CC BY
62
УДК 94
Белжеларский Евгений Александрович
политолог, филолог, литературный критик [email protected]
Социально-ценностный
КОНСЕНСУС И РАЗРЫВЫ
традиции в России
Evgeny A. Belzhelarsky
political scientist, linguist, literary critic [email protected]
Social and valuable consensus AND RUPTURES OF tradition in Russia
Аннотация. Статья рассказывает о том, как разрушение консенсуса в обществе в период церковного Раскола предопределило ситуацию 1917 года и ее эсхатологическое восприятие. Описываются эпизоды противостояния народно-религиозного и государ-ственно-бюрократичес-кого начал в русской истории. Последнее выступает в формах произвола хлебно-помещичьей прослойки, большевистских чисток и либеральнокомпрадорского режима постсоветской России. Секулярная реформация сверху в условиях внешней зависимости и полуколониальной экономики - таков политический курс российского правящего класса при разных режимах. Сопротивление этой политике выражалось в расколах, крестьянских бунтах и казацких восстаниях, мечтах о «черном переделе» и волнениях солдатскокрестьянской массы в 1917 году, которая ждала «всеобщего поравнения» и репетиции Страшного суда, а получила новое крепостное право с колхозами.
Ключевые слова: исторический разрыв,
народная теократия, петербургский проект, разрыв традиции, революция, социальноценностный кон-сенсус, старообрядчество, церковный Раскол, эсхатология.
Annotation. Episodes of opposition national and religious are described and state and bureaucratic began in the Russian history. The last acts in forms of an arbitrariness of a grain and landowner layer, Bolshevist cleanings and the liberal and comprador mode of PostSoviet Russia. Sekulyarny reformation from above in the conditions of external dependence and semi-colonial economy - such is a political policy of the Russian ruling class at the different modes. Resistance to this policy was expressed in splits, country revolts and the Cossack revolts, dreams of «black repartition» and disorders of soldier's and country weight in 1917 which waited for «a general po-ravneniye» and rehearsal of the Last Judgement, and acquired a new serfdom with collective farms.
Keywords: historical gap, people theocracy, St. Petersburg project, break tradition, revolution and social value consensus, the Old Believers, the church split, eschatology.
Чем внимательнее общество относится к своей традиционной этике, тем оно более жизнеспособно.
В России в XVII веке сформировался мощный пласт религиозной этики - социальное христианство Нила Сорского, Ивана Неронова, Аввакума, в котором важную роль играл авторитет духовных лидеров. Но позднее эта религиозная этика была «переправлена» Епифанием Славянецким и его единомышленниками, призванными патриархом Никоном - под эгидой «академизма», авторитета греческой церкви (древнерусская форма экспертократии).
Исследовательница русского Раскола Алла Глин-чикова в книге «Раскол или срыв русской реформации?» пишет: «Россия сформировала особый тип теократии - народную теократию. И она должна была развиться в народную же конституционную форму правления. В основе этой формы правления должна была стать народная вера и страте-
гия социального христианства, а не языческий античный эгоистический принцип, положенный в основу западного либерализма. Трансформация социального христианства должна была пойти по пути замены иерархического типа организации церковного института на народно-демократический» [1, с. 187].
Однако, стараниями Алексея Михайловича, а затем Петра Первого социальное христианство было искусственно заменено на модель внешнего, бюрократического управления со стороны государства. Церковью государство распоряжалось посредством Синода и обер-прокурора. В итоге, в России до конца не сложилась политическая нация, которая невозможна без учета религиозной традиции.
Причина - разрушение социально-ценностного консенсуса. То есть разрыв традиции.
Разумеется, русское общество сопротивлялось
228
перевороту. Взять хотя бы пугачевский бунт. Емельян Пугачев призывает не только скинуть власть дворян, но и вернуться в золотой век крестьянских мечтаний и старой веры. Он жалует новых подданных «древним крестом и молитвою, головами, бородами, вольностью и свободою» [3, с. 94]. Крестьяне должны получить земли, воды, леса и луга, казаки - реку Яик и обширные угодья. Не будет больше податей и пошлин, заводы закроют, прежние преступления простят. Разве это не идеал крестьянской монархии?
Однако разрушение социально-ценностного консенсуса на этом этапе так и не было преодолено.
Между прочим, РПЦ на поместном Соборе 1971 г. признала ошибку, сделанную бывшим патриархом Никоном и царем Алексеем и засвидетельствовала, что бывшие обряды «равно честны и спасительны». А реформы Никона и царя Алексея «не имели ни канонических, ни исторических оснований» [2].
Но и обратный процесс - восстановление социально-ценностного консенсуса - возможен. Вот пример: сближение церковной и крестьянской (земельной) общины, получившее освещение в трудах философов-славянофилов. Это была возможность формирования нового социальноценностного консенсуса.
Но в 1917-м эта крестьянская ментальность сыграла на руку большевикам, которые использовали коллективистские настроения крестьян. Надежды на земельный «передел» обернулись колхозным рабством и коллективным помещиком в лице государства. Вновь вместо эгалитарно-общинной возобладала элитаристско-бюрократическая модель.
В какой-то мере будет справедливым сказать: «революция» 1917-го года была предопределена церковным Расколом семнадцатого века. Не стоит забывать, что в XIX веке не менее трети России составляли староверы. Это была традиция, убежденная в том, что царство безблагодатно, в храмах тоже нет благодати, соответственно, приход Антихриста уже произошел или вот-вот произойдет.
Им казалось, что кризис 1917 года дает возможность восстановить социально-этический консенсус, преодолеть «исторический разрыв». Поэтому революция-вопреки официальным большевистским агиткам - большинством народа воспринималась как некая репетиция Страшного суда, промежуточный этап в его подготовке. Как только процесс набрал обороты, петербургская императорская Россия была сметена с лица земли.
Поэтому на первом (именно на самом первом) этапе революцию поддержала та традиция русской истории - та самая народная теократия -которая была разгромлена, отторгнута и вытеснена бюрократической империей Алексея Михайловича. Ведь на самом деле движущей силой событий 17-го года был не пролетариат, а вооруженное по случаю войны крестьянство. Историческая травма, память о мучениках-старо-верах жила в народе и всячески поддерживалась
вождями крестьянских восстаний вроде Пугачева, который собирался жаловать подданных «крестом и бородою», то есть возвращать «истинную», старую веру.
Поэтому и грядущая революция в народе воспринималась в апокалиптических тонах-как «момент истины», как суд над обществом. В некоторых социальных слоях жива была убежденность в том, что Россия - последнее христианское царство, которое доживает последние месяцы в ожидании конца света. Эти настроения исповедовала огромная часть русского населения. В некотором смысле не так важно было, белым или красным симпатизировал тот или иной крестьянин: так или иначе он чувствовал, что попал пусть и не на Страшный суд, но на некий суд истории.
В России был период, который хотел казаться по-настоящему светским - петербуржский. Но он не соединился с глубинной религиозностью народа. Петербургско-императорская Россия не соответствовала тому представлению о мире, которое было у староверов и в Древней Руси. Когда романовская империя окончательно отошла от этого образа религиозности, она рухнула. Понятия, связанные с народной теократией и концепцией «Третьего Рима» - это генетика русской истории, и она отторгала петербургский проект и его «синодальную церковь». Два мира - две системы. Один из этих миров должен был уступить. Поэтому Петербург в России не прижился.
Правда, процесс социализации религии благодаря этому периоду петербургской «ложной официальности» хоть и не был полностью остановлен, как в ходе церковной Реформы XVII века, но был серьезно заморожен.
Другой пример, демонстрирующий определенную степень независимости русского общинного христианство от государства - Смутное время. В этот период сложившаяся монархия с переходом власти от отца к сыну, боярская дума, дьяки, приказы, законодательство - все рухнуло. Зато на поверхность русской жизни вышли те слои, которые были до этого придавлены. Это ополчение, военное самоуправление. Когда все стало рушиться, выяснилось, что именно эти люди и есть ядро нации, а никак не дворяне и просветители. Оказалось, что пока эти люди существуют, существует и государство, что наряду с «тиранией» и «бюрократией» есть в России и самоуправление, и пресловутое «гражданское общество». После Смуты эти люди воссоздают государство и ... снова уходят в тень. Они вновь ждут своего часа.
В начале ХХ века сквозь привычный покров выморочной петербургской государственности вновь прорастает эта вековая цивилизация христианской общины и народной теократии, которая по-своему понимает мир. И так уж совпало, что этот процесс наложился на рождение в России большевистской партии.
Большевикам неожиданно повезло. Они победили, потому что были поддержаны огромным количеством людей, которые услышали в революционных призывах созвучие своим настроениям. Обнару-
229
жив, что большевизм их обманывает, они отошли в сторону. Но дело уже было сделано. А дальше начались расстрелы, лагеря и раскрестьянивание под видом раскулачивания. Началась война города и деревни, которая де факто была столкновением двух начал - народной религиозности и большевистской модернистской империи. Последняя победила, но частично вобрала в себя дух и субстанцию народной религиозности.
Гражданская война на глубинном уровне представляет собой столкновение между Россией народно-религиозной и Россией бюрократической, тиранической, либеральной и коммунистической. Причем, как это ни парадоксально, частями этой «второй России» являлись и романовская империя, и коммунистический проект, хотя на внешнем уровне они и отрицали друг друга. Такова диалектика антитрадиционности. Ленин и Троцкий в некотором смысле стали преемниками патриарха Никона, Алексея Михайло-
Литература:
1. Глинчикова А. Раскол или срыв «русской Реформации». М., 2008.
2. Журнал Московской Патриархии 1971 г. № 6, 7.
3. Шишков В.Я. Емельян Пугачев. М., 1998.
вича и Петра I. Крестьяне занимали в этой войне то одну, то другую сторону, иногда обе сразу.
Гражданская война в широком смысле приостановилась лишь со смертью Сталина, когда завершилось несколько циклов классовых и внутрипартийных чисток. При этом процесс социализации религии в атеистическом советском обществе, разумеется, серьезно затормозился, хотя отдельные подвижки, как уже было сказано выше, имели место в 1940-е годы.
В 1990-е и 2000-е возникла парадоксальная ситуация. Хотя было официально провозглашено наступление «религиозной свободы», влияние религии на общественную этику искусственно снижалось в угоду идеологии неолиберализма. Это была свобода в пределах церковной ограды. Изменится ли ситуация, займет ли религия свое историческое место в России, покажет ближайшее будущее.
Literature:
1. Glinchikova A. Split or breakdown «Russian Reformation». M., 2008.
2. The Journal of the Moscow Patriarchate in 1971, № 6, 7.
3. Shishkov V.Y. Emelyan Pugachev. M., 1998.
230
