CC BY
26
2.6. СОЦИАЛЬНЫЕ ВЫЗОВЫ ЦИФРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ
©Деханова Наталья Геннадьевна, кандидат социологических наук, доцент, социологический факультет. РИНЦ Author ID 310745
Место работы: Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова (МГУ имени М. В. Ломоносова); Российская академия народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) при Президенте РФ
ndehanova@mail.ru
©Холоденко Юрий Александрович, кандидат экономических наук, социологический факультет. РИНЦ Author ID 467228 Место работы: Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова (МГУ имени М. В. Ломоносова)
hol.u@mail.ru
Аннотация: в статье проанализировано влияние цифровой революции на трансформацию рынка труда и структуры занятости населения, роль государства в данных процессах. В качестве метода получения эмпирической информации авторами был использован вторичный анализ данных социологический исследований, проведённых Институтом социологии РАН в 2014-2016 гг., НИУ ВШЭ по проблемам доступности и качества высшего образования и качества образования в современной России; эмпирические данные, содержащиеся в докладе «Россия 2025: от кадров к талантам», посвящённом изменению структуры занятости в условиях цифрового перехода и экономики знаний, подготовленном Boston Consulting Group (Boston Consulting Group, 2017). В качестве эмпирической базы выступают также статистические данные Росстата (Росстат, 2018) и данные, содержащиеся в Программе «Цифровая экономика Российской Федерации», принятой в 2017г.
В ходе анализа эмпирических данных в исследовании решались несколько задач. Во-первых, определялись параметры структуры занятости населения в зависимости от уровня (стадии) экономического развития в стране. Во-вторых, выявлялась специфика занятости в условиях цифровой трансформации, последствия и риски этой трансформации для всей совокупности общественных отношений. В-третьих, анализировалась ситуация на рынке труда в современной России, рассматривались перспективные направления развития занятости и государственной политики в данной сфере. Решение поставленных задач и определяют практическую значимость и научную ценность данной статьи. Ключевые слова: цифровая трансформация, политика занятости, человеческий капитал, цифровое неравенство, цифровые технологии.
Важнейшими факторами происходящих социальных трансформаций в современном мире выступают глобализация и цифровая революция. Глобализация формирует глобальное сообщество, превращает мир в единую целостную систему. Она интернационализирует и стандартизирует социально -экономическое пространство, рационализирует использование экономических ресурсов в масштабах всей мировой экономики, способствует диффузии инноваций, снижает барьеры между народами, странами, государствами. Вместе с тем глобализация разрушает сложившийся в большинстве государств социальный порядок и условия занятости населения, обостряет проблему глобального неравенства, изменяет его конфигурацию. Таким образом можно констатировать, что глобализация является сложным и противоречивым процессом, имеющим как положительные, так и отрицательные последствия.
Другим фактором происходящих социальных изменений, кардинально преобразующим социальную реальность, выступает цифровая революция, являющаяся важным направлением повышения глобальной конкурентоспособности национальной экономики, что становится необходимым условием успеха в условиях обострения глобальной конкуренции. Глобализация ведет к формированию интернациональных цепочек добавленной стоимости. Цифровая революция способствует ускорению данного процесса. Более того, цифровизация (□¡^а^аЦоп) - это процесс переноса в цифровую среду функций и деятельности (бизнес-процессов) ранее выполнявшихся людьми и организациями. Цифровизация предполагает внедрение в каждый отдельный аспект деятельности информационных технологий. Например, в производстве - это кибернетические системы, роботизация, что означает переход к новому технологическому укладу.
«Цифровой переход (Digital Transition) или «цифровая трансформация» (Digital Transformation) включает в себя глубокие и всесторонние изменения в производственных и социальных процессах, связанные с тотальной заменой аналоговых технических систем цифровыми и широкомасштабным применением цифровых технологий. Цифровая трансформация охватывает не только саму производственную деятельность и изменение организационных структур компаний и бизнес-моделей» [Княгинин, 2018], но значительно преобразует социальную реальность, динамизируют процессы социальных изменений
Спрогнозировать их масштабы в настоящее время не представляется возможным. Тем не менее не вызывает сомнений, что цифровая революция окажет большое влияние на рынок труда и государственную политику занятости населения.
«Если вначале появление интернета сравнивали с созданием паровой машины, то в настоящее время речь идет о способах производства, основанных на применении облачных технологий, сборе и анализе больших данных (Bigdata, Smartdata), которые являются своего рода «сырьем» и способствуют появлению мирохозяйства, основанного на совершенной робототехнике, самообучающихся алгоритмах, интернете вещей, 3D способах создания физических объектов и других технологиях.» [Сизова, Хусянитов, 2017]
Так, выступая на Всемирном экономическом форуме (WEF) «The Future of Jobs» в Давосе немецкий экономист профессор Клаус Шваб обозначил основные характерные свойства четвёртой промышленной революции, как совокупность технологий биологического, физического и цифрового мира, самым непосредственным образом воздействующие на весь спектр общественных взаимодействий: и в социальной сфере, и в экономической, и в политической. [Шваб, 2016].
В течение первого десятилетия 21 века ряд развитых и развивающихся стран (в целом порядка 140) начинают переход к «цифровой экономике» в рамках так называемой «Индустрии 4.0». Среди государств, разработавших и реализующих программы, ставшие драйверами глубоких технологических трансформаций, можно назвать, например, Германию (план «Индустрия 4.0») или Китай (инновационная стратегия «Made in China 2025»).
Одним из важных направлений цифровой революции является роботизация производственных процессов. Как отмечает К. Шваб, «для многих людей это непоправимо изменит то, как выглядит их работа, среда, семейная жизнь и сама идентичность» [Шваб, 2016] Современные роботы, объединенные в «умные заводы» с помощью интернет - технологий, способны полностью или частично заменить работников массовых профессий практически во всех секторах народного хозяйства: автомобилестроении и других отраслях обрабатывающей промышленности, в сферах транспорта, складской логистики, интернет - продаж. Роботизация - процесс с неоднозначными социальными последствиями, так как выдавливает из активной трудовой деятельности работника и обостряет таким образом проблему безработицы. Так, по данным Boston Consulting Group «от 9 до 50% всех ныне существующих профессий могут исчезнуть в ближайшее десятилетие по причине цифро-визации, а 19% всех рабочих могут быть заменены роботами на 81%.» [Россия 2025: от кадров к талантам, 2017] С учетом того, что скорость внедрения инноваций в производственно-хозяйственную деятельность организаций в современном глобальном мире такова, что структура предложения услуг на рынке труда не успевает за изменениями в структуре спроса на рабочую силу, следует ожидать еще большего обострения данной проблемы. На этапе массовой роботизации ещё ярче проявится тенденция изменений центра тяжести в структуре рабочих мест из сферы производства в сферу услуг.
Хотя, приходится признать, что для «России роботизация пока остается экзотикой: на 10 тыс. работников предприятий в 2017 году приходился один промышленный робот. (Южная Корея - 531, Япония - 323, ФРГ - 282, США - 176, Китай - 49)» [Роботы не приживаются на российских заводах, 2016]. По оценкам экспертов, в данном направлении от стран, совершивших технологический прорыв, мы отстаём на 7-10 лет.
Другим важным направлением в сфере инновационных цифровых технологий можно назвать массовое внедрение технологии 3D- печати, которое способно привести к качественным преобразованиям в медицине, образовании, промышленности и даже строительстве. Сейчас использование 3D технологий сдерживается их высокой стоимостью. Однако их несомненные преимущества - сокращение времени производства продукта, снижение транспортных издержек, возможность создания сложных и уникальных объектов - делают такие технологии привлекательными для широкого массового применения. Так, специалисты прогнозируют, что уже к 2025 году с помощью технологии 3D - печати будут производиться потребительские товары [Шваб, 2016]. Очевидно, что подобные новации неизбежно приведут к изменениям в структуре занятости.
Цифровая революция создает дополнительные, практически не ограниченные, возможности для получения новых знаний, наращивания человеческого капитала, профессионального роста.
С переходом к постиндустриальному обществу, особенно в эпоху цифровизации, приходит понимание того, что социальную политику нельзя однозначно рассматривать в качестве затратной статьи расходов бюджета. И в теории, и на практике получает подтверждение факт значительной отдачи от высококачественного человеческого капитала.
Так нобелевский лауреат Г.Беккер в качестве основных инвестиций, формирующих человеческий капитал выделял и образование (как общее, так и специальное), и здравоохранение, и расходы на воспитание детей, смену работы, миграцию и другие вложения, «так или иначе способствующие развитию производительной силы человека, содействующие её культурному и интеллектуальному росту.» [Becker, 1964]. «Таким образом, Г.Беккер обосновал эффективность вложений в человеческий капитал, впервые осуществив статистически корректный подход экономической эффективности образования, перейдя от текущих показателей к показателям, охватывающим весь жизненный цикл (пожизненные заработки). Благодаря этому подходу на практике образование всё больше начинают рассматривать как источник экономического роста.» [Деханова, 2017]
Другой основоположник теории человеческого капитала Т.Шульц в качестве главной его составляющей выделяет институт образования: «если образование влияет на производство, что важно для экономики, то, следовательно, это и есть форма капитала» [Shultz,1962]. И поскольку «одной из форм капитала является образование, человеческим его называют потому, что эта форма становится частью человека, а капиталом является вследствие того, что представляет собой источник будущих удовлетворении или будущих заработков, либо того и другого вместе» [Shultz,1962].
В данной связи необходимо сделать ремарку: для эффективной конвертации человеческого капитала, например, в экономический капитал, его необходимо постоянно преумножать и развивать посредством, например, обучения в течение всей жизни, повышения квалификации и т.п. Однако в условиях ярко выраженного социального неравенство подобные возможности есть далеко не у всех. Так, в результате цикла исследований 2006-2013 гг. Института социологии РАН, посвящён-ных проблеме неравенства в современной России и его восприятию россиянами, неравенство в доступе к получению образования считают несправедливым и болезненным для себя лично и для общества в целом порядка 30% опрошенных. «При этом всё более значимым фактором, особенно в условиях кризиса, становится неравенство возможностей получить работу, обеспечивающую достойный уровень жизни: 32% россиян считают такой вид неравенства болезненным для общества» [Горшков, 2014]. В качестве другой значимой для современной России проблемы необходимо обозначить доступность качественного высшего образования.
Показательна структура занятых в различных странах в зависимости от уровня (стадии) экономического развития. Так, например, доля занятых в сфере, условно обозначенной как «знание», включающей в себя высококвалифицированный интеллектуальный труд и когнитивные нерутинныые задачи в странах, которые можно отнести к экономике ресурсов (Эфиопия, Уганда, Зимбабве и др.) составляет 1-2%. Например, к данной категории можно отнести профессии преподавателя, врача, ученого, высококвалифицированного инженера, руководителя. В то время как в странах, относящихся к переходному типу от экономики ресурсов к экономике знаний доля высококвалифицированных специалистов колеблется от 8% в
Малайзии и Саудовской Аравии до 17% в России. В странах уже достигших уровня экономики знаний, таковых от 24-25 % (Япония, США) до 34% в Сингапуре и 45% в Великобритании. Соответственно, доля занятых в сферах, требующих лишь базового уровня квалификации (уборщики, продавцы, водители, грузчики, охранники), в странах экономики ресурсов составляет от 67% в Эфиопии до 57 в Уганде, в странах переходного типа от 51% в Малазии до 35% в России, а в странах, экономики знаний - от 30% в Японии до 15-17% в Германии и США. [Boston Consulting Group, 2017]
Индикатором того, можно ли отнести ту или иную экономику, к экономике знаний по методологии Расмуссена, является, с одной стороны, спрос на высококачественный человеческий капитал экономики страны, а, с другой стороны, предложение, которое обеспечивают отрасли, его производящие. Приходится констатировать, что сегодня в России «нет критической массы спроса на знания. По уровню привлекательности рынка труда для талантов Россия отстает не только от развитых, но и от многих развивающихся стран, продолжая терять таланты. Во многом это связано с тем, что российская экономика продолжает быть преимущественно сырьевой, ориентированной на экспорт природных ресурсов. Спрос на труд в целом остается примитивным, в структуре работодателей доминирует государство.» [Boston Consulting Group, 2017].
Однако в целом вектор развития таков, что инновации способствуют улучшению возможности образования, росту качества трудовых ресурсов, изменению профиля работника и требования к нему. Работа становится более мобильной, повышается степень автономности труда и освоение большего числа компетенций. При этом основное бремя ответственности за повышение квалификации и life long learning (обучение на протяжении всей жизни) должны нести не только и не столько отдельные домохозяйства, но и государство, и бизнес, как основные выгодополучатели от инвестиций в человеческий капитал. Особенно роль государства и бизнеса возрастает в условиях низкой ресурсообеспеченности большинства домо-хозяйств в современной России: по данным экспертов на 2017 год лишь 30% домохозяйств сегодня имеют так называемый бюджет развития.
Тем не менее в среднем по России затраты работодателей на обучение сотрудников в 10 раз меньше, чем в Европе. В образовательных программах в нашей стране участвуют 15% работоспособного населения и 1% пенсионеров - для сравнения, в развитых странах это 40 и 5% соответственно [Boston Consulting Group, 2017]. Таким образом, приходится констатировать отсутствие практики обучения и повышения квалификации на протяжении всей трудовой жизни: большинство людей в современной России заканчивают период обучения к 25 годам, а повышение квалификации отличает крайне формальный характер. При этом сами работники часто не сознают необходимость регулярного повышения квалификации, сопротивляясь инновациям в организации трудового процесса и мобильности из-за отсутствии корреляции между уровнем квалификации и оплаты труда. Этот фактор конечно же не может не влиять на процесс внедрения инноваций в различных сферах народного хозяйства и, в конечном итоге, на уровень социально-экономического развития. Можно прогнозировать усиление социальной напряжённости в сфере труда и занятости, которая может быть связана с увеличением безработицы из-за неэффективности предприятий, не способных гибко реагировать на вызовы быстро развиваю-
щейся цифровой среды. Особая роль здесь принадлежит, конечно же, крупным предприятиям, поскольку именно они везде в мире являются драйверами инноваций.
Ряд экспертов сходятся во мнении, что, к сожалению, в современной России «не создана среда, необходимая для развития и самореализации человека. Существенная доля занятых из-за низких зарплат работает в условиях «трудовой бедности», а почти 6,5% трудоспособного населения России (4,9 млн чел.) получают зарплату на уровне МРОТ. При этом любая работа в стране стоит примерно одинаково (например, разница в оплате труда водителя и врача в РФ - 20%, в то время как в Германии - 174%, в США - 261%, в Бразилии - 172%), что снижает мотивацию людей к выбору высококвалифицированных профессий. В результате 98% населения страны отдает приоритет безопасности и стабильности, а не ценностям роста.» [Россия 2025: от кадров к талантам, 2017]. Перечисленные факторы не могут не влиять на конкурентные позиции России в глобальной экономике знаний.
Итак, практико-ориентированная образовательная среда для переподготовки и перманентного повышения квалификации занятых (life long learning, blended learning) становится важнейшей задачей в связи с ростом спроса на высококвалифицированных специалистов. Однако активное внедрение цифровых технологий ведет к сокращению численности персонала, о чем свидетельствует опыт крупных российских компаний - лидеров в сфере цифровизации, в частности, Сбербанка. Так, по заявлению главы Сбербанка Г. Грефа в 2011 году число работающих в бэкофисе Сбербанка достигало 59 тысяч человек, в 2017-12 тысяч, а в 2020 прогнозируется лишь тысяча. [Сбербанк сократит число бухгалтеров в три раза, 2017]. Очевидно, что не все сокращенные сотрудники пополнили ряды безработных. Часть была трудоустроена в структурах банка, однако многие были вынуждены искать новую работу.
Соответственно, специалисты неоднозначно оценивают риски цифровой революции для рынка труда и занятости населения в России и в мире. Одни из них считают, что цифровая трансформация однозначно приведет к сокращению занятости и росту безработицы. Карл Фрей и Майкл Осборн провели исследование вместе с Citibank, и в 2016 году авторы распространили выводы более чем на 50 стран: в среднем по странам ОЭСР в 57% профессий алгоритмы заменят людей [Россия 2025: от кадров к талантам, 2017]. Предсказуемо существенно изменится содержание сохранившихся «традиционных» профессий, так даже они не смогут не попасть в орбиту новых технологий. Особенно в уязвимом положении окажутся работники со средней квалификацией. В данной связи возможен ген-дерный дисбаланс и усиление гендерного неравенства. Ведь именно женщины сейчас занимают на рынке труда большинство позиций не требующих высокой квалификации. Ситуация здесь может только ухудшиться, так как прогнозируется сокращение именно таких позиций. Так, ожидается появление одного нового рабочего места на три потерянных мужских рабочих места и на пять женских.[Сизова, Хусяинов, 2017]
Одним из значительных и тяжёлых социальных последствий цифрового перехода может стать появление на рынке труда так называемых «лишних людей», то есть тех, чей уровень квалификации и навыков не позволит адаптироваться к изменениям, освоить новые компетенции и конкурировать за рабочие места. Какова же в данной ситуации должна быть роль государства и социально ответственного бизнеса? Ответ очевиден - для снижения социальной напряжённости и государ-
ство, и бизнес должны массово внедрять программы переквалификации работников. А по мнению некоторых экспертов, государство даже должно будет осуществлять выплаты «базового безусловного дохода», не зависящего от трудоустройства его получателей для решения сразу двух задач: социальной (обеспечение минимального гарантированного дохода) и экономической (стимулирование спроса).
В числе основных трендов в сфере занятости в развитых странах прогнозируется также возрастающее неравенство в доходах, несмотря на динамичный рост экономики. Вполне предсказуемо, попадание в уязвимые группы работников тех, кто вынужден за невысокую заработную плату выполнять несложные задачи.
Если говорить о перспективах рынка труда в России, то существуют прогнозы об исчезновении в ближайшие десять лет примерно 6,5 млн. рабочих мест. При этом 20 - 25 млн. из сохранившихся потребуют от потенциальных кандидатов новых знаний и компетенций. Фактически речь идет о глубоких качественных преобразованиях в структуре занятости российского населения [Варламов, 2019]. Другие эксперты придерживаются иной позиции, более оптимистично оценивая будущее: «Большой технологический сдвиг, начавшийся в промышленности сегодня, завершится к 2025 году. Технологии Индустрии 4.0 приведут к сокращению около 610000 рабочих мест, но в этот же период появится около 960000 новых вакансий» [По-леванов, 2017]. Не исключено, что прогнозы «оптимистов» вполне реалистичны. Мы связываем это, прежде всего, с так называемым эффектом «низкой базы». В частности, в России в 2016 году 43% работающих использовали для работы Интернет. Это немало. Но в Германии еще в 2014 году Интернетом пользовались в рабочих целях 92% работников, данные навыки теперь считаются элементарной цифровой грамотностью («Digital Literacy») [Сизова, Хусяинов, 2017]. Если учесть тот факт, что по количеству пользователей Интернета Россия занимает шестое место в мире и первое место в Европе, потенциал цифровизации экономических процессов и внедрения цифровых технологий в бизнес - практики российских организаций представляется значительным.
Итак, мы видим, как меняется спрос и предложение на рынке труда, организация и содержание работы, структура трудовых доходов под воздействием цифровой революции. В целом, резюмируя данные статистики и социологических исследований относительно новой модели занятости в России, характеризующейся использованием интернета и компьютерных устройств, можно прийти к выводу, что подобная занятость согласуется с требованиями к работникам в области цифровой грамотности. Однако подобного рода занятость имеет ряд ярко выраженных недостатков. Во-первых, приходится констатировать, что она плохо регулируется; работники чувствуют себя социально незащищёнными. Во-вторых, часто подобная занятость является низкооплачиваемой, в связи с чем работники используют её скорее как подработку, чем в качестве основного места работы. В-третьих, «включение в высоко технологичную среду основной массы наемных работников, соответственно тормозится процесс изменения труда и занятости (мобильность, гибкость работы, повышение квалификации, автономность и оценка по результатам)» [Сизова, Хусяинов, 2017].
Цифровые технологии способствуют развитию новых форм труда, к которым, в частности, относятся: crowdwork - онлайн-работа на базе Интернет, позволяющая устанавливать контакт
между неограниченным количеством юридических и физических лиц независимо от их территориального местонахождения; work-on-demandviaapps - работа, предлагаемая посредством мобильных приложений. Информатизация общества будет способствовать переходу к дистанционной работе, к работе с временной или неполной занятостью, в собственном бизнесе, вне штата, в обособленном подразделении (филиале или представительстве) крупного предприятия, к работе на нескольких работодателей, на условиях подряда и т. д. Такие перемены существенно повлияют на социальные отношения, пенсионное страхование и страхование по безработице [Сизова, Хусяинов, 2017].
Цифровизация способствует тому, что любимое занятие из разряда хобби может трансформироваться в источник заработка. Однако для этого требуются специальные знания, навыки и умения, без которых сложно определить сегмент рынка для производимого продукта. Неслучайно фриланс затрагивает в первую очередь высококвалифицированных профессионалов.
Если говорить в ситуации с развитием самозанятости в мире, то появление платформенных решений (таких, как Uber, Airbnb, YouDo, Profi.ru) позволяет соединять поставщиков и потребителей услуг без посредников. «Только в Европе объем транзакций через платформы, предоставляющие услуги по запросу (уборка, парикмахерские, обучение), а также совместное пользование автомобилями и недвижимостью, к 2025 году вырастет в 20 раз, увеличив занятость в этом сегменте минимум на 17%.» [Россия 2025: от кадров к талантам, 2017].
В России также наблюдается расширение новых, более гибких и нестандартных форм занятости. В настоящее время 33% россиян готовы работать дистанционно, по временному трудовому договору - 41%. На себя готовы трудиться 43%, при этом у молодежи в возрасте 18-29 лет этот показатель заметно выше - 54%, у представителей старшего поколения (50-59 лет) - ниже, только 23%. При этом специалисты отмечают, что предпринимателями и самозанятыми готовы стать прежде всего лица с высоким уровнем образования [Забелина и др., 2018]. Это означает, что большинство молодых россиян понимают неизбежность изменений, которые в обозримой перспективе ожидаются на национальном рынке труда, не рассчитывают на поддержку со стороны государства и готовы к переменам в своей профессиональной деятельности.
Развитие новых, дистанционных форм занятости, ее «интернетизация» актуализирует проблему неформальной, неподконтрольной государству занятости. По оценкам Росстата, в России в 2018 году в неформальном секторе экономики были заняты 15,4 млн. человек, что составляло свыше 21% от общей численности занятых в народном хозяйстве страны. Однако высказывается мнение, что это далеко не полные данные. Отдельные специалисты считают, что этот показатель составляет 25 млн. человек, или 30% занятых, при этом для более чем 90% занятых эта работа является единственной возможностью поддержать приемлемый уровень доходов домохозяйства [Сафонов, Некипелова, 2018].
Конечно, труд далеко не всех занятых в неформальном секторе связан с использованием Интернет - технологий. Не все они являются высококлассными высокооплачиваемыми профессионалами. Однако неформальная занятость, находясь вне сферы государственного контроля, создает для государства дополнительные риски сокращения бюджетных доходов, выполнения им социальных обязательств перед собственными
гражданами, криминализации общественной жизни. Первая серьезная попытка вывести самозанятых из «тени» предпринята в 2019 году. С 1 января в стране в четырех регионах -Москве, Республике Татарстан, Московской и Калужской областях - в рамках долгосрочного эксперимента, который продлится до 31 декабря 2028 года, в целях легализации доходов самозанятых внедрена новая система налогообложения «Налог на профессиональный доход». Налогом облагаются доходы от профессиональной деятельности товаров (работ, услуг, имущественных прав). Налоговый период устанавливается в календарный месяц. Налоговая ставка предусмотрена в размере 4% в отношении доходов, полученных от реализации товаров и услуг физическим лицам и 6% - юридическим лицам и индивидуальным предпринимателям. Максимальный доход, при котором допускается использование данной системы налогообложения, не должен превышать 2,4 млн. рублей в год. При этом налогоплательщик не обязан платить страховые взносы в государственные внебюджетные фонды [ФЗ № 422, 2018].
Интересно, что внедрение данной системы стало возможным благодаря цифровизации. В частности, регистрация налогоплательщиков осуществляется через мобильное приложение «Мой налог» без личного посещения соответствующих налоговых органов. Доходы самозанятых предполагается контролировать при помощи использования цифровых технологий, в частности, технологии Bigdata. Предсказать результаты эксперимента сложно. Россияне не любят платить налоги. Многие из них не доверяют власти, предполагая, что следующим шагом будет резкое повышение налоговой нагрузки на самозанятых, официально оформивших свои отношения с государством. Однако в российском обществе постепенно формируется современная правовая и налоговая культура. Ее носителями являются прежде всего представители нового социального класса - образованные, ориентированные на успех профессионалы. Если российское государство будет двигаться в направлении усиления правового и социального характера, если власть и гражданское общество наладят эффективные коммуникации, данная налоговая новация может стать успешной.
При этом следует еще раз подчеркнуть серьезные социальные риски, которые несет цифровая революция. Приведенный выше пример Сбербанка свидетельствует о реальной угрозе масштабного сокращения занятости. Конечно, потребность российской экономики в высококвалифицированных специалистах, способных адаптироваться к цифровой трансформации, использовать и развивать цифровые технологии высока. Поэтому важнейшим направлением политики российского государства в условиях цифровой революции должна стать подготовка и переподготовка кадров для цифровой экономики. Неслучайно в Государственной программе «Цифровая экономика России» образование и кадры выделяются как важнейшее условие ее успешной реализации. Подчеркивается, что для этого необходимо «создание ключевых условий для подготовки кадров цифровой экономики; совершенствование системы образования, которая должна обеспечивать цифровую экономику компетентными кадрами; рынок труда, который должен опираться на требования цифровой экономики; создание системы мотивации по освоению необходимых компетенций и участию кадров в развитии цифровой экономики России» [Программа «Цифровая экономика Российской Федерации», 2017].
На наш взгляд, цифровая трансформация не приведет к шоковым негативным изменениям на российском рынке труда. Не в последнюю очередь это обусловлено тем, что многие цифровые технологии пока еще в недостаточной степени интегрированы в бизнес - процессы и инфраструктуру российских компаний, что накладывает на их использование ряд ограничений. Но серьезные изменения в структуре занятости неизбежны, поэтому государство, бизнес и общество должны быть к ним готовы.
Цифровизация, наряду с глобализацией, актуализирует неразрывно связанные со сферой социально - трудовых отношений проблемы социального неравенства и социальной справедливости. Ни для кого не является секретом, что наиболее высокооплачиваемые рабочие места связаны с цифровой экономикой и встроенностью в глобальные цепочки формирования потребительных стоимостей. Глобализация и цифрови-зация принципиально меняют характер социального неравенства, придают ему новое качество. Это интенсифицирует и усложняет социальные процессы, придавая неравенству новое качество. Цифровая революция создает так называемо цифровое неравенство, проявляющееся в неравном доступе к Интернету, цифровым технологиям, образовательным услугам и информации в данной сфере. Задача государства - обеспечить цифровое равенство, то есть равный доступ к цифровым знаниям. Ведь цифровое неравенство становится самостоятельным фактором материального и социального неравенства, бедности, эксклюзии и усиления конфликтности в обществе.
В рейтинге стран мира по уровню развития электронного правительства по данным ООН [The UN Global E-Government Development Index], который разрабатывается раз в два года для 193 стран-членов ООН Россия занимала 32 место в 2018 году. Среди критериев обозначено развитие онлайн-сервисов, ИКТ-инфраструктура и человеческий капитал. В первой десятке: Дания, Австралия, Великобритания, Южная Корея, Сингапур, Финляндия, Швеция, Новая Зеландия, Франция, Япония (Рейтинг электронного правительства). В данной связи нельзя не отметить лидирующие позиции Москвы в аналогичном рейтинге по городам (вслед за ней идут Кейптаун, Таллинн, Лондон, Париж и Сидней). Сопоставляя место России и место Москвы в этих рейтингах, можно сделать выводы о ярко выраженном цифровом неравенстве в нашей стране.
Для оценки уровня цифрового неравенства используется индекс «Цифровая Россия». Он разработан в бизнес - школе «Сколково» с целью оценки уровня цифровизации страны и ее отдельных регионов. Показатель в целом отражает уровень использования цифровых технологий в повседневной жизни людей, деятельности органов государственной власти и местного самоуправления, бизнес - практиках, продуктах. С одной стороны, результаты исследования свидетельствуют о глубоком цифровом неравенстве российских регионов, с другой -демонстрируют тенденцию к его постепенному преодолению. Так, по 100-балльной шкале в 2018 году индекс колебался в диапазоне от 39,74 (Республика Тыва) до 77,03 (Москва) баллов, в то время как в 2017 году интервал составлял 26,06-70,01 балла. Авторы отмечают как интерес органов государственной власти и местного самоуправления к цифровизации государственных услуг, так и мотивацию частного бизнеса к развитию цифровых технологий. При этом констатируется, что на конец 2018 года 25% населения России не имело доступа к интернету [Цифровая Россия, 2019]. Без доступа к сети Интернет человек исключается из системы современных социальных связей. Он
частично теряет возможность пользоваться государственными, медицинскими и образовательными услугами, получить высокооплачиваемую интересную работу, повысить профессиональную квалификацию, приобрести качественный продукт по доступной цене. Его уделом становится низкодоходный труд, полная трудностей социальная реальность, бедность и эксклю-зия. Неслучайно, что при среднероссийском уровне безработицы в 5,2% Москва является самым благополучным регионом (1,4%), а Республика Тыва относится к регионам с наиболее высоким уровнем безработицы (18,3%) [Росстат, 2018]. Таким образом, цифровая революция, проявляющаяся в накоплении и обработке информации, ее структурировании и анализе с помощью компьютеров, в автоматизации и роботизации все большего числа бизнес - процессов, является противоречивым феноменом. Она способна стать драйвером роста российской экономики, создавая при этом риски для рынка труда. Для многих массовых профессий существует угроза исчезновения в краткосрочной и долгосрочной перспективе. Цифровые технологии изменяют характер труда и компетенции работников. Конечно, уголь будут добывать шахтеры, металл выплавлять металлурги, а хлеб выпекать пекари. Однако под влиянием цифровой трансформации требования к работникам этих, как впрочем, и других профессий, изменятся принципиально. Потребуются новые знания, навыки, умения. Возникает угроза масштабной структурной безработицы. В этих условиях политика государства должна быть направлена на развитие системы образования, подготовки и переподготовки работников, способных адаптироваться к массовому внедрению цифровых технологий. Другим важным направлением политики государства должно стать цифровое выравнивание, обеспечение доступа к достижениям цифрови-зации для всех российских граждан.
Статья проверена программой «Антиплагиат». Оригинальность 81,38%.
Список литературы:
1. Becker G.S. Human Capital: Theoretical and Empiric Analysis.-N.Y., 1964.
2. Boston Consulting Group (2017) Embracing Industry 4.0 - and Rediscovering Growth. URL: https://www. bcg.com/capabilities/operations /embracing-industry-4.0- rediscovering-growth.aspx ( 04.05.2018).
3. Варламов Е. Цифровая экономика без человеческого капитала несостоятельна. URL.:http: tass.ru/opinions/interviews/5100624 Дата обращения: 30.05.2019.
4. Васильев В.П., Деханова Н.Г. Факторы формирования человеческого капитала в сфере высшего образования // Вестник Московского университета. Сер.18. Социология и политология, 2017, № 3, С. 237-248.
5. Горшков В.К. Общественные неравенства как объект социологического анализа // Социологические исследования. 2014. № 7.
6. Гребенюк А.А. Модернизация российского образования в контексте смены технологического уклада // Известия Российской академии образования. 2011. № 3 (19). С. 101-112.
7. Деханова Н.Г. Особенности формирования человеческого капитала в современной России// Социально-политические науки. 2017. № 5. С. 52-55.
8. Забелина О.В., Майорова А.В., Матвеева В.А. Новые формы занятости и готовность работающего населения России к активному поведению на рынке труда. // Социально - трудовые исследования, 2018, №4, с.13 -27.
9. ILO, International Labour Organization (2017) Perspectivassociales y delempleoen el mundoTendencias 2017, P1-4. URL: https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/pub lic/---dgreports/---dcomm/---publ/documents/publicatio n/wcms_540901.pdf Дата обращения: 17.04.2018
10. Княгинин В.Н. Цифровая трансформация компаний // Центр Стратегических разработок, URL.: https://www.comnews.ru/content /115296/2018-10-11/vladimir-nikolaevich-knyaginin-professor-biznes-praktiki-nauchnyy-direktor-centra-cifrovoy-transformacii-biznes-shkoly-skolkovo-vice Дата обращения: 10.06.2019
11. McKinsey Global Institute (2015) Unlocking the potential of the Internet of Things. URL: https://www. mckinsey.com/business-functions/digital-mckinsey/our-insights/the-internet-of-things-the-value-of-digitizing-the-physical-world ( 03.04.2019).
12. Нунес Е.С.А., Дуболазов В.А. Рынок труда и образование в условиях четвертой промышленной революции // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Экономические науки. 2018.Т. 11, № 5.С. 38-45. OECD (2013) Perspectives on Global Development (2013)Industrial Policies in a Changing World. URL: http://www. oecd.org /dev/pgd/pgd2013.htm ( 19.03.2018).
13. URL.:https://www.vedomosti.ru/economics/articles/2017/04/04 /685622-sredstva-dlya-razvitiya Дата обращения: 22.05.2017.
14. Официальный сайт Росстата. - www.gks.ru
15. Программа «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденная Распоряжением Правительства Российской Федерации от 28 июля 2017 г. №1632// официальный сайт Правительства Российской Федерации. URL.:http://static.goverment.ru/media/files/ Дата обращения: 12.06.2019.
16. Роботы не приживаются на российских заводах// Ведомости. 13.10.2016. // URL.:https://www.vedomosti.ru/technology/articles/ 2016/11/14/664697-roboti-ne-prizhivayutsya Дата обращения: 05.06.2019.
17. Россия 2025: от кадров к талантам/ The Boston Consulting Group, URL.: http://d-russia.ru/wp-co11/Skills_Outline_web_tcm26-175469. pdfntent/uploads/2017/ Дата обращения: 07.06.2019.
18. Сафонов А.А., Некипелова Д.В. Оценка влияния налогового маневра на сокращение количества занятых в неформальном секторе экономики России.// Социально - трудовые исследования, 2018, №4, с.28-41
19. Сбербанк сократит число бухгалтеров в три раза. URL.: Lenta.ru 29 июня 2017 r:https: //lenta.ru/news/2017/06/29/akkountant. Дата обращения: 05.06.2019.
20. Schultz T. Reflection on Investment in Man // The Journal of Political Economy. 1962. Vol. LXX.Suppl. Oct.
21. Сизова И. Л., Хусяинов Т. М. Труд и занятость в цифровой экономике: проблемы российского рынка труда // Вестник СПбГУ. Социология. 2017. Т. 10. Вып. 4. С. 376-396. URL.:https://doi.org /10.21638/11701/spbu12.2017.401 Дата обращения: 01.06.2019.
22. Федеральный закон от 27.11.2018 г. №422 - ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального налогового режима «Налог на профессиональный доход» в городе федерального значения Москве, в Московской и Калужской областях, а также в республике Татарстан (Татарстан)».
23. Холоденко Ю.А. Модернизация социальной политики современного российского государства// Вестник Московского университета. Серия 18: Социология и политология. 2014. № 4. С.99-108.
24. «Цифровая Россия». URL.: https://finance.skolkovo. /downloads/documents/FinChair/ResearchReports/SKOLKOVO_Digital_R ussia_Fu ll_2019-04_ru/pdf. Дата обращения: 11.06.2019.
25. Шваб К. Четвертая промышленная революция М.: Эксмо, 2016. 139с.
26. World Economic Forum (2016) The future of jobs, Switzerland, 2016. P. 5-26. URL: http://www3.wef
РЕЦЕНЗИЯ
на статью «Социальные вызовы цифровой революции» канд. социол. наук, доц. кафедры социологии государственного управления Социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Дехановой Н.Г., канд. экон. наук, доц. кафедры социологии государственного управления Социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Холоденко Ю.А, Статья Дехановой Н.Г., Холоденко Ю.А. «Социальные вызовы цифровой революции» соответствует тематике журнала «Проблемы экономики и юридической практики» по научному направлению 08.00.00 -экономические науки.
Статья посвящена крайне актуальной проблеме цифровизации, значительно преобразующей социальную реальность, способствующей динамизации процессов социально-экономических изменений.
Целью исследования являлось выявление влияния цифровой революции на трансформацию рынка труда и структуры занятости населения, роли государства в данных процессах.
В качестве метода получения эмпирической информации был использован вторичный анализ данных социологический исследований, проведённых Институтом социологии РАН (Горшков, 2014), НИУ ВШЭ (Социальная дифференциация высшего образования, 2005), посвящён-ных доступности и качеству образования в современной России. Авторами также рассматриваются эмпирические данные, содержащиеся в докладе «Россия 2025: от кадров к талантам», посвящённом изменению структуры занятости в условиях цифрового перехода и экономики знаний, подготовленном Boston Consulting Group
(BostonConsultingGroup, 2017). Значительную часть эмпирической базы исследования составляют статистические данные: Росстата (Росстат, 2018), данные, содержащиеся в Программе «Цифровая экономика Российской Федерации», принятой в 2017г.
В ходе анализа эмпирических данных в исследовании решались несколько задач. Во-первых, определялись параметры структуры занятости населения в зависимости от уровня (стадии) экономического развития в стране. Во-вторых, выявлялась специфика занятости в условиях цифровой трансформации, последствия и риски этой трансформации для всей совокупности общественных отношений. В-третьих, анализировалась ситуация на рынке труда в современной России, рассматривались перспективные направления развития занятости и государственной политики в данной сфере.
Сделанные выводы вполне обоснованны и представляют несомненный научный интерес.
Оригинальность авторского текста - выше 80%, что позволяет сделать вывод о самостоятельности работы.
Научная статья Дехановой Н.Г., Холоденко Ю.А. «Социальные вызовы цифровой революции» соответствует всем требованиям, предъявляемым к работам такого рода. Данная статья может быть рекомендована к публикации в журнале «Проблемы экономики и юридической практики» Издательского дома ЮР-ВАК.
д-р экон. наук, заместитель директора по научной работе
Высшей школы современных социальных наук
(факультета)
МГУ им. М.В. Ломоносова
Гребенюк А. А.
SOCIAL CHALLENGES OF THE DIGITAL REVOLUTION
©Dekhanova Natal'ya G., PhD in sociology, associate professor, Faculty of Sociology
Work place: Lomonosov Moscow State University (MSU); The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA)
ndehanova@mail.ru
©Kholodenko Yurij A., PhD in economic, associate professor, Faculty of Sociology Work place: Lomonosov Moscow State University (MSU)
hol.u@mail.ru
Annotation: the article analyzes the impact of the digital revolution on the transformation of the labor market and the structure of employment, the role of the state in these processes. As a method of obtaining empirical information, the authors used a secondary analysis of sociological research data conducted by the Institute of sociology of the Russian Academy of Sciences in 2014-2016, HSE on the availability and quality of higher education and the quality of education in modern Russia; empirical data contained in the report «Russia 2025: from human resources to talent» on changing the structure of employment in the context of digital transition and the knowledge economy, prepared by Boston Consulting Group (Boston Consulting Group, 2017). The statistical data of Rosstat (Rosstat, 2018) and the data contained in the Program «Digital economy of the Russian Federation » adopted in 2017 also serve as an empirical base.
During the analysis of empirical data in the article several problems were solved. First, the parameters of the employment structure were determined depending on the level (stage) of economic development in the country. Secondly, the specificity of employment in the conditions of digital transformation, the consequences and risks of this transformation for the whole set of social relations were revealed. Thirdly, the situation on the labor market in modern Russia was analyzed, promising directions of development of employment and state policy in this sphere were considered. The solution of these tasks determine the practical significance and scientific value of this article. Keywords: digital transformation, employment policy, human capital, digital inequality, digital technologies.
Reference list:
1. Becker G.S. Human Capital: Theoretical and Empiric Analysis.-N.Y., 1964.
2. Boston Consulting Group (2017) Embracing Industry 4.0 - and Rediscovering Growth. URL: https://www. bcg.com/capabilities /operations/embracing-industry-4.0- rediscovering-growth.aspx (04.05.2018).
3. ILO, International Labour Organization (2017) Perspectivassociales y
delempleoen el mundoTendencias 2017, P1-4. URL: https://www.ilo.org /wcmsp5/groups/pub lic/---dgreports/---dcomm/---publ/documents /publicatio n/wcms_540901.pdf
4. McKinsey Global Institute (2015) Unlocking the potential of the Internet of Things. URL: https://www. mckinsey.com/business-functions/digital-mckinsey/our-insights/the-internet-of-things-the-value-of-digitizing-the-physical-world ( 03.04.2019)
5. Schultz T. Reflection on Investment in Man // The Journal of Political Economy. 1962. Vol. LXX.Suppl. Oct.
