CC BY
143
УДК 321
СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТ КАК ФАКТОР ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Э. Э. Шульц
АНО «Центр политических и социальных технологий» ул. Большая Филевская, д. 55/1/45, 121433, Москва, Россия
Статья посвящена проблеме социального протеста в России на современном этапе, его возникновению и потенциалу перехода в радикальные формы. Взрывной характер формирования протеста, способного смести власть, делает его тяжело прогнозируемым на коротких временных промежутках, поэтому все социологические опросы неспособны показать рост протеста, а тем более возможность его перехода в радикальные и массовые формы. При этом автор отмечает, что количественный подсчет демонстрантов тоже ничего не дает с точки зрения прогнозирования, так как для создания давления на политическую систему и даже для смены власти не требуется значительное количество протестующих, что показали многие исторические примеры, в том числе современные в событиях «арабской весны» и «цветных революций». Автор резюмирует, что проблема социального протеста в России станет одной из ключевых для политической системы в связи с ростом неудовлетворенных потребностей внутри страны и неизбежными попытками использовать протест в качестве инструмента как участниками политической системы, так и из-за рубежа. Подобный вызов требует комплексных долгосрочных меры по работе с существующим и потенциальным протестом и каналирования протеста.
Ключевые слова: социальный протест, прогнозирование протеста, политическая система.
Социальный протест может рассматриваться как часть социальных и политических процессов, которые позволяют развиваться политической системе и обществу (Дарендорф, 1994, с. 143, 145, 147; Козер, 2000, с. 49, 51, 54, 60, 67, 70, 94), но может представлять реальную угрозу, когда переходит в радикальные и массовые формы. Радикальные формы социального протеста относятся к таким формам, когда протестующие идут на столкновения с силами правопорядка. На шкале напряженности этих форм социального протеста в точке минимума будут демонстрации и протестные акции населения, приведшие к столкновениям с силами правопорядка с использованием средств, ведущих к травмам, в том числе со смертельным исходом. Далее следуют мятеж, восстание и гражданская война (Шульц, 2014, с. 329-333).
В контексте того, что каждый социум постоянно проходит циклические этапы между стремлением к стабильности и стремлением к переменам, которые могут проходить через серьезное противостояние в обществе, проблема использования социального протеста для давления на политическую систему будет регулярно возникать для каждой политической системы.
Протест существует всегда и в любом обществе, он является частью системы и нормальным ее состоянием. Проблему для общества протест начинает
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2017
создавать тогда, когда он увлекает значительную часть общества (эмпирически — от 10 %) и эта часть становится агрессивно настроенной по отношению к другой (большей) части общества (Шульц, 2014, с. 335-336). Опасность для политической системы протест начинает приобретать тогда, когда он способен выливаться в радикальные формы и привлекать большие массы сторонников. При этом совершенно не обязателен постепенный переход через стадии: наличие внезапно появившейся объединяющей идеи, некий спусковой крючок, способный потенциальную массу перевести сразу в состояние готовности к радикальным формам массового протеста.
В 2017 г., 26 марта, в 90 городах России прошли акции протеста против коррупции. По разным оценкам, только акция в Москве собрала от 8 до 15 тыс. человек (Гробман, Синергиев, 2017). За последние годы это самая масштабная и массовая протестная акция, что демонстрирует не только реальность существующего протеста, но и потенциальные возможности мобилизации сторонников в связи с удачностью протестных лозунгов.
Как показали последние события в России, измерение протестного потенциала социологическими опросами ничего не дает. Так, ВЦИОМ дал в январе 2017 г. результаты опроса, по которому протестный потенциал в стране изображен близким к нулю. 27 марта, на следующий день после протестных акций, опрос, естественно, показал повышение уровня (Протестный потенциал, 2017). Показатель одобрения деятельности президента, по данным опросов 22-29 января, составил 85,6 %, работу премьер-министра положительно оценили 59,7 %, правительства — 61,6 % (Рейтинги партий..., 2017). В марте, незадолго до протестных акций, ВЦИОМ сообщил, что рейтинги Путина и «Единой России» достигли исторического максимума (Мамина, 2017).
Но даже имея реальное отражение уровня протестного потенциала, т. е. точки зрения людей на их осознанное решение участия в протестных акциях, мы не получаем данные по возможности перехода этого потенциального протеста в радикальные массовые формы — те проявления, которые, собственно, являются опасными для политической системы. Протест, оцениваемый соцопроса-ми или подсчетами количества принявших участие в мирным протестных акциях, не дает возможность прогноза или оценки потенциальной массы протеста в радикальных формах, потому что переход между протестными настроениями и участием в радикальных его формах — это принципиально разные психологические состояния, здесь не существует прямого и плавного перехода, этот переход требует качественного скачка.
Однако протестная масса представляет собой питательную среду для формирующегося радикального протеста: 1) прямыми сторонниками и будущими участниками акций; 2) идеологической составляющей — распространением протестных идей, созданием представления о массовости недовольства в стране, что является дополнительным стимулирующим фактором и кладется в основу легитимизации борьбы с властью и радикального протеста.
Важный аспект: количественный подсчет демонстрантов ничего не дает, так как для создания проблем политической системе и даже для смены власти не требуется не только большинство, но даже сколько-нибудь значительное коли_ 111
ПОЛИТЭКС 2017. Том 13, № 4
чество протестующих. Якобинцы считались десятками, большевики — сотнями-тысячами, отряд Фиделя Кастро начал борьбу за власть вообще с 20 людьми. Так было во всех больших революциях. Если отойти от эпохальных событий к более простым и современным, то ситуация остается прежней. В 2011 г даже если на Тахрире было 100 тыс. египтян, то для 80-миллионного Египта это капля в море. В событиях на Украине 2014 г. общее количество вовлеченных в активный протест по всей стране не превышал 1 % населения.
Главная проблема заключается не в количестве, а в «качестве», под последним следует понимать степень активности и потенциальной активности и готовности идти на радикальные меры и самопожертвование. Вторая принципиальная вещь — концентрация протестной массы в столице. Именно столица оказывает максимальное давление на власть.
Протестная идеология всегда оппозиционна: она должна противопоставлять себя действующей власти. В этом вопросе сегодня для любой оппозиции в России возникают сложности, так как власть «оседлала» все значимые для общества темы. Идеи патриотизма и величия России, поддержка стариков и малообеспеченных, создание условий для молодежи и преемственность поколений, упразднение олигархата и создание более справедливого и равного общества для всех, развитие образования и здравоохранения, господдержка и развитие сельского хозяйства, ВПК, крупной промышленности, подъем авторитета и уровня благосостояния военнослужащих, учителей и врачей и т. д. Конечно, по каждому пункту можно спорить об эффективности мер, обещать их усиление со стороны оппозиции, но это слабые позиции с точки зрения привлечения сторонников. Именно поэтому рейтинг действующей власти высок, а различные попытки провести на нее атаку заканчиваются ничем.
Идеи и лозунги о «капиталистах-кровососах», «кулаках-мироедах», коррумпированных чиновниках и о возможности отнять и поделить захватывают не только основные массы общества, но и его более образованные прослойки. Только если основные массы верят в то, что «отнять и поделить» пойдет на общую пользу, то часть интеллигенции и среднего класса искренне уверена, что получит преференции в новых условиях. Это обеспечивает значительное количество последних в большинстве зачинаний протеста против действующей власти, даже несмотря на то что история показывает, что после смены власти организаторы и активные сторонники оказываются большей частью за бортом. Здесь уместно вспомнить фразу «революция пожирает своих детей», в чем убедились как ее автор, так и его соплеменники в Великую французскую революцию и все последующие революционеры всех революций и множества государственных переворотов. С этой же проблемой столкнулись многие активные деятели национальных движений в период распада СССР и отделения национальных республик, многие лидеры «бархатных» и «цветных революций» и т. д.
Что касается новой поднимающейся волны социального протеста в России, то здесь следует обратить внимание на следующие аспекты.
Во-первых, это первый протест такого уровня после мая 2012 г. (Впервые за несколько лет оппозиции удалось найти объединяющую идею, способную к серьезной мобилизации сторонников, и не отличающаяся эластичностью и мо-
бильностью российская чиновническая система постарается спрятать голову в песок как лучший вариант реакции.)
Во-вторых, нашлись оппозиционные лозунги, способные быть оппозиционными и находящими отклик у большинства населения (активно или пассивно). Коррупционная проблема (к которой относится не только прямое воровство, но и завышенные зарплаты и обеспечиваемые службой и положением доходы отдельных категорий лиц) станет, пожалуй, самым сильным лозунгом оппозиции, способной поднять широкий протест даже при неприятии участниками протеста лидеров этой оппозиции, ее методов и репутации. Важность и опасность объединяющей идеи заключается в том, что она находит отклик у всех слоев населения и несет ежедневное постоянное давление на все общество. Здесь следует отметить, что когда в обществе сильна пропаганда идей достижений и роста через труд и затрачиваемые усилия и этот рост вполне реален, то субъект чаще всего будет стараться (или воображать эти старания и усилия) вырасти до следующего уровня. Если в обществе такие установки отсутствуют или слабы или на таком пути встречается огромное количество препон, а сам путь кажется невозможным, то активная часть населения выступит с серьезными протестными акциями, а за ними потянется и обычно более пассивная. Наивная вера масс в светлое будущее (более справедливое и счастливое) в результате протестных действий была и будет ключевой идеологией всех значимых проявлений радикальных массовых форм социального протеста (см.: Шульц, 2013; Шульц, 2015а), и здесь следует учитывать, что в эту ловушку попадают все слои общества. (В условиях современной России особо отчетливо выделяется наивная вера части интеллигенции и среднего класса в то, что в процессе протестных выступлений смена персоналий у власти будет обязательно в их пользу.)
В оценке подходов к протестным акциям, прошедшим по России с антикоррупционными лозунгами, следует предостеречь от упрощенных и ошибочных суждений, которые до сих пор формируют серьезную оценочную базу «цветных революций», особенно в редакции «арабской весны». Они заключаются в том, что вся проблема видится в иностранном влиянии (см.: Шульц, 2015б). Причина как последних российских акций, так и «цветных революций» лежит значительно глубже. Можно дискутировать о наличии и степени иностранного влияния, но нельзя отрицать сам факт социального протеста. Конечно, привходящие обстоятельства стимулируют переход социального протеста из пассивного в активное состояние, более того, в радикальные массовые формы, но они не способны создать протест с нуля. Безусловно, необходимо бороться с такими сопутствующими факторами, но при этом не забывать, что главной проблемой является сам протест и главные усилия должны быть направлены на отсечение потенциальной питательной базы этого протеста и снижение его уровня.
В-третьих, система постарается проигнорировать протест (так проще для системы ввиду отсутствия понимания, что с этим делать), что увеличит взрывную мощь проблемы через определенное время. Так, рассматриваемый антикоррупционный протест был прогнозируем, но пропущен системой. Сегодня рейтинг власти небывало высок. Это связано с возвращением идеи великого
государства и существованием образа внешнего врага. Однако любой всплеск социальной поддержки переходит в неизбежное падение. Как правило, от одной точки экстремума (вверху) к другой (максимально нижней позиции). Социальное внимание все больше будет обращаться к экономическим сложностям, бытовым проблемам и т. д. Эта трансформация создаст питательную среду для внешнего воздействия по усилению оппозиции, организации протестно-го движения и реализации сценариев «цветных революций». Благоприятным условием станет существующая уверенность у элиты, что в России «цветная революция» невозможна и не пройдет (состояние самоуспокоенности и отсутствие должного противодействия, игры на опережение). Эти волны внешнего воздействия будут повторяться из раза в раз с надеждой на желаемый результат, который необязательно должен быть «в победе революции» — достаточно получить «картинку» большой оппозиции режиму и создать представление за рубежом и повышенный уровень социального недовольства внутри страны.
В-четвертых, рейтинг сегодняшней власти — это исключительно рейтинг В.Путина.
Поэтому когда делаются соцопросы, по результатам которых действующего президента и его политику поддерживает 82 %, что берется за базу рассуждений о потенциале социального протеста, — это возведение воздушных замков. Протестующие могут протестовать не против Путина, а против коррумпированной системы, которая раздражает большую часть общества, искренне поддерживающую президента. Для прогноза протестной массы необходимо задавать вопросы: готовы ли вы бороться с коррупцией в государстве; считаете ли вы это насущной проблемой; довольны ли вы действующей политической системой; считаете ли вы, что власть решает ваши насущные проблемы; работают ли социальные лифты; есть ли у вас возможность получить значимую должность (государственную, в высшем управлении госкорпораций). Результаты этих опросов дадут совершенно другие цифры. Это не означает потенциальный протест, тем более в радикальных формах, но является хорошей питательной базой. При условной победе антикоррупционных лозунгов следует понимать, что большинство общества не пойдет защищать систему, потому что тоже против многих элементов действующей системы.
Взрывной характер формирования протеста, способного смести власть, делает его тяжело прогнозируемым на коротких временных промежутках. Именно поэтому все революции (как пример наиболее масштабных явлений, которые уж точно было сложно проглядеть) были неожиданностью не только для власти, но и для революционеров. Если верить воспоминаниям современников и главных участников, то полной неожиданностью стали Великая французская революция, мексиканская и иранская революции, размах кубинской революции и всех, которые можно проследить. За две недели до Февральской революции в России «главный революционер» Ленин говорил, что его поколение революции точно не увидит. Полной неожиданностью стали «бархатные революции» — никто не верил, что существующий протест сможет скинуть власть. Никто не смог предсказать события «цветных революций» и «арабской весны» (время, размах и т. д.) (Воспоминания..., 1989а, с. 220; Воспоминания... 1989б, с. 162;
Матьез, 1995, с. 23; Шерэ, 1907, с. 75; Шульц, 2014, с. 70, 101, 267-269, 297-311; Kurzman, 2004, р. 3). Это следует всегда помнить, когда кажется, что протест карликовый, а власть большая, и шансов никаких.
Важным фактором станет проблема смены персоналий у власти, которая произойдет в любом случае с течением времени. Как писал В. Парето, уступки, сделанные обществу сильным правительством, «принимаются с благодарностью и признательностью, а подобные шаги слабого правительства вызывают презрение и насмешку» (Парето, 2011, с. 123). Проблема в том, что изменения могут запоздать. Сегодня их воспримут как силу, а завтра это может выглядеть слабостью.
Проблема социального протеста в России, его роста и возможной радикализации станет довлеющей в ближайшее десятилетие в связи с ростом неудовлетворенных потребностей внутри страны, стремлением использовать его в политической борьбе различными силами и неизбежными действующими и будущими попытками эксплуатировать протест в качестве инструмента геополитики из-за рубежа. Для решения этой проблемы необходимы комплексные долгосрочные меры по работе с существующим и потенциальным протестом. Протест может и должен быть каналирован в русло конструктивного диалога и механизмов гражданского общества, в противном случае рано или поздно он может вылиться в разрушительную для страны силу.
Литература
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: в 10 т. М.: Изд-во политической литературы, 1989. Т. 2. 384 с.
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: в 10 т. М.: Изд-во политической литературы, 1989б. Т. 3. 368 с.
Гробман Е., Синергиев И. Владимир Путин сравнил антикоррупционные митинги с Майданом // Коммерсант. 30.03.2017. URL: http://www.kommersant.ru/doc/3256621 (дата обращения: 31.03.2017).
Дарендорф Р. Элементы теории социального конфликта // Социологические исследования. № 5. 1994. С. 142-147.
Козер Л. Функции социального конфликта: пер. с англ. М.: Идея-Пресс; Дом интеллектуальной книги, 2000. 208 с.
Мамина А. ВЦИОМ: рейтинги «Единой России» и Путина достигли максимума // Известия. 02.03.2017.
Матьез А. Французская революция. Ростов н/Д.: Феникс, 1995. 576 с.
Парето В. Трансформация демократии. М.: Территория будущего, 2011. 208 с.
Протестный потенциал. 2017 // DWBJV. URL: https://wciom.ru/news/ratings/protestnyj_po-tencial/ (дата обращения: 30.06.2017).
Рейтинги партий, доверия политикам, одобрения работы государственных институтов // ВЦИОМ. 2.02.2017. URL: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=116049 (дата обращения: 30.06.2017).
Шерэ Э. Падение старого режима. 1787-1789. Т. 1. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1907. 393 с.
Шульц Э. Э. Социальная утопия как идеология социального протеста // European Social Science Journal. 2013. № 8-2 (35). С. 496-507.
Шульц Э. Э. Технологии бунта. (Технологии управления радикальными формами социального протеста в политическом контексте). М.: Подольская фабрика офсетной печати, 2014. 512 с.
Шульц Э. Э. «Утопия», «национализм» и «интернационализм» как основа радикальных массовых форм социального протеста // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия «Гуманитарные и социальные науки». 2015a. № 1. С. 35-43.
Шульц Э. Э. Управление социальным протестом как технология и содержание «арабской весны» // Международные процессы. 20156. Т. 13. № 1 (40). С. 89-96.
Kurzman C. The Unthinkable Revolution in Iran. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004. 304 р.
Шульц Эдуард Эдуардович — канд. ист. наук; nuap1@yandex.ru
Статья поступила в редакцию 31 мая 2017 г; рекомендована в печать 07 декабря 2017 г
Для цитирования: Шульц Э. Э. Социальный протест как фактор дестабилизации политической системы современной России // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2017. Т. 13, № 4. С. 110-117.
SOCIAL PROTEST AS A FACTOR OF DESTABILIZATION OF THE POLITICAL SYSTEM IN MODERN RUSSIA
Eduard E. Shults
ANO "Center for Political and Social Technologies", 55/1/45, ul. Bolshaya Filevskaya, 121433, Moscow, Russia
The article is devoted to the problem of social protest in Russia at the present stage, to the problems of its emergence and its potential transition to radical forms. The explosive nature of protest formation (capable to sweep away the governing power) makes it hard to predict in short intervals, therefore all sociological polls are incapable of showing the growth of protest and furthermore the possibility of its transition to radical and mass forms. At the same time the author notes that the calculation of the numbers of protesters does not aid forecasting. This is due to the fact that putting pressure upon the political system and even changing the government does not require a significant number as has been shown by many historical examples, including contemporary events of the Arab spring and color revolutions. The author summarizes that the problem of social protest in Russia will become key for the political system as a result of the growth of unsatisfied requirements within the country and inevitable attempts to use protest as an instrument by both participants in the political system, and those abroad. That call demands complex long-term measures for work with existing and potential protest and its channeling.
Keywords: social protest, protest's forecasting, political system.
References
Cheret E. Padenie starogo rezhima. 1787-1789 [Falling of Old regime. 1787-1789]. Vol. 1. St. Petersburg, Brockhaus-Efron Publ., 1907. 393 p. (In Russian)
Coser L. Funktsii sotsial'nogo konflikta [Functions of the social conflict]. Transl. from Engl. Moscow, Ideya-Press, House of the intellectual book, 2000. 208 p. (In Russian)
Dahrendorf R. Elementy teorii sotsial'nogo konflikta [Elements of the theory of the social conflict]. Sotsiologicheskie issledovaniia, 1994, no. 5, pp. 142-147. (In Russian)
Grobman E., Sinergiev I. Vladimir Putin sravnil antikorruptsionnye mitingi s Maidanom [Vladimir Putin has compared anti-corruption meetings to the Maidan]. Kommersant, 30.03.2017. Available at: http://www.kommersant.ru/doc/3256621 (accessed: 31.03.2017). (In Russian)
Kurzman C. The Unthinkable Revolution in Iran. Cambridge, MA, Harvard University Press, 2004. 304 p.
Mamina A. VTsIOM: reitingi «Edinoi Rossii» i Putina dostigli maksimuma [VCIOM: the ratings of "United Russia" and Putin have reached a maximum]. Izvestiia. 02.03.2017. (In Russian)
Mathiez A. Frantsuzskaia revoliutsiia [French revolution]. Rostov-on-Don, Phoenix Publ., 1995. 576 p. (In Russian)
Pareto V. Transformatsiia demokratii [Transformation of democracy]. Moscow, Territory of the future, 2011. 208 p. (In Russian)
Protestnyi potentsial. 2017 [Protest potential. 2017]. DWBJV. Available at: https://wciom.ru/ news/ratings/protestnyj_potencial/ (accessed: 30.06.2017). (In Russian)
Reitingi partii, doveriia politikam, odobreniia raboty gosudarstvennykh institutov [Ratings of parties, trust to politicians, approvals of work of the state institutes]. VCIOM. 02.02.2017. Available at: https://wciom.ru/index.php?id=236&uid=116049 (accessed: 30.06.2017). (In Russian)
Shults E. E. «Utopiia», «natsionalizm» i «internatsionalizm» kak osnova radikal'nykh massovykh form sotsial'nogo protesta ["Utopia", "nationalism" and "internationalism" as basis of radical mass forms of a social protest]. Bulletin of Northern (Arctic) federal university, "Humanitarian and Social Sciences" series, 2015a, no. 1, pp. 35-43. (In Russian)
Shults E. E. Sotsial'naia utopiia kak ideologiia sotsial'nogo protesta [Social utopia as ideology of social protest]. European Social Science Journal, 2013, no. 8-2 (35), pp. 496-507.
Shults E. E. Tekhnologii bunta. (Tekhnologii upravleniia radikal'nymi formami sotsial'nogo protesta v politicheskom kontekste) [Riot Technologies (Technologies of radical forms of social protest' management in a political context)]. Moscow, Podolsk factory of an offset printing, 2014. 512 p. (In Russian)
Shults E. E. Upravlenie sotsial'nym protestom kak tekhnologiia i soderzhanie «arabskoi vesny» [Management of social protest as technology and maintenance of "The Arab spring"]. Mezhdun-arodnye protsessy, 2015b, vol. 13, no. 1 (40), pp. 89-96. (In Russian)
Vospominaniia o Vladimire Il'iche Lenine: v 10 t. [Memories of Vladimir Ilyich Lenin: in 10 vol.]. Moscow, Publishing house of political literature, 1989, vol. 2-3. (In Russian)
Vospominaniia o Vladimire Il'iche Lenine: v 10 t. [Memories of Vladimir Ilyich Lenin: in 10 vol.]. Moscow, Publishing house of political literature, 1989b, vol. 3. 368 p.
For citation: Shults E. E. Social protest as a factor of destabilization of the political system in modern Russia. Political Expertise: POLITEX, 2017, vol. 13, no. 4, pp. 110-117.
