CC BY
31
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2013. № 4
О.А. Обрывалина, асп. кафедры истории и теории социологии социологического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова*
СОЦИАЛЬНО-ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ЭКСКЛЮЗИЯ В ГОРОДСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ
Статья посвящена анализу причин и последствий применения практики социально-пространственной эксклюзии в качестве метода социального контроля в городском пространстве.
Ключевые слова: городское пространство, социальный контроль, социально-пространственная эксклюзия.
The article describes the causes and effects of socio-spatial exclusion used as the meaning of social control in the city.
Key words: city, social control, socio-spatial exclusion.
Популярность городских исследований в начале прошлого века была обусловлена появлением новой социальной реальности — нового типа социальных отношений, нового образа жизни, нового способа организации пространства совместной жизни людей. Однако интерес социологов к городу не ослабевает уже на протяжении более ста лет. Город — сердце нашей цивилизации, средоточие политической, экономической, культурной и социальной жизни современного человечества. Изучение тенденций изменения города — ключ к пониманию социальных трансформаций. Одна из них, а именно трансформация системы социального контроля, и будет рассмотрена в данной статье.
Современный город — это конгломерат различных социальных групп, социальных организаций, институтов и структур, определяющей характеристикой которого является гетерогенность. Это отличает его от традиционной общины (преимущественно сельской) и определяет необходимость выработки специфической системы поддержания порядка. Она не может более опираться на семью и соседей как агентов контроля и на общественное одобрение или порицание как его средства. Общественная (можно назвать ее также гражданской) составляющая уступает место формальной (в значительной степени государственной) составляющей. При этом правовое регулирование нацелено прежде всего на превенцию ситуаций нарушения закона.
В условиях социокультурной гетерогенности городского сообщества эффективными признаются формальные средства соци-
* Обрывалина Ольга Андреевна, e-mail: olgaobryvalina@gmail.com
ального контроля, снижающие риск возникновения конфликтных ситуаций между обитателями города и предотвращающие нарушение порядка в отдельных его зонах. Тем самым все более широкое распространение получает модель "локального порядка". Новейшие технологии наблюдения и слежения позволяют создавать в городском пространстве зоны неравного доступа, открытые только определенным категориям лиц. При этом контроль осуществляется преимущественно удаленно, сокращается процент контролеров-людей, стоимость контроля снижается, а его пространство расширяется1. Помимо соображений эффективности и экономии подобной модели государственной охраны порядка такая политика исключения объясняется и возрастающим страхом общества перед преступностью, иммиграцией, отдельными группами людей ("moral panic"2) и незащищенностью в целом, тенденцией воспринимать мир через категории угрозы и оценку вероятности неблагоприятного ("dan-gerisation"3). Негосударственные субъекты социальных отношений, таким образом, также активно включаются в процесс отгораживания от всего, представляющего опасность, посредством архитектурных форм социально-пространственной эксклюзии.
Направленные на ограничение доступа маргинальных (или просто "нежелательных") групп в определенные зоны публичного пространства новые формы контроля способствуют созданию в городе особых "зон контроля" (при прочих неконтролируемых, ничьих территориях). Во-первых, происходит размежевание между благополучными кварталами и районами трущоб. Активный процесс гет-тоизации воплощает стремление обеспеченных социальных групп сформировать огороженные кварталы с собственной инфраструктурой, чтобы минимизировать свое соприкосновение с бедными слоями населения4. Во-вторых, зоны образуются внутри каждого из этих районов на уровне частных владений (с использованием, например, заборов и охранных систем), предприятий и торговых точек (установка магнитных рамок на входе-выходе), объектов муниципальной собственности (ограничение доступа в парки) и т.д.
1 Marx G.T. The engineering of social control: the search for the silver bullet // Crime and Inequility / Ed. by J. Hagan, R. Peterson. Stanford, 1995. URL: http://web.mit.edu/ gtmarx/www/bullet.html (дата обращения: 09.12.2012).
2 См., например: Ben-Yehuda N., Goode E. Moral panics: the social construction of deviance. Oxford, 1994. P. 57-65.
3 The widening Web of control. A human right analysis of public policy responses to crime, social problems and deviance: draft report by International council of human rights policy. 2010. Febr. URL: http://www.crin.org/docs/Int_Web_control.pdf (дата обращения: 09.12.2012).
4 См.: Вершинина И.А. Города в эпоху неолиберальной глобализации: современные социологические подходы // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 2012. № 2. С. 110.
И, в-третьих, получает распространение практика ограничения доступа в определенные зоны на определенное время определенных категорий лиц (не обязательно с общественно опасным поведением). Примерами могут служить законы, охраняющие право владения и предписывающие собственнику решать, кто, когда, на какой срок будет допущен на его территорию и какое поведение на ней запрещено. А также устанавливаемый государством запрет для обвиняемых в торговле наркотиками или проституции посещать кварталы, характеризуемые как криминальные (во избежание повторения прецедентов).
М. Дэвис, описывая постлиберальный Лос-Анджелес, так пишет о новых архитектурных формах социальной эксклюзии: "Защита элитных жизненных стилей выливается в быстрое распространение новых карательных мер в пространстве и перемещении, поддерживаемых повсеместным вооруженным отпором. Эта одержимость системами обеспечения физической безопасности и косвенно архитектурным контролем социальных границ стала основным мотивом реструктурирования города, главной идеей зарождавшегося в 90-х движения за искусственную среду"5. М. Дэвис тем самым отмечает двойную природу изменений в организации городского пространства. С одной стороны, частные пространства потребления, досуга и роскоши расширяются, а с другой — архитектурные способы сегрегации и эксклюзии становятся повсеместными. Использование заборов, ворот, стен, охраны для ограничения доступа на частную территорию отражает, в терминах М. Дэвиса, общую стратегию "сдерживания"6.
Тенденция на сдерживание как в социальной практике, так и в теоретическом осмыслении социального контроля четко обозначилась на Западе в последней трети прошлого столетия. В качестве предпосылок, повлиявших на формирование новой модели социального контроля, можно выделить следующие: 1) рост социокультурной гетерогенности общества и общин на фоне ослабления неформальных механизмов регулирования социальных отношений;
2) постоянный рост государственных расходов на борьбу с преступностью и, следовательно, потребность снизить финансовое бремя;
3) отсутствие единого подхода к пониманию мотивов и объективных причин девиантного и делинквентного поведения, а также способов противодействия им; 4) критика процессуальной стороны борьбы с девиациями, реализуемой полицией, судами и учреждениями коррекции, и ее негативных эффектов. Попытки разрешения вышеозначенных проблем привели к модернизации системы охраны
5 Цит. по: Beckett K., Herbert S. Dealing with disorder: social control in the post-industrial city // Theoretical Criminology. 2008. Vol. 12. N 1. P. 9-10.
6 Ibid. P. 10.
правопорядка 1970-х гг. и, в частности, к широкому использованию технологии социально-пространственной эксклюзии. Однако нельзя не упомянуть и изменения в социальной и пространственной структуре крупных западных городов, значимым образом повлиявшие на реализацию новых форм социального контроля.
Переход к постиндустриальной экономике означал потерю конкурентоспособности теми, кто был занят на мануфактурном производстве. Недостаток образования не позволял им получать зарплату, соответствующую среднему классу, что в конечном итоге вылилось в появление городского андеркласса (urban underclass), характеризующегося хронической бедностью и за неимением работы — отсутствием реальных возможностей изменить положение7. В Соединенных Штатах, в частности, районы проживания рабочих (преимущественно афро-американцев) превратились в бедные неблагополучные кварталы. В 1960-х гг. бедность стала городским феноменом, а с образованием гетто приобрела и расовый харак-тер8. Рост безработицы и обратное движение семей среднего класса в престижные районы и пригороды обернулись концентрацией бедного населения в самом центре города9 и их социальной изоляцией10. Как следствие стало возможным говорить о разделении жилья по расовому признаку (housing segregation)11 и особом социокультурном пространстве бедных гетто. Специалисты предостерегали правоохранительные органы от использования в гетто жестких карательных мер, вызывающих отчуждение и провоцирующих конфликты с населением, и предлагали сделать ставку на диалог и сотрудничество с местными общинами, в идеале минимизируя свое участие в организации социальной жизни. В результате был предпринят ряд мер по формированию полиции, ориентированной на сотрудничество с гражданским населением (community oriented policing), и развитию практик контроля, осуществляемых негосударственными организациями и жителями в пределах местного сообщества.
Кумулятивный эффект описанных экономических, организационных, социальных, теоретических факторов, таким образом, привел к пересмотру стратегии борьбы с девиантным поведением. Проводимые реформы были нацелены на то, чтобы переложить
7 Marks C. The urban underclass // Annual Review of Sociology. 1991. N 17. P. 445—466.
8 Wilson W., Aponte R. Urban poverty // Annual Review of Sociology. 1985. N 11. P. 231-258.
9 Wilson W. The truly disadvantaged revisited: a response to hochschild and boxill // Ethics. 1991. N 101 (3). P. 593-609.
10 Green R. Poverty concentration measures and the urban underclass // Economic Geography. 1991. N 67 (3). P. 240-252.
11 Massey D., Lundy G. Use of black English and racial discrimination in urban housing markets: new methods and findings // Urban Affairs Review. 2001. N 36 (4). P. 452-469.
часть ответственности за контроль на граждан. Расходы на социальную помощь и социальный контроль уменьшились, т.е. произошла "деинституализация" социального контроля — "возвращение" его в общество12. Однако "ориентация на сообщество" и "замена уголовной ответственности альтернативными видами исправительного воздействия" на самом деле не уменьшили, а лишь усилили
13
вмешательство государства в регулирование делинквентности13, так как общественные и другие модели дополнили государственную систему, став ее частью. При этом если за общественным контролем сохранилась функция социализации и исправления "недостатков" человеческой природы, провоцирующих девиации, то государство сосредоточилось на правовом контроле общественно опасных деяний (преступлений) и разработке эффективных мер сдерживания негативных социальных явлений, устранить которые полностью не представляется возможным. Ставка была сделана на превенцию угроз общественному порядку: создание безопасной среды, укрепление возможных "мишеней" преступности, сопровождение "групп риска", нормирование максимального числа отношений. На рубеже XX—XXI вв. опорой стратегии "сдерживающего контроля" стали технические средства наблюдения, слежения, охраны объектов, мобильных устройств. Благодаря их широкому применению технический контроль начал отвоевывать пространство у контроля социального, связанного с человеческим фактором. Новая идеология обеспечения социального порядка, фактически опирающаяся на управление рисками и ориентированная на максимизацию предсказуемости, обосновала необходимость, эффективность и правомерность зонирования физического пространства, приписывания различных режимов доступа к нему представителей определенных социальных категорий и установления соответствующих допустимых "кодексов поведения".
Существование социально-пространственной эксклюзии, безусловно, не является специфической особенностью современности. Социальная стратификация тем или иным образом всегда отражалась в пространственной организации поселения. И даже на заре возникновения городов можно наблюдать их деление по социальному составу населения (например, кварталы компактного проживания этнических групп) или по функциональному назначению районов (правительственный центр, торговая или деловая зона, квартал развлечений и пр.). Следовательно, необходимо выделить черты, характерные для социально-пространственной эксклюзии в современном городе. Отмечая одни и те же изменения в системе
12 Cohen S. Visions of social control: crime, punishment and classification. Wiley, 1985.
13 Cohen S. The punitive city: notes on the dispersal of social control // Contemporary Crises. 1979. Vol. 3. P. 339-363.
социального контроля, специалисты тем не менее расходятся во взглядах на породившие их причины.
Сторонники политико-экономического объяснения отмечают, что современные города борются за создание наиболее дружественной (благоприятной) среды для корпоративных капиталовложений и штаб-квартир, элитного жилья, туризма и торговли14. И эту же цель преследует внедрение новых техник контроля, поддерживающих сохранение пространственной сегрегации, защиты "свободных" (playful) городских зон, жизненно необходимых для процветания экономики.
Иной позиции придерживаются М. Фуко и его последователи. Современное общество французский социолог охарактеризовал как общество безопасности15, технологии контроля в котором направлены не на запрещение или предписание тех или иных типов действий, а на удержание их частоты в определенных пределах. Власть, таким образом, принимает любое отклонение и преступление как вероятное событие и планирует свои реакции в режиме калькулирования издержек16. Обустройство особого пространства безопасности становится одним из главных признаков новой системы. Поэтому последователи М. Фуко называют современные техники контроля новыми формами пространственного управления (spatial governmentality)17. От модернистских методов регулирования городской жизни они отличаются, во-первых, ориентацией на социальные группы и городское пространство (а не отдельных индивидов); во-вторых, проактивностью, нацеленностью на предотвращение потенциально опасного поведения и изоляцию "проблемных" категорий горожан; и, в-третьих, тесной связью с экспансией рынка как средства регулирования поведения и формирования идентичности. Рассмотрение практики потребления как канала контроля, безусловно, роднит данный подход с политико-экономическим. Вместе с тем он остается шире, так как указывает на многообразие городских регулятивных практик, раскрывает связи между административными, гражданскими, уголовными и частными механизмами обеспечения порядка. Как писал М. Фуко, технологии безопасности стремятся охватить все новые и новые сферы: производство, психологию, поведение людей, образ действия производителей, покупателей, потребителей, импортеров, экспортеров, мировой рынок в целом, что позволяет обеспечить развертывание широкого круга процессов, направленных на поддержание порядка18. Следова-
14 Ibid. P. 23.
15 См.: Фуко М. Безопасность, территория, население: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977—1978 учебном году. СПб., 2011. С. 26.
16 Там же. С. 19.
17 Beckett K, Herbert S. Op. cit. P. 26.
18 См.: Фуко М. Указ. соч. С. 73.
тельно, как отмечают сторонники данного подхода, видимая свобода выбора может задаваться властным влиянием, а постдисциплинарные техники контроля — проникать в частную сферу (в отличие от модернистских механизмов, функционировавших преимущественно в публичной сфере).
Интересные иллюстрации пространственного управления представлены в книге Д. Митчелла "Право на город: социальная справедливость и борьба за публичное пространство"19. Исследуя изменения в организации современного городского пространства, социолог отмечает существование противоречивых тенденций. Происходит территориальное расширение полицейского патрулирования публичного пространства ("policing of public spaces"), нацеленного на то, чтобы гарантировать сохранение им публичности, общедоступности20. Однако парадокс заключается в том, что, защищая свободу и демократичный дух публичных мест, полиция сама устанавливает над ними свою власть. Тем самым публичное пространство, исторически выступавшее площадкой для саморепрезентации, свободного выступления, путем охраны порядка фактически подпадает под политический контроль и теряет свое предназначение. Публичное пространство, как отмечает Д. Митчелл, пугает своей потенциальной бесконтрольностью21, а "горячие" материалы СМИ, освещающие все новые проявления анархии в общественных местах, только усиливают беспокойство. Поэтому правительство стремится не пускать "нежелательных субъектов" туда, где они могут быть увидены и услышаны, в том числе ограничивая возможности организации выступлений, демонстраций, мятежей. Наиболее действенным методом в данном случае оказывается именно географический (территориальный) контроль22.
Распространение архитектурных методов контроля сегодня неоспоримый факт. Их влияние на социальную жизнь весьма существенно и выражается помимо решения своей прямой задачи (охраны порядка) в следующем. Итак, социально-пространственная эксклюзия:
— воспроизводит и усугубляет гетерогенность городского пространства;
— являясь одним из методов формального контроля, вместе с тем провоцирует его дальнейшее расширение и интенсификацию;
— способствует увеличению доли лиц и видов поведения, маркируемых как маргинальные или девиантные;
— ведет к дезинтеграции города как социальной общности.
19 Mitchell D. The right to the city: social justice and the fight for public space. Guilford, 2003.
20 Ibid. P. 1—2.
21 Ibid. P. 13.
22 Ibid. P. 17.
Рассмотрим каждую из названных особенностей подробнее.
Во-первых, создание множества зон контроля приводит к тому, что внутри охраняемых участков (gated community) достигается не только определенный уровень безопасности, но и гомогенности за счет объединения "соседей-единомышленников"23 ("like-minded" neighbours). В условиях такой пространственной сегментизации города не приходится говорить о едином культурном пространстве, обеспечивающем эффективный процесс социализации членов сообщества, т.е. о созидательном контроле. В современных городах формируются параллельные пространства, жители которых характеризуются своим собственным жизненным миром. Будучи установлена однажды, пространственная разобщенность, таким образом, подпитывает производство и воспроизводство социокультурных различий между социальными группами.
В условиях нарастающей гетерогенности городского сообщества вероятность выработки универсальных норм поведения падает, а необходимость использования внешних репрессивных методов контроля (не связанных с социализацией) возрастает. Таким образом, можно говорить о втором следствии социально-пространственной эксклюзии — интенсификации формального контроля и главным образом расширении сферы уголовного права, целью которого является обеспечение безопасности публичного (общественного) пространства. Когда соседские общины не справляются с обеспечением порядка на своей территории и "разбитые окна" остаются непочиненными, открывая пути для проникновения внутрь преступников, функции контроля берет на себя полиция. Завоевавшая популярность в США концепция охраны порядка по принципу "разбитых окон" акцентирует внимание на создаваемой человеком искусственной среде и нежелательном в ее границах поведении постыдных, буйных, непредсказуемых людей: попрошаек, пьяниц, наркоманов, подростков-хулиганов, проституток, бездомных, страдающих психическими расстройствами24. Именно их поведение рассматривается в качестве источника беспорядка, поскольку несет потенциальную угрозу и может быть оскорбительным для других горожан. Чтобы полиция имела право применять в отношении вышеозначенных лиц определенные санкции, пересмотру и адаптации подвергся целый ряд положений гражданского права, в результате чего были детально описаны типы "запрещенного" поведения. Например, было признано недопустимым сидеть или лежать на тротуарах, автобусных остановках, спать в парках и других публичных местах, класть личные вещи на общественную собственность на продолжительный срок, временно жить, справ-
23 Beckett K, Herbert S. Op. cit. P. 10.
24 Ibid. P. 11.
лять нужду, пить в публичных местах, продавать газеты и другие печатные материалы в общественных местах и попрошайничать25.
Разработка подобного "цивилизованного" права (т.е. права, законодательно закрепляющего нормы приличия) позволила значительно расширить возможности местных властей по контролю за маргинальными группами. В ряде областей США удалось даже переместить лиц с нежелательным поведением из центра на периферию, где они не так бросаются в глаза. Однако критики данного подхода к охране правопорядка с тревогой отмечают, что такие законы влекут расширение списка типов поведения, маркируемых как криминальные, а в отношении бездомных реализуют настоящую дискриминацию. И в этом проявляется третья особенность практики социально-пространственной эксклюзии.
Проведенный анализ использования социально-пространственной эксклюзии в качестве средства социального контроля в городском пространстве указывает на амбивалентный характер данной практики.
С одной стороны, территориальный рост городов, увеличение численности и разнородности состава его населения вместе с ослаблением неформальных социальных связей между горожанами с необходимостью требуют расширения сети формального контроля, подкрепленного силой государства. При этом экономичнее и эффективнее оказывается не расширять штат сотрудников правоохранительных органов, которые следили бы за порядком, а использовать новейшие технические средства защиты и слежения для оборудования зон локального порядка. Специальным образом оборудованные зоны с ограниченным доступом формируются как в публичном, так и в частном пространстве города. Закрепление же категорий лиц, присутствие которых в этих зонах нежелательно, происходит посредством законодательства, все более детального описания в нем категории делинквентного поведения.
С другой стороны, еще одним результатом укрепления дисциплинарного порядка в городе становится нарастающая пространственная и социальная дезинтеграция, первоначально инспирировавшая расширение системы формального контроля и социально-пространственной эксклюзии как его средства. Открытым остается вопрос о допустимом пределе пространственного деления города. Увеличение городов и возрастание степени мозаичности городской организации могут привести к их физическому распаду и в то же время — к росту социальной напряженности и преступности. Городу необходимы дополнительные созидательные скрепы для сохранения социального порядка, отличные от репрессивных мер. В данных условиях соседские общины и городская общественность могли
25 Ibid. P. 12.
бы способствовать налаживанию конструктивного диалога и взаимодействия на локальном уровне, реализуя не только деятельность по охране порядка, но и эффективную социализацию.
В заключение следует отметить, что, несмотря на определенные позитивные эффекты использования социально-пространственной эксклюзии как средства социального контроля, возможности данной технологии, очевидно, ограниченны. Используемая в одиночку, она позволяет лишь минимизировать риски и устранять некоторые внешние условия девиантного и делинквентного поведения на отдельных территориях. Проблема же обеспечения и защиты социального порядка в рамках более широкого социального сообщества потребует комплексного решения.
Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 13-33-01036).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Вершинина И.А. Города в эпоху неолиберальной глобализации: современные социологические подходы // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18. Социология и политология. 2012. № 2.
Фуко М. Безопасность, территория, население: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977—1978 учебном году. СПб., 2011.
Beckett K, Herbert S. Dealing with disorder: social control in the postindustrial city // Theoretical Criminology. 2008. Vol. 12. N 1.
Ben-Yehuda N, Goode E. Moral panics: the social construction of deviance. Oxford, 1994.
Cohen S. The punitive city: notes on the dispersal of social control // Contemporary Crises. 1979. Vol. 3. P. 339-363.
Cohen S. Visions of social control: crime, punishment and classification. Wiley, 1985.
Green R. Poverty concentration measures and the urban underclass // Economic Geography. 1991. N 67 (3). P. 240-252.
Marks C. The urban underclass // Annual Review of Sociology. 1991. N 17. P. 445-466.
Marx G.T. The engineering of social control: the search for the silver bullet // Crime and inequility / Ed. by J. Hagan, R. Peterson. Stanford, 1995. URL: http://web.mit.edu/gtmarx/www/bullet.html (дата обращения: 09.12.2012).
Massey D., Lundy G. Use of black English and racial discrimination in urban housing markets: new methods and findings // Urban Affairs Review. 2001. N 36 (4). P. 452-469.
Mitchell D. The right to the city: social justice and the fight for public space. Guilford, 2003.
The widening Web of control. A human right analysis of public policy responses to crime, social problems and deviance: draft report by International council of human rights policy. 2010. Febr. URL: http://www.crin.org/docs/ Int_Web_control.pdf (дата обращения: 09.12.2012).
Wilson W. The truly disadvantaged revisited: a response to hochschild and boxill // Ethics. 1991. N 101 (3). P. 593-609.
Wilson W., Aponte R. Urban poverty // Annual Review of Sociology. 1985. N 11. P. 231-258.
