автор высоко оценивает деятельность Российской Духовной Миссии в Пекине и ее вклад в распространение знаний о Китае в России, отмечает, что в ней служили не только священники, там были и студенты, изучавшие китайский язык, художники, врачи, астрономы и т. д. Среди тех, кто получил китаеведческую подготовку в стенах Миссии в XVIII в., Ли Суйань особо выделяет Иллариона Россохина и Алексея Леонтьева, заслуженно называя их «первыми китаеведами России», и подробно описывает проделанную ими работу по изучению Китая и переводу на русский язык китайских книг.
Подводя итог данному разделу, автор отмечает, что в XVIII в. Россия проявляла к Китаю постоянно возраставший интерес, были достигнуты большие результаты во многих областях его изучения. В то же время Китай проявлял полное безразличие к России, как в отношении ее государственного устройства, так и в сфере культуры, и для культурного взаимодействия двух стран характерен явно выраженный дисбаланс: китайская культура широким потоком устремилась в Россию, однако, распространение русской культуры в Китае было ограниченным.
Рассматривая ситуацию, сложившуюся в XIX в., Ли Суйань указывает, что изучение Китая в России и знакомство с китайской культурой еще более активизировались по сравнению с предшествующим столетием. Количество китаеведов увеличилось, их научный уровень существенно вырос. Среди русских синологов, внесших свой вклад в изучение Китая, автор особо выделяет Н. Я. Бичурина и В. П. Васильева, подробно анализируя их научное наследие и их роль в деле ознакомления россиян с китайской культурой. Ли Суйань видит заслугу В. П. Васильева и в том, что он создал в Петербурге научную китаеведную школу и подготовил около 100 синологов и специалистов по Дальнему Востоку (среди них особенно выделяются П. С. Попов, С. М. Георгиевский и А. О. Ивановский).
Подводя итог указанному периоду, автор высказывает мнение, что в XIX в. китайская культура продолжала непрерывно проникать в Россию, росло число китаеведов, были достигнуты важные результаты в научных исследованиях, увидело свет множество публикаций. Однако он отмечает, что «к сожалению, в XIX веке, как и в предыдущем столетии, в китайском обществе сохранялась полная индифферентность в отношении России. Дисбаланс во взаимодействии культур двух стран очевиден».
По мнению Ли Суйаня, все коренным образом изменилось в ХХ в.: вырос интерес к русской культуре в Китае, а в России этот процесс замедлился. Русская культура устремляется в Китай бурным потоком после 1917 г., когда в России происходит Октябрьская революция, и это продолжается вплоть до 1960-х гг. В рамках данного процесса автор выделяет четыре периода подъема интереса к России в Китае: 1) годы, последовавшие за Октябрьской революцией; 2) период 1927-1937 гг.; 3) антияпонская война; 4) 1950-е гг. Затем наступает перерыв, длившийся приблизительно 20 лет, но в 1980-х гг. взаимодействие двух культур возобновилось.
Далее Ли Суйань предпринимает попытку разобраться в причинах, которые порождали рассмотренный им «дисбаланс». Однако его выводы представляются нам весьма прямолинейными.
Причины «дисбаланса» XVIII в. автор видит в различиях в уровне развития двух стран и в разной политической ситуации. По словам Ли Суйаня, после реформ Петра Великого Россия вступила на капиталистический путь развития, начала развертывать
внешнюю экспансию. Она расширяла территорию, захватывала рынки — все это повышало интерес к изучению других стран.
В XIX в., по мнению Ли Суйаня, Россия стала проводить агрессивную политику в отношении Китая. Для того чтобы конкурировать с другими державами за обладание позициями в Китае, России необходимо было усилить изучение этой страны, что и было сделано. Китай, в силу своего внутреннего общественного развития, не проявлял подобного интереса к России. Однако уже появились сочинения Вэй Юаня, Хэ Цютао, Ван Чжичуня, которые дали возможность китайцам немного узнать о России. В Пекине действовала Школа русского языка. Таким образом, фактически единственной причиной, возбудившей в России интерес к Китаю, согласно выводам Ли Суйаня, оказывается капиталистическая экспансия, развернутая царской Россией. Столь категоричное суждение представляется достаточно односторонним, не учитывающим гораздо более широкий спектр причин.
В ХХ в. китайцы стали активно изучать русскую культуру, и их активность в этом деле значительно превзошла знакомство России с китайской культурой, что стало причиной нового «дисбаланса» в российско-китайском культурном взаимодействии. Причины данного «дисбаланса» в ХХ в. автор видит в том, что к этому времени отчетливо обозначились различия в развитии двух стран. Мощь Советского Союза непрерывно возрастала, международное положение укреплялось, СССР превратился в мировую державу. Китай, в свою очередь, к началу ХХ в. был отсталой страной, отсталость проявлялась не только в сфере производства, но и в общественной жизни, в естественных и гуманитарных науках, в культуре и искусстве. Уровень развития русской культуры значительно превзошел Китай. Проанализировав данное положение дел, Ли Суйань приходит к выводу о том, что «китайский рабочий класс, возглавив демократическое движение, четко выдвинул лозунги: “Сделать Россию учителем!” и “Идти по пути русского народа!”».
Особое значение в деле развития советско-китайских культурных связей Ли Суйань придает периоду 1950-х годов, когда «Советский Союз оставил в сердцах китайских людей незабываемый яркий образ»15. Однако к 1980-м годам этот образ, по мнению автора, заметно потускнел. Взгляды китайцев, особенно молодежи, претерпели серьезные изменения. «Они ценят американскую и западноевропейскую культуру. Иностранная культура, которая сейчас приходит в Китай, — это уже не русская и советская культура, а европейско-американская культура»16.
Следует отметить, что рассматриваемая статья прежде всего интересна тем, что автор на обширном историческом материале выявляет специфику различных периодов истории российско-китайского культурного сотрудничества и пытается отыскать и осмыслить причины, порождавшие «дисбаланс» в этих отношениях. В этом ее ценность. При этом, к сожалению, многие выводы, сделанные автором, выглядят достаточно прямолинейно и трафаретно.
Раздел рассматриваемой коллективной монографии, написанный Су Фэнлинем, носит название «От Нерчинского договора к Кяхтинскому — фрагменты истории культурного взаимодействия Китая и России»17 и также посвящен вопросу о диалоге культур России и Китая, однако, данная проблема рассматривается в рамках конкретного исторического периода, охватывающего ранний контактов между Россией и Цинской империей.
Автор отмечает, что в период между Нерчинским и Кяхтинским договорами расширились российско-китайские контакты и обмены в различных сферах (культура, язык, религия). В 1708 г. по инициативе императора Канси в Пекине была создана первая школа
русского языка. В России также началось изучение китайского языка. В Пекин направлялись русские торговые караваны. Цинское правительство разрешило деятельность русских православных священников. Имели место контакты в области медицины. Обмен товарами способствовал культурному обмену. Однако в 1720-х гг. политические вопросы, в частности, проблема границы, серьезно мешали нормальному развитию русско-китайских культурных связей.
Су Фэнлинь дает высокую оценку содержанию и значению Кяхтинского договора. Он пишет о том, что договор «был заключен на основе равных переговоров двух государств». В результате Китай смог снять проблему северной границы, уменьшив свою озабоченность этим вопросом. Россия, в свою очередь, добилась серьезных успехов в деле расширения торговли и развития религиозной проповеди в Китае — в этом автор видит определенную уступку со стороны Китая.
Автор полностью цитирует и подробно разбирает 4-ю и 5-ю статьи Кяхтинского договора, касающиеся вопросов развития торговли и деятельности Российской Духовной Миссии в Пекине, а также пребывания при ней учеников. Главное значение договора Су Фэнлинь видит в расширении и развитии культурного взаимодействия между Россией и Китаем. Он пишет о том, что для развития культурных контактов двух государств и народов данный договор «сыграл стимулирующую роль». Кяхта превратилась в своеобразное «культурное окно» между двумя странами.
К числу исследований, в которых рассматриваются ключевые вопросы социокультурного взаимодействия России и Китая, также следует отнести фундаментальную монографию профессора Нанькайского университета Янь Годуна «История российского китаеведения (до 1917 года)»18, основанную на тщательном изучении работ российских ученых, посвященных истории и культуре Китая.
В последнее время наши отечественные ученые стали обращать внимание на има-гологические исследования: появились работы, в которых рассматриваются процессы формирования образов и стереотипов, в значительной степени влиявших на характер
19
и состояние российско-китайских отношений на различных этапах их развития .
В заключение можно сделать следующие выводы.
К настоящему времени различные аспекты истории социокультурного взаимодействия России и Китая становятся все более популярными в среде историков России и КНР. Обращаются к подобным сюжетам и некоторые западные авторы. Постепенно накапливается фактический материал. Предпринимаются попытки периодизации данного исторического процесса. Дается интерпретация отдельных этапов, событий и явлений.
Вместе с тем, представляется очевидным тот факт, что теоретическое осмысление этого сложного исторического явления явно отстает от процесса накопления фактического материала. Выводы исследователей порой выглядят излишне прямолинейно и не основываются на достижениях современной социологии и культурологии. В то же время культурологи, обращающиеся к подобной проблематике, не владеют в должной степени фактическим материалом, без знания которого любые обобщения оказываются не слишком убедительными.
На наш взгляд, наиболее плодотворным представляется следующий вариант дальнейших исследований в рассматриваемой области. За основу необходимо взять ряд фундаментальных методологических положений, высказанных выдающимися отечественными китаеведами В. С. Мясниковым и С. Л. Тихвинским (о которых было сказано выше)
и, дополнив их рядом теоретических концепций, почерпнутых из современной социологической и культурологической науки, применить к анализу конкретных этапов социокультурного взаимодействия России и Китая (равно как и России, и других стран Востока, или шире: Востока и Запада). Все это соответствует духу востоковедных исследований в целом, если учесть, что востоковедение исторически формируется как интегрирующая наука.
Конкретные примеры подобного подхода будут рассмотрены нами в последующих публикациях.
1 Подробнее о методологии изучения социокультурного взаимодействия применительно к российско-китайским отношениям см.: СамойловН. А. Изучение истории социокультурного взаимодействия России и Китая: традиционные подходы и новые парадигмы // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 9. Филология, востоковедение, журналистика. 2006. Вып. 4. С. 114-121; Самойлов Н. А. К вопросу о теоретических основах изучения социокультурного взаимодействия // Востоковедение и африканистика в университетах Санкт-Петербурга, России и Европы. Актуальные проблемы и перспективы. Междунар. научная конф. СПб., 4-6 апреля 2006 г.: Доклады и материалы. СПб., 2007. С. 116-128.
2 Россия и Восток / Под ред. С. М. Иванова и Б. Н. Мельниченко. СПб., 2000.
3 См.: Мясников В. С. Империя Цин и Русское государство в XVII веке. М., 1980; Мясников В. С. Сведения китайцев о России в XVII в. // Вопросы истории. 1985. № 12. С. 90-101; Мясников В. С. Новые знания о России в цинском Китае XVIII в. // Всемирная история и Восток: Сб. статей. М., 1989. С. 105-115; Мясников В. С. Историко-культурные особенности экономического взаимодействия России с Китаем // Россия во внешнеэкономических взаимоотношениях: уроки истории и реальность. М., 1993. С. 105-123 и др.
4 Мясников В. С. Квадратура китайского круга: избранные статьи. Кн. 1. М., 2006. С. 448.
5Мясников В. С. Квадратура китайского круга: избранные статьи. Кн. 1. М., 2006. С. 455.
6 Ларин А. Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. М., 2003; Лукьянов А. Е. Этнокультурное взаимодействие России и Китая // Народы Евразии: проблема межцивилизационных контактов / Отв. ред. В. С. Мясников. М., 2005. С. 73-105; Сорокина Т. Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политика администрации Приамурского края (конец
XIX — начало ХХ вв.). Омск, 1999.
7 Петров А. И. История китайцев в России. 1856-1917 годы. СПб., 2003. С. 752.
8Foust C. M. Muscovite and Mandarin: Russia’s Trade with China and its Setting. 1727-1805. Chapel Hill, 1969. P. 4.
9MancallM. Russia and China: Their Diplomatic Relations to 1728. Cambridge, 1971.
10Maggs B. Russia and ‘le reve chinois’: China in Eighteenth-Century Russian Literature. Oxford-Paris, 1984.
11 TreadgoldD. The West in Russia and China: Religious and Secular Thought in Modern Times. Vol. 1-2. London, 1973.
12 Ли Минбинь. Чжунго юй Э Су вэньхуа цзяолю чжи (Обзор взаимодействия культуры Китая с культурой России (СССР)). Пекин, 2002.
13 Су Фэнлинь. История культурных отношений Китая с Россией до середины XIX в. // Восток—Запад: Историко-литературный альманах / Под ред. акад. В. С. Мясникова. М., 2002. С. 53.
14 Чжун Э гуаньси дэ лиши юй сяньши (История и современное состояние китайско-российских отношений). Кайфэн, 2004. С. 117-132.
15 Чжун Э гуаньси дэ лиши юй сяньши (История и современное состояние китайско-российских отношений). Кайфэн, 2004. С. 129.
16 Чжун Э гуаньси дэ лиши юй сяньши (История и современное состояние китайско-российских отношений). Кайфэн, 2004. С. 129.
17 Чжун Э гуаньси дэ лиши юй сяньши (История и современное состояние китайско-российских отношений). Кайфэн, 2004. С. 17-26.
18Янь Годун. Эго ханьсюэ ши ци юй 1917 нянь (История российского китаеведения до 1917 г.). Пекин, 2006.
19 СамойловН. А. Востоковедно-исторические исследования и новые возможности междисциплинарного подхода (На примере изучения взаимного образа России и Китая второй половины ХГХ — начала
ХХ вв.) // Гуманитарий. Ежегодник № 1. СПб., 1995. С. 176-186; Лукин А. В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в XV[I-XXI вв. М., 2007; Тихвинский С. Л. Восприятие в Китае образа России. М., 2008.