CC BY
163
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 4 (20). С. 45-52. УДК 930
DOI 10.25513/2312-1300.2018.4.45-52
О. А. Гайлит
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ СЛУХОВ И ПРОБЛЕМЫ ИХ ИЗУЧЕНИЯ В РАБОТАХ СОВРЕМЕННЫХ ИСТОРИКОВ
Статья посвящена историографическому осмыслению феномена слухов. В центре внимания находятся современные исторические исследования, в которых осмысляется сам феномен или анализируется информация, передаваемая в форме слуха. Автором намечаются контуры проблемных полей данных исследований, обозначаются методические проблемы и итоги изучения феномена на современном этапе.
Ключевые слова: слухи; современная историография; историческое осмысление слухов; проблематика исследований слухов; исследовательские возможности слухов.
O. A. Gaylit
RESEARCH OPPORTUNITIES OF RUMORS AND PROBLEMS OF THEIR STUDY IN THE WORKS OF MODERN HISTORIANS
The article is devoted to the historiographical interpretation of the phenomenon of rumors. The focus is on modern historical research, which conceptualized the phenomenon and analyzes information transmitted in the form of rumor. The author outlines the contours of the problem fields of research, methodological problems and the results of the study of the phenomenon at the present stage.
Keywords: rumors; modern historiography; historical comprehension of rumors; problems of research of rumors; research opportunities of rumors.
На протяжении всей истории изучения слухов, в том числе и на современном этапе, эта проблематика пребывает на периферии исторического исследовательского пространства. Данная ситуация во многом обусловлена спецификой самого явления - его неуловимостью для определения и объяснения как в «естественной» среде обитания, так и при извлечении из текста источника. Вместе с тем, фиксация слухов и сведений о их циркуляции в исторических источниках, не может не провоцировать исследовательские поиски и рефлексию. Предметное поле предлагаемой работы - историографическое осмысление феномена слухов. К настоящему моменту сложился определенный круг работ, непосредственно касающийся слухов, что даёт возможность наметить возможности, проблемы и перспективы использования слухов в историческом исследовании.
© Гайлит О. А., 2018
С указанной целью проанализирован комплекс современных исторических исследований - 118 работ1 российских авторов и опубликованных на русском языке работ зарубежных исследователей различных научных жанров, вышедших в период с 1995 по 2017 гг. Данный перечень был сформирован на основании ряда критериев. Во-первых, для обобщений и анализа использовались только исторические исследования. Во-вторых, это работы, в которых анализируются слухи, бытовавшие в Х1Х-ХХ вв. Представляется, что именно этот период - пролог и начало новейшей истории России - не только формируют благоприятную среду для слухов, будучи насыщены масштабными историческими процессами, но и «проявляют» их, позволяют «поймать» традиционный механизм на фоне социокультурной модернизации. Изучение слухов более ранних эпох, особенно
эпохи средневековья, на наш взгляд, требует более тонкого подхода и инструментария для корректного «опознания» слуха. И, в-третьих, анализировались исследования, в которых изучаются сами слухи, как коммуникативный, социокультурный феномен, и/или осмысляется и интерпретируется их содержание. Работы, вплетающие слухи в повествовательную канву, как статичный фрагмент фона, для данной статьи интереса не представляют. Выводы и результаты представителей других научных направлений и дисциплин, в предметную область которых включены слухи, а также работы историков, изучающих слухи более ранних периодов, используются как контекстные.
Очерчивая контуры современной историографии слухов, важно отметить, что исследовательский интерес к данному феномену обусловлен самой логикой развития исторической науки. Прежде всего, включение слухов в исследовательский поиск продиктовано развитием предметной области антропологически ориентированных направлений исторического знания - истории повседневности, истории ментальности, устной истории. Пожалуй, именно здесь слухи наиболее органично встраиваются в пространство исследования, что демонстрируют в своих монографиях, например, И. В. Нарский [2] и О. А. Сухова [3]. Востребованы слухи и теми авторами, которые обращаются к нетрадиционным подходам, концепциям и источникам в изучении «классических» проблем. Ярким примером данного утверждения могут служить работы Б. И. Колоницкого [4], написанные в русле политический (потестарной) имагологии, а также обращение к истории эмоций в работах В. Б. Аксёнова [5; 6].
В настоящий момент можно констатировать оформление двух методологических подходов в изучении слухов - использование в качестве источника или определение ему места объекта / предмета изучения. Интересно, что рефлексия исследователей относительно перспектив этих подходов не вылилась в развёрнутые дискуссии. И всё же, обсуждение данной проблемы в той или иной степени происходит. Пример тому - материалы двух конференций, посвящённых феномену слухов. Первая из них состоялась в октябре 2009 г. и стала результатом работы
группы челябинских историков под руководством профессора И. В. Нарского и исследователей из берлинского Университета им. Гумбольдта под руководством профессора Й. Баберовски над проектом «Слухи и насилие в истории России (середина XIX - середина ХХ вв.)» (подробнее о проекте и конференции см.: [7]). В рамках работы над проектом и в материалах конференции «Слухи в России Х1Х-ХХ веков: неформальная коммуникация и "крутые повороты" российской истории», чётко обозначилось стремление исследователей осмыслить данный феномен в культурно-исторической парадигме, в которой слухи предстают как особая социокультурная и коммуникативная практика [8]. Такой подход акцентирует внимание на специфике самого объекта: атрибутивных характеристиках и функциях слухов, механизмах их зарождения, развития и циркуляции, порождающих их обстоятельствах. Иной посыл в осмыслении слухов - как историко-психологического источника - представлен в материалах конференции, прошедшей в 2010 г. в Санкт-Петербурге по инициативе Международной ассоциации исторической психологии [9]. В данном случае слухи выступают «ценными источниками по изучению культурных кодов, системы представлений и ценностей простого обывателя, "маленького человека"» [10, с. 14], выводя на первый план анализ структуры и содержания слухов, характеристики контекстов бытования, установления взаимосвязей для объяснения их жанровой и сюжетной специфики. Общим для исследователей, работающих в данных походах, являются проблемы теоретического осмысления дефиниции и источниковедческого анализа репрезентаций слухов.
Данные конференции, на наш взгляд, не только обозначают оформление двух подходов в изучении слухов, но и демонстрируют определённую тенденцию. Призывы участников «челябинской» конференции к пересмотру исследовательских подходов, расширению проблематики и изменению отношения историков к слухам знаменуют смену этапа эмпирического накопления - введения в научный оборот слухов исторических источников, что нашло отражение в комплексе исследований, использующих слухи как ис-
точник для решения тех или иных исследовательских задач, - этапом осмысления и категоризации самого феномена. Это явно отразилось в сборнике материалов конференции, который наметил круг проблем-направлений в изучении слухов как исторического явления.
Необходимо отметить, что обозначенные выше подходы имеют некоторую условность, проистекающую из специфики изучаемого феномена. Информационный потенциал слуха неотделим от способа и процесса его передачи, а потому, изучая данный феномен, исследователь не может не обращаться к его содержанию, т. е. интерпретировать слух как источник информации. Таким образом, сама специфика слуха предопределяет сочетание этих подходов при его изучении. Не случайно, А. В. Голубев, активно изучающий слухи, назвал схоластическим вопрос о том являются ли они историческим источником или предметом исследования [11, с. 309].
Проблематика исследований феномена слухов достаточно разнообразна. В связи с обозначенной выше особенностью, обзор проблематики строится без учёта места слухов в структуре исследования. Прежде всего, выделим те аспекты, которые акцентируются в процессе осмысления самого феномена, его места и роли в истории и историческом исследовании. Вполне естественно, что исследователи рефлексируют над проблемами категоризации понятия и трудностями работы историка со слухами, осуществляют поиск методов и инструментов интерпретации их содержания. К сожалению, поиски в этом направлении недостаточны, что заставляет исследователей констатировать неопределённость «онтологического статуса» слуха [12, с. 7] и слабость «процесса приспособления инструментария руморологии2 к историческим исследованиям» [13, с. 51].
Терминологическая неопределённость становится порой своеобразной ловушкой для исследователей. Пример тому - критический отклик уральского исследователя С. А. Нефедова [14] на статью В. Б. Аксёнова, в которой последний использует слухи для реконструкции эмоциональной атмосферы конца февраля - начала апреля 1917 г. [5] Причиной критики стало применение В. Б. Аксёновым понятия «слух» к распространившимся в феврале 1917 г. сведениям
о критической нехватке хлеба в Петрограде и спровоцировавшим акции протеста 23 февраля. С. А. Нефедов, в свою очередь, настаивает на том, что продовольственный кризис в Петрограде был не слухом и не фантомом, а «хорошо известной и вполне достоверной информацией, о которой писали все газеты» [14, с. 18]. Представляется, что в данном случае, мы имеем дело с коллизией «опознания» слуха: автор критикуемой статьи повествует о слухе конкретного исторического источника (сообщения министра внутренних дел А. Д. Протопопова), который вполне может не быть таковым, как в реальной исторической практике, так и в представлении современной науки. Иными словами, все участники этой своеобразной коммуникативной сети (А. Д. Протопопов и современные ему жители Петрограда, В. Б. Аксёнов и С. А. Нефедов) подразумевают под «слухом» разные сообщения.
Более активно историки обращаются к обнаружению конкретных явлений, обстоятельств и стимулов, способствующих формированию слухов и обусловливающих их содержание (например: [15; 16; 17; 18; 19]). Существенное внимание в работах современных историков получила проблема функций слухов, что обусловлено полифункциональностью данного феномена. Прежде всего, здесь стоит назвать ставшую своего рода «классикой» монографию И. В. Побережни-кова [1], в которой автор рассматривает крестьянские слухи ХУШ-Х1Х вв. как фактор социально-политических конфликтов, обозначает их типы и функции. На сегодняшний день исследователи зафиксировали достаточно обширный функционал слухов, среди которых выделяются две основные функции - коммуникации (распространение информации, трансляция мнений и суждений, «альтернативные» новости) и интерпретации (толкование смысла событий и «достраивание» информации). Представляется, что другие функции есть не что иное, как продолжение или частный случай этих двух. Среди прочих (прикладных) функций называются следующие: социальной идентификации (самопозиционирование и консолидация / дифференциация социальных групп), выражения антиправительственного протеста (мобилизация на сопротивление, формирование оп-
позиционных идеологий), эмоциональной разрядки (артикуляция страхов, надежд, переживаний, выражение эмоций), манипуляции (формирование массового сознания, инструмент политической борьбы), опосредованного диалога с властью (устные «письма во власть»).
Раскрытие функционала слухов позволяет исследователям объяснить причины бытования и массового распространения тех или иных слухов. Весьма наглядным примером в этом отношении являются работы, интерпретирующие слухи через призму их про-тестного потенциала [1; 20; 21]. В этом случае авторами, как правило, акцентируется политический капитал слухов - массовые политические настроения и представления населения. Например, Ш. Фицпатрик рассматривает бытовавшие среди крестьян в период коллективизации апокалипсические и антиправительственные слухи как выражение «глубинной народной оппозиции» режиму Сталина [20, с. 13-14, 320]. Данная идея была поддержана Л. Виолой, которая увидела в слухах средство формирования крестьянской «контридеологии», придавшей периоду коллективизации «дух и облик гражданской войны» [21, с. 62-63]. Поддерживая идеологический характер слухов как инструмента сопротивления, И. В. Нарский обращает внимание на свойство слухов «приобретать функцию стратегии анонимизации», когда «кто в них говорит, не знает никто» [2, с. 422, 419]. Анонимность слуха делает его востребованным инструментом артикуляции антиправительственных настроений.
Интересно, что акцентирование той или иной функции слуха может стать фундаментом для построений исследователя. Так, например, Т. Шиллинг предложил экстраполировать функцию «стратегии господства» (манипулятивную) на весь комплекс техник неформальной коммуникации, используемых И. В. Сталиным [22]. По мнению автора, слухи (как «ходившие» независимо от генсека, так и запущенные в обиход им самим) предоставляли Сталину дискредитирующую информацию, помогали вводить в заблуждение, провоцировать на активные действия и, вместе с прочими техниками неформальной коммуникации, устанавливать степень лояльности своего окружения, выявлять и уст-
ранять противников. Таким образом, «идя по следам слухов» автор пытается показать «тон и атмосферу террора» и приемы риторической травли, господствующие на партийных собраниях 1930-х гг. [22, с. 343] Похожая схема использования слухов во внутрипартийной борьбе показана М. Эли на примере июльского пленума ЦК КПСС 1953 г. [23]
Ещё один неоднозначный аспект в изучении слухов - проблема источника / автора сообщения. Решить эту проблему, порой, чрезвычайно сложно и для историка, и для современника. Яркий исторический пример попытки её решения - работа Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, которая, в том числе, попыталась установить источники слухов об измене и шпионаже представителей Дома Романовых. Ни сами следователи, ни те, кого они допрашивали, не смогли назвать источника антидинастических слухов. П. Н. Милюков, например, давая объяснения комиссии относительно своей знаменитой думской речи с обвинениями верховной власти в измене, смог пояснить лишь: «было общее мнение эмиграции», «считалось общепризнанным» (цит. по: [24, с. 21]. Историк, как следователь, «допрашивающий» источник, находится в ещё более затруднительной информации, имея дело с пересказом, фрагментом слуха, или просто констатацией его бытования (пример реконструкции источника слухов см.: [25]). С другой стороны, ценность и интерес для историка представляет скорее сам слух как исторический факт, его содержание, причины появления, механизмы распространения.
Основная масса современных исследований эксплуатирует информационно-эмоциональный потенциал слухов. Прежде всего, слухи прочно вошли в исследовательский обиход как источник для реконструкции форм массового сознания и массового поведения населения в определённых социально-политических условиях. Достаточно привычными стали сюжеты реконструкции при помощи слухов ментальных констант и социальной психологии отдельных групп населения [2; 26; 27; 28; 29; 30; 31; 32], отношения населения к власти и государственной политике [2; 21; 33; 34; 35; 36], общественного сознания в условиях «экстремальной по-
вседневности» (кризисов, войн, революций и т. д.) [3; 4; 5; 37; 38; 39; 40; 41].
Своего рода «общим местом» современных исследований стал тезис о слухогенно-сти переходных и переломных периодов российской истории. Периоды экстраординарного исторического опыта (потребность свершения судьбоносного выбора, дезорганизация государственных структур и тяготы больших перемен) становятся плодотворной почвой для самопроизвольного или намеренного создания и циркуляции слухов, воплощавших мысли, чувства, протест и надежды различных групп населения. В этом отношении в наших хронологических границах наиболее выделяется первая половина XX века. По всей видимости, именно такая трактовка процессов слухообразования и определяет внимание исследователей преимущественно к негативным представлениям и эмоциям -от массовых тревог и страхов до панических и истерических проявлений (см. например: [6; 42]).
С другой стороны, не столь пристальный интерес исследователей к оптимистическим слухам и порождаемым ими положительным эмоциям, обусловлен не столько выбором исследователя, сколько возможностями источников. Как правило, источником для реконструкции слухов служат два основных вида документов - делопроизводство государственных учреждений (преимущественно органов государственной безопасности и правопорядка) и источники личного происхождения (письма, дневники, воспоминания). В первом случае, специфика функций данных органов - выявление и фиксация враждебных и опасных по отношению к существующему порядку идей, сообщений и поступков - предопределяла наличие в их материалах преимущественно негативной информации. На специфику источников личного происхождения естественное влияние оказывает своеобразие человеческой психологии - большая склонность к рефлексии относительно негативного опыта.
Несколько менее привычно выглядит использование слухов для воссоздания образов массового сознания [4], восприятия внешнего мира [11; 43], общественного мнения [44; 45]. Заметим, что вопрос о возможности использования слухов для воссоздания
общественного мнения неоднозначен. Некоторые исследователи настаивают на том, что эти два явления не адекватны друг другу [46, с. 24]. Однако, вслед за психологами, изучающими массовое поведение, историки привлекают слухи для решения данной проблемы (о слухах и общественном мнении в психологии масс см.: [47, с. 275]). В. Я. Гросул, соглашаясь с тезисом о неадекватности слухов и общественного мнения, всё же признаёт их совпадение в некоторых случаях и полагает, что составляя значительную часть общественных настроений слухи участвовали в формировании общественного мнения XIX в. [44] В монографии Е. Ю. Зуб-ковой слухи выступают механизмом формирования и формой выражения общественного мнения в послевоенном СССР [45].
В большинстве указанных выше исследовательских аспектах прочное первенство удерживают слухи, бытовавшие в «естественной» для них крестьянской среде. Любопытно, что признавая за слухами статус вневременных культурных универсалий, исследователи, тем не менее, определяют их генетическую связь с традиционной культурой, а основными носителями данной культурной традиции рассматривают преимущественно крестьянство. Как отмечают авторы историографических обзоров изучения слухов, такая позиция восходит к традиции XIX в., в которой слухи выступали источником для реконструкции политических настроений народных масс (краткие историографические зарисовки см.: [8, с. 8-9; 11, с. 301-302; 48, с. 362-364]. Традиция была поддержана советскими исследователями, которые рассматривали слухи как источник реконструкции «истинного духа народа», «его стремлений и чувств» (цит. по: [49, с. 46] в условиях крестьянских движений протеста. Рассматривая советское крестьянство первой половины XX века как носителей традиционной аграрной культуры, некоторые современные исследователи видят в слухах «символическое выражение коллективного мировоззрения» и «проекцию народной мысли» [21, с. 62-63].
Вместе с тем, в современной историографии наметилась тенденция расширения привычного «ареала» бытования слухов и констатация их закрепления в городской
культуре XX в. Б. И. Колоницкий обнаруживает, что в годы Первой мировой войны власти столкнулись с проблемой распространения слухов в интеллигентской среде крупных городов, а столица и вовсе превратилась в «гигантский комбинат по производству фантастических слухов» [4, с. 35, 29]. По мнению О. Ю. Никоновой, в кризисные периоды слухи превращаются в кросс-культурный феномен, стирающий социальные и локальные различия, как, например, произошло со слухами-тревогами о возможной войне в 1920-1930-е гг., циркулировавшими и в деревне, и в городе, среди самых различных социальных групп [17]. Широкое бытование слухов в советском городе фиксируется и другими исследователями [45].
Итак, современными историками намечены контуры проблемных полей, в которые корректно и логично встраиваются слухи. Однако, наряду с признанием в современной историографии их исследовательских возможностей, сохраняются методические лакуны в историческом осмыслении самого феномена. Представляется, что перспективы дальнейшего изучения феномена слухов связаны с решением теоретических проблем: категоризации слухов, как исторической дефиниции, поиском приемов, методов и инструментов их анализа и интерпретации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Перечень проанализированных и обобщённых исследований включает 11 монографий, 20 материалов конференций (статьи и тезисы докладов), 87 статьей в научных журналах и сборниках. Из них 8 работ издано в 1990-е гг., 110 - в 2000-е гг., в том числе, 97 - за период с 2010 по 2018 г. Современный этап в осмыслении феномена слухов, на наш взгляд, логично начинать с небольшой по объёму монографии И. В. Побережникова, ставшей ориентиром для исследователей [1].
2 Руморология (от англ. rumour - слух, молва) -прикладная наука о слухах.
ЛИТЕРАТУРА
1. Побережников И. В. Слухи в социальной истории: типология и функции. (По материалам восточных регионов России XVIII-XIX вв.) -Екатеринбург : Банк культ. информ., 1995. -58 с.
2. Нарский И. В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917—1922 гг. - М. : РОССПЭН, 2001. - 632 с.
3. Сухова О. А. Десять мифов крестьянского сознания: Очерки истории социальной психологии и менталитета русского крестьянства (ко-
нец XIX - начало XX в.) по материалам Среднего Поволжья. - М. : РОССПЭН, 2008. -679 с.
4. Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика»: Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. - М. : Новое литературное обозрение, 2010. - 664 с.
5. Аксёнов В. Б. Революция и насилие в воображении современников: слухи и эмоции «медового месяца» 1917 г. // Российская история. -2017. - № 2. - С. 17-32.
6. Аксёнов В. Б. «Чёрное авто» как символ революционного насилия в 1917 г.: фобия, мифологема, эмоциональный стимул // Антропологический форум. - 2017. - № 32. - С. 112141.
7. Никонова О. Ю. Конференция «Слухи в России XIX-XX веков: неформальная коммуникация и "крутые повороты" российской истории» (Москва, ИНИОН РАН, 1-2 октября 2009 г.) // Новое литературное обозрение. - 2010. -№ 102. - С. 411-417.
8. Слухи в России XIX-XX. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - 362 с.
9. Слухи как специфический историко-психо-логический источник : материалы XXVIII Международной науч. конф. (Санкт-Петербург, 13-14 декабря 2010 г.) / под ред. С. Н. Полторока. - СПб. : Полторак, 2010. -216 с.
10. Алексеев В. В, Кабанова Е. Е. Слухи как социально-психологический и социокультурный феномен // Слухи как специфический истори-ко-психологический источник : материалы XXVIII Международной науч. конф. (Санкт-Петербург, 13-14 декабря 2010 г.) / под ред. С. Н. Полторока. - СПб. : Полторак, 2010. -С. 13-19.
11. Голубев А. В. Крестьянские слухи и толки: источник или предмет исследования? (На примере внешнеполитических представлений) // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. - 2011. - № 1. - С. 301-313.
12. Егоров А. К. Слухи как объект исторического исследования // Учёные записки Петрозаводского государственного университета. - 2015. - № 3. - Т. 2. - С. 7-10.
13. Хмелевская Ю. О некоторых аспектах неформальной коммуникации. О каннибализме в Советской России во время голода 19211923 гг. // Слухи в России XIX-XX. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - С. 49-74.
14. Нефедов С. А. Слухи как причина февральской революции 1917 года // Историческая и социально-образовательная мысль. - 2017. -Т. 9, № 2-2. - С. 15-22.
15. Зеленина Г. С. «Отравленная вата» и «привитая гипертония»: источники и функции слухов вокруг «дела врачей» // Антропологический форум. - 2016. - № 31. - С. 119-154.
16. Нарский И. Как коммунист черта расстрелять хотел: апокалипсические слухи на Урале
в годы революции и Гражданской войны // Слухи в России Х1Х-ХХ. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011.- С. 231-255.
17. Никонова О. Война, рассказанная «по секрету»: слухи и возможности их интерпретации // Слухи в России Х1Х-ХХ. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - С. 75-103.
18. Егоров А. К. Распространение слухов об отравлении во время эпидемии холеры 1830/1831 гг. в России: случай в Пскове // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2016. - № 8-1. - С. 117-119.
19. Литвинова О. А. Роль слухов в политической жизни алтайской губернии (1920-1923 годы) // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. -2011. - Т. 10, № 1. - С. 110-115.
20. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 1930-е гг.: деревня. - М. : РОССПЭН, 2001. - 422 с.
21. Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления. - М. : РОССПЭН, 2010. -367 с.
22. Шиллинг Т. «Слухи <...> шли из секретариата Кобы»: неформальная коммуникация и господство при сталинском дворе // Слухи в России Х1Х-ХХ. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - С. 335-348.
23. Эли М. Слух о бандитском разгуле в 19531954 гг. // Слухи в России Х1Х-ХХ. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - С. 146-168.
24. Варфоломеев Ю. В. Проблема измены и шпионажа в годы первой мировой войны: слухи, факты, расследования (по материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства) // Современные евразийские исследования. - 2014. - Т. 3. - С. 17-24.
25. Егоров А. К. «Это, видно, Польша подкупила докторов так морить.»: к вопросу об источниках возникновения агрессивных слухов во время эпидемии холеры 1830/1831 гг. в России // Научный журнал. - 2016. - № 8 (9). -С. 32-34.
26. Родигина Н. Н. «Слухи» о переселении как источник изучения миграционной активности русских крестьян второй половины Х1Х в. // Этнография Алтая : материалы II научно-практической конференции. - Барнаул : Барнаульский государственный педагогический университет, 1996. - С. 161-164.
27. Кобзев А. В. Татары-мусульмане Среднего Поволжья: этническая идентичность и слухи о насильственном крещении // Вестник Евразии. - 2004. - № 3. - С. 89-98.
28. Поршнева О. С. Крестьяне, рабочие и солдаты России накануне и в годы Первой мировой войны. - М. : РОССПЭН, 2004. - 368 с.
29. Скобелев К. В. Влияние слухов на крестьянские переселения во второй половине Х1Х -начале ХХ вв. // Историческая психология в ХХ1 веке: теоретико-методологические проблемы и практика конкретных исследований : сборник статей II Всероссийской заочной научной конференции. - Ишим : Ишимский государственный педагогический институт им. П. П. Ершова, 2013. - С. 49-79.
30. Тимофеев Д. В. Варианты решения крепостного вопроса в России первой четверти Х!Х в.: опыт сравнительного анализа «Недозволенных речей», прошений и дворянских проектов // Петербургский исторический журнал. -2015. - № 4. - С. 34-46.
31. Безгин В. Б. Деревенские слухи и крестьянские настроения периода Первой мировой войны // Русское крестьянство и Первая мировая война : сборник научных статей / под ред. П. П. Марченя, С. Ю. Разина. - М. : Изд-во Ипполитова, 2016. - С. 62-72.
32. Сомов В. А. Слухи как фактор трудового поведения в начальный период Великой Отечественной войны // Историческая психология и социология истории. - 2011. - Т. 4, № 1. -С. 19-32.
33. Бессонов И. А. Слухи и толки времен коллективизации и раскулачивания // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2009. - № 3-2. - С. 23-25.
34. Вебер М. И. Слухи как элемент Гражданской войны 1917-1921 гг. в России: условия возникновения, механизм распространения, влияние на окружающую реальность // Восьмые Татищевские чтения : докл. и сообщ. -Екатеринбург : ИИиА УрО РАН, 2010. -С. 174-177.
35. Кометчиков И. В. «Колхозов все равно не будет, будет установлен американский строй»: как в западнорусской деревне возникли, распространились и угасли слухи о роспуске колхозов (1942-1946 гг.) // 1945 год: формирование основ послевоенного мироустройства : сборник материалов Всероссийской научной конференции, посвящённой 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. - Киров : Радуга-ПРЕСС, 2015. - С. 430-442.
36. Парамонов В. Н. «Великий перелом» в восприятии современников // Вестник Самарского университета. История, педагогика, филология. - 2016. - № 3.1. - С. 33-41.
37. Кожевин В. Л. Слухи как источник по истории общественно-политической жизни города времен российской революции 1917 года // Проблемы культуры городов России: теория, методология, историография : материалы VII Всерос. науч. симпозиума (Омск, 23-24 окт. 2008 г.). - Омск : Изд-во ОмГПУ, 2008. -С. 80-84.
38. Голубинов Я. А. Слухи в русском и британском обществе в годы Первой мировой войны: опыт сравнения// Люди и тексты. Исторический альманах. - 2014. - № 6. - С. 311-324.
39. Лукоянов И. В. Россия и сепаратный мир (1914-1917 гг.): из внешнеполитической во внутриполитическую проблему // Вестник
Вятского государственного университета. -2014. - № 9. - С. 80-93.
40. Кринко Е. Неформальная коммуникация в «закрытом» обществе: слухи военного времени (1941-1945) // Новое литературное обозрение. - 2009. - № 100. - С. 494-508.
41. Пянкевич В. Л. Люди жили слухами: Неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда. - СПб. : Владимир Даль, 2014. - 479 с.
42. Спицина Е. В. Социально-психологический кризис в России рубежа 70-80-х годов XIX века: «охота на ведьм» // Научный диалог. -2017. - № 5. - С. 291-302.
43. Голубев А. В. «Если мир обрушится на нашу Республику...»: советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг. / А. В. Голубев ; Российская акад. наук, Ин-т российской истории. - М. : Кучково поле, 2008. - 381, [2] с
44. Гросул В. Я. Власть и общественное мнение в России XVIII-XIX веков // Труды Института российской истории РАН. - 2005. - № 5. -С. 118-172.
45. Зубкова Е. Ю. Послевоенное общество: политика и повседневность. 1945-1943. - М. : РОССПЭН, 1999. - 229 с.
46. Джонстон Т. Слухи в СССР сталинского времени // Слухи в России XIX-XX. Неофициальная коммуникация и «крутые повороты» российской истории : сборник статей. - Челябинск : Каменный пояс, 2011. - С. 18-27.
47. Ольшанский Д. В. Психология масс. - СПб. : Питер, 2001. - 368 с.
48. Кабанов В. В. Источниковедение истории советского общества : курс лекций. - М. : РГГУ, 1997. - 385 с.
49. Побережников И. В. Слухи как фактор крестьянского движения в Западной Сибири XVIII -первой половины XIX в. // Общественно-политическая мысль и культура сибиряков в XVIII - первой половине XIX в. - Новосибирск : Изд-во Новосибирского университета, 1990. - С. 45-67.
Информация о статье
Дата поступления 10 июня 2018 г.
Дата принятия в печать 12 ноября 2018 г.
Article info
Received June 10, 2018
Accepted
November 12, 2018
Сведения об авторе
Гайлит Оксана Александровна - канд. ист. наук, доцент кафедры современной отечественной истории и историографии Омского государственного университета им Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а E-mail: gailitoa@omsu.ru
About the author
Gaylit Oxana Aleksandrovna - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Modern Russian History and Historiography of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: gailitoa@omsu.ru
Для цитирования
Гайлит О. А. Исследовательские возможности слухов и проблемы их изучения в работах современных историков // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2018. № 4 (20). С. 45-52. йО^ 10.25513/2312-1300. 2018.4.45-52.
For citations
Gaylit O. A. Research Opportunities of Rumors and Problems of Their Study in the Works of Modern Historians. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2018, no. 4 (20), pp. 45-52. DOI: 10.25513/2312-1300.2018.4. 45-52 (in Russian).
