CC BY
17Социальный порядок в новой сетевой реальности
Воронкова Ольга Алексеевна,
к.п.н., старший научный сотрудник ИС ФНИСЦ РАН E-mail: olden@lianet.ru
Глобальный переход от модернизированной традиции XX века к новой сетевой реальности XXI века сопровождается противоречивыми социальными явлениями и противоположно направленными процессами. С одной стороны, нельзя не заметить качественное обновление оснований социальных систем. Традиционная социальная система как комплекс правил, норм, установок, регулирующий человеческое поведение и преобразующий его в иерархическую структуру ролей и статусов трансформируется в сетевую социальную систему. Происходит историческая эволюция моделей социального порядка от аффективно-харизматической до рационально-дискурсивной, и, далее, к цифро-сетевой. Очевидны тенденции установления нового «цифрового порядка» в новой сетевой реальности. С другой стороны, заметны процессы сопротивления установлению единой модели социального порядка в глобальном масштабе со стороны традиционалистских обществ, активно отстаивающих консервативные принципы. В статье рассматриваются вопросы, как меняются основы социального порядка, каковы причины и движущие силы, способствующие и препятствующие обновлению принципов социальной жизни.
Ключевые слова: социальный порядок, новая сетевая реальность, цифровой порядок, легитимационный кризис, идеология, социально-политический дискурс.
F7
U
см
см
см
л
Z
44
Модели социального порядка: аффективно-харизматическая
Содержательный объем категории «социального порядка» включает в себя способы организации жизни, механизмы их поддержания и средства легитимации. Социальный порядок определяется внутренним взаимодействием экономических, социальных и политических компонентов социальной системы, складывающимся в процессе исторического развития. Характер социально-политического взаимодействия диктует логику формирования управленческих механизмов, символических обоснований порядка (религиозных, идеологических) и определяет вектор социального развития.
Для слабо и неравномерно материально обеспеченных обществ иерархическая структура является единственно эффективной формой социального существования. Иерархический порядок основывается на том, что группа наиболее способных членов общества берет на себя решение сложных задач общей выживаемости. При этом, неуверенные слои общества делегируют элите права управления и соглашаются с собственным подчиненным статусом. Такой «общественный договор» имеет вполне функциональный характер. Но еще древние философы отмечали разного рода отклонения от «должного» порядка - стремление власть имущих использовать свое высокое положение в личных интересах, с одной стороны, и нежелание отдельных членов общества следовать установленным нормам и законам, с другой. М. Вебер, оценивая исторический опыт, отмечал практическое отсутствие примеров добровольного самоограничения деятельности властных структур рамками служения обществу, подвергая сомнению очевидность рациональных основ любой власти [3, с. 644-706]. Использование преимуществ, даруемых обладанием властью, не в интересах общества, подрывает эффективность исполнения правящих функций. При этом любая властная группа, стремящаяся сохранить власть в своих руках, прилагает усилия по выработке у населения веры в общественную пользу своих целей и намерений, практическую необходимость предпринимаемых действий и истинность политических деклараций. Созданием, таким образом, позитивного имиджа власть добивается авторитетного статуса в глазах подданных.
Признание авторитета, освященного Богом, является основным стержнем построения иерархического социального порядка. В ранних иерархических системах установка на признание авторитета проникает во все сферы массового сознания и поведения. В массовом сознании обладание властью является фактором уже достаточным для признания полномочий функционального носителя власти.
Массовая идентичность, определяемая в значительной степени потребностью в защите, имеет сильное эмоциональное наполнение и оформляется в мифологической религиозной символике. Верховная позиция в иерархии - гарант спасения - наделяется массовым сознанием высшими, даже мистическими качествами, позволяющими успешно справляться с проблемами -необъяснимой силой и могуществом, тайным знанием, недоступным другим. Эмоциональность и некритичность массового сознания не всегда позволяют отличать ре-
ально выдающиеся качества лидера от случайной удачи в делах, и обеспечивают кредит доверия на долгий период, сохраняющийся даже при явных ошибках, огрехах или проявлениях аморальных действий лидера. Рациональные функции политической элиты, призванной формулировать правила поведения в жестких условиях выживания, сильно перевешиваются как личностными слабостями лидера и его окружения, так и эмоциональной перенасыщенностью массового самоопределения: готовностью к неоправданному самоотречению и экзальтированной жертвенности. Все это дает основания определять иерархическую модель порядка ранних этапов исторического развития как аффективно-харизматическую, основанную на массовом поведении, определяемом М. Вебером как находящимся на границе и часто за пределом того, что осмысленно, осознанно ориентировано [3, с. 602-643]. Такая модель социального порядка способна воспроизводиться до тех пор, пока сакрально облаченному лидеру удается производить эффект на массы, убеждать их в своей силе и способности обеспечивать приемлемую жизнь для подданных.
Потенциал изменения принципов социального порядка во многом связан с историко-географическими особенностями развития материально-экономических отношений. В рамках восточных культур, более или менее самодостаточных в пространственно-территориальных и ресурсно-экономических категориях, социальный порядок, основанный на четком иерархическом строении статусов и положений, мыслился как определенный высшими силами, Небом, и потому вечный и неизменный. Все усилия общества были направлены на консервацию сложившейся структуры. В западной части европейского континента быстрое развитие отношений экономического обмена между небольшими, не располагающими всем необходимым набором экономических ресурсов, но претендующими на политическую самостоятельность странами, сопровождалось поэтапным процессом изменения основ социального порядка. В западноевропейской культуре постепенно обозначилась тенденция становления инструментально-рациональной модели, в терминологии Вебера, в которой развитие «осмысленно ориентированного» и критически настроенного социального поведения меняло характер социально-политических отношений.
Рационально-идеологическая модель порядка
Рациональным социальный порядок можно назвать только при доминировании в обществе определенного типа социального поведения. Рационализм в социальном поведении проявляется уже тогда, когда человек берет на себя функцию распоряжения собственной жизнью, не полагаясь на внешние силы или авторитеты, не перекладывая на кого-то другого решение проблем. Рационализм, как писал М. Оукшот, - это, «прежде всего утверждение независимости разума в любых возможных обстоятельствах, утверждение свободы мысли, отказывающейся преклоняться перед авторитетом и делающей исключение лишь для авторитета разума». Рационалист в политике - враг авторитетов, предрассудков, всего традиционного, привычного, застойного. Он и скептик, и оптимист: «во всем разнообразии мнений, обычаев, верований (какими бы устоявшимися и общепризнанными они ни были) не находится ничего, что избежало бы его критики, ничего, способного уйти от суда «разума»; в то же время, он «никогда не сомневается в способности собственного «разума» (коль скоро тот правильно применен) определять истинную ценность вещей, справедливость мнений или уместность действий» [4, с. 7-8].
Потребность в широком экономическом обмене на определенном историческом этапе определила характер процесса материального производства - высокую конкуренцию и мотивацию к развитию технических средств, повышению функциональных качеств и привлекательности готовой продукции. Увеличивающиеся возможности творчества и самореализации расширяют спектр потребностей и интересов, развитие которых последовательно приводит к изменению социальных ценностей, норм и, соответственно, основ социального порядка. Возникновение социальных групп и прослоек, способных к самостоятельному распоряжению своей жизнью, неизбежно подрывает монополию власти на диктат принципов социального порядка. Эти принципы теряют безапелляционный характер догматов и приобретают важное качество неоднозначности - разной значимости для различных социальных групп. Под «значимостью» порядка Вебер подразумевает «нечто большее, чем простое единообразие социального поведения, обусловленное обычаем или констелляцией интересов» - это индивидуальные способы ориентации на определенные максимы - индивидуальные представления о должных принципах социальных отношений. В основе этих представлений лежат различные мотивы, как эмоциональные или рациональные, так и смешанные - «чувство долга» [3, с. 602-643]. Растущая вариативность принципов социальных отношений разрушает монолитные характеристики социальной стабильности, требует поиска новых обоснований и способов поддержания порядка.
Рациональность эпохи модерна задается осознанными социумом целями развития и определяемыми этими целями культурными смыслами и содержаниями жизненных практик. Чем выше уровень материальной обеспеченности, тем сложнее становится организация социальной жизни, и тем более значимый вес приобретает фактор легитимации социального порядка. Легитимация, по определению П. Бергера и Т. Лукманна, это вторичная объективация смысла [2, с. 44]. Процесс легитимации продуцирует новые смыслы, функция которых состоит в переопределении социально-политических отношений: постепенному ослаблению факторов безусловного доверия власти и усилению рациональных требований со стороны общества.
На ранних этапах модернизации обществ основным легитимирующим инструментом становится идеология, как ценностно-рациональная основа нового порядка. Идеологически обосновываемый социальный порядок раннего модерна отличается от религиозного несколько большей степенью свободы от необходимости подчинения мистическим силам, большей степенью веры в социальные возможности управлять ходом жизни, но еще недостаточной степенью индивидуальной ответственности, и, соответственно, сохраняющейся потребностью в лидерах. Лидерство в идеологически-рациональной модели порядка сохраняет харизматическое качество, но лишь отчасти. Усиливается роль политической и культурной элиты, формулирующей концептуальные обоснования порядка и способной в той или иной степени ограничивать лидерский произвол. Политическая элита берет на себя как функцию обеспечения работы механизмов поддержания и воспроизводства порядка, так и символического контроля через определение целей социального движения и средств их достижения.
Идеологическая ценностно-рациональная модель порядка требует поддержания общества в постоянном энтузиастическом напряжении и мобилизационной готовности к реализации общественных целей. Это достигается просветительской работой агентов идеологии, продвигающих в массы идеологические смыслы, объ-
сз о
сг ш
0
1
—I
У
"О ш
сг
ясняющих их значимость для общества. Цель пропаганды - проникновение этих смыслов в массовое сознание, их интериоризация, то есть внутреннее усвоение и принятие массами, и трансформация в базовую мотивацию социального поведения. Идеология становится важнейшим социокультурным фактором упорядочения социальной жизни, обеспечивая вектор социализации и задавая реперные точки наблюдения за порядком и контроля над любыми отклонениями.
Социальный порядок общества модерна проектив-но задается идеологической схемой, что часто не соответствует или не полностью соответствует реальной готовности социальных условий - качества материальных ресурсов и уровня массового сознания. Именно поэтому потребность в силовом, равно как и в мифологическом поддержании порядка почти не уменьшается по сравнению с религиозно обосновываемой моделью. Идеологии сохраняют в себе сакральное качество, став светской религией. Мифологическая компонента идеологии работает для верующих, а сила и принуждение - функции государства - необходимы для «несознательных» и «неблагонадежных» граждан. Но неравномерность развития общества - наличие в нем как недозрелых до «правильного» понимания должного порядка, так и переросших его - ощущающих ограниченность идеологического коридора легитимации порядка и стремящихся выйти за его рамки - ведет к постепенному развитию системного дисбаланса. Логика функционирования государственных структур расходится с векторами социальной самореализации - «система» отдаляется от «жизненного мира», в терминологии Ю. Хабермаса [6]. Если властным элитам не удается создать убедительную смысловую основу для согласования множественных и разнообразных социальных интересов, возникает необходимость выработки дополнительных мер поддержания социальной целостности. В случае недостаточности объективных факторов обеспечения стабильности - слабости экономического фундамента - поиск средств поддержания социального порядка переходит в формально-риторическую сферу, где активно продуцируются символические суррогаты смыслов, и укрепляются силовые структуры. Формально-риторическая поддержка социальной интеграции еще больше отдаляет политико-идеологические сферы от социальной практики, достигая критической точки, за которой доверие общества правящим кругам окончательно ослабевает. Консервация идеологических принципов и силовых форм поддержания порядка, препятствующая творческой самореализации, с одной стороны, и рост общественного самосознания, с другой, неизбежно приводят к нарастанию внутренней напряженности и конфликтности и, рано или поздно, к бифуркации системы и легитимационному кризису.
Состояние дезорганизации является важным компонентом развития любой социальной системы, ее обновления и становления на качественно новом уровне. Развитие и самоутверждение альтернативных социальных практик требуют поиска моделей их собственной легитимации. Пути поиска ведут, с одной стороны, к дискредитации окостеневших символических форм доминантной идеологии, реабилитации практических максим «здравого смысла», а с другой, к новым попыткам теоретиза-ции социальных процессов.
„ Рационально-дискурсивная модель социального £ порядка
ем
£ Под воздействием технических инноваций меняется
~ содержание социальных функций - производство маг териальных благ передается технологическим линиям,
освобождая экономически высокоразвитые общества от необходимости постоянной физической вовлеченности в процессы жизнеобеспечения. Соответственно, высвобождение временных и материальных ресурсов для личного совершенствования и самореализации в очередной раз качественно меняют всю структуру социальных связей и отношений. Ценностно-рациональные, идеологические, равно как и силовые механизмы поддержания порядка уступают место нормативно-правовым, основанным на внутреннем социальном осознании преимуществ соблюдения законов, создающих благоприятные условия для личностной самореализации - в этом ключевой момент эволюции принципов социального порядка в эпоху позднего модерна.
Диверсификация способов социальной самореализации сопровождается развитием коммуникативных практик. Коммуникация, ее структура и качество, становится важнейшим фактором развития социальной системы и поддержания социального порядка. Коммуникативное действие становится базисным элементом социальной структуры. Сохранение целостности и воспроизводство социальной системы попадает в прямую зависимость от успешного синтеза коммуникативных компонентов: способа производства информации, ее доступности, свободы интерпретации и обмена, и степени влияния всех этих факторов на принятие общезначимых решений. Само качество законодательной базы порядка ставится в прямую зависимость от вовлеченности социального актива в дискурсивные процессы совершенствования принципов социально-политических отношений. Инструментальная рациональность раннего модерна, основанная на доминировании единой идеологической концепции, задающей цели, ценности и правила социальной жизни (Вебер), заменяется, таким образом, на дискурсивную модель рациональности (Хабермас). Прагматические способы регулирования общественных отношений вытесняют ценностно-идеологические догматы. Дискурсивная форма рациональности характеризуется принципиальной возможностью равного участия социальных групп в общем социальном и политическом обсуждении, формулировании и согласовании основ построения и способов поддержания социального порядка с учетом текущих и меняющихся интересов.
Характер коммуникативного взаимодействия - социального дискурса - определяет внешне проявляющуюся специфику того или иного общества, его тип, образ, отличающий его от других обществ. Уровень свободы доступа к информации, наличие и качество публичной сферы, где информация может обсуждаться, оцениваться и практически использоваться, прозрачность механизмов принятия решений характеризуют степень открытости социальных систем. Процессы социального развития приводят к усложнению как открытых, так и закрытых моделей социального порядка. От однолинейных построений, поддерживаемых силовыми средствами вкупе с ритуализированными духовными практиками, общество, под воздействием непрерывного накопления как материальных продуктов жизнедеятельности, так и культурного опыта, неизбежно переходит к многомерной шкале разнообразия возможностей, вееру социального выбора. Новые идеи ломают рамки жестких идеологических систем, новые практики подрывают традиции.
Новые информационно-технологические контексты XXI века особенно быстро подчиняют себе повседневные практики, разрушают привычные политические механизмы поддержания социального порядка. Стремительное проникновение информационных технологий во все сферы жизни, сталкиваясь с инерцией традиционных укладов обществ, разбивает эти уклады и, так
или иначе, навязывает новые глобальные стандарты жизни, которые даже не успевают закрепиться под напором очередных технологических обновлений. В то же время технологические инновационные прорывы, проникая в отдельные сферы производства и потребления, изменяя их, пока не способны охватить весь спектр жизненных потребностей. В сфере материального жизнеобеспечения вынуждены сосуществовать традиционные и инновационные потребности и способы производства, что отражается в политико-управленческих процессах и во всей системе взаимодействия политических и социокультурных практик.
Взаимодействие инновационных тенденций с традиционными способами жизни можно охарактеризовать как турбулентный процесс, со своими стадиями ускорения и замедления, порождения хаоса неопределенности и растерянности перед лицом непонятных новшеств и возникновения новых факторов и механизмов стабилизации жизненных практик.
Глобальный цифровой порядок - локальные практики
Процессы столкновения прогрессивных течений с традиционными укладами жизни активно проявляют себя в социально-политическом пространстве. Утверждение какой-либо одной модели социального порядка в глобальном измерении невозможно на данный момент времени, как в силу неразрешенных внутренних противоречий каждой социальной системы, так и по причине крайней степени несоразмерности состояний различных социокультурных систем.
Высокотехнологичные и коммуникативно-рациональные западноевропейские общества вынуждены соседствовать с традиционно иерархическими восточными социальными системами. Это соседство определяет противоречивое проявление политической практики обществ в глобальном пространстве. Процессы внутреннего совершенствования принципов социального порядка сталкиваются с проникновением извне нетипичных для этих систем моделей поведения. Принципы толерантности и открытости получают жесткие вызовы, например, в виде проявлений насилия мигрантов по отношению к населению принимающих стран, что заставляет пересматривать эти принципы и менять стратегии поведения в отношении внешних элементов.
Противоречивыми оказываются и попытки принудительного ускорения развития традиционных обществ путем насаждения жестко прагматичных форм политического порядка. Эти попытки натыкаются на объективную неготовность массового сознания традиционных обществ, сформированных на других ценностных основах, что вызывает их естественное сопротивление глобальным тенденциям. Тем не менее все убыстряющийся темп технологического развития подтачивает фундаментальные базисы традиционных систем быстрее, чем находятся меры по их консервации.
Само понятие «социальной системы» теряет свое классическое содержание как целостной совокупности социальных элементов (индивидов и групп, страт и слоев, авторитетов и статусов) с закрытыми внутренними и внешними отношениями и связями. Новые технологически укореняемые принципы социального порядка все в большей степени утверждают себя как гибкие и открытые во всех смыслах: свободные для творческой самореализации, перемещений, торгового, культурного и информационного обмена. Новая сетевая среда становится динамичным в пространстве и времени социокультурным полем, границы которого становятся все
более условными. Понятие устойчивости такой среды предполагает не консервацию застывших форм, а рассматривается в категориях баланса, достигаемого в условиях поиска и непрерывного обновления механизмов самоорганизации. Открытость социально-сетевых сред к коммуникации и взаимодействию с соседними социальными средами становится необходимым условием поддержания одновременно и факторов устойчивости, и импульсов развития.
Однако поддержание нового сетевого порядка в условиях необходимости балансирования между различными вызовами становится и все более проблематичным. Характер социальных вызовов на ранних этапах становления новой сетевой реальности прогрессирует в сторону ужесточения, являясь ответом на сложности адаптации различных элементов системы к быстро меняющейся среде. Усиление экономической и политической дифференциации, появление новых социальных групп, нетрадиционных образов жизни приводят к новому витку социальной аномии. Чрезмерно резкое технологически продвигаемое ускорение социальной динамики чревато ростом политических потрясений.
Социальная основа современной цифро-сетевой действительности становится все более неоднородной. Цифровизация легко приводит к новым неравенствам. В экономической сфере быстро меняется рынок труда. Внедрение новых технологий вытесняет физический труд и способствует исчезновению многих профессий, а, следовательно, сокращает сферу занятости населения. Такие условия порождают риски потери большой части общества средств поддержания желаемой степени материального благосостояния и при условии введения безусловного базового дохода, обеспечивающего некий минимальный уровень жизни. Как в цифровых условиях должна перестраиваться вся глобальная экономическая система остается открытым вопросом.
В политической сфере возрастают риски перевода манипуляционных механизмов в цифровой формат, значительно облегчающий возможности установления тотального контроля над социальным поведением - установления «цифровой диктатуры». Пример Китая наглядно демонстрирует политические опыты над населением в новых цифровых условиях. По проекту развития Китая, к 2049 году должна полностью быть реализована система «социального кредита», основанная на введении балльной системы контроля, при которой за каждый поступок, идущий на благо общества, китайский гражданин получает плюсовой балл, а за каждый неблаговидный поступок из суммы баллов вычитается штраф. По такой схеме, чем больше накоплено баллов, тем больше возможностей «правильной» социальной реализации и пользования социальными благами - доступом к образованию, медицинским услугам, транспортными удобствами и пр. При этом, сама процедура «социального кредита» реализуется в обезличенном цифровом формате.
Заявляемые Китайским руководством цели создания «идеального общества» вполне вероятно могут привести к обратному эффекту в результате накопления рисков реализации.
Риски нового «цифрового порядка» содержат в себе множество направлений. Одно из них состоит в возможных и вполне вероятных технических сбоях алгоритмизированной системы. Возникают вопросы достоверности данных, вероятности технических ошибок, таких, например, как принятие системой распознавания лиц изображений на рекламных плакатах за реальных людей. Другой аспект касается реализации самой процедуры поощрений и наказаний. Высоки риски утечки информации
сз о
сг ш
0
1
—I
У
"О ш
сг
<n
I_
u
см л
и ее незаконного или несправедливого использования. Например, появлялись жалобы пользователей соцсетей о двойном наложении санкций: за вождение в нетрезвом виде человек и так получал штраф или лишался прав, а в системе «социального рейтинга» к нему еще применялось дополнительное наказание в виде лишения баллов.
По сути новый «цифровой порядок» есть продолжение описанной М. Вебером модернистской тенденции инструментализации управления - то есть создания безличного порядка, при котором формировался новый тип бюрократа-профессионала, направляемого в своей деятельности не традиционными устоями или личной волей главы государства, а служебными инструкциями. «Цифровой порядок» - это перевод процесса инструментализации на новый технологический уровень, многократно расширяющий возможности «безличного» управления. Но как справедливо отмечают социологи, такие эксперименты могут привести к новым проблемам. Цифровые системы продвигают «обезличенность» гораздо дальше, становясь «непреодолимым барьером между бюрократией, и гражданами, теряющими саму возможность предъявлять претензии бюрократическим структурам» [5, с. 12].
Важным аспектом является то, что субъективный, человеческий фактор при «цифровом порядке» фактически никуда не исчезает при видимости повышения уровня «объективности» и «бесстрастности». Какие поступки считаются «правильными» решает государство. Оно же наделено властью применения санкций. Бюрократия определяет показатели, включенные в процедурный алгоритм, но при этом фактически освобождается от ответственности за принятие решений, которая теперь возлагается на алгоритмизированную систему. Искусственным интеллектом так или иначе управляют технологи-специалисты, в конечном счете присваивающие монополию на владение информацией и принятие решений. Отсюда усиливается и политический аспект в случае лояльности технических специалистов властным и управленческим органам. Власть получает дополнительные возможности отслеживания и давления на несогласных и неугодных, используя Big Data в своих интересах.
Внедрение цифровых технологий становится фактором усиления дистанции между властно-бюрократической сферой и обществом. Аналитики указывают на риски социальной дискриминации, когда некоторая часть общества становится фактически бесправной, во-первых, из-за алгоритмического занесения их действия в разряд социально неблагонадежных, а, во-вторых, из-за невозможности оспаривания бюрократических решений. Как отмечает М. Черныш, если в правовом обществе санкции можно оспорить в суде, то в «алгоритмизированном» обществе социального кредита наказание налагается на гражданина автоматически, то есть неправовым образом [5, с. 11]. Виновность признается без демократической правовой процедуры обвинений, доказательств и защиты; упраздняется само понятие «презумпция невиновности».
Как отмечают М. Асмоловский и Т. Колпакова, граждане с низким уровнем социального рейтинга фактически становятся «изгоями», попадают в «черные списки» [1]. Их не берут на работу, они не могут купить билеты на комфортный поезд, их детям отказывают в приеме в престижное учебное заведение. Такие люди находятся под постоянным контролем. При этом баллы вычитаются за такие деяния как нарушение правил дорожного движения, участие в антиправительственных акциях, размещение недопустимых, по мнению властей, сообще-
ний в социальных сетях, неудовлетворительная помощь престарелым родителям, распространение недостоверной информации и клеветы в интернете, участие в деятельности незаконных организаций, и т.д. Таких людей может оказаться слишком много, по причине сложности оправдания и исключения из «черного списка». Это может стать огромной проблемой для «цифрового порядка», так как такие слои могут стать источником усиления напряжения и конфликтности в обществе.
Система создания «цифрового порядка», задуманная как способ мотивации людей к «цивилизованному поведению», уже сейчас вызывает социальное недовольство. В соцсетях появляются раздраженные комментарии о попытках власти создания дискриминационного общества, вторжения в личную жизнь граждан.
Известен пример гражданского возмущения попытками китайских властей ввести «Код цивилизации» в городе Сучжоу [7]. Через три дня после запуска системы приложение было удалено. Причиной этому называют массовое недовольство жителей Сучжоу. В 10-миллионном городе в системе добровольно зарегистрировался только 5861 пользователь. Рейтинг приложения «Код цивилизации» был очень низким. Жители Сучжоу и пользователи китайских соцсетей стали задаваться вопросами, как вообще возможно оценивать «цивилизованность» людей путем алгоритмизированной процедуры, и можно ли быть уверенными, что человек с 1000 баллами будет цивилизованным. Социальное возмущение приобрело большой резонанс, к комментариям в соцсе-тях присоединились журналисты, ученые. При запуске приложения система претендовала на статус «национальной», но неудачная попытка в Сучжоу была свернута и не получила распространения в других областях Китая. Пока в Китае не внедрена общенациональная система социального кредита - она до сих пор тестируется в некоторых районах. Но ясно одно - вводимая властью система «социального кредита» не переходит автоматически в систему «социального доверия». Она требует широкого социального обсуждения и поддержки, и говорить о тотальном контроле над китайским социумом пока рано.
Таким образом, установление «цифрового порядка» в новой сетевой реальности так или иначе и во все большей степени требует учета общественного мнения. Особую важность приобретает разработка механизмов саморегулирования социального порядка вместо усиления государственных функций тотального контроля. Чем более открытыми и прозрачными для общества являются эти механизмы, тем выше шансы на сбалансированное развитие. Активная и критически настроенная часть населения, не согласная со статусом некомпетентного и не разбирающегося в политических вопросах «простого народа», начала играть важную роль в новой сетевой реальности. Процесс легитимации власти становится все более сложным. Политической элите так или иначе приходится объяснять и оправдывать свои действия перед гражданским обществом.
До тех пор, пока политическое доминирование будет поддерживаться лишь формальными легитимирующими механизмами без принятия важных решений по внутренней трансформации политической системы, будут возрастать риски накопления эмоциональной энергии неудовлетворенных слоев общества. Воплощение такой стихийной энергии в различные формы асоциальной активности может стать серьезной угрозой социальной стабильности.
Развитие реального социально-политического дискурса в новой сетевой реальности, в котором могли бы открыто звучать и учитываться мнения и интересы раз-
личных сторон - единственный путь к достижению социального согласия и, как следствие, стабильного развития.
Литература
1. Асмоловский М.Д., Колпакова Т.В. Возможные негативные последствия внедрения системы социального рейтинга в КНР. // Россия и Китай: проблемы стратегического взаимодействия: сборник восточного центра. Забайкальский государственный университет. Чита. 2021. № . 24. С. 28-32.
2. Бергер П., Лукманн Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. - Москва: Медиум, 1995. - 323 с.
3. Вебер М. Избранные произведения. - Перевод с немецкого и общая редакция: Ю.Н. Давыдов. -Москва: Прогресс, 1990. - 808 с.
4. Оукшот М. Рационализм в политике. - Москва: Идея-Пресс, 2002. - 288 с.
5. Черныш М.Ф. Цифровизация и неравенство // ИНАБ. 2021. № 4.
6. Структурные аспекты цифровизации. - С. 4-16. DOI: 10.19181/INAB.2021.4.1
7. Habermas J. 1991. The Theory of Communicative Action. Vol.1: Reason and the Rationalisation of Society. Polity Press. - 465 p.
8. Бунт против социального рейтинга. Редкий пример гражданского неповиновения в Китае. 10 ноября 2021 г. URL: https://news.myseldon.com/ru/news/in-dex/261849503 (дата обращения: 25.07.2022).
SOCIAL ORDER IN NEW NETWORK REALITY
Voronkova O.A.
Institute of Sociology FCTAS RAS
The global transition from the modernized tradition of the XX century to the new network reality of the XXI century is accompanied by contradictory social phenomena and oppositely directed processes.
On the one hand, it is hardly possible not to notice the qualitative renewal of the foundations of social systems. The traditional social system as a set of rules, norms, attitudes that regulates human behavior and transforms it into a hierarchical structure of roles and statuses is transformed into a network social system. There is a historical evolution of models of social order from affective-charismatic to rational-discursive, and, further, to digital-network one. There are obvious trends in establishing a new «digital order» in a new network reality. On the other hand, there are noticeable processes of resistance to the establishment of a single model of social order on a global scale on the part of traditionalist societies that actively defend conservative principles. The article discusses how the social order is historically formed and changed, what are the causes and driving forces promoting and impeding the renewal of principles of social life.
Keywords: social order, new network reality, digital order, legitimation crisis, ideology, socio-political discourse.
References
1. Asmolovsky M. D., Kolpakova T.V. Possible negative consequences of the introduction of the social rating system in the PRC. Russia and China: Problems of Strategic Interaction: A Collection of the Eastern Center. Trans-Baikal State University. Chita. No. 24. 2021. - P. 28-32.
2. Berger, P. L., Luckmann T. The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge. - Moscow: Medium, 1995. - 323 p.
3. Weber M. Selected works. Translation from German and general edition: Y.N. Davydov. - Moscow: Progress, 1990. - 808 p.
4. Oakshot M. Rationalism in Politics. - Moscow: Idea-Press, 2002. - 288 p.
5. Chernysh M.F. Digitalization and inequality // INAB. 2021. № 4. Structural aspects of digitalization. pp. 4-16. DOI: 10.19181/IN-AB.2021.4.1
6. Structural aspects of digitalization. - P. 4-16. DOI: 10.19181/ INAB.2021.4.1
7. Habermas J. 1991. The Theory of Communicative Action. Vol.1: Reason and the Rationalization of Society. Polity Press. - 465 p.
8. Rebellion against social ratings. A rare example of civil disobedience in China. Nov. 10. 2021. URL: https://news.myseldon.com/ ru/news/index/261849503
