CC BY
28Социально-психологическое измерение современной стратегической нестабильности
Роткин Николай Викторович,
соискатель, 12 кафедра философии и религиоведения, Военный университет Министерства обороны Российской Федерации
E-mail: dr.nikolay1812@yandex.ru
Рассмотрены теоретические подходы к понятию «стратегическая нестабильность», определены ее содержательные характеристики в современном мире. Выделены формы, измерения, субъекты и факторы современной стратегической нестабильности. Внимание сосредоточено на социально-психологическом измерении современной стратегической нестабильности. Рассмотрены различные теоретические подходы к объяснению социально-психологических причин стратегической нестабильности. Показано как соотношение больших социальных групп в дестабилизированной стране (регионе), состояние элементов социально-группового сознания, активность и направленность поведения и взаимодействия больших социальных групп формируют социально-психологический уровень-измерение стратегической нестабильности. Обосновано существенное изменение его содержания под влиянием изменений в сознании и поведении больших социальных групп, применения технологий управляемой дестабилизации. Автор обосновывает, что социально-психологическая нестабильность подвергается управлению. Цель такого управления заключается в улучшении (ухудшении) социально-психологической ситуации, формировании и укреплении стратегической стабильности (дестабилизации обстановки).
Ключевые слова: стратегическая нестабильность, социально-психологическое измерение, большие социальные группы, технологии управляемой дестабилизации, война.
Хаотизация глобальных социально-политических, финансово-экономических, культурно-мировоззренческих, информационно-коммуникационных и военно-стратегических процессов остро актуализирует проблему стратегической нестабильности как многомерного социального явления современности.
Важнейшей составляющей современной стратегической нестабильности стала дестабилизация социально-психологической обстановки в отдельных странах и целых регионах планеты. Это связано с той ролью, которую сегодня играют соотношение, сознание и поведение больших социальных групп, выделяемых из общего социального контекста по различным основаниям (национальному, расовому, религиозному, культурно-историческому, идеологическому, профессиональному, возрастному и др.). Именно на противоречиях между большими социальными группами разжигаются войны и революции, меняются политические режимы и разрушаются государства. Это дает основание говорить о наличии социально-психологического измерения современной стратегической нестабильности.
Вместе с тем сегодня становится все более очевидным то обстоятельство, что стратегическая нестабильность (в т.ч. социально-психологическая) как форма бытия, функционирования и взаимодействия больших социальных систем, будучи исследованной человечеством на частно научном и междисциплинарном уровнях, подвергается управляющему воздействию, технологизирует-ся и используется для достижения военных целей различными субъектами мировой политики без прямого открытого вооруженного противоборства, став способом управления глобальными процессами современности и достижения мирового господства. В связи с чем выработка эффективных и научно обоснованных мер противодействия технологиям управляемой дестабилизации становится залогом успешной организации национальной обороны и обеспечения национальной безопасности России.
Понимание стратегической нестабильности как социального феномена связано с теоретической разработкой проблемы стратегической стабильности, как ее противоположности и декларируемой заветной цели международной политики. Оба данных понятия не исследованы в научной энциклопедической литературе. Изначально они представляли собой скорее категории международного права, характеризующие состояние отношений между государствами и их коалициями и были
сз о
о Л о
о сз о в
связаны с наличием или отсутствием устойчивых отношений между ведущими государствами послевоенного мира и соотношением их стратегического ядерного вооружения.
Это было связано с тем, что именно ядерное оружие понималось, как стратегическое, следовательно, в основном его наличие, возможность и угроза применения, соотносились с понятием стратегической стабильности или нестабильности. В наше время, когда помимо ядерного оружия, появились иные применимые на стратегическом уровне технологии (социогуманитарные, информационные, экономические, политические и т.д.), которые по своему поражающему воздействию сравнимы или даже превосходят традиционное оружие массового поражения на физических принципах, меняется и содержание понятий стратегической стабильности и нестабильности, появляются их новые измерения.
Исследователь Н.П. Ромашкина отмечает, что «сегодня речь идет о двух подходах или даже расколе между сторонниками классического отношения к стратегической стабильности, сложившегося в период биполярности (когда собственно и возник сам этот термин) и сторонниками абсолютно нового понимания вызовов и путей обеспечения стратегической стабильности в современных условиях» [5].
В классическом понимании стратегическая стабильность тождественна собственно военно-стратегической стабильности, которая определяется как «устойчивое состояние отношений между государствами (коалициями государств), при котором ни одна из сторон не намерена первой использовать стратегические силы или стратегические ядерные силы и не реализует программы создания новых стратегических вооружений» [1].
С распадом СССР и двухполярного миропорядка большую актуальность приобретает именно категория стратегической нестабильности. Исследователи состояния современного мира отмечают его нестабильность. Так, А.С. Панарин еще в 2003 году отмечал, что «XXI век только начался, а уже окрещен в целом как стратегически нестабильный, т.е. как непредсказуемо пертурбационный в самых существенных моментах» [4, С. 5].
С.М. Мандрыка определяет современную стратегическую нестабильность как «состояние, отношение и процесс бытия различных социальных систем (цивилизаций, государств, общественных и религиозных организаций, транснациональных корпораций и др.), характеризующихся крайней степенью неустойчивости состояния, неадекватностью в оценке обстановки и друг друга, разно-векторной направленностью развития без учета взаимных интересов» [3, С. 14].
Исследователь описывает структуру стратеги-е ческой нестабильности, включающую субъекты, ц объекты, технологии, уровни и регионы нестабиль-^ ности. К субъектам стратегической нестабильного сти С.М. Мандрыка относит: «транснациональные ав корпорации, компании и банки, осуществляющие
хищническую финансово-экономическую деятельность; наиболее развитые государства мира, стремящиеся закрепить, развить и удержать собственное доминирование в мире в качестве супердержав; некоторые международные неправительственные и религиозные организации; политические и экономические элиты, неадекватно оценивающие свои возможности и потребности» [3, С. 14].
Стратегическая нестабильность в современных условиях существует и развивается не столько как объективное явление, сколько как явление, спровоцированное деятельностью конкретных субъектов мировой политики и глобальной экономики, следовательно, она все больше приобретает субъективный и во многом даже технологический характер.
Это обусловлено тем, что современное человечество, используя методологию социальной философии, социологии, социальной психологии, когнитивных наук и других наук, научилось создавать технологические модели управления политическими системами, социально-политическими процессами, общественным мнением, при этом не всегда в конструктивном ключе. Разрабатываются технологии «цветных революций».
Но всякая область научного знания на определенном этапе своей институциализации находит свое военное применение. В случае с социально-гуманитарным знанием таким оружием стали технологии управляемой дестабилизации, у которых имеются собственные поражающие факторы, превосходящие по разрушительной силе ядерные, химические и биологические аналоги: миллионы унесенных человеческих жизней в результате локальных войн и вооруженных конфликтов на территориях разрушенных государств, тотальная криминализация дестабилизированных обществ, распространение терроризма, наркоторговли и наркомании, других деструктивных явлений общественной жизни, невозможных или сведенных к минимуму при наличии стабильных политических систем.
Выделяют различные уровни-измерения современной стратегической нестабильности: «антропологическое, социально-экономическое, геополитическое, экологическое, технологическое» [3] и др. Но в итоге если не всё, то многое определяется поведением людей, а именно больших социальных групп (наций, классов, религиозных, профессиональных и других крупных сообществ), когда под воздействием финансово-экономических, культурно-мировоззренческих, социально-политических, информационно-коммуникационных, природно-климатических, военно-стратегических факторов формируется кризисное социально-групповое сознание, которое, в свою очередь, провоцирует кризисное поведение масс, и тогда решающим фактором стратегической нестабильности становится социально-психологический фактор - ее социально-психологическое измерение.
Понимая под социально-психологическими явлениями, такие элементы социального бытия, которые связаны с «мыслями, эмоциями и поведением людей, обусловленными их взаимодействием в социальных группах, а также психологическими характеристиками самих социальных групп» [1], социально-психологические условия стратегической нестабильности правомерно определить как географически и исторически конкретную совокупность причин и обстоятельств, связанных с соотношением различных социальных групп, характером их сознания, поведения и взаимодействия, оказывающих влияние на устойчивость состояния, отношения и процесс бытия больших социальных систем (государств, наций, цивилизаций, транснациональных корпораций, религиозных объединений).
Под социальной группой понимается «общность людей, выделяемая из более широкого социального контекста по какому-либо признаку» [1]. Если рассматривать стратегический уровень, то очевидно, что будут иметь значение соотношение и психологические характеристики именно больших социальных групп, под которыми понимаются «общности людей, существующие в масштабе всего общества в целом: социальные слои, профессиональные группы, этнические и религиозные сообщества, возрастные группы» [1].
Исходя из приведенных определений, правомерно констатировать, что социально-психологические условия стратегической нестабильности можно разделить на три группы, характеризующие:
- соотношение больших социальных групп в дестабилизированной стране (регионе);
- состояние элементов социально-группового сознания;
- активность и направленность поведения и взаимодействия больших социальных групп.
Влияние первой группы социально-психологических условий стратегической нестабильности связано с разнообразием и сложностью социально-психологического портрета различных стран и регионов планеты, чем «пестрее» портрет тем больше набор возможных противоречий, характерный для того или иного общества. Сложная неоднородная социальная структура общества предполагает, сложные и противоречивые социальные отношения, которые, в свою очередь, обуславливают формирование конфликтогенной социальной среды.
С одной стороны, чем крупнее социальная система, тем она конкурентноспособное, но вместе с тем ее сложность является основанием ее уязвимости. История знает много примеров, когда могущественные империи, не знавшие поражений от внешних врагов, рушились, под воздействием внутренних противоречиями. В основе этих противоречий лежало разновекторное развитие составляющих их больших социальных общностей: социальных классов, религиозных, этнических и территориальных сообществ.
Соотношение больших социальных групп в том или ином обществе формирует возможные риски и основания дестабилизации обстановки в стране (регионе). Например, разнообразие религиозно-конфессиональной карты Ближнего Востока, с учетом того, что религия, как древнейшая форма общественного сознания и социально-групповой идентичности, формирует базовые представления о жизненных смыслах и нормах поведения, стала социально-психологическим условием острых культурно-исторических противоречий между большими группами населения стран региона, которые при стечении соответствующих военно-политических и экономических обстоятельств, вылились в острейший по своей интенсивности и бескомпромиссности конфликт на территории Сирийской Арабской Республики.
Оценка дифференциации общества по этническим, культурным, профессиональным, демографическим и другим основаниям также позволяют выявить потенциальные очаги дестабилизации обстановки и угрозы стратегической стабильности.
При анализе социально-группового компонента стратегической нестабильности нельзя недооценивать роль и значение временных социальных групп, создаваемых ситуативно по конкретному поводу, таких как социальные движения: различные протестные политические (повстанческие, экстремистские, террористические) движения, профессиональные союзы, молодежные субкультуры и т.п. В отличие от религиозных, этнических или демографических групп, они малочисленны, но более организованы, так как выделены из общего социального контекста не по факту своего происхождения, а по общности взглядов и убеждений, сплочены идеологически, как единомышленники, а значит способны к более организованной социальной активности и коллективным действиям.
Вместе с тем социальные движения формируются на основе идентичности и идеологии представляемых больших социальных групп для защиты и продвижения их интересов. Например, движение активистов «Black Lives Matter», выступавшее в США от имени негроидной расы против насилия в отношении ее представителей.
Истоки социально-психологических теорий объяснения причин нестабильности сознания и поведения больших социальных групп восходят к трудам Г. Лебона [2] о психологии поведения масс, Э. Дюркгейма [10] об аномии и работам П.А. Сорокина [6] о подавленных базовых инстинктах населения, обобщившего опыт русской революции с бихевиористских позиций.
Г. Лебон соотносил массовую психологию и механизмы власти. Одним из ключевых стало заключение о том, «масса преклоняется перед сильной властью и готова восстать против слабой власти» [2].
Эта концепция оказалась довольно устойчивой. Так она выглядит у Б. де Жувенеля: «Против кого взбунтовался народ? Против Людовика XIV?
сз о
о Л о
о сз о в
Нет, против благодушного Людовика XVI, даже не приказавшего своим швейцарцам стрелять. Против Петра Великого? Нет, против незлобивого Николая II, который не осмелился даже отомстить за своего дорогого Распутина. Против Генриха VШ-Синей Бороды? Нет, против Карла I, который после нескольких поползновений к единовластию покорно согласился на прозябание и никому не угрожал... Народы никогда не восстают против власти, которая гнетет их и попирает. Ее жестокость вызывает страх, а бывает, что и восторг перед этим бичом великих мира сего» [8].
П.А. Сорокин видел причины социальных катаклизмов в ущемлении безусловных рефлексов, а именно в «росте ущемления главных инстинктов, массовом характере этого ущемления, бессилии групп порядка уравновесить пропорционально усиленным торможением возросшее давление ущемленных рефлексов» [6].
Продолжением данного подхода стала теория относительной депривации (от лат. deprivatio - потеря, лишение), разработанная американскими социологами.
Т. Гарр пишет об относительной депривации как основе коллективного насилия в политике. Он определяет относительную депривацию «как восприятие индивидом расхождения между его ценностными экспектациями и ценностными возможностями» [11, С. 3-9].
При этом под ценностными экспектациями понимаются блага и условия жизни, на которые люди, по их мнению, могут претендовать. Под ценностными возможностями понимаются блага и условия жизни, которые люди могли бы получить [11].
По результатам сравнения собственных возможностей и ожиданий с реально получаемыми благами люди осознают несправедливость действующей системы распределения благ, что вызывает чувство неудовлеторенности. При установлении значительной разницы между ожиданиями и возможностями индивид впадает в состояние фрустрации, которая выливается в агрессию. Таким образом, при политизации данной неудовлетворенности, в обществе нарастает протестный потенциал против существующего порядка и действующей политической системы.
Основной вывод данной теории состоит в утверждении о мотивационном базисе насилия. Природа этого насилия раскрывается в цепочке «фрустрация - гнев - агрессия» [11].
Выделяют три модели развития относительной депривации. В соответствии с первой моделью относительная депривация развивается в результате роста недовольства людей своим положением. Депривация растет по мере распространения мнений о несправедливости распределения благ е и о том, что простой гражданин достоин больше-ц го. Ключевую роль играет не само экономическое ^ положение индивида, а его оценка, которая может еЗ меняться под внешним информационном воздей-ав ствием.
Вторая модель развития депривации предполагает сохранение на прежнем уровне ценностей и ожиданий при значительном ухудшении экономического положения. Сравнение нынешнего положения с более лучшим прежним порождает недовольство и протестное поведение [11].
Третья модель, представленная Дж. Девисом, известна как «прогрессивная депривация» и объединяет в себе элементы предыдущих моделей. Согласно ей депривация прогрессивно развивается в обществе, в котором после экономического роста наступает спад, при этом социальные ожидания продолжают расти. Несбывшиеся надежды порождают еще большие протест и агрессию [9, С. 5].
Принцип Дж. Дэвиса гласит, что революции происходят не в период наиболее острых кризисов и не во время устойчивого роста, а в ситуации, когда период подъема, внушивший людям надежду, сменяется резким упадком. Так мировой экономический кризис, начавшийся в 2008 году, пришел на смену периоду подъема, вследствие чего реальное материальное положение людей во многих странах разошлось с их ожиданиями, что вылилось в многочисленные протестные движения разной интенсивности по всему миру.
Теория относительной депривации стала классической в объяснении природы социальной нестабильности. Вместе с тем модель относительной депривации не объясняла, как индивидуальная неудовлетворенность переходит в кризисное поведение масс. Неудовлетворенность и критичность есть в любом обществе, и даже высокий уровень недовольства среди населения существующим положением вещей, хотя и повышает шансы на формирование и развитие протестного движения до его радикальных форм и общенациональных масштабов, все же не всегда приводит к данным последствиям.
Глобальная информатизация и интенсивное развитие информационных технологий открыло безграничные возможности для управляющего технологичного воздействия на относительную депривацию в сознании больших социальных групп, тем самым провоцируя протестные действия и массовую агрессию.
Стратегией национальной безопасности Российской Федерации к основным угрозам государственной и общественной безопасности отнесена «деятельность радикальных общественных объединений и группировок, использующих националистическую и религиозно-экстремистскую идеологию, иностранных и международных неправительственных организаций, финансовых и экономических структур, а также частных лиц, направленная на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в стране, включая инспирирование «цветных революций» [7].
Очевидно, что под «цветными революциями» подразумевается серия политико-технологических
переворотов, прокатившихся в последние десятилетия по постсоветскому пространству, Северной Африке и Ближнему Востоку. В основу данных политических событий легла спровоцированная различными факторами и политическими технологиями социально-психологическая нестабильность, которая в общем контексте стратегической нестабильности характеризуется крайней степенью неустойчивости функционирования сознания и поведения различных больших социальных групп, их неадекватностью в оценке обстановки и друг друга, разновекторной направленностью развития без учета взаимных интересов.
Под влиянием процессов милитаризации современного информационного пространства, распространения войн нового типа и применения технологий управляемой дестабилизации социально-психологическая обстановка в странах и регионах планеты стала управляемой, и, следовательно, должна войти в зону ответственности органов военного и политического управления, как сфера, оказывающая непосредственное влияние на национальную безопасность России и стратегическую стабильность.
Таким образом, социально-психологические условия стратегической нестабильности представляют собой географически и исторически конкретную совокупность причин и обстоятельств, связанных с соотношением различных социальных групп, характером их сознания, поведения и взаимодействия, оказывающих влияние на устойчивость состояния, отношения и процесс бытия больших социальных систем (государств, наций, цивилизаций, транснациональных корпораций, религиозных объединений).
Социально-психологические условия стратегической нестабильности, включая в себя соотношение больших социальных групп в дестабилизированной стране (регионе), состояние элементов социально-группового сознания, активность и направленность поведения и взаимодействия больших социальных групп, формируют социально-психологическую нестабильность как уровень-измерение стратегической нестабильности.
Следует учитывать, что сама по себе социально-психологическая нестабильность подвергается управлению. Цель такого управления заключается в улучшении (ухудшении) социально-психологической ситуации, формировании и укреплении стратегической стабильности (дестабилизации обстановки).
Понимая современную стратегическую нестабильность, как сложное социальное явление, определяющее форму правления отдельных государств, социально-политическое и экономическое устройство современных общественных систем, интенсивность и направленность их трансформации, систему международных отношений и геополитическую картину мира в целом, развивающееся по объективным законам, закономерностям и принципами социального бытия, нельзя отрицать, что человечество исследовало ее до техно-
логическои степени управляемости и военного применения.
Вместе с тем применение технологий стратегической дестабилизации и использование социальной психологии, как сферы военного противоборства, как продолжение политики иными средствами, как попытку конструировать будущее человечества, представляется крайне опасным для всего мирового сообщества и существования человеческой цивилизации. Это утверждение представляется таким же справедливым, как было бы справедливым аналогичное утверждение, относительно применения современных технологий ядерного вооружения.
Литература
1. Большая российская энциклопедия / URL: https://bigenc.ru/military_science/text (дата обращения: 04.03.2021 г.).
2. Лебон Г. Психология масс. С предисловием Н. Старикова. СПб.: Питер, 2015. 244 с.
3. Мандрыка С.М. Государственная безопасность в условиях современной стратегической нестабильности (социально-философский анализ): Автореф. дис. кан-та филос. наук. М. 2008. 25 с.
4. Панарин А.С. Стратегическая нестабильность в XXI веке. М., 2003. С. 5.
5. Ромашкина Н.П. Стратегическая стабильность в эпоху информационно-коммуникационных технологий // URL: https://russiancouncil.ru/ analiytics-and-comments (дата обращения: 04.03.2020 г.).
6. Сорокин П.А. Социология революции. М.: Российская политическая энциклопедия (РОС-СПЭН), 2010. 552 с.
7. Указ Президента РФ от 31 декабря 2015 г. N 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // URL: http://base. garant.ru/71296054/#friends (дата обращения: 26.02.2021).
8. Шульц Э.Э. Причины революций: голова или кошелек? // Историческая психология и социология истории. Том 7, номер 1 / 2014 // URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/244526/ (дата обращения: 12.09.2020 г.).
9. Дэвис Дж. К теории революции // Американское социологическое обозрение. 1962. Т. 27. С. 5.
10. Дюркгейм Э. Исследования в классической социологической теории: видение социального мира. Pine Forge Press. С. 128.
11. Гарр Т. Почему люди бунтуют. Princeton, 1970. С 3-9.
SOCIO-PSYCHOLOGICAL DIMENSION OF CONTEMPORARY STRATEGIC INSTABILITY
Rotkin N.V.
Military University of the Ministry of defense of the Russian Federation
Theoretical approaches to the concept of "strategic instability" are considered, its substantive characteristics in the modern world are
СЭ
о
о Л о
о
сз
о в
determined. The forms, dimensions, subjects and factors of modern strategic instability are highlighted. Attention is focused on the socio-psychological dimension of contemporary strategic instability. Various theoretical approaches to explaining the socio-psychological causes of strategic instability are considered. It is shown how the ratio of large social groups in a destabilized country (region), the state of elements of social-group consciousness, the activity and orientation of behavior and interaction of large social groups form the socio-psychological level-dimension of strategic instability. Substantiated is a significant change in its content under the influence of changes in the consciousness and behavior of large social groups, the use of technologies of controlled destabilization. The author proves that socio-psychological instability is subject to management. The purpose of such management is to improve (deteriorate) the socio-psychological situation, to form and strengthen strategic stability (destabilize the situation).
Keywords: strategic instability, socio-psychological dimension, large social groups, technologies of controlled destabilization, war.
References
1. Big Russian Encyclopedia / URL: https://bigenc.ru/military_sci-ence/text (date of access: 03/04/2021).
2. Lebon G. Psychology of the masses. With a foreword by N. Starikov. SPb: Peter, 2015.244 p.
3. Mandryka S.M. State security in the context of modern strategic instability (socio-philosophical analysis): Author's abstract. dis. can-ta philosophy. sciences. M. 2008.25 p.
4. Panarin A.S. Strategic instability in the 21st century. M., 2003. S. 5.
5. Romashkina N.P. Strategic stability in the era of information and communication technologies // URL: https://russiancouncil.ru/ analiytics-and-comments (date of access: 03/04/2020).
6. Sorokin P.A. Sociology of the Revolution. Moscow: Russian Political Encyclopedia (ROSSPEN), 2010.552 p.
7. Decree of the President of the Russian Federation of December 31, 2015 N 683 «On the National Security Strategy of the Russian Federation» // URL: http://base.garant.ru/71296054/#-friends (date of access: 02.26.2021).
8. Schultz E.E. Causes of revolutions: head or wallet? // Historical psychology and sociology of history. Volume 7, number 1/2014 // URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/244526/ (date of access: 09/12/2020).
9. Davies J. Toward a Theory of Revolution // American Sociological Review. 1962, vol. 27, p. 5.
10. Durkheim E. Explorations in Classical Sociological Theory: Seeing the Social World. Pine Forge Press. P. 128.
11. Gurr T.R. Whu Men Rebel. Princeton, 1970. P. 3-9.
e
u
