CC BY
48
С.М. ЕЛИСЕЕВ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ РАЗМЕЖЕВАНИЯ, ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И УСЛОВИЯ КОНСОЛИДАЦИИ ПАРТИЙНЫХ СИСТЕМ В ДЕМОКРАТИЧЕСКОМ ТРАНЗИТЕ
Введение
Процессы посткоммунистических трансформаций в странах Центральной и Восточной Европы продолжаются уже 15 лет. За этот исторически короткий период в странах новой демократии произошли крупные политические и экономические изменения, которые вызвали и продолжают вызывать устойчивый интерес ученых, представляющих разные социальные науки1.
Консолидация партийных систем есть часть общего процесса консолидации демократии2. Поэтому она служит своеобразным ин-
1 Mair P. Party system change approaches and interpretations. - Oxford, 1997; Markowski R. Political parties and ideological spaces in East Central Europe // Communist and post-communist studies. - Los-Angeles, 1997. - Vol. 30, N3. - Р.221- 254; Beyme K. Systemwechsel in Osteurope. -Frankfurt a. M., 1994; Beyme K Party leadership and change in party system: towards a postmodern party state? Government and opposition. - L., 1996. -Vol. 31, N 2. - R135- 159.
2 Schmitter Ph. C., Karl T.L. The Conceptual travels of transitologists and consolidologists: how far to the east should they attempt to go? // Slavic Review. - Wash., 1994. - Vol. 53, N 1; Diamond L. Toward democratic consolidation // J. of democracy - Vol. 5, N 3. - P.4- 17; Linz J.J., Stepan A. Problems of democratic transition and consolidation in Southern Europe, South America, and post-communist Europe. - Baltimore, 1996.
дикатором общего процесса консолидации. Между процессами консолидации демократии как политического режима и/или демократического сообщества и процессами консолидации партийной системы есть много общего, но есть и различия, которые позволяют исследовать данные явления как относительно самостоятельные и обособленные.
Среди факторов, которые наиболее существенно влияют на процессы консолидации партийных систем, большинство исследователей выделяют институциональные. В современной политической науке к ним относятся:
1) институциональное наследие авторитарного режима и прежде всего: а) институциональные традиции и нормы; б) так называемые партии-преемницы, воспринявшие идеологические позиции этих режимов и/или их организационные ресурсы1; в) партии, сложившиеся на базе массовых демократических движений2;
2) институциональное устройство новых демократий, в которое включают: а) форму правления; б) формат избирательной системы и реже в) политико-правовое закрепление границ национального государства.
Методологические основы исследования
Вопрос о консолидации партийной системы непосредственно касается перспектив демократии в посткоммунистических странах. Мы принимаем более или менее согласованную позицию в политической науке, основанную на историческом опыте западных стран: стабильность партийных систем часто зависит от социальных и политических размежеваний в условиях политической конкуренции. Это — предварительное условие для становления и развития плюралистической партийной системы. Четкая структура социальных и политических размежеваний является предпосылкой консолидации партийной системы, увеличения ее устойчивости и уменьшения фрагментации.
1 Geddes B. A comparative perspective on the leninist legacy in Eastern Europe // Comparative Political Studies. - Beverly Hills,1995. - Vol. 28.
2 Lewis P.G. Political institutionalization and party development in post-communist Poland // Europe-Asia Studies. - Glasgow, 1994. - Vol. 46.
Следует отметить, что становление новых демократий в Восточной Европе обострило в политической науке спор относительно влияния объективных и субъективных факторов на развитие партий и партийных систем. Суть спора состоит в том, с позиций какой теории или логики исследовать политические процессы: «мак-
росоциальных теорий и логики объективных условий» или теорий среднего уровня и «логики акторов»1.
Сторонники макросоциальных теорий подчеркивают детерминирующую роль социальных и экономических факторов, окружающей среды. В этой связи они справедливо указывают на то, что в посткоммунистических странах мы являемся свидетелями неоднородности не только в сфере политики, но также и в экономике, и социальной структуре. Для многих из них этот факт означает невозможность в настоящее время исследовать партии и партийные системы на основе теории размежеваний С.Липсета—С.Роккана2, описывающей процессы формирования устойчивых коллективных идентификаций3. Они подчеркивают, аргументируя свою позицию, что в настоящий период нельзя доверять только логике акторов. Необходимо учитывать слабость институтов гражданского общества, недолговечность и текучесть вновь образовавшихся партийных элит, бесспорные факты электоральной изменчивости, быстрое изменение партийных идентификаций и конфигураций партийных систем.
Сторонники микросоциальных теорий, исходя из относительной автономии акторов, напротив, подчеркивают их активную заинтересованную и созидающую роль в процессах трансформации, делая акцент на рациональности институционального выбора4. Эта
1 См.: Елисеев С.М. Выйти из «бермудского треугольника»: О методологии исследования посткоммунистических трансформаций // Полис. - М., 2002. - № 6.
2 Lipset S.M. Rokkan S. Cleavage structures, party systems and voter alignments: An introduction. - N. Y. - 1967.
3 Markowski R. Political parties and ideological spaces in East Central Europe // Communist and post-communist studies. - Los-Angeles, 1997. - Vol. 30, N 3. - P. 247; Seiler D. L. Les partis politiques dans l'Europe du Centre Est: Essai de theorization // Telo M. (ed.) De la nation a l'Europe. - Bruxelles, 1993. - P.341- 363; Kitschelt H. Formation of party cleavages in post-communist democracies // Party politics. - L., 1995.- Vol. 1, N 4. -P. 447-472.
4 Ekiert G. Peculiarities of post-communist politics: The case of Poland // Studies in comparative communist. - Los-Angeles, 1992. - Vol.25, N 4. - Р.343; Di Palma G. To Craft Democracies. - Berkeley, 1990.
дилемма нашла отражение в продолжающихся дебатах между двумя направлениями в политической науке: школой политической социологии, более склонной к детерминизму, к концепции первенства социальной структуры и экономики по отношению к политике, и школой политического институционализма, признающей первенство политики по отношению к остальным подсистемам общества и склоняющейся к теориям рационального выбора 1.
Если мы будем трактовать партии как своеобразных пленников социальных размежеваний, то рискуем совершить ошибку, о которой в свое время предупреждал Дж. Сартори: подпасть под своего рода экономическое и социологическое «суеверие», лишающее партии свободы выбора. Но не менее опасна и другая крайность, наделяющая политических акторов способностями умышленно создавать социальные и политические размежевания, предвидя в них определенную выгоду для себя.
Наша позиция в этой дискуссии заключается в следующем. Выделение чистых институциональных факторов в принципе не вызывает серьезных возражений, однако при таком подходе несколько затушевывается активная и заинтересованная роль политических акторов в процессах создания нового институционального политического пространства. Более богатым по своим эвристическим возможностям и объяснительным моделям выглядит когнитивноинституциональный подход2, который позволяет ответить на ряд важных теоретических и практических вопросов: как и почему были выбраны те или иные политические институты, насколько эффективен был институциональный выбор, какое влияние на общество и политику оказывают выбранные десятилетие назад институты, как и какими темпами происходит институциональная консолидация. В этом плане он хорошо сочетается со структурным подходом в
1 Parsons T. The social system. - N. Y., 1951; Lipset S. Political man. The social basis of politics. - Baltimore, 1981; Липсет С. и др. Сравнительный анализ социальных условий, необходимых для становления демократии // International social science j. -P., 1993. - № 3. - С.5-33.
2 Флигстин Н. От сетей и институтов к схемам действия // Экономическая социология: Новые подходы к институциональному и сетевому анализу. - М., 2000.
исследовании переходов от авторитаризма к демократии, предложенным Т.Карл и Ф. Шмиттером1.
С позиций когнитивно-институционального подхода каждый актор - коллективная фигура, укорененная в социальных отношениях, которые предопределяют имеющиеся культурные сценарии (cultural scripts). У него нет иного пути, кроме как следовать предписаниям, которые могут отражать его интересы, ценности, роли или нормы. Поведение акторов во многом зависит от присущих им ценностно-когнитивных структур восприятия и оценки полей взаимодействия и связанных с ними рисков, т.е. от развития его когнитивных способностей.
Риск для посткоммунистического общества как обобщенного субъекта исторического процесса означает вероятность неблагоприятного исхода процессов перехода к демократии и возвращение к авторитарному правлению, которое в современных условиях неизбежно уводит общество на обочину мировой цивилизации. Для политических акторов в пределах конкретного социума риск означает потерю привилегированной позиции или «символического капитала».
Величина риска характеризуется вероятностью потери привилегированной позиции господствующей группы и/или ее доходов. Сконструированные поля институционального взаимодействия могут иметь разную степень риска, от величины которой зависят признаваемые в качестве легитимных социальные и политические практики, формы социальной солидарности, а также типы национальной идентичности.
Господствующие группы акторов, попадая в ситуацию институционального выбора, в результате которого должна появиться новая институциональная среда, новые правила, нормы, ограничения и санкции, оценивают свои ресурсы и предпочтения, ресурсы и предпочтения своих оппонентов и выбирают такие способы действия, которые в принципе стабилизируют систему политического взаимо-
1 Karl T., Schmitter Ph. Model of transition in Latin America, Southern and Eastern Europa // International social science j. - 1991. - Vol. 43, N 128. - P.269-284; Карл Т., Шмиттер Ф. Пути перехода от авторитаризма к демократии в Латинской Америке, Южной и Восточной Европе // Международный журнал социальных наук. - 1991, № 1. - С. 29-46.
действия и в то же время максимизируют их привилегированные позиции и символический капитал.
Следовательно, выбор тех или иных политических институтов, конструирование конкретного поля взаимодействий не являются результатом спонтанно действующих сил, существующих независимо от человеческой воли. Напротив, они — результат осознанных волевых целенаправленных действий, благоприятствующих достижению определенных результатов.
Социальные размежевания и когнитивные условия институционального выбора в России и Восточной Европе. Компаративный анализ
Мы полагаем, что в России когнитивные условия и исторические контексты социальных размежеваний и институционального выбора были более драматическими, более сложными и имели существенные особенности по сравнению с другими странами, одновременно с нами начавшими переход от авторитаризма к демократии, например по сравнению со странами Центральной Европы. Выбор в политике есть действие, которое так или иначе связано с когнитивными способностями акторов и соотносится с историческим и социальным контекстом, определяющим рамки и границы возможных действий1.
Структуры ценностей и интересов элитообразующих групп и масс российского общества включали такие культурные, национальные, идеологические и политические противоречия и конфликты, которые препятствовали четкому определению исторических, национальных, территориально -культурных и политических размежеваний, адекватному осмыслению процессов трансформации общества, наций и государства и вследствие этого быстрому достижению системной стабильности и консолидации общества на принципах демократии.
В странах Центральной Европы исторические контексты социальных размежеваний и институционального выбора имели более определенные границы, что в значительной мере способствовало
1 Ильин М.В. Российский выбор: Сделан, отсрочен, отменен? // Полис. - М., 2003, № 2. - С.157.
более последовательным действиям акторов и достижению более четких контуров новой партийной системы.
Территориальные и культурные размежевания, мобилизованные политической оппозицией в большинстве стран Восточной Европы, позволили ей в борьбе с правящими коммунистическими партиями представить последующие общественные трансформации как процесс восстановления сильной государственности, прерванной социализмом национальной и исторической традиции и возвращения к основам европейской культуры и цивилизации. Все это органически вписывается в европейскую интеллектуальную и историческую традицию второй половины ХХ в., которая получила теоретическое осмысление на Западе в 60-80-е годы, в частности, в работах Ф.Броделя, Х.Брюгманса и А.Тойнби1.
Ключевой идеей исторических размышлений о прошлом, настоящем и будущем Европы стала идея существования общей европейской цивилизации, единой европейской идентичности, включающей в себя и Россию, временности деления на Западную и Восточную Европу2.
В данном контексте процессы трансформации общества, нации и государства в странах Центральной Европы обрели исторический, национальный, культурный и политический смыслы, понятные большинству граждан и способствующие формированию новой национальной и гражданской идентичности, воспитанию у граждан чувства «европейской идентичности»3.
В политическом аспекте процессы посткоммунистического развития осмысливаются как процессы европейской интеграции, восстанавливающие или созидающие основные европейские политические традиции — традиции парламентаризма и европейской демократии. Образование однородных экономических и однотипных политических структур, утверждение новых институциональных практик, ведущих к росту благосостояния, процветанию и политической стабильности, укрепляют связи между суверенными национальными государствами Западной и Центральной Европы.
1 Тойнби А. Дж. Постижение истории. - М., 1991.
2 Ларсен Ст.У. Моделирование Европы в логике Роккана // Полис. - М., 1995,
№ 1.
3 Миллер А.И. Тема Центральной Европы: История, современные дискурсы и место в них России // Политическая наука. - М., 2001, № 4.
Нельзя также забывать, что в самом начале трансформаций в странах Центральной Европы основные политические акторы согласились сесть за стол переговоров, чтобы определить основные принципы, правила, нормы и ограничения взаимодействия на время переходного периода. В результате работы «круглых столов» в Польше, Венгрии, Чехословакии были созданы основы компромисса, который ограничил претензии отдельных акторов на максимизацию собственной прибыли в результате создания новых политических институтов и объединил общенациональным смыслом коллективного действия не только борющиеся за власть группы, но и большинство граждан.
В этом регионе в довольно короткие сроки сформировалась институциональная среда, создающая среднюю вероятность потери «символического капитала» основными политическими акторами. Она развивает доверие к основным институтам власти и способствует росту разнообразных форм социальной и политической солидарности, т.е. уверенности агентов социального взаимодействия в «доброй воле другого», несмотря на неполноту информации о его намерениях. Можно утверждать, что благодаря институциональнокогнитивным факторам в целом ряде стран данного региона были успешно решены проблемы консолидации общества и политической системы1.
По сравнению со странами Центральной Европы Россия ни в национально-историческом, ни в социокультурном, ни в политическом планах не смогла четко определить своей новой постсоветской идентичности, хотя внутренний и международный контексты преобразований ставили весьма жесткие по сравнению с ситуацией в большинстве стран Центральной и Восточной Европы условия вы-бора2.
В начале 90-х годов в России правящими элитами были предприняты попытки наделить социокультурным смыслом процессы политических и экономических трансформаций посредством обращения к идеям европейской идентичности, рынка и либеральной демократии и институционализировать соответствующие этому
1 Рихард А., Внук-Липиньский Э. Источники политической стабильности и нестабильности в Польше // Социс. - М., 2002, № 6.
2 Мельвиль А.Ю. Так что же случилось с «российским выбором»? // Полис. -М., 2003, № 4.
смыслу абстрактные правила в конституирующие элементы новой системы и практики взаимодействия. Однако в середине 90-х годов эти попытки пришли в противоречие с господствующими в сознании большинства граждан ценностно-когнитивными структурами восприятия и оценки, с одобряемыми обществом моделями экономического и политического поведения1.
В политическом плане сами правящие элиты недостаточно четко представляли себе, что такое либеральная демократия и какие институциональные ограничения она для них несет. Бывшая партийная номенклатура, в одночасье ставшая элитообразующей группой в условиях постсоветских экономических и политических трансформаций, имела самые поверхностные представления о механизмах функционирования демократии и рынка. В ее сознании спокойно уживались друг с другом и либерально-демократические, и национально-патриотические, и социал-демократические ценности и нормы. А ее политическая практика включила в себя разнообразный опыт деятельности в разных институциональных средах.
Соотношение сил внутри правящей элиты в течение относительно длительного периода времени носило равновесный характер. Демократический порядок в принципе не отрицался на абстрактнотеоретическом уровне, но попытки его практической институционализации вызывали сильные противоречия и конфликты внутри элитообразующих групп.
С одной стороны, новые элитообразующие группы не могли выдвинуть реальной альтернативы стабилизации политической системы на принципах демократии и рынка. Волна демократизации заставляла их двигаться в направлении демократического порядка для того, чтобы остаться у власти. Но, с другой стороны, они не спешили полностью отказываться от сложившихся в прошлом политических практик, которые они знали и которыми хорошо владели. Кроме того, элитообразующие группы до конца не могли себе представить, какие проблемы могут возникнуть у них в будущем в формируемой ими самими новой институциональной среде. Но они прекрасно сознавали, что демократические процедуры не гарантируют им постоянное пребывание у власти. Отсюда дилемма элитообразующих
1 Власть и народ в России: Обновление повседневных практик и варианты универсализации институционального порядка. - М., 2003.
групп: формирование такой новой политической идентичности, конструирование такого институционального порядка, которые отличались бы от предшествующих прежде всего наличием новых альтернатив, определенным институциональным разнообразием, политической конкурентностью и плюрализмом, но в то же время содержали бы гарантии минимизации вероятности потери символического капитала и господствующих позиций в социуме в процессе предполагаемых трансформаций.
По сути ценностно-когнитивные структуры восприятия постсоветской действительности господствующих акторов во многом имели гибридный характер, который в последующем найдет свое выражение в создании гибридных политических режимов и распространении гибридных социальных и политических практик с присущими им нечеткими границами политической и идеологической идентичности и своеобразной символической двойственности.
Институциональное наследие и политические размежевания
Политические размежевания в период либерализации коммунистического режима имеют свои особенности, связанные с историческими условиями становления новых демократий.
Можно выделить по крайней мере два новых значения политического размежевания на стадии высвобождения из-под коммунистического режима: размежевание как метод создания национального поля политики и размежевание как способ легитимации власти.
Специфика коммунистической политической системы состояла в том, что национальное поле политики развивалось односторонне. В нем были представлены партия или партии только одной левой ориентации. Поэтому в фазе либерализации режима происходит важное историческое политическое размежевание на правых и левых, на правящую партию и политическую оппозицию. Это размежевание символизирует демонополизацию политики и начало становления национального поля политики, понимаемого, по словам П. Бурдье, как рынок, как поле сил и поле борьбы, направленной на изменение соотношения этих сил, в котором осуществляется произ-
водство, спрос и предложение особого товара — политических партий, программ, мнений, доминирующих и доминируемых позиций1.
В результате открываются новые политические рынки, политические пространства, где рождаются новые акторы и институты, новые нормы и практики, возникают новые формы политической идентичности.
Размежевания, развиваясь и углубляясь, проникают внутрь правящей партии и оппозиции. Они дифференцируют силы правящей партии на реформаторов и консерваторов, а силы оппозиции — на умеренные и радикальные. Таким образом рождаются главные акторы, от расстановки сил которых будет зависеть общий итог трансформации.
Поскольку проблеме высвобождения было посвящено достаточное количество исследований, мы не будем останавливаться на ней, но отметим, что успешный переход от авторитарного к демократическому режиму может произойти только в результате взаимопонимания между реформаторами и умеренными оппозиционерами2.
Как показывает опыт посткоммунистических трансформаций, дифференциация на правых и левых, на реформаторов и консерваторов является важным шагом на пути легитимации политической власти. В большинстве случаев в основе размежеваний лежали признаваемые в обществе в качестве легитимных конфликты, открыто артикулируемые оппозицией в публичной политике.
Падение доверия к консервативным силам правящего режима и, наоборот, рост поддержки политической оппозиции способствовали победе демократических сил на «учредительных выборах» в Польше, Венгрии, Чехословакии, Хорватии. В результате перехода власти к оппозиции возникли политические, институциональные и моральные предпосылки для осуществления социально -
экономических и политических реформ, в рамках которых появились политические размежевания.
В фазе либерализации доминирующее значение имело размежевание на сторонников и противников старого режима. Оно включало в себя целый ряд других значимых размежеваний, которые
1 Бурдье П. Социология политики. - М., 1993. - С.182- 183.
2 Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. - М., 1999. - С. 109.
С. Роккан выделял в политической истории Западной Европы1. В частности, можно отметить характерное размежевание Центр — периферия, принявшее в этот период особую форму. Политическим и идеологическим центром являлся СССР, против которого выступала «коммунистическая периферия» в лице реформаторских сил правящих коммунистических режимов.
С.Роккан отмечал, что слом наднационального порядка в Римской империи привел к образованию наций и национальных государств, к размежеванию на центр и периферию с последующим образованием в начале XIX в. конфликта национальное — интернациональное, связанного с международным рабочим движением2.
В период экономического и политического кризиса социализма этот конфликт принял новые специфические черты. Наднациональный порядок в массовом общественном сознании стал ассоциироваться с советской моделью социализма, навязанной народам Восточной Европы после Второй мировой войны. Национальный порядок и национальные интересы (реальные или мнимые) ассоциировались с национальными традициям, уходящими своими корнями в глубь истории, в ее досоциалистический период. Большинство оппозиционных демократических движений в Восточной Европе, такие как «Солидарность» в Польше, Гражданский форум и Движение за демократическую Словакию в ЧСФР, Венгерский демократический форум в ВНР, национальные фронты в Прибалтике, противопоставляли идеям международного коммунизма идею особой политической и национальной идентичности, исторически присущей народам этого региона.
В конце XX в., во многом подтверждая теорию С. Роккана, вновь обострился конфликт между национальными интересами и международными предпочтениями, который теперь принимает форму конфликта между наднациональной гомогенизацией (вследствие вступления ряда государств Восточной и Центральной Европы в
1 Lipset S.M., Rokkan S. Cleavage structures, party systems and voter alignments: An introduction. - N.Y., 1967. - P. 47- 48.
2 Lipset S.M. Rokkan S. Cleavage structures, party systems and voter alignments: An introduction. - N. Y. 1967. - P. 47-48.
2 Ibid.
НАТО и с 1 мая 2004 г. в Европейский союз) и культурной и национальной идентичностью1.
Институциональные предпосылки консолидации партийных систем
Как вновь подтвердил опыт большинства стран Восточной Европы, в фазе демократизации определяющую роль в развитии партийных систем сыграли три институциональные переменные: политико-правовое закрепление границ национального государства, выбор системы правления и выбор избирательной системы2.
Политико-правовое закрепление границ
Создание национального государства является предварительным условием перехода к демократии. Эта переменная отсутствовала в переходах к демократии в Южной Европе, но имела важное значение в Восточной Европе.
Последняя волна демократизации отличается от предшествующих обострением проблем национализма и усилением тенденций сепаратизма. Сепаратизм может принимать две формы: сецессия — выделение региона или его части из государства с образованием нового государства (Абхазия, Чечня, Преднестровье) и ирредентизм — стремление этноса-ирредента (разделенного народа) к воссоединению с проживающей по другую сторону границы этнической общностью, которая во многих случаях является титульным для сопредельного государства этносом (косовские албанцы и Албания).
В 1990-х годах только у пяти из 19 восточноевропейских стран границы совпадали с границами старых национальных государств (Польша, Венгрия, Румыния, Болгария, Албания). Все другие страны в начале демократизации представляли собой неконсолидированные продукты распада трех федераций (Советского Союза, Чехослова-
1 Rokkan S., Urwin D. The politics of territorial identity. - L., 1982; Flora P. Introduction - S. Rokkan’s Macro model of Europe, 1815- 1975: A data haudbook in 2 vol. // Flora et al. State economy and society in Western Europe. - Frankfurt a. M., 1983. - P.434.
2 Бейме К. Партии в процессе демократической консолидации. Повороты истории. Постсоциалистические трансформации глазами немецких исследователей. -М., 2003, Т.2. С.66-78.
кии, Югославии). В странах третьей волны демократизации также обозначились центробежные тенденции, например в Испании. Их удалось приостановить — хотя и не всегда надолго, как в Стране Басков.
Борьба против «империализма» центра во всех федерациях Восточной Европы стала идейной основой многих демократических движений, которые затем оформились в политические партии. Национальный вопрос в регионах, ищущих свою идентичность, как, например, Босния-Герцеговина, приобретал такую силу, что результаты выборов в значительной мере отражали этнический состава населения. Подавляющее большинство в этнических группх голосовало за свои этнические партии. Международная политика признания независимости в значительной степени способствовала балканиза-ции постсоветского пространства.
Выбор системы правления
Выбор системы правления во многом был обусловлен меняющимся в процессе демократизации соотношением сил между демократической оппозицией и правящими элитами старого коммунистического режима. В отдельных странах важное значение имели также институциональные традиции прошлого (в частности, в Чехии президента по традиции избирает парламент).
Конституирование институционального выбора в значительной степени зависело от когнитивных способностей акторов1. Исходя из имеющихся знаний и оценок состояния институциональной среды и учитывая собственные институциональные предпочтения, акторы выбирают конкретные типы институтов, одновременно сознательно или неосознанно определяя, насколько эти институты окажутся стабильными и эффективными в будущем.
Основная дилемма институционального выбора заключалась в выборе между президентской и парламентской системами.
В соответствии с институциональной парадигмой следует признать, что иллюзии о равной выгоде для каждого или почти для каждого отсутствуют, но есть неизбежное понимание того, что предпоч-
1 Пшеворский А. Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. - М., 1999. - С.107- 138.
тения несовместимы с уважением к правилам и институтам и что любые избранные альтернативы повредят одним и помогут другим. Конкретное государство выбирает «свой» тип демократии путем решения этих дилемм. При неудаче значительно возрастает риск регресса, гибридизации или отсутствия консолидации1.
Прошлый опыт перехода от авторитаризма к демократии привел исследователей-компаративистов к выводу о том, что парламентская система является более оптимальной и стабильной формой правления по сравнению с президентской или гибридной. Она же в большей степени способствует развитию партийной системы. Президентская система чаще, чем парламентская, приводит к краху демократии — президентские системы погибают в два раза чаще, чем парла-ментские2. Она также снижает шансы новых демократий на консолида-
цию3.
Помимо этого прямые выборы президента усиливают политическую поляризацию, придают политической конкуренции мажоритарный характер, способствуют персонализации политики и осложняют возникновение организованных дееспособных партий.
Согласно выводам, сделанным на основе эмпирических исследований, президентские и гибридные системы особенно уязвимы в плане стабильности и эффективности, если они (при прочих равных условиях) обладают следующими особенностями: 1) президент имеет большой объем властных полномочий в отношении формирования правительства, законодательного процесса и конституирования парламента; 2) президентские и парламентские выборы проводятся в разное время и на основе различных процедур; 3) выборы президента осуществляются по системе абсолютного большинства4.
Как видно из нижеприведенной табл. 1, в подавляющем большинстве посткоммунистических стран сформировались парламентские или гибридные политические системы, реально основанные на принципе разделения властей, в которых конституционно ограничена власть президента. Это ха-
1 Шмиттер Ф. Угрозы и дилеммы демократии // Пределы власти. — М., 1994.
№ 1.
2 Линц Х. Опасности президентства // Пределы власти. — М., 1994, № 2— 3;. Линц Х. Достоинства парламентаризма // Пределы власти. — М., 1994, № 2—3.
3 Di Palma G. To Craft Democracies. — Berkeley, 1990.
4 Шугарт М., Кэрри Дж. Президентские системы // Голосов Г., Галкина Л. (ред). Современная сравнительная политология. — М., 1997. — С.198—246.
рактерно даже для тех стран Восточной Европы, где, как, например, в Польше, президент в начале процесса демократизации обладал значительными полномочиями, которые затем были переданы парламенту.
Таблица 1
Системы правления в странах Восточной Европы
Парламентская Президентская Гибридная
Албания Грузия Армения
Босния- Герцеговина Киргизстан
Болгария Литва
Венгрия Македония
Латвия Молдова
Словения Польша
Чехия Румыния
Эстония Россия Украина Словакия Хорватия Югославия
Необходимо отметить также важную роль контекстуальных условий институционального выбора. Во многих случаях выбор в пользу гибридных политических систем был продиктован рациональными соображениями. В тех исторических условиях они были определенно стабильнее и эффективнее, чем парламентские. В частности, по причине сильной фрагментации партийных систем, неготовности большинства политических партий к работе в коалиционном правительстве, что наглядно показал опыт Польши в период 1989—1993 гг.
Сегодня можно констатировать, что в тех странах, где коммунисты или посткоммунистические партии -преемницы оказались более сильными акторами и имели более сильные властные позиции, чем демократическая оппозиция, там, как правило, устанавливалось сильное президентское правление. Парламентская, парламентско-президентская или премьер-президентская формы правления сложились в тех странах, где соотношение сил между демократической оппозицией и правящими элитами старого режима было либо
равным (Венгрия), либо в пользу оппозиции (Латвия, Литва, Эстония, Чехословакия).
Следует напомнить, что обобщение опыта перехода к демократии в странах Латинской Америки позволило исследователям -компаративистам еще до начала посткоммунистических трансформаций сделать вывод, что президентская и даже полупрезидентская системы не содержат сильных стимулов к развитию политических партий.
В целом опыт посткоммунистических трансформаций подтвердил обоснованность сделанного заключения. Особенно ярко это институциональное воздействие проявилось в тех странах, в которых президент имел определенные харизматические черты (Польша — В.Ярузельский и Л.Валенса, Россия — Б.Ельцин, Белоруссия — А.Лукашенко, Югославия — С.Милошевич).
Выбор избирательной системы
По мнению многих известных политологов и социологов, избирательная система является наиболее сильным институциональным фактором формирования партийной системы.
Возвращаясь к ситуации институционального выбора, можно констатировать, что для старой коммунистической элиты более предпочтительной была мажоритарная избирательная система в сочетании с президентской или президентско-парламентской формой правления. Система большинства позволяла старой элите более эффективно использовать имеющиеся ресурсы в борьбе за власть и содержала большую вероятность ее удержать. Поэтому на парламентских выборах в 1989—1990 гг. в ряде стран Восточной Европы была принята система абсолютного большинства (Белоруссия, Македония, Украина) или относительного большинства (Литва, Молдавия), которая впоследствии трансформировалась в пропорциональную избирательную систему1.
Напротив, для демократической оппозиции более предпочтительным был выбор пропорциональной системы, институционально разрушающей монополию одной партии и коалиции правящих партий на власть, как это было в Польше в 1989 г. Она способствовала даль-
1 Сокольский С. Поставторитарные парламентские выборы в России, странах Восточной Европы и Балтии // Мировая экономика и международные отношения. -М., 1995, № 3. - С. 84- 99.
нейшему развитию политических размежеваний, а значит, и многопартийности, особенно в сочетании с парламентской формой правления.
В большинстве случаев на учредительных демократических выборах в Восточной Европе уже доминировала пропорциональная система, поскольку старые коммунистические элиты вынуждены были капитулировать под давлением массовых демократических выступлений. Но в отдельных странах, например в России, в силу определенных исторических обстоятельств, утвердилась смешанная несвязанная избирательная система, сочетавшаяся с президентско-парламентской формой правления.
Таким образом, в странах Восточной Европы на начальной фазе демократизации были заложены различные институциональные предпосылки для будущей консолидации партийных систем.
Институциональные условия консолидации партийных систем
Теперь мы можем проследить воздействие институциональных факторов на консолидацию партийных систем. Но прежде следует провести различия между институциональными предпосылками и институциональными условиями. Первые возникают на начальной стадии перехода от авторитаризма к демократии как необходимые, но недостаточные условия консолидации. Вторые появляются как положительный результат перехода к демократическому устройству общества и государства и являются необходимыми и достаточными для консолидации партийных систем.
В сравнительной политологии существуют различные подходы к определению критериев консолидации демократии. В зависимости от уровня критериев они подразделяются на минималистские и максималистские. Минималисты в основном довольствуются формальными, а максималисты реальными критериями демократии.
Минималистские критерии находятся в границах признаков полиархии Р.Даля. Максималистская трактовка, представленная, в частности, в работах Х.Линца и А.Степана, охватывает несколько сфер жизнедеятельности общества, включая состояние партийной системы. К критериям консолидации демократии Линц и Степан относят: 1) свободное и жизнеспособное гражданское общество;
2) автономное политическое общество; 3) наличие правового госу-
дарства; 4) лояльную по отношению к демократии бюрократию; 5) институционализированное экономическое общество1.
В более мягком виде Линц и Степан определяют критерий консолидации как состояние системы, когда демократия стала единственной признаваемой всеми игрой2.
В качестве критериев консолидации партийных систем в сравнительной политологии используют степень электоральной неустойчивости и политической фрагментации3. Неустойчивыми считаются те партийные системы, в которых велика доля избирателей, меняющих свои предпочтения в промежутках между выборами, а фрагментированными — те, которые состоят из значительного числа элементов, т.е. партий. Именно таковы в большинстве своем партийные системы по-сткоммунистических стран. Фрагментация и неустойчивость есть системные качества, они характеризуют партийную систему в целом.
Операционализация зависимых переменных — неустойчивости и фрагментации — не требует особого труда. В сравнительных исследованиях применялись и применяются различные методики определения уровня фрагментации. Мы используем наиболее популярный показатель М.Лааксо и Р.Таагеперы4, известный как «эффективное число партий»5. Вычисляется он по довольно простой формуле: N = 1 / 2р;2, где р; — доля голосов, полученных і-той партией.
При вычислении неустойчивости чаще всего применяется «индекс Педерсена» (Р). Для его получения нужно сложить все изменения в долях парламентских мест или голосов, полученных партиями на двух выборах, а сумму разделить на два 6.
В качестве массива эмпирических данных по отдельным странам Восточной Европы были использованы результаты парла-
1 Linz J., Stepan A. Towards consolidated democracies // J. of democracy. -Wash.,1996. - Vol.7, N 2. - P. 17.
2 Ibid. - P.15.
3 Голосов Г. Форматы партийных систем в новых демократиях // Полис. - М., 1998, № 1.
4 Laakso M., Taagepera R. Effective number of parties: a measure with application to West Europe // Comparative political studies. - Beverly Hills, 1979. - Vol. 12.
5 Сморгунов Л.В. Современная сравнительная политология. - М., 2002. - С. 328.
6 Pedersen M. N. Changing patterns of electoral volatility in European party systems, 1948— 1977: Explorations in explanation // Western European party systems: Continuity and change. - Beverly Hills, 1993.
ментских выборов второй половины 90-х годов прошлого столетия. За переходный период в большинстве стран Восточной Европы прошло три или четыре электоральных цикла, что позволяет с определенной долей уверенности оценивать их результаты в плане консолидации партийных систем.
В качестве объекта исследования были выбраны четыре страны: Польша и Чехия, Болгария и Россия.
Первые две относятся к парламентским системам правления. Кроме того, Чехия и Россия решали вопросы политико-правового закрепления границ национального государства.
Обратимся к результатам электоральных выборов двух последних циклов этих четырех стран (источник данных — сайт <’№%г».Є88ЄХ.аС.иС-ЄІЄСІІОП8>).
Таблица 2
Результаты выборов 1998 и 2002 гг. в Чехии (в %)
Партии 1998 г. 2002 г.
голоса места голоса места
CSSD 32,31 30,2 35
ODS 27,74 24,47 29
KSCM 11,03 18,51 20,5
KDU-CSL 9 10 - -
US - Freedom Union 8,6 9,5 - -
Коалиция KDU-CSL и US-DEU - - 14,27 15,5
Остальные 8 партий 11,32
Остальные 24 партии и объединения 12,85
Всего 100 100 100
С88Э - Чешская социал-демократическая партия.
ОЭ8 - Гражданская демократическая партия.
КБСМ - Коммунистическая партия Богемии и Моравии. КЭИ- Христианско-демократический союз.
С8Ь -Чешская народная партия.
Ш - Союз свободы.
ЭЕи - Демократический союз.
Таблица 3
Результаты выборов 1997 и 2001 гг. в Польше (в %)___________
Партии 1997 г. 2001 г.
голоса места голоса места
AWS (АВС) 33,83 43,69 5,6
SLD(СЛД) 27,13 35,65 41,04 46,96
UW - СС 13,37 13,04
PSL (ПКП) 7,31 5,86 8,98 9,13
ROP 5,56 1,3
П Г О Рн - - 12,68 14,13
SO - СО - 10,2 11,52
PiS - ЗиС - 9,5 9,57
LPR - ЛПС - 7,87 8,26
Остальные 16 партий 12,8
Остальные 8 партий 9,72
Всего 100 100 100
AWS - Акция выборча солидарность.
- Союз левых демократов.
- Уния свободы.
PSL - Польская крестьянская партия.
ЯОР - Движение за восстановление Польши. SLD-UP - Союз левых демократов - Союз труда. РО - Гражданская платформа.
SO - Самооборона.
PiS - Право и справедливость.
LPR - Лига польских семей.
Таблица 4
Результаты выборов 1997 и 2001 гг. в Болгария (в %)_________
Партии 1997 г. 2001 г.
голоса места голоса места
ODS 49,15 57,55
DemLev - Democratic Left 22,44 25,03
ONS 9,44 9
EvroLev 5,57 4,4
BBB 5,27 4,02
National Movement Simeon the 42,74 50
Second 21,25
UDF 18,18 20
Coalition for Bulgaria 17,15
MRF 7,45 8,75
30 партий 8,13
28 партий - - 14,48
Всего 100 100 100
ODS - Альянс демократических сил.
DemLev - Демократическая левая.
ONS - Альянс национального спасения.
EvroLev - ЕвроЛевая.
BBB - Болгарский бизнес-блок.
National Movement Simeon the Second - Национальное движение Симеона Второго.
United Democratic Forces - Союз демократических сил.
Coalition for Bulgaria - Коалиция «За Болгарию».
MRF - Движение за права и свободы.
Таблица 5
Результаты выборов 1999 и 2003 гг. в России (в %)_________
Партии 1999 г. 2003 г.
голоса места голоса места
КПРФ 24,29 29,77 12,61
«Единство» 23,32 28,44
«Единая Россия» - 37,57
ОВР 13,33 16,44 -
СПС 8,52 10,66 3,97
Блок Жириновского 5,98 7,55 11,45
«Яблоко» 5,93 7,11 4,3
«Родина» - 9,02
Остальные партии 18,63 21,02
Всего 100 100
Показатели электоральной неустойчивости в анализируемых странах представлены в табл. 6. Они заметно превосходят средние показатели по Западной Европе. Из табл. 6 видно, что общая неустойчивость значительнее всего в Болгарии и России.
Таблица 6
Показатели электоральной неустойчивости
Чехия Польша Болгария Россия
P 34,7 62,7 100 73,1
По результатам анализа можно констатировать существование общей неустойчивости в странах Восточной Европы. Следует обратить внимание на болгарский и российский случаи. В этих странах в результате последних выборов в парламент резко возросла электоральная неустойчивость, что свидетельствует о сохраняющейся институциональной и социально-политической нестабильности при внешнем кажущемся улучшении положения.
Таблица 7
Показатели политической фрагментации
N Чехия Польша Болгария Россия
1998 г. 2002 г. 1997 г. 2001 г. 1997 г. 2001 г. 1999 г. 2003 г.
4,76 4,8 4,76 5,4 3,3 4,0 6,9 5,6
Заключение
Как показало наше исследование, формирование партийных систем нельзя объяснить на основе только какой-либо одной теории или какого-то одного из институциональных факторов. Речь скорее должна идти о сочетании нескольких теорий и их особой комбинации.
Партийные системы стран Восточной Европы отличаются высокой степенью политической фрагментации, которая имеет тенденцию к росту в странах с президентско-парламентской системой правления, и медленному понижению в странах с парламентской системой правления.
Ни одна из посткоммунистических стран не достигла консолидации партийной системы. Это во многом можно объяснить нечеткостью линий основных социальных и политических размежеваний. В начальный период трансформации большое значение в процессе формирования партий и партийных систем в Восточной Европе имели территориальные и культурные размежевания. Гораздо меньшее развитие получило социально-экономическое размежевание капитал — труд. Это соответствует модели Роккана, в которой выделена определенная последовательность размежеваний: от территориально-культурных, нацио- и государствообразующих к социально-экономическим.
Особенностью российского и болгарского случаев является чрезвычайно высокий уровень общей неустойчивости партийной системы, которую можно объяснить высокой слабостью социальных размежеваний, следствием которой стали значительные электоральные успехи партий-преемниц в начальной фазе демократизации.
В тех странах, где размежевания имели более четкую территориальную и культурную определенность, демократические силы, как правило, уже в начальный фазе демократизации приходили к власти, как в Чехии или Польше. Там сложились более устойчивые и менее фрагментированные партийные системы, хотя случай с Польшей выходит за рамки предложенного объяснения и требует дополнительного исследования. В качестве гипотезы можно предположить, что прямые выборы президента усиливают политическую поляризацию и придают политической конкуренции мажоритарный характер.
На начальной фазе либерализации произошла поляризация политических партий на правые и левые, в результате которой левые партии оказались в системном кризисе. В морально-психологическом и идейно-политическом плане правые партии чувствовали и имели определенное превосходство над левыми. Но уже в середине 90-х годов в Восточной Европе наблюдался своеобразный левый реванш. Партии-преемницы, оправившись от исторического поражения, сумели найти организационные, идейные, социальные и символические ресурсы для прихода к власти, предложив электорату новые формы политической идентичности в рамках общей постком-мунистической политики.
Период правления левых партий послужил своеобразным катализатором кризиса праволиберальных партий, который впрочем пошел им на пользу, поскольку усилил процесс политического размежевания на правом фланге и постепенно привел к появлению там партий с четкими политическими позициями.
Следует отметить и еще одну особенность развития партий в условиях демократического транзита в странах Восточной Европы. Ни в одной из стран данного региона не образовалось массовой партии. В основном политические партии имеют кадровый или картельный характер. Это интересное и новое явление, которое требует своего осмысления. Картельные партии на Западе — продукт длительного развития демократии. В данном случае они выступают своеобразной ее предпосылкой, выполняя те функции в процессе консолидации, которые ранее выполняли как раз массовые партии.
