CC BY
83
СОЦИО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРИРОДЫ НАСИЛИЯ
В.П. Денисов
Насилие в человеческом обществе как объект исследования философии, социологии, политологии, психологии многогранен как философский феномен, как определенная идеология, как социально -политическое явление, имеющее свою сущность, содержание, структуру. Проблема насилия являлась предметом размышления философов на протяжении многих веков. Одни осуждали любые формы насилия (пацифисты, М. Ганди, Л.Н. Толстой). Другие же рассматривали данное явление как источник прогресса (Гераклит, Дюринг, Шопенгауэр). Гераклит, например, писал, что «...война общепринята, что вражда -обычный порядок вещей и что все возникает через вражду...» [5, с. 201].
В философском энциклопедическом словаре «насилие» трактуется как «применение тем или иным классом (социальной группой) различных, вплоть до вооруженного воздействия, форм принуждения в отношении других классов (социальных групп) с целью приобретения или сохранения экономического и политического господства, завоевания тех или иных прав или привилегий» [4, с. 391].
В этом определении явно не прослеживается роль субъекта общественных отношений - человека. При толковании понятия «насилие» в философско-социологической литературе используют два способа: широкий и узко-прагматический. Несмотря на разницу в определении насильственных действий, они оба исходят из сравнения насилия с принуждением, подавлением. В первом случае под насилием понимают всякое ущемление физических потенций человека, его принижение, а также все то, что мешает ему в индивидуальном развитии.
Наиболее ярко данную точку зрения выразил современный исследователь Ж. Госс. По его мнению, «насилие негативно по определению. Это разрушительная сила, которая унижает, насилует, подавляет, эксплуатирует кого-то» [1, с. 19].
При прагматическом подходе насилие трактуется как применение силы или угроза нанесения физического вреда во имя достижения тех или иных целей. Эту точку зрения выражает, например, Х.Грехэм, Т.Гурр. В их трактовке насилие выступает как «поведение, направленное на нанесение физического вреда людям или их собственности» [6, с. 27].
Таким образом, можно сделать вывод, что многие исследователи рассматривают насилие как физическую силу. Вместе с тем существует и другая точка зрения. Так, Т. Межидова считает, что «понятие «насилие» не тождественно ни понятию «физическая сила», ни понятию «сила», ибо данные понятия достаточно многомерные» [2, с.37]
Согласно точки зрения Т. Межидовой «.целесообразнее было бы рассматривать насилие как форму принуждения (физического, морального) или уничтожения объекта, осуществляемое для достижения тех или иных целей, а иногда и бесцельно» [2, с. 37].
Определенный интерес представляет проблема, связанная с сопоставлением проявлением насилия в сообществе людей и сообществе животных. Как правило, этнологи склонны подвергать сомнению подлинность сравнений, проводимых между человеческими обществами и сообществами животных. Безусловно, различия здесь существенны. Как считает Н. Рулан «.оценка человеческой личности является делом непростым-тем более, что в каждом обществе она различна, и, более того, она не должна ни в коем случае быть результатом каких-либо расистских теорий,- и она не позволяет нам положительно квалифицировать селекционные результаты внутревидовой агрессивности: то, что один из индивидуумов более слаб или менее одарен, чем другой, вовсе не означает, что он обречен на исчезновение.» [3, с. 151].
И все же, несмотря на эти различия, некоторые сравнения допустимы. По мнению Н. Рулана «человек как существо, способное мыслить, не является, однако, абсолютно разумным; он еще-изначально, а может быть, навсегда, - подчинен своим эмоциям» [3, с. 151-152].
Следовательно, агрессивность играет всегда определенную роль во взаимоотношениях, которые он поддерживает с другими человеческими существами. Также как и в мире животных, эта агрессивность не влечет за собой в обязательном порядке насилие. Во многих случаях мы имеем дело с сублимацией насилия, когда конфликт преобразуется в ритуальный обряд. С другой стороны, люди предстают более или менее агрессивными или неистовыми в зависимости от социальных рамок, в которые вписываются их отношения, а здесь как раз и имеется некоторый параллелизм с сообществом животных. Н Рулан говорит о том, что «.человек не проявляет межвидовой агрессивности: общество охотников убивает из необходимости, точно так же, как мы выращиваем скот, чтобы его есть, а современные общества уделяют много забот защите и сохранению некоторых редких видов, которым угрожает исчезновение» [3, с. 152].
Межобщинная внутривидовая агрессивность выливается часто в применение насилия. Внутривидовая агрессивность между индивидуумами встречается тоже нередко, но она значительно менее опасна, так как она не влечет за собой обязательное применение насилия. Здесь все зависит еще от степени социальной разницы, существующей между индивидуумами: чем больше разница, тем более вероятно применение насилия и наоборот.
Историческая практика показывает, что если в каком-нибудь обществе зарождается какой-то конфликт между индивидуумами, принадлежащими к одной и той же группе, то преимущественным
образом этот конфликт будет регулироваться мирными путями; напротив, когда этот конфликт противопоставляет индивидуумов, принадлежащих к разным группам, то насилие будет проявляться более часто и даже обязательно.
Здесь возникает вполне закономерный вопрос: так ли уж неизбежно насилие? Даже если предположить, что насилие вписано в человеческую природу, то вероятно, одним из самых великих достижений человечества было бы его устранение.
В период между 1946 и 1950 г.г. некоторыми американскими авторами (Тафт, Алинский, Галтунг) были предложены модели обществ, в которых преступления и насилие были бы исключены: в общем, предлагаемые способы предусматривают гомогенезацию (т.е. однородность) культурных ценностей и значительные изменения, даже ликвидацию политического и социально-экономического неравенства. Более описательной по своей природе, на мой взгляд, является теория Д.Сабо. По мнению этого автора «.. .насилие в своей основе опирается на психологические и социологические факторы (оно в наших генах, оно вписывается в эволюцию человеческого мозга). А эти факторы зависят в основном от степени сплоченности различных подгрупп данного общества: чем выше сплоченность, тем слабее проявления насилия» [7, с. 383]
Наверное нет смысла рассматривать общество, где нет насилия. Было бы правильнее обратиться к проблеме возможности ограничения его проявлений. Этнографические данные, приведенные Н. Руланом показывают, что некоторые общества отдают предпочтение мирным способам разрешения конфликтов: индейцы зуни (Северная Америка) или же мбути (Конго) считают истинным человеком того, кто умеет избегать ссор. У других же (замбийские ндембу), наоборот, конфликт занимает важное место в политической и социальной жизни, и они прибегают к насилию (возмездию) очень часто. Причину, связь между этими разными отношениями к насилию, безусловно, нужно искать не в их физиологии, а в истории и в системе ценностей, которую они создали. Известно, что существование факторов институционального характера способствует мирному урегулированию конфликтов, а их отсутствие, наоборот, предполагает более частое применение насилия.
Таким образом, присутствие третьей стороны, способной привести участников конфликта к мирному решению (посредник, арбитр) или заставить их принять это мирное решение (судья, политическая власть), было бы положительным фактором.
Вмешательство третьей стороны и тем более государственных учреждений могло бы ограничить применение насилия: здесь просматривается классический тезис эволюционизма, к которому часто прибегают историки права.
С одной стороны, этнографические данные показывают, что многие общества, отдающие предпочтение мирным способам урегулирования конфликтов, совсем не знают или знают очень мало способов урегулирования конфликтов путем вмешательства третьей стороны. С другой стороны, отдельные ученые (К.Ф. и С.С. Оттербейны) доказывают, что нет никакой связи между усилением централизации власти и возможным количественным снижением актов насилия (возмездия).
Сегодня, несмотря на рост миролюбивых тенденций в политике большинства государств, сформировавшийся опыт цивилизованного правового подхода к решению острых международных проблем, урегулирования межнациональных, межрелигиозных, территориальных конфликтов, угроза вооруженного противоборства с применением изощренных, антигуманных средств насилия существует реально. Войны, международный терроризм, локальное групповое и индивидуальное насилие, к сожалению, являются неотъемлемыми сторонами человеческого бытия.
Резко возросла опасность широкого неконтролируемого распространения технологий и производства собственного оружия массового поражения. Не может не тревожить и тенденция обращения представителей отдельной части общества к примитивным формам внеправового разрешения межгрупповых и межличностных конфликтов, в основе которых лежит применение насилия.
Поэтому неслучайно философы, политологи, социологи, психологи, исследуя характер и природу этого явления, изучая различные типы обществ, социальных групп, пытаются ответить на вопросы, связанные с противодействием этому злу.
Безусловно, прав был Сократ, утверждая, что разум творит мораль. Светлый (истинный) разум побуждает человека строить жизнь на началах добра. Замутненный (не светлый) разум способствует тому, что человек творит зло.
Литература:
1. Госс Ж. Ключевые понятия гуманистической и христианской концепций ненасилия. // Ненасилие: философия, этика, политика. М., 1993.
2. Межидова Т.У. О содержании понятия «насилие» // Вестник российского философского общества. 2001. № 2. С. 37
3. Рулан Н. Юридическая антропология: учебник для вузов. М., 1999.
4. Философский энциклопедический словарь. М., 1989.
6. Фрагменты ранних греческих философов. Ч.1. М., 1989.
7. Graham H.D. and Gurr T.R. The history of violence in Americas. Historical and comparative perspectives. № 4.1969. p.27
8. Szabo D. Aggression, violence et systems socioculurels: essai de typologie // Revue de recherhé juridique.1981.№ 3.p. 383.
9. Косьмин А.Д. Теория и методология познания/Косьмин А.Д., Метелев С.Е., Косьмина Е.А. -Москва, 2006.
