CC BY
37
Ю.Ю. Ветютнев, Д.Р. Яворский
СОЦИАЛЬНОЕ ВРЕМЯ: ПРИРОДНЫЕ РИТМЫ И ПРАВОВЫЕ ФОРМЫ
Статья посвящена проблемам социального времени как способа организации совместной жизнедеятельности крупных человеческих коллективов. Время рассматривается как особый вид единого социального ритма, обладающий делимостью и измеримостью, приходящий на смену ритуальной синхронизации. Отмечается политически обусловленный и юридически опосредованный характер «естественного» календарного времени, построенного на использовании природных ритмов.
Ключевые слова: пространство, время, ритм, ритуал, природа, право, форма, церковь, календарь.
Важнейшими аспектами социальной среды, образуемой при помощи различных культурных механизмов, являются ее пространственно-временные характеристики. Пространство и время чаще всего рассматриваются как феномены, имеющие сугубо естественное происхождение и не зависящие от воли человека. Таким образом, получается, что социокультурные институты - религия, политика, наука, право и др. -погружены в пространственно-временную среду, являющуюся для них чем-то объективным, внешним, к чему следует лишь приспосабливаться (именно в этом смысле, например, обычно рассматривается такая проблема, как «действие права в пространстве и времени»).
Однако при этом, на наш взгляд, остается незамеченным участие самих социокультурных феноменов в выстраивании пространственно-временного континуума. Такое предположение едва ли имеет смысл, если пространство и время понимается только в естественно-научном значении: пространство - как совокупность точек и вместилище физических тел, а время - как математическая мера продолжительности или длительности, что вытекает из ньютоновской физики [1, с. 12-14]. Однако в гуманитарном знании существуют собственные теоретические модели пространства и времени, не совпадающие с представлениями так называемых «точных наук». Дело в том, что в рамках социальности пространство и время функционируют неотделимо от индивидуального и коллективного восприятий, наполняющих их ценностным содержанием: «Пространство, которым овладело воображение, не может оставаться индифферентным, измеряемым и осмысляемым в категориях геометрии. Речь идет о пространстве переживаемом. Переживается оно не в силу его объективных качеств, но со всей пристрастностью, на какую способно воображение» [2, с. 22-23]. Собственно, с социокультурной точки зрения, физическое и математическое пространство и время являются вторичными, производными, поскольку человек имеет с ними дело опосредованно, а в социальном пространстве и времени он, напротив, существует изначально: «на самом деле пространство геометрии и физики описывает не чисто физическую,
а культурную среду, ибо “точки”, “прямые”, “плоскости” и т.п. - это идеальные объекты, представляющие инварианты человеческого культурного опыта, сложившиеся в процессе практического освоения мира при помощи таких первых инструментов, какими являются циркуль и линейка» [3, с. 130].
Что касается социального времени, то оно может рассматриваться как характеристика длительности социальных процессов, мера скорости общественных изменений или способ синхронизации ритмов.
В повседневных социальных практиках такой фактор социокультурной интеграции, как синхронизация индивидуальных и групповых ритмов, ускользает от внимания их участников, он действует автоматически, «за спиной» индивидов, подчиняя их
определенным культурным ритмам с разными периодами: от тактических (например, трудовых) до стратегических, соразмерных крупным историческим этапам. Разумеется, управление социокультурными процессами предполагает видение темпорального фактора интеграции и понимание принципов его функционирования [4, с. 80-85; 5, с. 359-384; 6].
Справедливо замечается, что жить сообща - значит жить в едином времени. И наоборот, жизнь в различных ритмах крайне затрудняет коммуникацию. И тому, и другому есть масса примеров на разных уровнях социокультурных практик. Согласованность действий в повседневной жизни, в трудовой деятельности предполагает единообразие отсчета времени. Напротив, размежевание индивидов или общностей требует десинхронизации. В этой связи следует заметить, что границы между цивилизациями, нациями, конфессиями чаще всего совпадают с границами распространения календарей; так, например, лунный календарь исламской цивилизации противопоставляется солнечному календарю христианской, западнохристианский и восточнохристианский миры также разделены григорианским и юлианским календарями.
Проблема синхронизации индивидуальных и групповых ритмов решается путем выбора эталонного ритма; это может быть речитатив, музыкальный ритм, астрономические явления, колебательный процесс и т.д. Нетрудно увидеть, что такие эталонные процессы обладают различным синхронизирующим потенциалом, что предопределяет масштаб той общности, темпоральное единство которой они призваны обеспечить. Для синхронного действия трудовой артели достаточно речитатива (наподобие известной бурлацкой песни «Дубинушка»), для крупных государственных образований требуются астрономические процессы. И, наконец, особую проблему составляет синхронизация жизни всего человечества. Основная проблема выбора синхронизирующего ритмического эталона состоит в том, что он не должен быть произвольным, или его произвольность должна быть тщательно скрыта. Индивиды и социальные группы должны быть убеждены в том, что ритмы, которым они подчиняются, объективны, что их задают сверхчеловеческие, сверхъестественные инстанции, т.е. они не могут быть объектами манипуляции со стороны кого бы то ни было, в противном случае взаимная подозрительность ослабит социальные связи.
На раннем этапе эволюции человеческого общества для синхронизации индивидуальных и групповых времен использовался ритм речи и музыки. Простейшей синхронизирующей «машиной» является музыка: ритмическая рецитация или песня позволяли совместить индивидуальные физические усилия для получения силового резонанса. Вместе с тем замечено, что повторяющиеся ритмические фигуры ударных инструментов способны изменять психическое состояние человека, вызывать агрессию, эйфорию и т.п. Фетишизация высвобождающейся психической энергии на социальных символах (фетишах) способствует усилению сплоченности.
Однако этот способ решал лишь тактическую, однократную задачу, в то время как создание сплоченного коллектива требовало более глубокого и регулярного воздействия на психику человека.
В этом смысле первой синхронизирующей «машиной» продолжительного действия был ритуал, позволявший унифицировать индивидуальные психические ритмы, тем самым вызывая глубокое (иррациональное) переживание единства членов родового коллектива. Вместе с тем сама периодичность ритуалов служила для выработки ритмов более высокого уровня и продолжительного периода. Периодичность ритуалов, обрамленных общеплеменными собраниями («событиями»), обеспечивала синхронную жизнедеятельность племени. Впрочем, установление этой периодичности само по себе требовало обращения к иным ритмическим машинам.
Время как новый инструмент синхронизации обладает делимостью, измеримостью, наличием общей шкалы и точки отсчета. В качестве объективного основания, к которому крепится временная сетка, используются чаще всего религиозные или природные факторы.
Поскольку, как уже было сказано, действие ритмической машины должно было тщательно закамуфлировать произвольность ее выбора, то в качестве независимых регуляторов ритмов были отобраны астрономические процессы. Сравнительно несложные наблюдения за фазами луны и движением солнца по небесному своду в течение года позволили выявить точки времени, к которым можно было привязать проведение совместных, общеплеменных ритуалов.
Небесные явления также координировали сельскохозяйственные работы. Следует отметить, что точность в определении срока начала работ диктовалась скорее социальными причинами, чем требованиями агрокультуры. Поэтому более важным мотивом наблюдения за небесными ритмами была синхронизация совместной деятельности. Антропологам хорошо известна регламентация трудовой деятельности, включавшая сезонные запреты на те или иные виды труда, запреты, не имевшие никакого технологического смысла, но поддерживающие ритмическое единообразие быта в общине. Таким образом, социальный порядок требовал единого ритма труда, а единый ритм труда диктовался небесными явлениями. По всей видимости, именно этим объясняется появление таких сложных астрономических устройств, как кромлехи. С их помощью можно было точно определять день, соответствующий астрономическому явлению, и даже заранее его предсказать. Если кромлехи были такими «машинами» синхронизации, то становятся понятными те усилия, которые тратились на их сооружение и поддержание, а также зависимость между их функционированием и существованием земледельческих обществ, их строивших.
Однако календари, основанные преимущественно на наблюдении за луной и солнцем, могли обеспечить функционирование сравнительно небольших сообществ, живущих на ограниченном пространстве, учитывая то известное обстоятельство, что одни и те же астрономические явления могут наблюдаться в разное время в разных частях планеты. Серьезную проблему составляло согласование солнечного и лунного календарей, которые к тому же олицетворяли собой различные хозяйственные системы: солнечный в основном использовался земледельцами (что объясняется зависимостью аграрных циклов от положения солнца относительно точек летнего и зимнего солнцестояния), а лунный -скотоводами, т.к. процессы репродукции животных связаны с лунными фазами.
Как известно, астрономические представления древних земледельцев и скотоводов, а также их календари были вплетены в мифологию. Поэтому локальная зависимость астрономических наблюдений усиливалась спецификой мифических представлений, что существенно ограничивало интеграционный потенциал этих простых машин синхронизации.
Переход от сравнительно небольших протогосударственных объединений к крупным древневосточным деспотиям требовал новых средств согласования временных ритмов, что совпало со становлением и укреплением правовых форм нормативной регуляции.
Право и время выполняют общую социальную функцию - обеспечивают синхронизацию, согласование коллективного поведения людей. Право - это формализованная текстуальная среда, служащая в том числе для поддержания непрерывности социального времени; оно «создает гарантии того, что будущее будет создаваться по образу прошлого, что неизбежные изменения и адаптации будут осмыслены и сформулированы на языке, не противоречащем прошлому...» [7, с. 112].
Характерно, что практически одновременно с идеей объективного, универсального и естественного времени появляются аналогичные представления о природе права, которые, впрочем, не приобрели господствующего и общепринятого характера даже в рамках западной культуры.
Право оказывается незаменимым способом конституирования времени благодаря своему письменному характеру (письмо служит средством пространственного закрепления представлений о времени). Иллюзия полной естественности времени, его независимости от социально-политического устройства не сочетается с тем фактом, что
практически все основные параметры временного континуума в обществе задаются при помощи правовых форм. Так, структура времени в древнееврейской культуре определяется текстом Торы, являвшейся одновременно Священной книгой и основным источником права; то же самое относится к древнеиндийским Законам Ману, Корану и т.п.
В Древнем Риме установление календаря изначально относилось к области сакрального права и находилось в руках жрецов-понтификов, которые публично провозглашали начало и окончание месяцев, назначали праздничные дни и т.п. Нетрудно увидеть, что такой порядок вещей вносил элемент произвола в работу машин синхронизации, снижая уровень доверия к ним. Выправить ситуацию можно было только уточнением календаря, что было сделано по распоряжению Юлия Цезаря.
Однако имперский проект Рима быстро исчерпал свои интеграционные возможности и вынужден был обратиться к христианству как фактору идеологического единства разнородного населения империи. Христианизация колоссального государства была бы немыслима без согласования литургического календаря церкви и юлианского календаря империи. На Никейском соборе 325 года, где наряду с церковными иерархами заседал император Константин I (Великий), был выработан христианский календарь, безраздельно господствовавший в ареале распространения христианства вплоть до XVI века [8; 9].
В 1582 году папой Григорием XIII была проведена календарная реформа, призванная, по замыслу ее разработчиков, ликвидировать разногласия и отказаться от практики циклического погашения погрешностей, которые, кстати сказать, вызывали усиление эсхатологических ожиданий. Григорианский календарь был также введен документом канонического права - папской буллой «Inter Gravissimas» («Среди важнейших», изданной 24 февраля 1582 г.) [10, с. 216].
Примечательно, что календарная реформа Григория XIII совпадает с переформатированием социокультурной символики Запада. В Средние века единство мироздания и потенциальное единство человечества представлялись в теологических понятиях и религиозных образах. Залогом единства сотворенного мира считалась воля Творца, без непрерывного действия которой мир бы распался. Надежду на единение людей, прекращение вражды давала вера в Искупление, дарованное Богом людям в жертвенном подвиге Христа. В сущности, целью христианской церкви и было собирание народов, создание Pax Christiana - мира Христова. Средневековая схоластика стремилась выработать прочные рациональные основания для этой надежды, чтобы убедить в ее истинности тех, кто еще не вошел в лоно Церкви, не стал христианином, но готов вести дискуссию, опираясь на трансконфессиональный авторитет Аристотеля. Данный культурный проект имел и военно-политическое воплощение: крестовые походы, призванные принудить к принятию христианства те народы, на которые не действовали проповеди миссионеров.
Однако в конце Средневековья христианская модель интеграции столкнулась с такими историческими вызовами, на которые она не могла ответить, пользуясь привычной символикой. Альтернатива была найдена в натуралистическом дискурсе. Теперь не Бог, действующий через посредство Церкви, рассматривался как залог единства, а сама Природа, не знающая конфессиональных разделений. В новом дискурсе все люди едины изначально и должны воссоединиться в конце концов, т.к. все они вышли из лона «матери-природы». Препятствия к объединению искусственны, они созданы самими людьми, их пороками и невежеством. Теперь интеграция человечества связывалась с распространением натуралистического дискурса. В этом свете реформа календаря приобретает дополнительный смысл. Христианский календарь, удовлетворяющий теологическим требованиям, больше не объединяет, наоборот, он сам становится причиной распрей. Не теологические критерии должны размечать время, а «природные»: естественное движение светил по небесному своду; таким образом, математической точности приносится в жертву религиозный символизм.
Как видно, поиск «естественных» ритмов, освобожденных, как представлялось, от религиозных смыслов, становится задачей интеллектуалов Нового времени. При этом выбор природного ритма и его «конвертирование» в календарь не обходятся без юридических форм.
Так, новый революционный календарь Франции, построенный на аграрной риторике, с двенадцатью 30-дневными месяцами, названными по погодно-сельскохозяйственному признаку (вандемьер - месяц сбора винограда, брюмер - месяц тумана и т.п.), был принят 5 октября 1793 года актом высшего представительного органа - Национального конвента [10, с. 156-157].
В советской России изменения в структуре времени также были произведены юридическими актами - Декретами СНК РСФСР «О переводе стрелки часов» от 22 декабря 1917 года [11] и «О введении в Российской республике западноевропейского календаря» от 27 января 1918 года [12].
В настоящее время в России действуют такие нормативно-правовые акты, как Постановление Верховного Совета РСФСР «О порядке исчисления времени на территории Российской Федерации» от
8 января 1992 г., которым регулируются перевод часов на летнее время и деление территории на часовые пояса, а также Положение о государственной службе времени, на которую возложено, в частности, воспроизведение и хранение национальной шкалы времени, координация работ в области обеспечения единства измерения времени и т.п.
Роль современного права в организации времени, разумеется, не ограничивается решением вопросов календаря. Так, в структурировании индивидуального времени активно участвует трудовое законодательство, которое ставит непроницаемую перегородку между рабочим временем и временем отдыха, не допуская их смешения, а равно и существования какой-то третьей возможности. Хотя время отдыха определяется как свободное от труда, оно также оказывается регламентированным и подразделенным на выходные, праздники, перерывы, отпуск и др.
Практически все правовое поле выглядит как совокупность более или менее строгих сроков (срок действия договора, срок полномочий должностного лица, срок обжалования судебного решения, срок уплаты налогов и т.п.). Пропуск срока, как правило, небезопасен для лица и чреват санкциями, выражающимися в лишении тех или иных социальных благ.
Таким образом, природные ритмы приобретают роль объективной меры социального времени, соединяясь с правовыми формами. Современное право создает глубокоструктурированную временную среду, состоящую из множества разрозненных эластичных отрезков, что в целом соответствует современному состоянию социального пространства, отличающегося высокой степенью внутренней дифференциации. В условиях пространственной мобильности жесткая и всесторонняя юридическая регламентация времени выступает действенным средством социального контроля.
Литература
1. Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969.
2. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. М., 2004.
3. Марков Б.В. Храм и рынок: Человек в пространстве культуры. СПб., 1999.
4. Пигалев А.И. Время культуры // Культурология. ХХ век: Словарь. СПб., 1997.
5. Пигалев А.И. Культура как целостность: Методологические аспекты. Волгоград, 2001.
6. Календарь в культуре народов мира. М., 1993.
7. Бурдье П. Власть права. Основы социологии юридического поля // Социальное пространство: поля и практики. М.; СПб., 2005.
8. Зелинский А.Н. Литургический круг христианского календаря // Календарь в культуре народов мира. М., 1993.
9. Зелинский А.Н. Конструктивные принципы древнерусского календаря // Литературно-теоретические исследования. М., 1978.
10. Климишин И.А. Календарь и хронология. М., 1985.
11. Собрание узаконений РСФСР. 1917. № 9. Ст. 142.
12. Собрание узаконений РСФСР. 1918. № 19. Ст. 289.
