УДК 82.09
Е.Н. Кожевникова
СОЦИАЛЬНЫЕ ЗНАКИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОМАНА «СЕСТРА КЕРРИ»
Автор анализирует различные социальные знаки, присутствующие в романе Теодора Драйзера (городская среда, вещи, одежда), и их значение. Их использование рассматривается автором как художественный прием.
«Сестра Керри» - самый «городской» роман Т. Драйзера, а его главная героиня - истинное дитя мегаполиса. Керри Мибер выросла в провинциальном Колумбия-сити, но о ее жизни до приезда в Чикаго автор дает самые скуд-ные сведения. Предыдущий опыт Керри не имеет особого значения; сойдя с поезда, который увез ее из родного дома, она перестала быть дочерью и сестрой. Возникшее в поезде чувство симпатии и доверия к случайному попутчику становится важнее кровных, родственных связей: Керри не испытывает радости при виде родной сестры, встречающей ее на перроне и, несмотря на ее присутствие, чувствует себя одинокой, когда новый знакомый скрывается из виду (“With her sister she was much alone, a lone figure in a tossing, thoughtless sea” [1, p.10]). Перед нами «плохо вооруженный маленький рыцарь» (“a half-equipped little knight” [Ibid, p. 2]), зачарованный огромным таинственным городом, влекомый, как мотылек, его яркими огнями. Отныне большой город - единственное место, где Кер-ри способна существовать; здесь она «сестра» каждому и вместе с тем - никому.
Город и его влияние на судьбы живущих в нем людей
- одна из важнейших тем для Теодора Драйзера. В драй-зеровском мире город - сила, настолько же могущественная и таинственная, как сама природа (“Nature is so grim. The city, which represents it so effectively, is also so grim. It does not care at all. It is not conscious. The passing of so small an organism as that of a man or woman is nothing to it” [1, p. XIV]). В произведениях Драйзера, и особенно в романе «Сестра Керри», изображение города имеет особое значение. События романа разворачиваются, в основном, в Чикаго и Нью-Йорке с 1889 по 1897 гг. Выделим несколько ключевых знаков в художественном пространстве романа: огни, толпа, линии, цифры, деньги, имена, внешность, одежда, вещи.
Мотив света и огней проходит лейтмотивом через весь роман. Это и солнечный свет (“sunshine”), и свет фонарей (“street-lamps”), и мерцающие огни рекламы (“fire signs”), и свет, исходящий от человека (“light”, “radiant”).
Огни в романе, в первую очередь, характеризуют город, подчеркивают его яркость и привлекательность. Драйзер персонифицирует город, сравнивая его огни с глазами, которые могут менять выражение, уговаривать и соблазнять (“The gleam of a thousand lights is often as effective as the persuasive light in a wooing and fascinating eye” [Ibid,
p.2]). Городские огни зазывают и завораживают вновь прибывшего, обещая новую жизнь и невиданные доселе удовольствия (“The streets, the lamps, the lighted chamber set for dining are for me” [Ibid, p.8]; “Fire signs announcing the night’s amusements blazed on every hand” [Ibid, p. 450]). Фонари кэбов и карет воспринимаются как нечто таинственное и даже мистическое, когда писатель сравнивает их с желтыми глазами (“Cabs and carriages, their lamps gleaming like yellow eyes, pattered by” [Ibid, p. 450]); они приглашают отправиться в некое захватывающее путешествие. Из витрин магазинов, так привлекающих Керри, льются потоки золотистого света (“The lights in the stores were already shining out in gushes of golden hue” [Ibid, P. 77]).
Описывая любое место - дом, ресторан или улицу -Драйзер обязательно упоминает о том, как оно освещено. При этом качество освещения того или иного места связано с тем, как его воспринимает Керри. В квартирке сестры Минни для Керри наиболее привлекательно кресло-качалка у окна, раскачиваясь в котором, она может смотреть на освещенную улицу (“she sat un her rocking-chair .. .and looked out upon the pleasantly lighted street” [Ibid, p. 28]). Муж сестры, мрачный и скупой Гансон, вызывающий у Керри неприязнь, проводит немного времени в освещенной части квартиры, где он ест, читает газету и играет с ребенком; уже в девять вечера он удаляется в маленькую темную спальню (“dark little bedroom” [Ibid, p. 13]).
Когда Керри отправляется на поиски работы, ее привлекают сверкающие окна респектабельных офисов, но ей удается устроиться только на обувной фабрике, которая находится в тесном и плохо освещенном помещении; работа в этом месте удручает девушку (“It was a place rather dingily lighted, the darkest portions having incandescent lights, filled with machines and work benches. <.> Carrie looked about her very much disturbed and quite sure that she didn’t want to work here” [Ibid, p. 24]). Красные фонари кэба, который должен забрать Джорджа Герствуда после вечера, проведенного в гостях у Друэ и Керри, светятся ярким, веселым огнем: кэб увозит успешного, обаятельного, хорошо одетого Герствуда в ночь, оставив Керри с начинающим разочаровывать ее Друэ (“They went with him to the door, and there was his cab waiting, its red lamps gleaming cheerfully in the shadow” [Ibid, p. 98]).
Огни - очень важная деталь в описании ресторанов, баров и отелей. «Ректор», любимый ресторан Друэ, залит
U 117
светом, уставлен серебром и фарфором, а его стены и пол
- из полированного мрамора. В баре «Фицджеральд и Мой», в котором заправляет Герствуд, стены и стойка бара облицованы полированным деревом, сверкают хрусталь, цветное стекло и множество бутылок. Самый роскошный описываемый ресторан - «Шерри» в Нью-Йорке, где Керри обедает с супругами Вэнс и Эмсом, представляет собой ярчайшее скопление света и не может сравниться ни с чем из того, что Керри видела раньше: множество электрических лампочек, блеск позолоты на стенах, потолках, рамах и люстрах, навощенный паркет, бриллианты, украшающие дам, и зеркала, многократно усиливающие все это сияние. Описывая комнаты Керри в роскошном отеле «Веллингтон», отмечается, что ванная облицована белым кафелем, на стене сверкает зеркало, и в трех местах висят яркие светильники.
Яркий свет, отражающийся в зеркалах от полированных поверхностей, позолоты и посуды, - главная характеристика ресторана, бара и фешенебельного отеля в романе. Драйзер сравнивает «Фицджеральд и Мой» со сверкающим ночным цветком, притягивающим мотыльков (“a strange, glittering night-flower, odor-yielding, insect-drawing, insect-infested rose of pleasure” [Ibid, p. 47]), и противопоставляет яркие огни бара безмятежному сиянию вечных звезд за его пределами (“the love of light and show and finery which, to one outside, under the serene light of the eternal stars, must seem a strange and shiny thing” [Ibid, p. 47]).
Сравнивая сияющий искусственными огнями бар и звездный свет, автор указывает на контраст между показным блеском и вечной, непреходящей красотой. Тем не менее в урбанистическом пейзаже Драйзера искусственные огни так же прекрасны, как солнечный, лунный или звездный свет. Примечательно описание фонарей на Северной стороне, куда Керри и миссис Гейл приехали посмотреть на особняки. Керри очарована красотой вечера: экипаж скользит по гладкой, недавно проложенной дороге, фонари освещают прекрасные дома и ухоженные лужайки. Мягкий свет фонарей кажется водянистым и прозрачным (“Lamps were beginning to burn with that mellow radiance which seems almost watery and translucent to the eye” [Ibid, p. 113]); у подъездов свет из граненых светильников в форме шара падает на двери с цветными, узорчатыми стеклами; в теплом свете ламп видно богатое убранство комнат. В таком освещение окружающий пейзаж кажется Керри волшебным, и в этот момент она уверена, что именно здесь люди действительно счастливы (“She was perfectly sure that here was happiness” [Ibid, p. 114]).
Огни фонарей, а не звезды, отражаясь в лужах на мостовой, притягивают взгляд Керри, когда она смотрит из окна квартиры Минни (“All that evening she sat alone in the front room looking out upon the street, where the lights were reflected on the wet pavements, thinking” [Ibid, p. 54]). Описывая возвращение домой Герствуда, после того как тот пострадал во время забастовки трамвайных служащих, Драйзер отмечает, что Герствуд даже не обратил внима-
ния на то, как красиво мерцают в реке огни при падающем снеге: он был слишком подавлен (“All the wonder of the twinkling lights of the river in a white storm passed for nothing [Ibid, p. 413]).
В романе «Сестра Керри» прослеживается связь между пейзажем и настроением одного из главных персонажей. Солнечный свет, заливающий город в хорошую погоду, вселяет в Керри радость и уверенность в себе (“Once in the sunlit street.Carrie felt slightly reassured. In the sunshine of the morning, beneath the wide, blue heavens, with a fresh wind astir, what fears, except the most desperate, can find a harborage?” В драйзеровском городе солнце появляется как раз тогда, когда Керри испытывает упадок сил и теряет веру в себя; солнечный свет как будто содержит в себе живительную силу. “But the morning light swept away the first misgivings of the day, as morning light is ever wont to do” [Ibid, p. 52]). Сияние солнца, пение птиц, зеленая листва деревьев не просто улучшают Керри настроение, а меняют ее взгляд на вещи, на сложившуюся cmyauHre.(“She could not help feeling, as she went across the lovely park, that life was a joyous thing for those who did not need to worry, and she wished over and over that something might interfere now to preserve for her the comfortable state which she had occupied” [Ibid, p. 236]).
Герствуд не может, как Керри, черпать энергию в солнечном свете - в подавленном состоянии он не замечает ничего вокруг. К тому же, в Чикаго и Нью-Йорке Драйзера погода неблагосклонна к Герствуду: хмурые дни совпадают с неприятностями в его жизни (“To add to his distress the bright blue sky became overcast with little fleecy clouds which shut out the sun” [Ibid, p. 225]).
Наблюдается и обратная зависимость: внутреннее состояние героев влияет на их восприятие окружающего пейзажа.“A thought will color a world for us” [Ibid, p. 51] - пишет Драйзер. Взволнованная первой репетицией любительского спектакля и встречей с Герствудом, Керри с особенной остротой воспринимает яркий солнечный свет (“The whole earth was brimming sunshine this morning. She tripped along, the clear sky pouring liquid blue into her soul” [Ibid, P. 165]). Герствуд в начале своего романа с Керри тоже воспринимает окружающий мир в более ярком свете. Уличные фонари подмигивают ему (“When he walked forth in the short days, the street lamps had a merry twinkle” [Ibid, P. 136]); солнце золотыми лучами заливает комнату, а Керри кажется единственным лучом света в его жизни.
Сияние, блеск - это и важный штрих к портрету человека. Блики света на драгоценностях привлекают внимание к этим показателям статуса. Свет играет на украшениях Герствуда, придавая его облику особую изысканность (“Hurstwood was standing, his coat open, his thumbs in his pockets, the light on his jewels and rings relieving them with agreeable distinctness. He was the picture of fastidious comfort” [Ibid, p. 45]); кольца на пальцах Друэ, переливаясь, говорят за своего владельца (“As he cut the meat his rings almost spoke” [Ibid, p. 58]). Керри прислушивается к
тому, как ее соседка играет на фортепиано: музыка трогает ее душу. Но автор не забывает упомянуть и о том, что соседка Керри была дочерью казначея крупной железной дороги, и когда она садилась за рояль, на ее белых пальцах сверкали кольца.
Понятие света тесно связано с понятием тепла. В романе наблюдается противопоставление между светом и темнотой, теплом и холодом. Комфортабельное жилище дает своим обитателям хорошее освещение и тепло: темнота и холод - удел бедных. Мы можем заметить, что Керри необходимо ощущение тепла, и находим упоминания об источниках тепла в местах, где она живет. Керри мерзнет без новой хорошей одежды и в квартире Минни греет руки у печки. В квартире в Чикаго, которую снял Друэ, есть газовое освещение, центральное отопление и маленький камин. Нью-Йоркская квартира на Семьдесят восьмой улице, где Керри живет с Герствудом, также находится в новом доме с центральным отоплением, к тому же там есть хорошая плита и горячая вода; в более скромном жилище на Тринадцатой улице, куда они впоследствии переезжают, есть радиатор. Упоминания об источниках тепла говорят, о тяге Керри к комфорту, а также могут указывать на отсутствие у нее внутреннего, душевного тепла, которое она пытается восполнить комфортом.
В последней трети романа акцентируется потребность в тепле и комфорте, которую испытывает Герствуд. Навсегда потеряв ощущение внутреннего комфорта, он не хочет покидать кресло у радиатора, где он проводит все время, читая газету. Став бездомным, Герствуд страдает от холода, жадно глядя на теплые освещенные дома, уютные рестораны, хорошо одетых людей.
Свет и тепло может исходить и от человека. Человеческая теплота, добродушие притягивают Керри. Она неохотно возвращается в квартиру Минни из-за атмосферы, которую создает там холодный, хмурый Гансон (“Hanson was so cold” [Ibid, p. 56]). Ей гораздо приятнее общаться с Чарльзом Друэ, который буквально излучает тепло - по отношению к нему несколько раз употребляется слово “radiant” (“He was not only rosy-cheeked, but radiant. He was the essence of sunshine and good-humour” [Ibid, p. 56]). Рядом с ним замерзшая, усталая Керри сразу чувствует себя лучше, Друэ как будто передает ей свое тепло: “He helped Carrie to a rousing plateful and contributed the warmth of his spirit to her body until she was a new girl” [Ibid, p. 59].
Таким образом, свет в романе «Сестра Керри» представляется источником силы, тепла; его источники ассоциируются с удачей, счастливой жизнью. В романе упоминается «пещера Аладдина», к которой стремится Керри (“What a door to an Aladdin’s cave it seemed to be” [Ibid, p. 440]): в этой пещере, согласно арабской сказке, находится старая медная лампа, с помощью которой можно вызвать джина, исполняющего любые желания. Отсутствие света означает отсутствие счастья и самой жизни: в конце романа Герствуд открывает кран газового рожка, но не подносит к нему спичку, и растягивается на койке в полной темноте.
Городская толпа - важный элемент художественного пространства Драйзера; это также еще один индикатор настроений Керри, связь ме^ду внутренним состоянием персонажей и окружающей действительностью. От настроения Керри зависит ее восприятие уличной толпы, которая может казаться угрюмой и враждебной или веселой и привлекательной. Уличная сутолока также источник энергии и спокойствия для Керри: смешавшись с толпой, ей легче привести свои мысли и чувства в порядок, набраться сил для дальнейших действий. Отправившись на поиски работы в деловой центр Чикаго, девушка поначалу получает отказы, иногда в резком тоне, к которому Керри не привыкла. Первый такой отказ, полученный в магазине готового платья, надолго портит ей настроение, и Керри пытается восстановить душевное равновесие, слившись с толпой (“She went foolishly out, the office boy deferentially swinging the door for her, and gladly sank into the obscuring crowd” [Ibid, p.19]). После еще нескольких безуспешных попыток она устает, падает духом и в течение некоторого времени бесцельно бродит по городу, чувствуя себя спокойнее и безопаснее среди толпы (“feeling a certain safety and relief in mingling with the crowd” [Ibid, p.23]). На этих страницах, посвященных поражениям Керри, Драйзер не описывает толпу, а просто констатирует, что расстроенная и уставшая девушка рада в ней потеряться: для подавленной Керри толпа безлика. Наконец, Керри получает место на обувной фабрике. Выйдя на улицу, Керри видит довольных, радостных людей, возвращающихся с работы, слышит обрывки разговоров и взрывы смеха. (“She walked out into the busy street and discovered a new atmosphere. Behold, the throng was moving with a lightsome step. She noticed that men and women were smiling” [Ibid, p.27]). Девушка спешит домой, чтобы поделиться радостной новостью с сестрой, по пути замечая, как привлекателен Чикаго, и строя планы на будущее (“Ah, the long winter in Chicago - the lights, the crowd, the amusements! This was a great, pleasing metropolis after all” [Ibid, p.27]). Потеряв работу, Керри снова отправляется на поиски, но ее усилия не вознаграждаются; она идет по городу, окруженная незнакомцами (“She moved through the thick throng of strangers, utterly subdued in spirit” [Ibid, p.56]). Встретив на улице Друэ, Керри отправляется с ним в ресторан. Согревшись и утолив голод, она с удовольствием смотрит из окна на хорошо одетую толпу (“the view of the well-dressed throng outside seemed a splendid thing” [Ibid, p.59]).
В художественном пространстве «Сестры Керри» большое значение имеют линии, ряды. Господство линии
- один из принципов организации драйзеровского пространства. Линия - показатель «охваченности» территории. Приближаясь к Чикаго, Керри и Друэ видят из окна поезда, как от бескрайних голых прерий к большому городу тянутся линии телеграфных столбов. Линии железных дорог, трамвайные линии охватывают многие мили, уходя в открытую прерию, в расчете на большое будущее города. Линии еще не застроенных домами улиц тянутся
через пустыри, освещаемые длинными рядами газовых фонарей; деревянные мостки заканчиваются в открытом поле. Толпа людей на улице движется, образуя длинные, постоянно перемещающиеся линии (“Men and women hurried by in long, shifting lines” [Ibid, p.25]).
В театральном пространстве, в котором с определенного момента существует Керри, господствуют строчки (“lines”), которые актеры должны произносить в определенное время и которые организуют все происходящее на сцене (“as the lines directed” [Ibid, p.163]). Выступая в кордебалете, Керри должна занимать свое место в ряду. Но ей удается возвыситься над остальными, как только у нее появляется своя строчка (“There isn’t another one of us has got a line” [Ibid, p.415]).
Понятие линии связано с понятием непрерывности, размеренности, монотонности. На обувной фабрике Керри занята тяжелой, монотонной работой. Девушки сидят в ряд перед машинами, передавая друг другу кусочки кожи; каждая выполняет свою часть работы и должна придерживаться определенного ритма. Если она собьется с ритма, нарушится работа всего ряда (“Don’t keep the line waiting” [Ibid, p.36]). В романе монотонность, размеренность, необходимость вписаться в некий установленный распорядок соотносятся с бедностью. Место спонтанности появляется только на определенном уровне благосостояния: обеспеченные люди (Друэ, Герствуд и его семья, Вэнсы) имеют возможность более или менее свободно располагать своим временем; в семье Гансонов, едва сводящих концы с концами, все подчинено строгому, однажды заведенному распорядку. Самой размеренной жизнью в мире Драйзера живут бездомные. Оказавшись на улицах Нью-Йорка без жилья и работы, Герствуд узнает об отлаженном механизме выживания, который он использует, пока его не покидают силы и желание жить. Каждый вечер в одно и то же время на перекрестке Двадцать шестой улицы и Бродвея появляется «капитан», человек, помогающий бездомным устроиться на ночлег: он выстраивает своих подопечных в ряд и собирает деньги у прохожих; на углу Шестой авеню и Пятнадцатой улицы в полдень можно получить бесплатный обед; каждую ночь в течение двадцати лет у магазина Флейшмана выстраивается очередь - в определенный час здесь можно получить кусок хлеба.
Важную роль в организации драйзеровского мира играют цифры: они подчиняют себе пространство романа и управляют жизнями персонажей. Нью-Йорк исчерчен пронумерованными улицами и авеню; с некоторыми из этих цифр и чисел ассоциируются богатство и престиж, с другими - средний достаток или бедность. Роман изобилует упоминаниями о доходе героев, размере арендной платы, стоимости еды в съестных лавках и ресторанах, одежды, транспорта. Количество денег, получаемых за неделю, определяет жизнь персонажа и характер окружающего его пространства; изменение этой суммы означает новый поворот в судьбе.
Жизнь Керри в Чикаго началась с четырех с половиной долларов в неделю, из которых четыре ей приходилось отдавать сестре за свое содержание; при этом подразумевалось, что она будет ходить на работу пешком, потому что расходы на конку составили бы шестьдесят центов в неделю. Такой бюджет не дает Керри никакой свободы, она не может изменить размеренный ход своей жизни. Стесненность в средствах лишает Керри того, что она больше всего любит - красивой одежды и развлечений (“Her craving for pleasure was so strong that it was the one stay of her nature” [Ibid, p.31]; “Her need of clothes - to say nothing of her desire for ornaments - grew rapidly as the fact developed that for all her work she was not to have them” [Ibid, p.376]). Приближается зима, у Керри нет теплой одежды, но красивый модный жакет, на который она любуется в витрине, стоит девять долларов - огромная для нее сумма. Красивые вещи настолько важны для девушки, что она тратит доллар с четвертью на новый зонт, отказавшись взять старый зонт сестры. Потеряв свое место из-за болезни, потратив последние деньги на шляпку, заняв у сестры десять центов на обед, Керри случайно встречает на улице Друэ. Он кормит упавшую духом девушку обедом в дорогом ресторане (бифштекс с грибами - один доллар двадцать пять центов) и заставляет ее взять у него двадцать долларов. Вместе они ходят по магазинам, покупая Керри новую дорогую одежду, Друэ снимает для нее квартиру. После недолгих колебаний Керри принимает решение.
Цифры, то и дело встречающиеся в романе, нехитрые арифметические действия, которые читатель совершает в уме, читая «Сестру Керри», не менее красноречивы, чем слова. Они помогают понять логику драйзеровского мира и происходящих в нем событий. Мы прослеживаем путь Керри от четырех с половиной до ста пятидесяти долларов в неделю. Цифры обозначают и каждый этап падения Герствуда. Имея состояние в сорок тысяч долларов (которое он необдуманно записал на свою жену), Герствуд крадет у хозяев бара десять тысяч - и вскоре возвращает большую часть этих денег. Свою новую жизнь с Керри бывший управляющий вынужден обустраивать на тысячу триста долларов - жалкую в его представлении сумму. Эти деньги не могут обеспечить Герствуду той жизни, которая бы его устраивала, и никогда больше он не будет чувствовать себя удовлетворенным. За тысячу долларов он становится совладельцем бара в Нью-Йорке, что позволяет им с Керри жить в уютной, хорошо обставленной квартире за тридцать пять долларов в неделю в течение трех лет; но с закрытием бара и потерей вложенных денег приходит конец их хрупкому благополучию. Драйзер подробно описывает, как постепенно уходят последние семьсот долларов Герствуда: вместе с ними уходят силы, уверенность в себе и самоуважение когда-то успешного, светского человека. Герствуд перестает следить за собой, бреется раз в неделю (бритье обходится ему в десять центов), носит старую одежду, экономит на еде. С каждым днем ухудшаются его отношения с Керри, для которой такая жизнь
невыносима. После расставания с ней начинается недолгий путь Герствуда от дешевых гостиниц до ночлежных домов. В конце своего пути Герствуд обнаруживает, что он должен заплатить пятнадцать центов за смерть: именно столько стоит клетушка в ночлежном доме, в которой есть газовый рожок. Заплатив эти деньги - как будто протянув монету Харону за переправу через Лету - Герствуд избавляется от мучений.
Мы не находим упоминаний о заработках и тратах Чарльза Друэ; мы знаем только о стоимости его покупок для Керри. Но Драйзер не уточняет, где живет Друэ до встречи с Керри, сколько платит за аренду, сколько тратит на еду, одежду, выпивку, сигары, театры. В жизни Друэ нет взлетов и падений: в конце романа он занимает примерно то же положение в обществе, что и в момент своего знакомства с Керри, разве что дела его немного улучшились. На протяжении всего романа Друэ доволен собой и тем, что имеет; деньги, которые он получает и тратит, достаточны для его нужд, а их количество не меняется так резко и значительно, как это происходит в жизни Керри и Герствуда. Деньги не стали причиной кардинальных перемен в жизни и характере Друэ, поэтому Драйзер не называет точные суммы.
К тому же автор наглядно показывает, что только небольшие суммы денег действительно ощутимы для их обладателя. Впервые получив сто пятьдесят долларов жалования, Керри не может придумать, как их потратить: за отель она почти ничего не платит, нарядов у нее достаточно. Проходит неделя, и звезда театра «Казино» получает еще сто пятьдесят долларов. Керри начинает испытывать скуку и смутное чувство неудовлетворения.
Тем временем на перекрестке Двадцать шестой улицы и Бродвея человек, называемый «капитаном», собирает деньги на ночлег бездомным, среди которых находится Герствуд, и читатель наблюдает, как цифры управляют жизнями этих людей. Стоимость ночлега для одного человека - двенадцать центов. Драйзер подробно описывает, как капитан собирает деньги для своих подопечных, приводя конкретные цифры. Вот кто-то из толпы дает пятнадцать центов, и уже один из бездомных знает, что ему не придется ночевать на улице; у капитана остается три цента, и еще девять обеспечат ночлег следующему. Эти арифметические вычисления держат в напряжении сто тридцать семь человек, ожидающих своей очереди. Деньги поступают медленно, но капитан не намерен отступать, пока не соберет деньги для всех: только тогда бездомные под его предводительством отправятся в ночлежный дом. Наконец, деньги почти собраны - нужны еще восемнадцать центов. Но Бродвей опустел, редкие прохожие и зеваки глухи к просьбам капитана. Восемнадцать центов -и толпа голодных, измученных, замерзших людей получит возможность ненадолго забыться сном. Время в ожидании этой суммы проходит мучительно: Герствуд с трудом держится на ногах. За несколько лет до этого он едва заметил бездомного, который попросил у него милосты-
ню, когда Герствуд, Друэ и Керри выходили из театра, и которому Друэ подал десять центов. В тот период своей жизни Герствуд не мог представить себе, какой значительной может оказаться такая ничтожная сумма. Пока Герствуд стоит на улице в толпе бездомных, Керри находится в своих комнатах в отеле «Веллингтон», стоимостью порядка ста долларов в неделю, за которые она платит три доллара в день по особой договоренности с хозяевами отеля.
Конкретные суммы, упоминаемые Драйзером, позволяют нам глубже ощутить контрасты, существующие в описываемом им мире, в котором деньги управляют всем. Деньги как таковые, как осязаемые купюры и монеты также имеют значение для героев романа. Керри сжимает в руке две мягкие и красивые десятидолларовые купюры, которые ей дал Друэ, и чувствует себя намного лучше. Эти бумажки обладают некой силой (“It was something that was power in itself’ [Ibid, p.62]). Вернувшись домой после встречи с Друэ, Керри начинает корить себя за то, что взя-ла эти деньги, но стоит ей прикоснуться к этим купюрам, как она испытывает чувство облегчения. Деньги кажутся ей проводниками в мир счастья (“Ah, money, money, money! What a thing it was to have. How plenty of it would clear away all these troubles” [Ibid, p.66]). Драйзер отмечает, что человек того же уровня развития, что и Керри, обрадовался бы, найдя большой мешок денег на необитаемом острове, и только проголодав длительное время, возможно, понял бы, что деньги не являются безусловной ценностью. Но уже с первым крупным жалованием Керри начинает понимать, что большие деньги не гарантируют счастья. Сто пятьдесят долларов, полученных Керри, представляют собой внушительную пачку: три ассигнации по двадцать долларов, шесть по десять и шесть по пять долларов. В течение нескольких дней эта пачка денег, которую можно ощупывать и рассматривать, занимает Керри, но вскоре это проходит.
Вид денег действует не только на Керри. Мы видим, как Герствуд, просящий милостыню на улицах Нью-Иор-ка, уже начинает подумывать о смерти. Но блестящая десятицентовая монета на время отгоняет эти мысли (“The sight of the large, bright coin pleased him a little. He remembered that he was hungry and that he could get a bed for ten cents. With this, the idea of death passed, for the time being, out of his mind” [Ibid, p.476]).
В романе рефреном повторяется мысль о том, что деньги не могут купить все. Даже большие деньги не могут купить любовь, дружбу, теплые, доверительные отношения между людьми (“It does not take money long to make plain its impotence, providing the desires are in the realm of affection” [Ibid, p.441]). Тем не менее деньги могут обеспечить особое отношение чужих, незнакомых людей, в основном, обслуживающего персонала. Это внимание, которое впервые попавшие в мир богатства люди поначалу ошибочно принимают за уважение, поражает Керри. У роскошного ресторана «Шерри» внушительный швейцар
распахивает дверь экипажа и помогает прибывшим выйти; официанты с особой изысканностью кланяются, бесшумно приближаются к столу; слушают гостя, слегка согнувшись, склонив голову набок и отставив локти; аккуратно раскладывают приборы, проверяют, достаточно ли горячи тарелки, всем своим видом показывая, как для них ценен каждый посетитель. Уже одно выражение лица метрдотеля, пододвигающего посетителю стул, и жест, которым он приглашает сесть, стоит несколько долларов.
Подобное подобострастное отношение и внимание может обеспечить и имя. За некоторыми именами и названиями в мире, описываемом Драйзером, закреплен определенный вес. Добившись успеха в театре, Керри поселяется в роскошных комнатах отеля «Веллингтон», за которые она платит небольшую часть их истинной стоимости. Хозяева отеля делают Керри такое выгодное предложение, рассчитывая, что имя известной актрисы привлечет внимание и хороших постояльцев (“your name is worth something to us” [Ibid, p.435]). Названия модных дорогих ресторанов и отелей мелькают в газетах и производят должное впечатление, будучи упомянутыми в разговоре. Обеспеченные люди по вечерам стекаются в ресторан «Шерри», главным образом потому, что там проводят время представители «высшего общества», о чем также пишут в колонках светской хроники. Имя «Шерри» красуется на салфетках и скатертях ресторана, на столах блестит серебро от Тиффани и фарфор от Хэвиленд. Название отеля «Веллингтон», ставшего ее домом, Керри произносит с гордостью, зная, какое впечатление это произведет на собеседника.
Имена, а также внешность и одежда, связаны с понятиями «личины» или «роли»; с этим связано и очень важное для Драйзера противопоставление «быть/казаться», а также мотив игры/театра/зрелища, проходящего лейтмотивом через весь роман.
Смена имени в романе символична. На протяжении романа Керри Мибер несколько раз меняет фамилию. Во время своей жизни с Друэ в Чикаго она - миссис Друэ для прислуги и Герствуда, хотя не является его женой. В Нью-Йорке Керри называет себя миссис Уилер, приняв фальшивую фамилию Герствуда, который также не является ее мужем. Став актрисой, она становится Керри Маденда. С каждой новой фамилией Керри играет новую роль.
Герствуд, прибыв в Нью-Йорк, становится мистером Уилером. Это знаменует начало новой бесславной жизни, в которой он вместе с настоящей фамилией и прежней работой теряет собственное «я». То, как персонажи романа называют друг друга, тоже имеет значение. Отправляясь вместе в Керри в дом, где сдаются меблированные комнаты, Друэ предупреждает Керри, что для других она
- его сестра (“Now, you’re my sister” [Ibid, p.71]). В каком-то смысле Керри действительно становится сестрой Друэ, приняв его образ жизни и взгляд на вещи - до тех пор, пока она не понимает, что ей необходимо нечто большее, чем может дать коммивояжер. В период их с Керри совме-
стной жизни Друэ называет ее «Кэд» (Cad), уменьшительное от имени Кэндэйси (Candace), хотя полное имя Керри
- Каролина (Caroline). Друэ как будто принимает Керри за другую, явно недооценивая ее. Встретив Керри, известную актрису, в Нью-Йорке, Друэ уже не называет ее «Кэд».
Внешность и одежда персонажей романа сильно влияют на то, как их воспринимают окружающие, а следовательно, и на то, каких успехов они добиваются в жизни. Керри Мибер - хорошенькая и обаятельная молодая девушка, и каждый при встрече с ней отмечает это. Внешность Керри - ее главный козырь и единственный капитал, который она неустанно приумножает, покупая себе новую одежду и оттачивая изысканность манер по мере своего продвижения к некой «неведомой цели». Керри имеет женственную фигуру и излучает здоровье, у нее по-детски пухлые щеки, густые волосы и маленькие изящные руки и ноги. Это - стандартное описание хорошенькой молодой девушки. Тем не менее, во внешности Керри есть что-то, что выделяет ее из толпы. В чертах ее лица есть некоторая неправильность: у нее большие печальные глаза и грустная линия рта, так что кажется, что она вот-вот расплачется. На протяжении романа Драйзер неоднократно упоминает глаза и рот Керри, и эти черты запоминаются, как главная особенность ее внешности. В больших глазах Керри есть что-то детское и беззащитное (“a something childlike in her large eyes” [Ibid, p.104]; “in the mild light of Carrie’ eyes was nothing of the calculation of the mistress” [Ibid, p.120]), а ее рот привлекает внимание своим грустным выражением, хотя она не склонна к меланхолии, - подобное выражение сообщается ей манерой произношения. Интересная линия рта делает лицо Керри выразительным и запоминающимся. В конечном счете это способствует успеху на сцене, а также производит впечатление на Эмса, который подсказывает молодой женщине, что та способна быть не только артисткой варьете, но и актрисой драматической. Эмс замечает, что глаза и рот Керри как будто отражают печаль внешнего мира, а не ее собственную. Выражение лица Керри, говорящее о душев-ной глубине, которой она на самом деле не обладает, -подарок судьбы, который Керри «не заслужила», но должна оправдать, иначе, как предостерегает Эмс, ее лицо изменит выражение, а сценический дар покинет ее. Есть основания считать, что по замыслу писателя Керри представляет собой нечто вроде зеркала (“She was created with that passivity of soul, which is always the mirror of the active world” [Ibid, p.152]). Это природный дар - и именно поэтому она является хорошей актрисой.
Несмотря на хорошие внешние данные, в начальных главах романа Керри не вполне уверена в себе, потому что плохо одета. Для Керри одежда имеет огромное значение. От того, как она одета, зависит ее уверенность в себе; если она одета плохо, она не может быть довольна жизнью: “The next day they went out to Garfield park, but it did nit please her. She didn’t look well enough” [Ibid, р.54]. Керри постоянно сравнивает свою одежду с одеждой других людей.
Познакомившись в поезде с Друэ, Керри болезненно ощущает контраст между собой и одетым с иголочки коммивояжером (“She became conscious of an inequality. Her own plain blue dress, with its black cotton tape trimmings, now seemed to her shabby. She felt the worn state of her shoes” [Ibid, p.5]). В Чикаго девушка с завистью смотрит на хорошо одетых женщин; Керри обидно сознавать, что они игнорируют ее (“the fine ladies who elbowed and ignored her, brushing past in utter disregard of her presence” [Ibid, P.22]). Глядя на бедных людей, она жалеет их именно потому, что они плохо одеты. Любой свой заработок Керри оценивает как возможность покупать одежду, часто допуская неразумные траты, - например, она тратит деньги на туфли, зная, что им с Герствудом нужно платить за квартиру.
Когда Керри только начинает искать работу в Чикаго, ей хочется найти работу в таком месте, куда будут заглядывать солидные, хорошо одетые мужчины. Она не может поверить, что богатые люди, которые могут позволить себе покупку любой одежды и живут в красивых особняках, могут быть несчастны. Красивая одежда представляется Керри пропуском в мир богатства, в котором она жаждет оказаться.
Драйзер замечает, что женщине когда-нибудь следовало бы написать философский трактат об одежде: как бы молода она не была, она понимает в этом толк. Керри, пусть и не вполне сознательно, живет в соответствии с философией одежды и в целом с философией приспособления «гибкого организма» к среде. Примечательно, что в конце романа Керри берется по совету Эмса за чтение «Отца Горио», то есть за роман, где философия существования главного персонажа также во многом основана на одежде, переодеваниях.
Одежда для Керри - это самый очевидный показатель социального статуса. Знакомясь с мужчиной, Керри, в первую очередь, обращает внимание на то, как он одет. Друэ во время их первой встречи в поезде производит на Керри огромное впечатление: его коричневый шерстяной костюм в клетку, кольца на пальцах, огромный бумажник, начищенные до блеска ботинки. Но, встретив Герствуда, Керри подмечает, что покрой его одежды и качество материала лучше, чем у Друэ, мягкая кожа его ботинок выглядит элегантнее, и он намного умнее, и во всех отношениях выше, чем коммивояжер. Соответственно новоиспеченная актриса окончательно разочаровалась в Герствуде, потерявшем работу управляющего баром в тот момент, когда он начал носить дома старую одежду и показался в таком виде перед миссис Вэнс (костюм=лицо; отсутствие кос-тюма= отсутствие лица). Керри принимала самые важные решения в своей жизни в те моменты, когда была особенно недовольна своей одеждой, своей как бы социальной маской (весьма важной для нее как для «актрисы»). Керри уступила Друэ не в последнюю очередь потому, что у нее не было зимней одежды - жакета, ботинок, новой юбки. Она разочаровалась в своей жизни с Друэ, а затем - и с Герствудом, видя, что может сама себя обеспечить, а дру-
гие дамы одеты лучше ее (“she was not well dressed - not nearly as well dressed as Mrs. Vance” [Ibid, p.321]).
Драйзер несколько раз указывает на деталь туалета Керри, которую он обозначает словом “tie” или “necktie”. Разумеется, то, что Керри повязывает на шее, не может быть мужским галстуком. Тем не менее писатель использует именно слово “tie”, а не слова “scarf’, “ribbon” и т.п. В начальных главах романа мы видим Керри в старой блуз -ке, выцветшей юбке, с поношенным галстуком (“...her necktie was in that crumpled, flattened state which time and much wearing impart” [Ibid, p.32]). Во время своей жизни с Друэ Керри продолжает совершенствовать свое умение хорошо одеваться, уделяя особое внимание тому, что она завязывает на шее (“.she has learned much about laces and those little neckpieces which add so much to woman’s appearance” [Ibid, p.142]). Она больше не нуждается, и потрепанный галстук уступил место белому кружевному (“.a white lace tie about her throat” [Ibid, p.122]). Начав работать в нью-йоркском театре и отдавая часть денег Гер-ствуду, Керри хотела бы вместо этого покупать себе одежду. Ее расстраивает то, что у нее нет даже приличного галстука (“I haven’t a decent tie of any kind to wear” [Ibid, p.60]).
В романе два раза упоминается факт, что другие женщины тоже носят галстук, но автор не говорит о том, чтобы они придавали ему особое значение (“Let him meet with a young woman twice and he would straighten her necktie for her and perhaps address her by her first name” [Ibid, p.4]; “Jessica.. .push that pin down in your tie - it’s coming up” [Ibid, p.481]). Шелковый галстук Герствуда, который обозначается словом “cravat”, производит на Керри впечатление («.his cravat was a shiny combination of silken threads, not loud, not inconspicuous” [Ibid, p.95]), но похоже, что для самого Герствуда галстук - лишь пестрая деталь его гардероба, такая же важная, как шляпа или жилет. Галстук Керри отражает динамику перемен в ее судьбе и при этом является явной приметой мускулинизации героини.
Керри присущи некоторые мужские черты, возможно, поэтому Драйзер выбрал для своей героини имя Каролина. Caroline - один из женских вариантов имени Carl, которое происходит от древневерхненемецкого karl или древнеанглийского ceorl - «человек, муж». Считается, что для мужчин важнее зрительные ощущения, а для женщин -слуховые. Это утверждение часто ставится под сомнение, но исследователи в области гендерной психологии склоняются к тому, что такая закономерность есть. К тому же мужчины с большим, чем женщины, интересом, реагируют на всяческие новинки [2, с. 127].
Керри с интересом относится ко всему новому, будь то новый для нее город, одежда, которую она видит в универсальных магазинах или продукты технического прогресса. Ей очень важно все визуальное; в связи с ней Драйзер часто использует глаголы look, see, gaze. Так, в первых трех главах «Сестры Керри», глагол look, употребленный в связи с главной героиней, встречается 10 раз, глагол see - 12 раз, gaze - 4 раза, hear - 1 раз в отрицательной
форме, listen - ни разу. Слова для нее не так важны; неоднократно отмечается, что она не слушает собеседника или не может уловить смысл того, о чем тот говорит. Для Керри важнее то, как выглядит собеседник («In this conversation she heard, instead of his voice, the voices of the things which he represented. How suave was the counsel of his appearance!” [1, p.116]).
Любознательность, решительность и самостоятельность Керри - все это черты характера, в описываемую в романе эпоху считавшиеся, скорее, мужскими. Несмотря на женственную внешность, Керри невозможно представить матерью, она равнодушна к своим родственникам. Недаром Драйзер называет ее «маленьким солдатом удачи» (“little soldier of fortune” [Ibid, p.59]). В романе прослеживается противопоставление между «мужским» и «женским». Не только Керри наделена некоторыми мужскими чертами; ее подругу Лолу Осборн Драйзер называет «маленьким солдатом рампы» (“little gaslight soldier” [Ibid, p.379]), во время спектакля она марширует, а на голове у нее золотой шлем. Герствуд, в свою очередь, несколько «феминизирован»: он сидит дома, иногда выходя за покупками, в то время как Керри зарабатывает на жизнь.
Следуя своей философии приспособления, Керри добивается успеха; не последнюю роль в этом сыграл ее внешний вид. В романе акцентируется мысль о том, что деньги неразрывно связаны с красотой: здоровый, ухоженный вид и красивая, со вкусом подобранная одежда существенно преумножают то, что дано природой. Керри преображается на глазах, примерив по настоянию Друэ красивый модный жакет (“Drouet’s face lightened as he saw the improvement. She looked quite smart” [Ibid, p.70]). После размолвки с Друэ Керри вновь задумывается о поиске ра -боты. Такая перспектива не радует ее, но Керри знает, что по сравнению с тем временем, когда она только приехала в Чикаго, у нее появилось одно важное преимущество: ее внешность значительно улучшилась (“She knew that she had improved in appearance. Her manner had vastly changed. Her clothes were becoming.” [Ibid, p.236]). Именно это помогает Керри устроиться в театр в Нью-Йорке: директор оценил ее внешность и принял в труппу, несмотря на отсутствие у Керри опыта работы в театре.
Для Друэ также чрезвычайна важна его внешность: весь его облик, одежда, манеры рассчитаны на то, чтобы привлекать внимание молодых женщин. Это его главный козырь, без которого он ничего из себя не представляет. (“Good clothes, of course, were his first essential, the things without which he was nothing” [Ibid, p.4]). Представительный вид Герствуда и его умение производить на людей выгодное впечатление помогли ему добиться успеха в Чикаго и составить о себе самое благоприятное мнение. В начале романа Герствуд - лицо бара «Фицджеральд и Мой»: большую часть своего времени он проводит, расхаживая по бару в прекрасно сшитом костюме, щегольском жилете, с булавкой с голубым алмазом в галстуке и золотыми часами на массивной цепи. Именно внешний вид
Герствуда, его изящный костюм, галстук, ботинки, а также его манера держать себя производят глубокое впечатление на Керри при их первой встрече. Однако в Нью-Йорке внешность Герствуда играет с ним злую шутку. Потеряв работу, бывший управляющий отправляется на поиски нового места. Довольно скоро он замечает, что его внешность вводит людей в заблуждение: он все еще хорошо одет, имеет холеный вид и совсем не похож на человека, ищущего работу. Герствуд понимает, что это только затрудняет его поиски, но ничуть не жалеет о том, что у него такой представительный вид, и стыдится того, что его внешность не соответствует его истинному положению. Более того, собственная солидная внешность является причиной появления некоего внутреннего барьера, мешающего ему искать работу: Герствуд не может представить себе, как он, такой элегантный и представительный, может дожидаться очереди в приемных, просить о работе. Когда же Герствуд оказывается на улице, его внешний вид ухудшается с каждым днем; в конце концов из-за страшной худобы и жалких отрепьев, в которые превратилась его одежда, все принимают его за бродягу и нищего. У него уже нет никаких шансов найти работу, его прогоняют из баров и ночлежек, а прохожие отшатываются от него. Увидев, что с каждым днем все меньше людей подают ему и все труднее найти ночлег, Герствуд задумывается о смерти.
Мотив игры/представления/зрелищности в романе «Сестра Керри» обнаруживается и на других уровнях. В романе сцена и зрительская аудитория присутствуют не только в театре, но и на улице, в ресторанах. Друэ в ресторане всегда садится у окна, чтобы можно было наблюдать за движением на людной улице; ему приятно видеть других и самому быть на виду. Зрелище хорошо одетой толпы приятно и Керри, обедающей с Друэ. Прогулка по Бродвею в Нью-Йорке, на которую Керри отправляется с миссис Вэнс, оборачивается участием в красочном представлении, в котором женщины и мужчины щеголяют лучшими туалетами, показывая себя и оценивая других. Миссис Вэнс неоднократно участвовала в этом параде: она приходила на Бродвей, чтобы посмотреть на других и лишний раз убедиться, что она не отстала от моды. Керри замечает, что как только миссис Вэнс оказывается на Бродвее, ее походка и манеры становятся искусственными и натянутыми; обеих молодых женщин начинают внимательно изучать десятки глаз.
Но не только богатство и красота нарядов привлекают внимание публики. Бездомные, ожидающие своей очереди к «капитану», собирающему для них деньги недалеко от Бродвея, сами представляют собой захватывающее зрелище для прохожих. При ярком свете витрин, как в свете рам -пы, можно рассмотреть каждого из бездомных, выстроившихся ломаной линией: мертвенно-бледные лица с багровеющими зловещими пятнами, изношенная, в заплатках одежда, у одного из них - деревянная нога. Вокруг капитана и его подопечных выстраивается толпа любопытных, и не все из них намерены заплатить за представление.
Вещи, фигурирующие в романе, также несут дополнительную смысловую нагрузку, которая может иметь для нас ценность. Драйзер вводит, характеризуя мир Керри, важнейший пространственный лейтмотив. Из всех предметов интерьера любимая вещь Керри - кресло-качалка. Где бы ни жила героиня (в семье своей сестры, в меблированных комнатах с Друэ, в нью-йоркской квартире с Герствудом, в роскошном номере отеля), она почти всегда показана в кресле-качалке, смотря в окно (бездумно раскачиваясь), размышляя, а в конце романа и берясь за книгу. Поначалу олицетворяя инфантильность (ребенок в колыбели), эта важнейшая деталь становится обозначением роста Керри, ее утончившейся способности приспосабливаться к среде, менять «маски», быть отзывчивой к вызовам жизни.
В последней трети романа в кресле-качалке мы видим и Герствуда: бросив поиски работы, он целыми днями сидит у радиатора, читая газету. В конце своей жизни Герствуд стремится к сужению окружающего его пространства, в то время как Керри на протяжении всего романа стремится к его расширению. На каждом этапе своей жизни Керри испытывает смутное чувство неудовлетворения: раскачиваясь в кресле-качалке, она тоскует, желая чего-то большего. Керри любознательна, жадна до жизни и не может, подобно ее сестре, ограничить свое существование и кругозор стенами маленькой квартиры. Во время своего недолгого пребывания у Гансонов Керри по вечерам покидает пределы их квартиры, чтобы спуститься вниз и постоять у подъезда, объясняя это сестре желанием подышать свежим воздухом и вызывая недовольство зятя; пару раз она даже совершает небольшие прогулки около дома. На замечание сестры, которая не одобряет вечерние прогулки в одиночестве, Керри отвечает упреком: ей хочется хоть что-нибудь видеть (“I want to see something, said Carrie, and by the tone she put into the last word they realized for the first time she was not pleased with them” [Ibid, p .64]). Однако Керри не осмеливается уйти далеко, а когда с ней заговаривает проходящий мужчина, поспешно возвращается домой.
Вместе с тем Керри испытывает страх перед огромным, неизведанным пространством. На улицах Чикаго она ощущает свою беспомощность и незначительность среди длинных улиц, огромных зданий, деловито снующих людей. Керри задается множеством вопросов: «Что это за здания? Что производят на этих предприятиях?» Она может понять, для чего существует мастерская каменотеса в ее родном городе, в которой по заказу обтесываются куски мрамора, но масштабы крупной чикагской фирмы по поставке строительного декоративного камня уже не укладываются в ее голове, не находят места в ее маленьком мире (“it lost all significance in her little world” [Ibid, p.16]). Керри слишком тесно в родительском доме и в квартире сестры, ей невыносима работа в тесной обувной мастерской; она хочет видеть окружающий ее «большой» мир -выходить в свет, посещать театры, рестораны, магазины,
гулять по Бродвею, смотреть на людей и самой быть объектом внимания. Но в этом захватывающем и манящем мире Керри стремится создать свой маленький комфортабельный мирок, освещенный ярким искусственным светом, в котором она всегда может укрыться, наблюдая за происходящим в качалке у окна. Из окон роскошного отеля Керри смотрит на засыпанную снегом Пятую авеню, жалея людей, оставшихся без ночлега в такую погоду, и вто же время замечая подруге, что в театр нужно будет поехать в экипаже.
Герствуд (в нью-йоркский период жизни) также стремится укрыться в теплом, хорошо освещенном помещении, но, в отличие от Керри, он отказывается принимать вызовы судьбы и прячется от «большого мира». До тех пор, пока Герствуд окружен теплом и комфортом, он делает вид, что не видит надвигающейся на него беды (“Viewing the world from his rocking chair, its bitterness did not seem to approach so rapidly” [Ibid, p.366]). Потеряв работу управляющего баром, Герствуд отправляется на поиски нового места, но вскоре перестает предпринимать какие-либо усилия: уходя из квартиры, он говорит Керри, что идет искать работу, а сам часами просиживает в вестибюле роскошного отеля, на красивом плюшевом диване у окна, гля-дя на оживленный Бродвей и рассматривая хорошо одетых постояльцев. Это помогает ему на время забыть о сво-ем бедственном положении (“His state did not seem so bad in here” [Ibid, P.335]). Вечером, вернувшись домой, Герствуд устраивается в кресле-качалке около радиатора, зажигает газ и погружается в чтение газет, пытаясь заглушить мысли о будущем, воспоминания и сожаления (“He buried himself in his papers and read. Oh, the rest of it - the relief from walking and thinking! What Lethean waters were these floods of telegraphed intelligence! He forgot his troubles, in part” [Ibid, p.332]).
Друэ садится в кресло-качалку, чтобы обдумать свои ухудшившиеся отношения с Керри: его мучают подозрения о ее возможной связи с Герствудом. В целом, Друэ не свойственно проводить время в размышлениях. Обратим внимание, что когда мы видим Друэ погруженным в свои мысли (один раз на протяжении всего романа), он изображен в кресле-качалке (“He sat down in a rocking chair to think the better.. .His mind ran on at a great rate” [Ibid, p.192]).
Итак, кресло-качалка в романе «Сестра Керри» так или иначе связано с мыслительным процессом: персонажи романа садятся в кресло, чтобы подумать или, наоборот, заглушить тягостные мысли. Драйзер изображает Керри в кресло-качалке накануне перемен в ее жизни; раскачиваясь в кресле, бездумно напевая, размышляя или читая книгу, Керри (осознанно или неосознанно) открывает для себя новую страницу, выбирает новый путь (“She was rocking, and beginning to see” [Ibid, p.314]). Кресло-качалка в романе также символизирует уют и комфорт, указывает на «обжитость» жилища.
То, как персонажи романа покупают и используют вещи, может содержать не меньше смысла, чем сказанные ими слова. “How true it is that words are but the vague
shadows of the volumes we mean” [Ibid, р.7]. В поезде Керри и Друэ совершают определенные действия с вещами: Друэ достает толстый бумажник с внушительной пачкой ассигнаций и множеством различных записок и квитанций и вынимает из него красивую визитную карточку. Керри, порывшись в кошельке, находит бумажку с адресом сестры. Они оценивают друг друга по одежде и вещам (бумажник, кошелек, визитка), а обменявшись адресами, чувствуют, что между ними установилась некая связь. Дальнейшее ухаживание Друэ за Керри заключается в том, что он кормит ее в ресторанах и покупает ей вещи (жакет, ботинки, сумочку, перчатки, чулки). Добившись некоторого успеха в Нью-Йорке, Керри принимает решение уйти от Герствуда; она собирается поселиться в другой квартире вместе c подругой, но до последнего момента ничего не говорит Герствуду. Керри испытывает чувство вины и хочет быть особенно внимательной и щедрой: выложив на стол бумажку в два доллара, она предлагает Герствуду сходить за банкой персикового компота.
Совершая определенные действия с предметами, персонажи обнаруживают какую-либо черту своего характера или передают собеседнику какую-либо информацию. Друэ чиркает спичкой и зажигает газ в полутемной квартире, в которой сидит расстроенная Керри, захваченная звуками рояля, доносящимися снизу; он не улавливает ее меланхолического настроения, пока не видит очевидный его признак - красные глаза - и бестактно предлагает потанцевать под музыку. В Нью-Йорке Друэ наносит Керри визит, но не понимает, что она не намерена продолжать общение, пока она не берется за сумочку, сигнализируя о завершении разговора.
Таким образом, в романе «Сестра Керри» всегда присутствуют два противопоставленных друг другу мира: мир богатства и успеха, освещенный ярким искусственным светом, обитатели которого не страдают от холода и голода, ездят в экипажах, посещают рестораны и театры, и мир бедности, в котором люди вынуждены зарабатывать на хлеб тяжелой работой или просить подаяния на улицах. В романе эти два мира постоянно сталкиваются - противопоставление. Драйзер замечает, что люди испытывают боль, ощущая резкие контрасты, сравнивая свое положение с положением других людей; когда же контраст не ощущается так остро - боль уходит. Глядя на хорошо одетых женщин, красивую одежду в магазинах, роскошные особняки, Керри остро ощущает свою незначительность
и желание жить совсем другой жизнью. В конце романа Герствуд, сознание которого мутнеет от голода, отправляется на Бродвей, где ярко горят огни рекламы, люди заходят в роскошные рестораны, за окнами которых видны белоснежные скатерти, хрусталь, веселые посетители; повсюду мчатся экипажи, а на огромной афише в золоченой раме изображена Керри, ее имя высвечено неоновыми огнями. Контраст так разителен, что Герствуд совсем отчаивается и принимает решение свести счеты с жизнью (“In his weary and hungry state, he should never have come here. The contrast was too sharp. Even he was recalled keenly to better things” [Ibid, p.477]).
О том, что происходит в другом мире, персонажи романа узнают либо на улице, глядя на окружающих людей или в освещенные окна ресторанов и домов, либо из газет, либо с помощью проводника (для Керри в его роли выступает Друэ, а затем миссис Вэнс). Находясь в мире бедности, персонажи либо смиряются со своей долей (Ган-соны), либо стремятся попасть в мир богатства (Керри), либо переносятся в другой мир в воспоминаниях (Герствуд). В Нью-Йорке Герствуд начинает смотреть на мир, в котором он был успешным и уважаемым человеком, как на город, окруженный стеной (“a walled city” [Ibid, p.317]); в газетах он читает о том, что происходит на его территории, встречая знакомые имена. После ухода Керри Герствуд поселяется в ночлежном доме, где он сидит часам, закрыв глаза и предаваясь воспоминаниям, пока не начинает грезить наяву. Просматривая газеты, он следит за жизнью Керри, которая тоже становится частью недосягаемого для него мира (“He read these things with mingled feelings. Each one seemed to put her farther and farther away into a realm which became more imposing as it receded from him” [Ibid, p.443]).
Представления персонажей о другом мире всегда связаны с иллюзиями: Керри имеет очень неясное представление о том, что собой представляет тот мир, в который она стремится попасть, и в конце концов испытывает разочарование. Герствуд, предающийся грезам об «огражденном городе», забывает о том, что его жизнь с семьей в Чикаго не была безоблачна.
Литература
1. Dreiser, Th. Sister Carrie. N.Y.: Signet Classics, 2000. 489 p.
2. Бендас T.B. Гендерная психология. СПб.: Питер, 2006. 431 с.
E.N. Kozhevnikova
Social Signs in the Novel “Sister Carrie”
The author of the article gives the review of social signs and their meaning presented in the novel written by Theodore Dreiser (city life, clothes, other things). They are considered to be an artistic device.
■4MK*-