CC BY
110
УДК 316.454.3
СОЦИАЛЬНЫЕ ФУНКЦИИ СЛУХОВ В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ КОММУНИКАТИВНЫХ РОЛЕЙ
© 2016
Горбатов Дмитрий Сергеевич, доктор психологических наук, профессор кафедры менеджмента массовых коммуникаций Байчик Анна Витальевна, кандидат политических наук, доцент кафедры «Международная журналистика»
Санкт-Петербургский государственный университет (199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7/9, e-mail: annabaichik@gmail.com)
Аннотация. В ходе модификации концепций ролевого репертуара носителей слухов Т. Шибутани и Ж.-Н. Кэпферера авторами статьи введены противопоставленные категории ролей основных, отражающих паттерны коммуникативного поведения при обсуждении слухов, и дополнительных, являющихся возможными вариантами реализации этих поведенческих паттернов, а также категории ролей реальных, непосредственно наблюдаемых в актах коммуникации, и номинальных, выделяемых собеседниками условно для приписывания специфических мотивов и личностных черт. При этом выделено семь основных коммуникативных ролей, в том числе пять реальных («вестник», «интерпретатор», «скептик», «сторонник», «актор») и две номинальных («конфабулятор», «типичный распространитель»), а также неопределенное множество ролей дополнительных («алармист», «агитатор», «бенефициар», «шоуфил», «инноватор», «негативист», «лоялист» и т.д.). Модифицированная концепция ролевого репертуара впервые применена к проблеме социальных функций слухов. В статье прослеживается реализация набора из семи функций (когнитивной, экспрессивной, менеджментной, интегрирующей, идентифицирующей, регулирующей, релаксирующей) на каждом из этапов дискурса в коммуникативной группе, обсуждающей актуальные сообщения. При этом обосновывается, что этапы обсуждения слухов имеют характерные различия в проявлениях социальных функций, которые присущи данному феномену.
Ключевые слова: неформальные массовые коммуникации, слухи, обсуждение слухов, диалогическое общение, кратковременные коммуникативные группы, коммуникативные роли, социальные функции слухов.
SOCIAL FUNCTIONS OF RUMORS IN THE CONTEXT OF THE CONCEPT OF COMMUNICATIVE ROLES
© 2016
Gorbatov Dmitry Sergeevich, doctor of science in psychology, professor of the chair of Management Mass Communications Baichik Anna Vitalyevna, candidate of political sciences, associate professor of the chair «International Journalism» Saint-Petersburg State University (199034, Russia, Saint-Petersburg, Universitetskaya nab., 7/9, e-mail: annabaichik@gmail.com)
Abstract. Modification of concepts the repertoire of communicative roles of rumor makers by T. Shibutani and J.-N. Kapferer is described. Authors use oppositions of categories of main roles, reflecting patterns of communicative behavior at discussion of rumors, and of additional, being possible options of realization these behavioural patterns, and also oppositions of categories of real roles, directly observable in acts of communication, and of nominal, allocated by interlocutors conditionally for attributing specific motives and personal qualities. Seven main communicative roles are allocated, including five real ("messenger", "interpreter", "skeptic", " protagonist", "actor") and two nominal ("confabulater", "the typical distributof'), and also an uncertain set of additional roles ("alarmist", "agitator", "profiteer", "shoulover", "innovator", "negativist", "loyalist", etc.). The modified concept of role repertoire was applied for the first time to a problem of social functions of rumors. Realization of seven functions (cognitive, affective, managerial, integrating, identifying, regulating, relaxing) on each of discourse stages in communicative groups is described. Locates that stages of discussion of rumors have characteristic distinctions in manifestations of social functions, which are peculiar to this phenomenon.
Keywords: informal mass communications, rumors, discussion of rumors, dialogic communication, short-lived groups in communication, communicative roles, social functions of rumors.
В современной психологии неформальных массовых коммуникаций прослеживается тенденция постепенного изменения исследовательских подходов к феномену слухов. Неподтвержденная информация теперь все чаще рассматривается не только в качестве той, что передается от одних индивидов к другим, но и на правах такой, которая обсуждается в процессе передачи [1]. При этом, во-первых, меняется понимание субъектов распространения такого рода сведений с взаимодействующих индивидов на коммуникативные группы, образующиеся на время обсуждения актуальных «новостей», во-вторых, иначе воспринимается социальная среда слухов - уже не как гомогенное образование, некая сумма лиц, ретранслирующих полученную информацию, но как множество клик и диад, интерпретирующих то или иное сообщение на протяжении его «жизненного цикла», в-третьих, на передний план научного анализа выступают когнитивные процессы интерпретации и преобразования содержания полученных сведений в ходе взаимодействия носителей определенных коммуникативных ролей. Тем не менее, следует констатировать, что проблемы социальных функций слухов, а также факторов их распространения и сопутствующего изменения содержания сообщений нередко все еще решаются при недостаточном внимании к закономерностям
диалогического дискурса, сопровождающего передачу неподтвержденных сведений по каналам неформальной коммуникации.
Одной из теоретических предпосылок к развитию представлений о диалогическом дискурсе слухообразо-вания стала концепция Т. Шибутани, согласно которой обсуждение неподтвержденной информации осуществляется собеседниками в пределах ролевого репертуара, включающего «вестника» (messenger), передающего актуальное сообщение индивиду или группе; «интерпретатора» (interpreter), пытающегося поместить новость в социальный контекст, оценить в свете прошлых событий и предполагаемых последствий; «агитатора» (agitator), проявляющего особую активность в силу собственной ангажированности; «сторонника» (protagonist), убежденного в достоверности данных; «скептика» (skeptic), напротив, сомневающегося в их соответствии действительности; «аудитора» (auditor), пассивно присутствующего при обсуждении новости; а также «лидера мнений» или «принимающего решение» (decision-maker), берущего на себя инициативу определения характера последующих действий [2, p. 15].
Анализируя потенциал концепции американского социолога, следует обратить внимание на то, что описанные им роли можно разделить на основные и допол-
нительные. Если одни из них представляют собой паттерны коммуникативного поведения, необходимые для полноценного обсуждения слухов, то другие являются лишь возможными вариантами реализации этих поведенческих паттернов. Таким образом, по мере развертывания диалогического дискурса собеседники начинают с того, что взаимодействуют с «вестником» как «интерпретаторы», позже спорят между собой в качестве «скептиков» и «сторонников», наконец, испытывают влияние авторитетного «лидера мнений». Разумеется, возможны исключения из указанной последовательности динамики основных коммуникативных ролей. Так, по Т. Шибутани, в конкретном акте общения представители некоторых ролей («скептики», «сторонники», «лидеры мнений») могут отсутствовать вовсе. Добавим, что в ситуациях, требующих самых неотложных действий, скажем, по обеспечению собственной безопасности, собеседники доверяются «вестнику» без признаков какого-либо обсуждения. Однако во многих случаях переход с одной из основных коммуникативных ролей к другой имеет место. Иное дело - роли дополнительные, к которым в данном перечне следует отнести «агитатора» и «аудитора», являющихся не более чем активным и пассивным вариантами, соответственно, «сторонника» и «интерпретатора».
В пользу допустимости выделения среди ролей носителей слухов основных и дополнительных свидетельствует и концепция ролевого репертуара Ж.-Н. Кэпферера. В число основных ролей в ней входят «инициатор» (instigator), воспринимающий изменение ситуации как персональную угрозу, взаимодействующий с ним «интерпретатор» (interpreter), «лидер мнений» (opinion leader), чьи суждения определяют позицию группы, «противоборец» (resister), контратакующий слухи, и их «приверженец» (apostles) [3, p. 96-97]. При этом в диапазон тех, кто демонстрирует доверие слухам, включены закулисный «выгодоприобретатель» (profiteer), озабоченный влиянием на окружающих «соглашатель» (opportunist), легкомысленно настроенный «развлекающийся» (flirter), а также «пассивно ретранслирующий» (passive relay), одновременно скептичный и восприимчивый, с оттенком сомнений передающий услышанное другим.
Комментируя возможные виды дополнительных ролей, отметим, что в силу многообразия как самих слухов, так и социальных ситуаций их обсуждения, составление их исчерпывающего перечня не представляется возможным. Ограничимся предположением о существовании среди «сторонников» слухов беспокойного и доверчивого «алармиста», ангажированного «агитатора», извлекающего частную выгоду «бенефициара», зависимого от новостей «инноватора», наслаждающегося общественной сумятицей «шоуфила», а среди «скептиков» - препятствующего продуктивной дискуссии «блокиратора», категоричного «негативиста», доверяющего лишь официозу «лоялиста» и т.п. Добавим, что некоторые наименования дополнительных ролей из-за влияния личностных диспозиций коммуникаторов вполне могут быть отнесены как к «сторонникам», так и к «скептикам». Таков, например, увлеченный самим процессом обсуждения «полемист», озабоченный максимальным самовыражением «демонстратор», претендующий на компетентность в любых проблемах «знаток», бдительный «конспиролог», податливый стороннему давлению «конформист» и проч. Подобные дополнительные роли вполне соотносимы, на наш взгляд, с категорией «индивидуалистических» (individual) ролей в концепции К. Бенне и П. Шитса [4] как ориентированных на приоритет персональных потребностей над совместным анализом и поиском решения актуальной проблемы сообщества.
Соотнесение ролевых репертуаров Т. Шибутани и Ж.-Н. Кэпферера с итогами наблюдений за обсуждениями неподтверженных сведений позволяет утверждать,
что описанные концепции нуждаются в модификации.
Помимо основных и дополнительных ролей следует указать на существование другой оппозиции - ролей реальных и номинальных (или условных). Если первые из них представляют собой паттерны коммуникативного поведения (или их варианты, описанные выше как дополнительные роли), то вторые поддаются выделению лишь потому, что влияют на обсуждение, прочно закрепившись в социальных представлениях о причинах появления слухов. Речь идет об остающихся за пределами круга непосредственного общения ролях своекорыстного «конфабулятора», гипотетического сочинителя заведомо ложных сведений [5], а также идущего у него на поводу, некритичного, легкомысленного и склонного к панике «типичного распространителя». Выразители амплуа хитреца и простака охотно наделяются собеседниками неприемлемыми мотивами, негативными личностными чертами, аутгрупповой принадлежностью - всем тем, что кардинально противопоставляет их членам коммуникативного объединения. Носители номинальных ролей иногда упоминаются настолько часто, что возникает впечатление их чуть ли не случайного отсутствия при обсуждении той или иной актуальной «новости».
Иное направление модификации концепций Т. Шибутани и Ж.-Н. Кэпферера предусматривает изменение состава основных ролей. С одной стороны, речь идет об исключении из репертуара роли «лидера мнений» или «принимающего решение» как не вносящего какого-либо специфического вклада в процесс обсуждения слухов. Такое лицо в силу имеющегося авторитета эффективно выполняет любые роли, но не более того. С другой стороны, представляется необходимым дополнение перечня «актором», лицом, предпринимающим те или иные действия под воздействием обсужденных слухов. В противном случае парадигма социального влияния слухов на аудиторию получает явно недостаточное отражение.
Таким образом, модифицированная нами коммуникативно-ролевая концепция без учета возможных дополнительных ролей включает в себя семь позиций - «вестника», «интерпретатора», «скептика», «сторонника», «актора», «конфабулятора» и «типичного распространителя». Проследить выполнение данных ролей мы можем, обратившись к этапам обсуждения неподтвержденной информации.
При восприятии новости «вестник» взаимодействует с одним или несколькими «интерпретаторами», пытающимися разобраться с тем, что именно произошло, могло ли такое случиться в действительности и насколько произошедшее затрагивает их жизнедеятельность. Но продолжительность выполнения такой роли невелика. Как только состоялась предварительная ориентировка в проблеме, начинается переход к этапу обсуждения информации. «Интерпретаторы» принимают на себя иные роли - «сторонников» и «скептиков», выражающих противоположные мнения относительно того, насколько правдиво сообщение, как реально развивались события, что стало их причиной, каким образом следует поступить. В ситуации ролевого конфликта «скептики» нередко апеллируют к намерениям предполагаемых «кон-фабуляторов» и ссылаются на заблуждения «типичных распространителей». На итоговом этапе принятия решения «акторы» определяются с тем, что им делать далее, а также кто еще должен узнать об итогах обсуждения проблемы.
До сих пор описываемая концепция применялась лишь в контексте организации противодействия влиянию ложных сведений на аудиторию [1; 6]. Однако ее потенциал позволяет нам обратиться к другой теоретически значимой проблеме - перечню социальных функций слухов, общепринятого и однозначного решения которой на данный момент не существует [7].
Изучение научной литературы, посвященной данной проблематике [2; 3; 7 - 11 и др.], дает нам основания к
тому, чтобы выделить следующую совокупность социальных функций слухов:
- когнитивную (информационную), обеспечивающую понимание актуальной проблемы сообщества;
- экспрессивную (аффективную), связанную с совместным выражением переживаний, оценок и отношений для эмоциональной разрядки;
- менеджментную (манипулирующую), отражающую аспект социального влияния в диапазоне от воздействия на ближнее окружение до попыток дестабилизации общественной жизни в целом;
- интегрирующую (аффилирующую), выражающую тенденцию к социальному объединению;
- идентифицирующую (категоризирующую), устанавливающую отличия «своих» от «чужих» и границы групповой принадлежности;
- регулирующую (активирующую), определяющую порядок дальнейших действий членов сообщества;
- релаксирующую (игровую), предполагающую элемент развлечения, удовольствия зрителей от шоу или участников от общего драйва.
Рассмотрим специфику осуществления данных функций с учетом взаимодействий носителей конкретных коммуникативных ролей.
Нет особых сомнений в том, что, перенося в новую коммуникативную клику или диаду некую версию понимания проблемной ситуации, «вестник» реализует в отношении «интерпретаторов» когнитивную или информационную функцию слухов. Достаточно заметить, что под несколько иными наименованиями она выделяется в отношении феномена слухов с 40-х гг прошлого века [8; 10]. Но нельзя утверждать, что данная функция является на начальном этапе дискурса единственной. Дело в том, что предназначенное для передачи «интерпретаторам» сообщение прошло через горнило предшествовавших обсуждений, сохранив на себе отпечатки восприятия ситуации иными лицами и коммуникативными группами. Уже поэтому следует вести речь о проявлениях менед-жментной или манипулирующей функции, предполагающей осуществление социального влияния. Кроме того, надо принять во внимание характеристику слухов как речи для «своих» в отсутствии «чужих». В той мере, в которой неформальные массовые коммуникации, по замечанию Б.В. Дубина, «пересказываются только «своим» и тем самым очерчивают круг этих «своих», конституируют их как сообщество» [12, с. 72], им присуща и функция идентифицирующая или категоризирующая.
На следующем этапе дискурса, предусматривающим ролевое противостояние «скептиков» и «сторонников», когнитивная или информационная функция слухов сохраняет свою выраженность. Однако стороны не только обмениваются аргументацией, приходя ко все более отчетливому пониманию обсуждаемой проблемы, но и демонстрируют те или иные переживания, стремясь к эмоциональной разрядке. Таким образом, еще одна издавна выделяемая функция слухов [8; 10] - экспрессивная или аффективная - также оказывается налицо. При этом происходит одновременное объединение «сторонников», воспринимающих себя как находящихся «в одной лодке» в ситуации общественного беспокойства, и «скептиков», демонстрирующих себе и другим кардинальное отличие от «типичных рапространителей» неподтвержденных данных. Все это позволяет нам говорить о реализации интегрирующей или аффилирующей функции слухов. Не следует забывать и про функцию релаксирующую или игровую, более характерную для «скептиков», чем «сторонников». Впрочем, среди последних представители упомянутой ранее дополнительной роли «шоуфила» также оказываются не чужды развлечению в ситуации общей неизвестности и тревоги. Далее, в той мере, в которой стороны ролевого конфликта стремятся оказать социальное влияние на оппонентов, свое выражение получает функция менеджментная или манипулирующая. Добавим, что последняя в той своей части, которая свя-
зана с попытками дестабилизации общественной жизни, а не с воздействием на ближнее окружение, реализуется косвенным путем - посредством апелляций к действиям закулисных «конфабуляторов» в отношении наивных «типичных распространителей».
Наконец, на этапе принятия решения «акторы» определяются с тем, выступить ли им в роли «вестников» в новом коммуникативном объединении, проявить пассивность или же перейти к действиям, вытекающим из итогов состоявшегося обсуждения. Так или иначе, речь может идти лишь о проявлениях регулирующей или активирующей функции слухов.
Таким образом, становится очевидным, что социальные функции могут быть описаны не только в отношении феномена слухов в целом, как это не раз делалось прежде, но и применительно к тому или иному этапу диалогического дискурса, сопровождающего распространение неподтвержденных сведений по каналам неформальной коммуникации. Обращение к составляющим ролевого репертуара коммуникаторов дает нам основания полагать, что этапы обсуждения слухов имеют характерные различия в проявлениях тех социальных функций, которые присущи изучаемому феномену.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Горбатов Д.С. Психология слухов и сплетен: монография. СПб.: Речь, 2012. 233 с.
2. Shibutani T. Improvised news: A sociological study of rumor. Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1966. 262 p.
3. Kapferer J.-N. Rumors: Uses, interpretations and images. New Brunswick, NJ: Transaction Press, 1990. 284 p.
4. Benne K.D., Sheats P. Functional roles of group members // The Journal of Social Issues. 1948. Vol. 4. № 2. P. 42-47.
5. Осетрова Е.В. Слухи // Речевое общение: специализированный вестник. Красноярск: Сибирский федеральный университет, 2009. Вып. 10-11 (18-19). С. 233-235.
6. Горбатов Д.С. Эмпирическое обоснование стратегии противодействия ложным слухам // Ученые записки Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы. 2016. Т. 25. Вып. 1. С. 7-14.
7. DiFonzo N., Bordia P. Rumor psychology: Social and organizational approaches. Washington, DC: APA, 2007. 292 p.
8. Allport G.W., Postman L.J. The psychology of rumor. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston. 1947. 247 р.
9. Kimmel A.J. Rumors and rumor control: A manager's guide to understanding and combatting rumors. N.J.: Lawrence Erlbaum Associates, 2004. 272 p.
10. Knapp R.H. A psychology of rumor // The Public Opinion Quarterly. 1944. Vol. 8. №. 1. Р. 22-37.
11. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб.: Питер, 2002. 368 с.
12. Дубин Б.В. Речь, слух, рассказ: трансформации устного в современной культуре // Слово - письмо - литература: Очерки по социологии современной культуры. М.: НЛО, 2001. С. 70-81.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ. «Коммуникативно-ролевая стратегия противодействия ложным слухам», проект № 16-06-00564.
