CC BY
22Социальные трансформации в условиях институциализации процессов цифровизации национальной экономики
Игумнов Олег Александрович,
кандидат педагогических наук, доцент, ФГБОУ ВО «Московский педагогический государственный университет» E-mail: oleg_igumnov@mail.ru
В статье представлены результаты анализа отдельных социальных последствий цифровизации экономики России, которые автор рассматривает с позиции их обусловленности процессами цифровизации, а также сопровождающих их новых явлений социальной жизни (динамика структуры рынка труда, прекаризация, сужение сфер продуктивной, творческой деятельности человека вследствие роботизации и т.п.). На основе анализа указанных процессов автор приходит к выводу о необходимости усиления внимания к проблемам развития социального управления в условиях цифровизации и поворота от «умного регулирования» (как фиксации контролирующей функции) и имитации управленческой деятельности к «умному управлению», реализующему технологию социально ориентированного управления. Одним из средств преодоления социального отчуждения индивидов в условиях цифровизации автор предлагает рассматривать социальный капитал организации, в частности, его реляционный компонент.
Ключевые слова: цифровая экономика, цифровые технологии, цифровизация, стадия экономического развития, социальные отношения, социальный капитал, социальное взаимодействие, прекаризация, социально ориентированное управление.
Термин «цифровая экономика» находится в научном обороте с 1995 года после публикации работы Н. Нег-ропонте [18]. В настоящее время в экономическом дискурсе нет, пожалуй, более популярного термина, чем «цифровая экономика». Так, по запросу данного термина система Яндекс по состоянию на 15 августа 2022 года предоставила 5 млн записей содержащих понятие «цифровая экономика» (47 тыс. показов в месяц); поисковая система Яндекс - 3 млн записей).
Широкая представленность цифровых технологий в реальном секторе экономики и экономическом дискурсе, тем не менее, не получила полного теоретического осмысления феномена цифровой экономики. В частности, не сложилось общепринятое определение цифровой экономики; нет однозначного представления об использовании термина «цифровая экономика» в качестве характеристики стадии развития экономики. Только начата работа по системному описанию рисков активного развития цифровой экономики, хотя ещё в работах Э. Гид-денса содержится предостережение о том, что цифровые технологии и конвергенция несут не только большие возможности, но и непредвиденные риски [4]. Аналогичной точки зрения придерживается и академик РАН В.В. Ивантер: «цифровые технологии не решают новые проблемы - они их создают» [Цит по: 6, с. 21].
Для понимания сущности концепта «цифровая экономика» как одной из стадий экономического развития целесообразно определить стадию как способ производства, предполагающий совокупность орудий, предметов и технологий труда. В перечень указанных факторов, по мнению Г.Б. Клейнера, логично включить и результаты производства. По его мнению, если «основными результатами производства являются материальные продукты, работы или услуги, то экономика находится в стадии индустриального способа производства. Если же непосредственным результатом производства являются нематериальные ценности - данные, информация, знания и т.п., то целесообразно говорить о постиндустриальном способе производства. В развитой цифровой экономике основной результат производства - это цифровые образы реальных товаров, работ или услуг. Соответственно, основными объектами распределения, обмена и потребления также служат цифровые образы товаров, работ, услуг» [10, с. 12].
Основной характеристикой информационного общества выступает персонализация продуктов производства, его ориентация на конкретного индивидуального потребителя [3]. Указанная особенность является ключевой, отличающей производство на стадиях информационного общества и индустриального общества, ориентированного на массовое производство однородной продукции для массового потребления и выступает одной из существенных тенденций экономики первых десятилетий XXI века.
Для определения стадии экономического развития, именуемой цифровой экономикой, необходимо чтобы изменилась не только производственная, но и потребительская функция, в результате чего основным предметом потребления становятся цифровые образы продуктов. Следовательно, цифровую экономику можно было
сз о
сг
=Е
0
1
—I
У
"О
=Е СГ
<п
I_
и
см л
интерпретировать как стадию общественного развития, необходимо, как минимум, сочетание нескольких принципиальных характеристик: а) цифровые технологии должны стать основой всех процессов экономического цикла, а также связанных с ними процессов логистики и производственных коммуникаций; б) цифровые модели замещают реальные экономические процессы и объекты; в) основным результатом производства выступают не реальные товары, работы и услуги, а их цифровые образы.
Иными словами, по мнению Г.Б. Клейнера, «в основе цифровой экономики лежит технология построения, анализа и применения цифровых моделей экономических, социальных, инженерно-технических и природно-экологических систем. В таких моделях должны концентрироваться знания о человеке, природе, обществе» [10, с. 13]. По сути, в социальном мире активно распространяется символическое потребление, порождённое «символическим» производством, что приводит к утрате подлинных ценностей, связанных с реальными потребностями, а индивидам навязываются ценности статусного потребления.
С позиций социологии данного процесса его можно интерпретировать на основе идеи Ж. Бодрийяра о наступлении новой эпохи, когда «люди в обществе окружены не столько, как это было во все времена, другими людьми, сколько объектами потребления», эпохи «неразличимости вещей социальных отношений» [2, с. 5,16], замены социальной реальности симулякрами, а реального - виртуальным.
Как и любой неустоявшийся концепт, цифровую экономику пытаются определить с различных теоретических подходов. Так, Р. Мещеряков, профессор РАН, доктор технических наук, полагает, что для определения термина «цифровая экономика» возможны 2 подхода. С точки зрения «классического» подхода, цифровая экономика - это «экономика, основанная на цифровых технологиях и при этом правильнее характеризовать исключительно область электронных товаров и услуг». С позиции «расширенного» подхода, «цифровая экономика» - это экономическое производство с использованием цифровых технологий» [20].
Приведённые определения представляются чрезмерно широкими, поскольку содержат понятия с достаточно общим смыслом («экономическое производство», «цифровые технологии») или трудно определяемые понятия («область электронных товаров и услуг» (сочетание «область товаров» представляется крайне некорректным)).
По нашему мнению, отсутствие системы ключевых дефиниций и теоретико-методологических подходов к оценке цифровой трансформации экономики и социальной сферы во многом обусловлены недостаточной операционализацией концепта «цифровая экономика» и его отграничением от аналогичных концептов, осуществление которой позволило бы создать систему статистического измерения, мониторинга и оценки цифровой экономики. Данная научная задача является вызовом для научного сообщества с учётом приоритетности развития цифровой экономики в РФ.
В нашем подходе в рамках заявленной темы статьи мы исходим из понимания экономики как системы отношений, прежде всего, социальных, образующих «социальную ткань» отношений собственно экономических (в теории марксизма называемых «производственными отношениями»), а также экономики как процесса социального взаимодействия, присутствующего и делающего возможным её функционирование на любых стадиях развития.
При этом мы опираемся на понятие «деятельность» как совместный процесс, в котором индивиды со-дей-
ствуют. Понятие «со-действие» не просто дополняет понятие «деятельность»; оно, по сути, определяет перспективу анализа, в котором традиционные понятия раскрываются через новые способы их видения и интерпретации. Со-действие логично предполагает со-бытие с другими субъектами, которое, в свою очередь, ведёт к со-изменению и сотворчеству в многообразии взаимодействий и «полифонии связей и зависимостей» [9, с. 57].
Таким образом, со-действие формирует особый фон социальных отношений в организации для формирования её социального пространства и конкурентного преимущества, представленного её социальным капиталом, что даёт возможность трактовать организацию как социальное пространство «со-бытия и со-действия многих» и выделить два аспекта предлагаемой трактовки.
Первый аспект затрагивает взаимодействие различных субъектов, их деятельность, предметные условия, её средства и результаты. В этом взаимодействии субъекты выступают в качестве условий существования друг друга в рамках организации, так или иначе, влияя на результаты деятельности друг друга. Второй аспект имеет более важный, концептуальный характер. В условиях указанного выше социального пространства (в совокупности и связях различий субъектов), дополненного возможностями цифровых технологий, формируется и воспроизводится само поле деятельности организации, то есть контур, в котором реализуется её динамика, о чём писал и К. Маркс, отмечая, что «условия и предметные воплощения процесса сами в одинаковой мере являются его моментами, а в качестве его субъектов выступают только индивиды, но индивиды в их взаимоотношениях, которые они как воспроизводят, так и производят заново» [12, с. 222].
Таким образом, организация как поле деятельности различных, но взаимосвязанных субъектов, функционирование которых взаимообусловлено, может быть представлена как пространство, но не в физическом смысле, а как пространство социальное, образуемое ими и воспроизводимое их взаимообусловленным бытиём, в рамках которого и формируется её социальный капитал как совокупность специфических социальных отношений, обусловливающих социальную эффективность и конкурентоспособность.
Реляционное измерение социального капитала непосредственно выражает сущность социального капитала как организационной ценности, основанной на доверии и нормах. Доверие предполагает готовность делиться информацией, уверенность в достоверности получаемой информации, готовность обратиться за помощью и оказать эту помощь коллегам. Управленческому персоналу необходимо использовать технологии управления, направленные на фасилитацию взаимных обменов и обязательств, что чрезвычайно важно в условиях «цифровой отчуждённости».
Интеграция социального капитала как актива в систему управления обеспечит позитивное качественное изменение социальных отношений в организации, развитие и укрепление социального партнёрства, формирование социальной солидарности и общего благоприятного организационного социально-психологического контекста, повышение уровня удовлетворённости и лояльности работников.
Индикаторами сформированности социального капитала организации, по нашему мнению, могут выступать: склонность членов организации доверять друг другу, определяющей способность к ассоциации и основанной на нормах и ценностях, разделяемых всеми ее членами; делегирование полномочий (оптимум «централиза-
ция - децентрализация»), определяемое уровнем доверия в коллективе: доверие добросовестности работников и наделение их полномочиями и правом на участие в принятии решений обусловливают более ответственное отношение к труду; информированность сотрудников об организационных процессах, знание ими как можно большего количества коллег, определяемые степенью разветвлённости горизонтальных и вертикальных социальных связей (степенью связности) в организации и готовностью к активному взаимодействию; развитие неформальных отношений в организации, обеспечивающих быстрое получение и распространение информации в силу доступности большему количеству работников.
С указанных позиций цифровая экономика может быть интерпретирована и как система социальных отношений, основанных на использовании возможностей цифровых технологий. В представленной трактовке сфера анализа процессов цифровизации расширяется, позволяя рассматривать цифровую экономику не в «чистом» виде, а как предмет социологического анализа, который предполагает поиск и интерпретацию «социального в экономическом». Кроме того, подобный подход актуален в связи с повышением интереса к роли социального фактора в процессах трансформации общества, к которым, несомненно, может быть отнесена и его цифровая трансформация.
Цифровизация обусловливает фундаментальные преобразования во всех сферах жизнедеятельности человека. Важно, что технологии при этом становятся не только драйверами формирования и развития новых отраслей и способов производства, но и способствуют трансформации социальных ролей субъектов. Формирующееся «умное» общество основано на ценностях ориентации на потребности человека, гибкости, креативности кардинально меняет как производство и рынок товаров, так и структуру рынка труда, и структуру потребления, трансформируя системы здравоохранения, образования, а также пространственное развитие РФ.
Одним из следствий цифровизации является усложнение технологий производства, приводящее к исчезновению ряда традиционных профессий, автоматизации отдельных трудовых операций и появлению новых профессий. Серьёзным социальным последствием выступает и рост спроса на неалгоритмизируемый труд и творчество, определяемое как «человеческое в человеке» [13], что лишний раз даёт повод констатировать неоднозначность социальных последствий процесса цифровизации.
Не менее серьёзной проблемой является и прека-ризация - процесс формирования нового социального слоя, образованного работниками с временной или частичной занятостью, которая носит постоянный и устойчивый характер. Являясь продуктом неолиберализма, предполагающего гибкость рынка труда, изменение размера заработной платы (преимущественно в сторону её снижения) и регулирования уровня занятости, прекаризация представляет собой, по сути, своеобразный внутренний «аутсорсинг», в результате которого собственники средств производства развитых стран предоставляют части экономически активного населения условия труда, сравнимые разве что с условиями труда в странах третьего мира.
Поскольку речь идёт о коренном о населении стран, процесс прекаризации А. Эткинд сравнивает с процессом «внутренней колонизации», под которым понимается «осуществление власти, структурированное различиями» [16, с. 18], апеллируя к работам В.И. Ленина о развитии капитализма в России. Справедливости ради отметим, что ссылки А. Эткинда на работы В.И. Ленина, употреблявшего аналогичный термин, нельзя признать
корректными в силу разноси социально-исторического контекста, в условиях которых рождались труды классика.
В частности, В.И. Ленин в своём фундаментальном труде «Развитие капитализма в России» предположил, что в больших континентальных странах, таких как Россия или США, неравномерность внутреннего развития играет роль неравенства между метрополиями и колониями. В этих странах собственные «излишки» должны уходить на колонизацию их внутренних пространств, обеспечивая развитие капитализма. Внутренние неравенства, таким образом, могут играть ту же роль, что и внешние.
Рассуждая о слабо развитых пространствах на Волге, в Сибири и других частях России, В.И. Ленин активно использовал термины «внутренняя колонизация» и «внутренняя колония» [11, с. 593-596]. Очевидно, что В.И. Ленин употреблял данные термины в совершенно ином, более широком, смысле, анализируя не только движение потоков капитала, но и демографические потоки миграции на территориях внутренней колонизации.
Динамика прекаризации представляется достаточно тревожной, поскольку по состоянию на 2018 год средний класс, формировавшийся долго и не без сложностей, и достигший пика своего положения в социально-экономической системе в 70-80-х гг. ХХ века, фактически приобрёл черты прекариата: неустойчивость социального положения, слабая социальная защищённость, отсутствие многих социальных гарантий, нестабильный доход и депрофессионализация. Данная тенденция имеет характер долгосрочного тренда социального развития, способствуя расширению нового социального слоя - «рикши XXI века». Прекаризация как социальный феномен подтверждает сложность и глубинную связь явлений социальной жизни и амбивалентный характер социально-технического прогресса: прекаризация занятости неизбежно переводит указанный процесс в другие сферы жизни, повышая её нестабильность, сложность жизненных проблем и уровень социального пессимизма.
С развитием цифровых инструментов взаимодействия значительная часть трудовых отношений и целых сегментов занятости переводится в виртуальную среду, что обеспечивает, с одной стороны, повышение гибкости форм занятости, а, с другой стороны, является причиной проблем управления персоналом в дистанционной форме, организации его труда и взаимодействия в условиях, исключающих непосредственные социальные контакты и традиционные формы социального взаимодействия.
Указанные процессы дополняются и сменой трудовых поколений, поскольку уже в ближайшее время рынок труда будет пополняться работниками-представителями поколения Z (1995-2010 гг. рождения), для которых цифровые технологии знакомы практически с рождения. Они имеют практически неограниченный доступ к информации и обладают развитыми цифровыми компетенциями, в связи с чем их называют «цифровыми аборигенами» (digital natives), «линкстерами», «Поколением», «центе-ниалами» и т.п. По данным Бостонской консалтинговой группы, их доля в общей численности занятых в мире к 2025 г. достигнет 25% [21]. Ключевым мотивирующим фактором для представителей поколения Z является возможность личностного развития (прежде всего, не связанного с работой), а не только карьерный рост и уровень оплаты труда, как у предыдущих поколений. Это требует от менеджмента организаций поиска новых источников, изменения тактики подбора и отбора, а также методов мотивации и вовлечённости представителей поколения Z.
сз о
сг
=Е
0
1
—I
У
"О
=Е СГ
<п
I_
и
см л
Увеличение скорости обмена и расширение средств обмена информацией обострило проблему повышения информационной грамотности, а также и проблему цифрового неравенства и риска «цифрового раскола». Снижение стоимости технологий, вызванное их масштабированием, привело к появлению гаджетов, обеспечивающих активную вовлечённость в социальное взаимодействие людей с ограниченными возможностями здоровья, одиноких пожилых граждан и других категорий.
Вместе с тем, повышение степени «интеллектуальности» цифровых устройств повышает и степень уязвимости их обладателей. Распространение технологий «интернета вещей», по сути, делает каждого потребителя транспарентным для любых заинтересованных лиц и структур, что логично продуцирует спрос на развитие технологий цифровой безопасности, противопоставляемых технологиям хакинга и цифровой преступности.
Отметим и другую социальную проблему, связанную с активизацией процессов роботизации и внедрения искусственного интеллекта. Выводы многочисленных исследований проблем замещения человека роботами в различных отраслях и странах, несмотря на разность концептуальных подходов, достаточно схожи. Так, по данным экономистов К. Фрея и М. Осборна, в США к 2033 году под «натиском» роботизации могут исчезнуть 47% рабочих мест, существовавших в 2018 году. По данным Мирового банка, для Китая эта доля может составить и вовсе 77%. Международная организация труда считает, что даже в таких странах, как Камбоджа, Индонезия, Филиппины, Вьетнам и Таиланд 56% работников подпадают под риск автоматизации [19].
Есть и иные гипотезы. Так, футуролог М. Какку предполагает, что трудовая деятельность будущего (речь идёт о 2050 годе) не будет предназначена для выполнения роботами, поскольку, прежде всего, будут цениться работники с высоким интеллектом, креативностью, инновационностью и стратегическим мышлением. Это серьёзный вызов системе современного профессионального образования, которое только в 5% стран планеты полностью соответствует социальному заказу со стороны экономики, и ориентировано на формирование компетенций как способностей, а не качеств как предпосылок успешности [7].
Мы не разделяем «цифрового оптимизма» ряда российских экономистов, полагающих, что опасения по поводу указанных процессов преувеличены, поскольку, по их мнению, процесс автоматизации мировой экономика проходит непрерывно и приводит к созданию новых рабочих мест. Кроме того, наши оппоненты, как нам представляется, не в полной мере осознают, что искусственный интеллект способен заместить специфические навыки, выделенные М. Поланьи, которые до недавнего времени рассматривались как исключительно человеческие (распознавание изображений и звука, их алгоритмическая обработка и трансформация, а также тонкая моторика). Это означает сужение перечня сфер деятельности, где человек может быть продуктивнее машины.
Подобные представления отражают, по нашему мнению, оптимистическое искажение, отмеченное в работах Д. Каннемана, которое будет полезно напомнить экспер-там-«цифровым оптимистам»: «Оптимистическое искажение, возможно, наиболее сказывается на принятии решений. Оно может стать как и удачей, так и бедой, поэтому, если вы оптимист по характеру, вам следует быть настороже» [8, с. 334].
По нашему мнению, доступность и открытость с использованием цифровых технологий, повышая, в определённой степени, качество жизни, приводят и к негативным последствиям, разрушая личное социальное
пространство субъектов, которое отграничивает публичное, социальное, от личного, без которого сложно сохранить субъектность как принципиальное свойство каждого человека. Преодоление границы субъектного и социального с любой целью вряд ли возможно признать обоснованным и корректным по отношению к носителю субъектности.
Отметим, что ещё не проведены исследования социальных последствий постоянного пребывания человека, по сути, в параллельной реальности, «дополненной» и «визуализированной» (в терминах цифровизации), которое в условиях отсутствия непосредственных социальных контактов может привести к появлению и развитию симптомов «социального аутизма», обусловленного невозможностью разграничить реальное и виртуальное пространство. Ряд исследователей для указанной ситуации предлагают термин «цифровой неокапитализм» (Е.И. Наумова, П. Мейсон) или «цифровой авторитаризм» (Д.А. Рущин).
Цифровые сервисы, формирование и развитие «умных» пространств, несомненно, меняют качество жизни людей, делая её относительно более комфортной. «Умные» пространства представляют собой специфическую эргатическую среду, в которой люди и технико-технологические системы открыто взаимодействуют в связанных и синхронизированных интеллектуальных экосистемах [15].
Подобное взаимодействие обозначает ещё одну проблему - проблему взаимодействия человека с цифровыми инструментами, которые прежде выполняли роль инструмента-посредника, а теперь становятся фактически равноправными «участниками» взаимодействия. В данном случае речь идёт не столько о возможностях инструментов и компетентности пользователей, а об изменении структуры коммуникационного цикла, его когнитивного (содержательного) и реляционного компонентов. Иными словами, привычные паттерны коммуникации, которые позволяли понимать, кто с кем, о чём и по поводу чего коммуницирует, сменяются новыми коммуникационными паттернами, в которых утрачивается то, что А. де С. Экзюпери называл «роскошью человеческого общения», отмечая, что «нет в мире драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком».
Указанные выше черты цифровой экономики, как нам представляется, выводят на первый план проблему социально ориентированного управления процессами, порождаемыми цифровизацией. Идея социально ориентированного управления исходит из примата интересов конкретных людей, их социальных групп в рамках социума и постоянного анализа последствий принимаемых управленческих решений.
Проблема управления в условиях цифровизации осложняется гибридизацией форм технического и социального регулирования обратных связей, поскольку рассматривается с двух позиций: концепции «умного регулирования», ориентированной на цифровой контроль, и концепции «умного управления», отличающегося явной социальной ориентацией.
В современной российской управленческой практике (подтверждённой личным опытом работы автора статьи менеджером в бизнес-структурах) достаточно часты факты подмены функций реального социально ориентированного управления функциями цифровой отчётности, основанной на статистическом обобщении данных. По сути дела, в социологии управления актуализирована проблема осуществления социально-ориентированного поворота от цифрового регулирования к «умному управлению» в условиях расширяющейся цифровизации общественной жизни, для
Термин «умное регулирование» (smart regulation) предложен австралийскими исследователями Н. Ган-нингемом, П. Грабовски и Д. Синклэром в 1998 г. [17] в качестве коннотации форм регуляторного плюрализма, включающего гибкие, оригинальные и инновационные формы административного контроля. Под «умным управлением» в социологии управления принято понимать «социально ориентированное управление», который в практике управления фактически подменяется цифровым контролем, или «умным регулированием» [14, с. 75].
Перенесённый в российскую действительность, данный термин, по мнению А.В. Тихонова и В.С. Богданова, стал отражать искажённое понимание цифровизации: не столько как «выверенная концепция социально ориентированных преобразований, выстроенная на научно-исследовательских программах», сколько как «инструмент сбора и фиксации больших данных, с которыми до сих пор не вполне понятно, что делать и как их использовать» [14, с. 76-77].
Некорректное представление о сущности цифрови-зации и её влиянии на социальную среду способствовало формированию «нового класса» высококвалифицированных управленцев, которых Э. Тоффлер называл «датакратами». Более того, появился целый слой «креативных» технократов, манипулирующих информацией на всех уровнях после того, как информация, полученная с использованием цифровых технологий, прошла процедуру «очистки» и «подгонки» под требуемые критерии.
Помимо искажения самой информации, что само по себе представляется проявлением непрофессионализма, налицо и феномен имитации управленческой деятельности, заключающийся в фактическом искажении социальной ситуации, «подмене предметно-смысловой реальности путём конструирования символической социальной реальности, создания видимости, «кажимости» [5].
Как справедливо отмечает В.П. Бабинцев, «имитация бурной деятельности - одна из типичных черт бюрократического управления. И типичность её нашла свое выражение даже в том, что аббревиатура «ИБД» представляет собой своеобразный маркер в повседневных коммуникациях служащих, свидетельствующий о принадлежности контрагентов к одной профессиональной корпорации» [1, с. 24]. Так, цифровые технологии, призванные выполнить роль инструмента управления, стали, по сути, фактором производства и воспроизводства негативного социального феномена в социальном управлении.
Анализ указанных обстоятельств даёт основание констатировать, что назрела необходимость поворота от имитации управленческой деятельности («умного регулирования») к действительно «умному управлению», которое мы рассматриваем как технологию социально ориентированного управления. В условиях цифровой экономики подобный поворот имеет экзистенциальный характер, обеспечивая институциональную сущность управления как социального феномена, в котором человек выступает в роли субъекта совместной деятельности и обратной связи с другими субъектами процесса.
Особых материальных затрат данный поворот не потребует, поскольку его осуществление связано с реализацией социальных программ, направленных на решение актуальных социальных проблем. От по-настоящему профессиональных управленцев потребуются, как минимум, интенция к занятию реальной управленческой деятельностью, а также актуализация знаний об объекте управления как субъекте, сущности, функциях и методах социально ориентированного управления и организации обратной связи в этом процессе.
Литература
1. Бабинцев В.П. Имитационные практики в государственном и муниципальном управлении // Власть. -2012. - № 5. - С. 24-29.
2. Бодрийяр Ж. Общество потребления / Жан Бодрий-яр; [перевод с французского Е.А. Самарской]. - Москва: Издательство АСТ, 2021. - 384 с.
3. БойченкоА.В. Причины возникновения и особенности информационного общества // Учёные записки Института социальных и гуманитарных знаний. -Казань. - 2016. - Вып. № 1 (14). - С. 87-92.
4. Гидденс Э. Неспокойный и могущественный континент: что ждёт Европу в будущем? - М.: Дело, 2015. - 237 с.
5. Зимин М.В., Виняр В.А. Имитации в системе муниципального управления // Современные проблемы науки и образования. - 2012. - № 6. URL: https:// science-education.ru/ru/article/view?id=7753 (дата обращения: 15.08.2022).
6. Иванов В.В. На пороге глобальной гуманитарно-технологической революции. - М.: РАН, 2017. - 33 с.
7. Какку М. Будущее Разума. - М.: Альпина Нон-Фикшн, 2020. - 319 с.
8. Канеман Д. Думай медленно. Решай быстро/ Двигатель капитализма. - Москва.: Издательство АСТ, 2020. - 653 с.
9. Кемеров В.Е. Общество, социальность, полисубъ-ектность. - М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2012. - 252 с.
10. Клейнер Г.Б. Системные основы цифровой экономики // Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. Специальный выпуск. Декабрь, 2017.- С. 11-20.
11. Ленин В.И. Развитие капитализма в России / / Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 3. - М.: Политиздат, 1967.
12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т. 46. - Ч. II.
13. Музыченко Е.Р. Цифровая экономика: перспективы и последствия // Современные проблемы и перспективные направления инновационного развития науки. Материалы Международной научно-практической конференции.г. Таганрог. 11 июля 2019 года. - Уфа: ОМЕГА-САЙНС, 2019. - 328 с. -С.128-131.
14. Тихонов А.В., Богданов В.С. От «умного регулирования» к «умному управлению»: социальная проблема цифровизация обратных связей // Социологические исследования. - 2020. - № 1. - С. 74-81.
15. Черкесова Э.Ю., Миронова Д.Д. Состояние и перспективы цифровой трансформации экономики Российской Федерации // Экономика и предпринимательство. - 2019. - № 6(107). - С. 107-114.
16. Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России / Александр Эткинд; авториз. пер. с англ. В. Макарова. - М.: Новое литературное обозрение, 2013. - 448 с.
17. Gunningham N., Grabowsky P., Sinclair D. Smart Regulation: Designing Environmental Policy. - Oxford: Oxford University Press, 1998. - 494 p.
18. Negroponte N. Being Digital. - N. Y.: Knopf, 1995. -243 p.
19. Прекариат. URL: https://www.tadviser.ru/aM18007 (дата обращения: 13.08.2022).
20. Цифровая экономика: как специалисты понимают этот термин. URL: https://ria.ru/20170616/1496663946. html (дата обращения: 8.08.2022).
сз о
сг
IE
0
1
—I
У
-о
IE CT
21. BCG. Россия 2025: от кадров к талантам. URL: http://d-russia.ru/wp-content/uploads/2017/11/Skills_ Outline_web_tcm26-175469.pdf (дата обращения: 10.08.2022)
SOCIAL TRANSFORMATIONS IN THE CONTEXT OF INSTITUTIONALIZATION OF THE PROCESSES OF DIGITALIZATION OF THE NATIONAL ECONOMY
Igumnov O.A.
Moscow Pedagogical State University
The article presents the Russian economy digitalization social consequences analysis results which the author considers from the standpoint of their conditionality by the processes of digitalization as well as the accompanying new phenomena of social life (of the structure of the labor market dynamics, precarization, narrowing of the human productive creative activity due to robotization, etc.). Based on these processes analysis the author comes to the conclusion that it is necessary to increase attention to the social management development problems in the digitalization conditions and a turn from «smart regulation» (as a fixation of the controlling function) and managerial activity imitation to «smart management» implementing the socially oriented management technology. The author suggests considering the social capital of an organization, in particular, its relational component as one of the means of individuals social alienation in the digitalization conditions overcoming.
Keywords: digital economy, digital technologies, digitalization, economic development stage, social relations, social capital, social interaction, precarization, socially oriented management.
References
1. Babintsev V. P. Simulation practices in state and municipal management // Power. - 2012. - No. 5. - S. 24-29.
2. Baudrillard J. Consumer society / Jean Baudrillard; [translated from French by E.A. Samara]. - Moscow: AST Publishing House, 2021. - 384 p.
3. Boychenko A.V. Causes of emergence and features of the information society // Scientific notes of the Institute of Social and Humanitarian Knowledge. - Kazan. - 2016. - Issue. No. 1 (14). - S. 87-92.
4. Giddens E. Restless and powerful continent: what awaits Europe in the future? - M.: Delo, 2015. - 237 p.
5. Zimin M.V., Vinyar V.A. Simulations in the system of municipal management // Modern problems of science and education. -
2012. - No. 6. URL: https://science-education.ru/ru/article/ view?id=7753 (date of access: 15.08.2022).
6. Ivanov V.V. On the threshold of a global humanitarian and technological revolution. - M.: RAN, 2017. - 33 p.
7. Kakku M. Future of Reason. - M.: Alpina Non-Fiction, 2020. -319 p.
8. Kahneman D. Think slowly. Decide quickly / The engine of capitalism. - Moscow.: AST Publishing House, 2020. - 653 p.
9. Kemerov V.E. Society, sociality, polysubjectivity. - M.: Academic project; Fund "Mir", 2012. - 252 p.
10. Kleiner G.B. System bases of digital economy // Philosophy of economy. Almanac of the Center for Social Sciences and the Faculty of Economics of Moscow State University. M.V. Lomon-osov. Special issue. December, 2017. - S. 11-20.
11. Lenin V.I. The development of capitalism in Russia / / Lenin V.I. Full composition of writings. T. 3. - M .: Politizdat, 1967.
12. Marx K., Engels F. Op. - T. 46. - Part II.
13. Muzychenko E.R. Digital Economy: Prospects and Consequences // Modern Problems and Perspective Directions of Innovative Development of Science. Materials of the International scientific-practical conference. Taganrog. July 11, 2019. - Ufa: OMEGA-SCIENCE, 2019. - 328 p. - S. 128-131.
14. Tikhonov A.V., Bogdanov V.S. From "smart regulation" to "smart management": a social problem of digitalization of feedback // Sociological research. - 2020. - No. 1. - S. 74-81.
15. Cherkesova E. Yu., Mironova D.D. State and prospects of digital transformation of the economy of the Russian Federation // Economics and Entrepreneurship. - 2019. - No. 6 (107). - S. 107-114.
16. Etkind A. Internal colonization. Imperial experience of Russia / Alexander Etkind; authorization per. from English. V. Makaro-va. - M.: New Literary Review, 2013. - 448 p.
17. Gunningham N., Grabowsky P., Sinclair D. Smart Regulation: Designing Environmental Policy. - Oxford: Oxford University Press, 1998. - 494 p.
18. Negroponte N. Being Digital. - N.Y.: Knopf, 1995. - 243 p.
19. Precariat. URL: https://www.tadviser.ru/a/418007 (date of access: 08/13/2022).
20. Digital economy: how experts understand this term. URL: https://ria.ru/20170616/1496663946.html (date of access: 08/08/2022).
21. BCG. Russia 2025: from personnel to talents. URL: http://d-rus-sia.ru/wp-content/uploads/2017/11/Skills_0utline_web_tcm26-175469.pdf (Date of access: 08/10/2022)
<n ■_
u
CM
л
