CC BY
32РОМАН ЕВГЕНЬЕВИЧ ТОКАРЧУК,
соискатель Кемеровского государственного университета
СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВАЯ ПРИРОДА И ВОПРОСЫ КВАЛИФИКАЦИИ РАЗБОЯ, СОВЕРШАЕМОГО ПУТЕМ УГРОЗ НАСИЛИЕМ, ОПАСНЫМ ДЛЯ ЖИЗНИ ИЛИ ЗДОРОВЬЯ
Обосновывается, что угрозы насилием, опасным для жизни или здоровья лица, в разбое, дополнительным непосредственным объектом которого является здоровье человека, должны быть реально осуществимы.
Ключевые слова: разбой, насилие, угроза насилием, грабеж, вымогательство, оружие, хищение.
R.E. Tokarchuk, Candidate, Kemerovo State University; e-mail: Snaiperkem@yandex.ru, tel.: 8 (3842) 36-23-67.
Social and legal character and problems of qualifying robbery committed with violence threats dangerous for life or health.
It is grounded that violence threats dangerous for life or health of a person while committing robbery the supplemented and direct object of which is personal health should be realizable.
Key words: robbery, violence, violence threats, racketeering, weapon, stealing.
Угроза насилием, опасным для жизни или здоровья, составляет альтернативный насилию, опасному для жизни или здоровья, способ разбоя. Эти угрозы в разбое, согласно устоявшемуся мнению, должны быть определенными (конкретными), наличными (непосредственными) и реальными (действительными)1. При этом считается, что на них не распространяется требование о реальной осуществимости2. Между тем последняя позиция не согласована с социально-правовой природой состава разбоя (ст. 162 УК РФ).
Конкретность или определенность угроз в разбое позволяет определить их интенсивность для отделения от угроз насилием, не опасным для жизни или здоровья, свойственных для насильственного грабежа (п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ). Преступник должен нести ответственность за совершенные, а не предполагаемые действия, почему факт наличия именно угроз насилием, опасным для жизни или здоровья, должен быть понятен. Содержание угроз должно быть достаточно ясно, определенна интенсивность угрожаемого насилия, чем именно и каким образом виновный был намерен привести эту угрозу в исполнение3.
Наличность или непосредственность угроз в разбое определяется фактором времени, моментом предполагаемой их осуществимости. В разбое угрозы предполагают возможность их непосредственной реализации в момент самого преступления. Преступник при разбое или грабеже должен угрожать немедленным применением
насилия, тогда как для вымогательства может быть характерна и угроза применением насилия в будущем. Еще С.В. Познышев заметил, что от насильственного похищения вымогательство отличается тем, что при разбое или грабеже содержанием угрозы является «известное зло, имеющее последовать в случае неисполнения требуемого сейчас же, тотчас же; при вымогательстве же средством может быть и угроза злом, имеющим последовать лишь в будущем»4. «Насилие или угроза его применения, направленные на получение имущества в будущем, а равно предъявленное потерпевшему требование о немедленной передаче имущества под угрозой применения в будущем насилия к нему самому или его близким при отсутствии признаков нападения образует вымогательство»5, утверждается в учебнике уголовного права Российской Федерации. Таким образом, признак наличности частично позволяет разграничить разбой и вымогательство, совершаемые путем угроз применением насилия, опасного для жизни или здоровья.
Реальность или действительность угрозы в действующей практике предполагает необходимость наличия достаточных оснований опасаться приведения этой угрозы в исполнение. Принято считать, что для определения реальности угрозы имеет значение восприятие ее потерпевшим, но вовсе не требуется доказывать, что виновный намеревался реализовать свою угрозу. Главное, чтобы она, выступая средством изъятия иму-
щества, по своему характеру была такой, чтобы создать у потерпевшего убеждение в ее полной реальности, в способности и решимости нападающего немедленно ее реализовать, если он встретит какое-либо противодействие изъятию либо удержанию только что изъятого имущества. При определении действительности угрозы необходимо также руководствоваться субъективным критерием со стороны преступника. Потерпевший должен воспринимать угрозу как реально осуществимую, равнозначную физическому насилию, а виновный должен это осознавать6.
Определенность (конкретность) угроз, их наличность (непосредственность) и реальность (действительность) - это критерии, выработанные процессом квалификации применяемых норм насильственных хищений (разбоя, грабежа и вымогательства). При этом, на наш взгляд, перечисленные критерии для угроз в разбое недостаточны либо некорректны для верной квалификации согласно социально-правовой природе ст. 162 УК РФ.
Как мы уже заметили, считается, что для определения реальности угрозы решающее значение отводится восприятию ее потерпевшим и не требуется, чтобы виновный намеревался реализовать свою угрозу. Этот подход сформировался еще в отношении состава разбоя УК РСФСР 1922 г. Так, А.А. Жижиленко на основе судебного решения определил, что «угроза должна быть таковой, чтобы она, по мнению угрожающего, могла вызвать чувство страха у лица, ей подвергающегося, хотя бы она на самом деле и не была осуществимой. Главное, чтобы эффект угрозы смертью или увечьем был налицо (пост. Пленума Верховного Суда УССР от 19 июля 1923 г.)»7. Угроза «должна быть для потерпевшего действительной, т.е. могущей, по мнению потерпевшего, в действительности осуществиться»8, заключил А.А. Пионтковский. В этот же период Гиллерсон высказывался за то, что убеждения потерпевшего в том, что его жизни и здоровью грозит опасность, недостаточно для признания разбоя, а необходимо, чтобы была «действительная, т.е. реальная, а не мнимая угроза»9.
Здесь мы не можем не заметить очень важной детали. В указанный период непосредственным объектом насильственного грабежа, разбоя и вымогательства определялись исключительно имущественные отношения, никакой дополнительный непосредственный объект не обозначался. В разрабатываемых представлениях отечественной науки начала ХХ в. о составе преступления и его объекте еще не были сформированы качественные положения о двухобъектных насильственных хищениях10. Соответственно не
удивительно, что при квалификации разбоя с угрозами насилием, опасным для жизни и здоровья, не учитывалась обязательность дополнительного непосредственного объекта этого преступления. На эту тему еще просто не было выработано соответствующих принципов.
В последующем сложившаяся практика просто сохранилась без подведения под нее реальных социальных оснований и не считаясь с развитием представлений о двухобъектных преступлениях. По мнению Л.Д. Гаухмана, при оценке угроз насилием в разбое «не требуется наличия оснований опасаться осуществления угрозы»11. А.И. Бойцов считает, что для признания реальности угрозы «не требуется доказывать, что виновный намеревался реализовать свою угрозу», в разбое она должна быть только действительной, т.е. «способной, по мнению потерпевшего, быть реализованной и воспринимаемой им равнозначной физическому насилию»12.
Обоснованием такого подхода к разбою стала позиция о том, что эта угроза должна быть равнозначна физическому насилию, т.е. быть способом хищения, достаточным для его совершения, а именно: «необходимо, чтобы угроза по своему воздействию на психику потерпевшего была как бы равносильна физическому насилию»13; угроза «при разбойном нападении является средством воздействия на психику потерпевшего и вынуждает последнего либо передать имущество преступнику, либо согласиться на его изъятие. В этом смысле угроза при разбое по своему значению и воздействию на потерпевшего должна быть равнозначной физическому насилию... в связи с тем, что потерпевший воспринимает эту мнимую угрозу (угрозу пистолетом-зажигалкой (прим. наше. - Р.Т.)) как реальную и предполагает, что в руках у преступника находится настоящее оружие (на что последний и рассчитывает), такие случаи должны квалифицироваться как разбойное нападение»14; это «обусловлено самой природой психического насилия и означает, что потерпевший должен воспринимать угрозу как реально осуществимую, равнозначную физическому насилию, а виновный должен это осознавать»15; эффективность «угрозы, воспринимаемой потерпевшим как реальной, не становится меньше при отсутствии объективных условий, необходимых для ее выполнения»16.
Но как можно считать основанием для признания именно разбоя, а не насильственного грабежа равнозначность угрозы насилию, т.е. ее эффективность в качестве способа хищения? Уже для признания насильственного грабежа угроза «должна, во всяком случае, по своему значению, по своему воздействию на потерпевшего
быть равнозначной насилию - она должна быть наличной, т.е. грозить непосредственным причинением зла, и действительной, т.е. представляться потерпевшему вполне реализуемой»17, - заключил М.М. Исаев. Быть равнозначащей физическому насилию означает, что «она должна быть действительным средством для того, чтобы заставить человека отдать имущество; она должна быть осуществимой, серьезной и, кроме того, должна представляться немедленно реализуемой»18, - считал А.А. Жижиленко. Эффективность угроз насилием не определяет различия между насильственным грабежом и разбоем.
Упрощенное решение квалификационных задач применения действующих составов грабежа, разбоя и вымогательства путем неверной оценки реальности (действительности) угроз в разбое нельзя признать правильным, отвечающим требованиям принципов законности, справедливости и вины.
Деяние субъекта должно воздействовать на объект, который выделяет то или иное хищение из других. В отношении насилия, опасного для жизни или здоровья, и угрозы им в рамках состава разбоя значимым является то, что обязательным дополнительным объектом этого деяния является здоровье личности19. Повышенная общественная опасность разбоя связана с мно-гообъектностью данного преступления. Изъятие имущества в разбое осуществляется через насилие над личностью, чреватое причинением вреда ее здоровью либо даже смерти. Помещение состава разбоя в главе преступлений против собственности ни в коей мере не умаляет уголовно-правовой охраны личности. Как правильно указывала Г.Л. Кригер, ценность и «важность этого объекта законодатель учел при определении конструкции состава разбоя»20. Об этом свидетельствуют отнесение разбоя к числу тяжких преступлений и признание разбоя оконченным с момента нападения, а не с момента завладения имуществом21.
При определении насилия, опасного для жизни или здоровья, правоприменитель и доктрина считают обязательным как минимум его действительную опасность для жизни или здоровья. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»22 (далее - постановление Пленума ВС РФ № 29) указано, что по ч. 1 ст. 162 УК РФ следует квалифицировать нападение с целью завладения имуществом, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, которое хотя и не причинило вред здоровью потерпевшего, однако в момент применения создавало реальную
опасность для его жизни или здоровья (п. 21). «Степень общественной опасности этого преступления определяется характером насилия, его опасностью для жизни и здоровья потерпевше-
го.
„23
■ утверждает Р. А. Левертова.
Социально-правовая сущность разбоя, двух-объектного преступления, совершенно не вяжется с квалификационной оценкой, даваемой реальности (действительности) угрозы насилием, опасным для жизни или здоровья, в разбое. Очевидно, что угроза в разбое не может быть мнимой, а должна быть реально осуществимой, в противном случае отсутствует посягательство на дополнительный объект этого деяния, т.е. нет соответствующего состава преступления.
С точки зрения субъективной стороны и принципа вины для того чтобы быть осужденным за разбой, необходимо быть разбойником, т.е. интеллектуальный и волевой моменты субъективной стороны должны свидетельствовать о том, что субъект сознательно и преднамеренно выбрал в качестве способа совершения хищения поведение, представляющее реальную опасность для жизни или здоровья потерпевшего, а также желал воспользоваться именно этим спо-собом24, по замечанию В.А. Владимирова, обязательно представляющим «реальную опасность немедленного применения насилия, опасного для жизни или здоровья»25.
В п. 21 постановления Пленума ВС РФ № 29 указано, что если: «...завладение имуществом соединено с угрозой применения насилия, носившей неопределенный характер, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоя необходимо решать с учетом всех обстоятельств дела: места и времени совершения преступления, числа нападавших, характера предметов, которыми они угрожали потерпевшему, субъективного восприятия угрозы, совершения каких-либо конкретных демонстративных действий, свидетельствовавших о намерении нападавших применить физическое насилие, и т.п.».
Как видно из этой рекомендации, все указанные обстоятельства дела, в том числе субъективное восприятие потерпевшего, стоящее далеко не на первом месте, могут свидетельствовать о намерении нападавших непосредственно применить соответствующее физическое принуждение. Иначе говоря, могут служить доказательствами для формирования у правоприменителя убеждения в наличии у нападавших намерения применить физическое принуждение определенной интенсивности и, как следствие, уверенности в правильности той или иной квалификации.
Как правильно заметил А. И. Бойцов, «законодатель (а вслед за ним и доктрина), проводя
четкую грань между насилием и угрозой его применения, по-прежнему сводит действительное насилие к физическому воздействию, а психическое насилие рассматривает лишь в качестве потенциально возможного физического насилия»26. Именно как своеобразная стадия обнаружения умысла на применение насилия, опасного для жизни или здоровья, криминализованы угрозы в составе разбоя, и только в таком виде они могут быть квалифицированы как способ (ст. 162 УК РФ).
В п. 23 постановления Пленума ВС РФ № 29 восприятие потерпевшим предмета, с использованием которого в отношении него высказывается угроза, судом поставлено на первое место и служит причиной для квалификации насильственного похищения в качестве разбоя. Указанный пункт гласит: «Если лицо лишь демонстрировало оружие или угрожало заведомо (выделено нами. - Р.Т.) негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия, например макетом пистолета, игрушечным кинжалом и т.п., не намереваясь использовать эти предметы (выделено нами. - Р.Т.) для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, его действия (при отсутствии других отягчающих обстоятельств) с учетом конкретных обстоятельств дела следует квалифицировать как разбой, ответственность за который предусмотрена ч. 1 ст. 162 УК РФ, либо как грабеж, если потерпевший понимал, что ему угрожают негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия».
В данном разъяснении с точки зрения дифференциации уголовной ответственности фактически поставлен знак равенства между насилием, опасным для жизни или здоровья, предусматривающим возможность причинения вреда здоровью средней тяжести, реально осуществимой угрозой этим насилием и «пустой» угрозой игрушкой.
Убежденность потерпевшего в том, что угроза представляет опасность для его жизни или здоровья, на основании наличия «определенной» угрозы становится признаком, который «перевешивает» в указанной квалификации находящиеся на другой «чаше весов» объект и субъективную сторону состава разбоя. Некоторые исследователи идут дальше и, основываясь на намерении виновного использовать угрозу как средство хищения и осознании им того, что потерпевший воспринимает угрозу как реальную, делают вывод, что использование имитации оружия, которым причинение вреда невозможно, следует квалифицировать как разбой с использованием предметов, применяемых в качестве оружия27.
Описанное положение вызывает случаи объективного вменения, когда высказанные слова
принимаются за основу определения общественной опасности деяния для основных благ человека, без оценки реального виновного отношения субъекта к посягательству, объекту, на который он покушался. Реальный вред здоровью признается менее опасным, чем абстрактный, и предлагается в случае применения одновременно угроз насилием и насилия квалифицировать деяние «в зависимости от того, какое из них в момент применения представляло большую опасность для жизни и здоровья потерпевшего»28.
В этом смысле абсолютно справедливы замечания многих исследователей относительно того, что сами по себе угрозы насилием, как правило, значительно менее опасны, чем насилие. С.М. Кочои замечает, что «нельзя устанавливать одинаковую ответственность за реальное применение насилия и угрозу его применения в одной и той же норме. Очевидно, степень общественной опасности этих действий не совпадает»29. Аналогичное заключение сделали А.И. Бойцов и В.А. Владимиров30.
«Индивид, пытающийся обогатиться через посредство угроз, - заметил А.Н. Круглевский,
- еще не обнаруживает особенного упорства преступной воли, от угрозы известным злом до реального причинения его иногда бывает весьма большое расстояние, виновному нужно еще решиться на исполнение своего обещания и не всегда он на такое решение способен. Напротив того, индивид, применивший насилие, уже доказал энергию своего преступного намерения. Такое различие между насилием и угрозой и имеет единственно важное догматическое зна-чение...»31. При этом также очевидно, как справедливо замечает Р.А. Левертова, что только в некоторых случаях угроза может выразить истинные намерения угрожающего, «представляя при этом большую общественную опасность»32, которая как раз и отражена в способе разбоя.
Существенное различие в степени общественной опасности физического и психического принуждения признается и в некоторых статьях уголовного закона (см., напр., ст. 163, 296, 309 УК РФ). Сферы приложения физического и психического принуждения - телесная и психическая,
- как замечает А.И. Бойцов33, т.е. физическая и психическая неприкосновенность личности соответственно. В угрозе нельзя видеть «ни обнаружения умысла, ни - еще менее - покушения на преступление, которым угрожают, так как угрожающий может и не иметь намерения привести свою угрозу в исполнение. Своим объектом угроза имеет чувство безопасности лица»34, - утверждал С. В. Познышев. Ни одна из известных форм психического принуждения сама по себе не
служит для создания непосредственной опасности для здоровья лица.
Ч. Беккариа заметил: «Если одно и то же наказание предусмотрено в отношении двух преступлений, наносящих различный вред обществу, то ничто не будет препятствовать злоумышленнику совершить более тяжкое из них»35. «Когда человек решился на какое-нибудь частное преступление, - считал И. Бентам, - ближайшая цель есть расположить его делать не больше вреда, чем сколько необходимо для его намерения». Дифференциация уголовной ответственности должна побуждать лицо «выбирать всегда наименее вредное из двух преступлений, которые будут соответствовать его цели», чего в уголовном законе можно достичь только установлением более тяжкого наказания за более общественно опасное преступление, достаточного для того, «чтобы побудить человека предпочитать меньшее»36.
Соответственно физический и психический виды принуждения не должны служить альтернативными способами одного состава хищения в силу различного их влияния на социальное свойство деяния - его общественную опасность. Если за них предусмотрена равная ответственность, то ничто не мешает преступнику перейти от слов к делу и причинить вред здоровью человека вплоть до средней тяжести в рамках простого состава разбоя, а следовательно, охрана здоровья личности не гарантирована.
Таким образом, мы присоединяемся к распространенному мнению, что применение столь различных форм принуждения - физического (насилие) и психического (угрозы) - в качестве альтернативных способов одного состава преступления значительно усложняет понимание сущности и содержания указанных форм человеческого поведения, исключает необходимую дифференциацию уголовной ответственности и путает практику, а неоднозначная практика ведет в тупик теорию. Целесообразно использовать их при конструировании составов в качестве способов самостоятельных преступлений, дифференцируя ответственность виновного в зависимости от того, какое - физическое или психическое - благополучие потерпевшего нарушается виновным.
Справедливость приведенной позиции не изменяет социально-правовой сущности действующего состава разбоя, в котором угроза насилием представляет именно стадию «обнаружения умысла» на применение насилия, опасного для жизни или здоровья, т.е. является реально осуществимой. Соответственно и наказание за него до легального разделения психического и физического принуждения по разным составам должно наступать только в случае реальной осуществимо-
сти угроз насилием, опасным для жизни или здоровья, в ином случае деяние должно квалифицироваться только по п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ.
Угроза насилием, опасным для жизни или здоровья, в разбое должна отражать действительное намерение субъекта применить само насилие, опасное для жизни или здоровья. Соответственно, отказывая в квалификации хищения с использованием игрушечного пистолета в качестве вооруженного разбоя в связи с использованием заведомо для виновного безопасного орудия (элемента игровой постановки), недостаточно просто переквалифицировать деяние с ч. 2 на ч. 1 ст. 162 УК РФ. Необходимо «примерить» объективную сторону данного деяния к указанному составу, его объекту и субъективной стороне. На наш взгляд, театральная угроза игрушкой вместо оружия никоим образом не свидетельствует о той общественной опасности, которой наделена действующая редакция состава разбоя. Более того, указанная ситуация является ярким свидетельством отсутствия в личности преступника той дерзости и повышенной опасности, которые отделяют разбойника от грабителя, разбой от насильственного грабежа. «Совершенно очевидно, что лицо, которое совершает разбой, используя при этом макет оружия, а не подлинное оружие или предметы, его заменяющие, не намеревается причинить вред здоровью или жизни потерпевшего»37.
Если взять за аксиому позицию о преимуществе оценки потерпевшим объективной стороны нападения перед другими признаками состава преступления, то в случае если вооруженный реальным огнестрельным оружием преступник выскажет в процессе хищения угрозу, а потерпевший воспримет ее как шутку и проигнорирует, то разбой состоится только тогда, когда нападающий применит оружие на поражение, а в предшествующей угрозе разбоя нет. Исследуемая позиция суда также позволяет с учетом п. 14 указанного постановления (о вменении вооруженного разбоя всем участникам его, хотя и невооруженным, но охватывающим умыслом вооруженность товарища) всех невооруженных игрушками соучастников нападения привлечь к ответственности за разбой по ч. 1 ст. 162 УК РФ, а при наличии предварительного сговора - по ч. 2 ст. 162 УК РФ. Множество вопросов вызывает угроза газовым пистолетом с безопасным газом и последующее его применение (в случае сопротивления потерпевшего), что более общественно опасно, но квалифицируется наоборот. Квалификация этих ситуаций не может не вызвать серьезные возражения и различные решения на практике.
Согласно социально-правовой природе угроз насилием, опасным для жизни или здоро-
вья, в разбое они должны отвечать требованию реальной осуществимости, т.е. должны не только восприниматься как реальные или действительные и осуществимые, но и быть осуществимыми. Способность и решимость нападающего немедленно реализовать угрозу в разбое, если он встретит какое-либо противодействие изъятию либо удержанию только что изъятого имущества, должны быть не мнимыми, а реально осуществимыми. Убежденность потерпевшего в том, что угрозы представляют реальную опасность для его жизни, психическое переживание их реалистичности на основании наличия определенной угрозы не должны являться обстоятельством, которое «пересиливает» объект и субъективную сторону состава разбоя. Только если виновный действительно намеревался привести угрозу насилием, опасным для жизни или здоровья, в исполнение, он может быть признан разбойником и наказан за разбой.
В действующей практике наказание за угрозу насилием как альтернативный насилию способ в составе разбоя должно наступать лишь ввиду возможности причинения вреда личности, которым виновный угрожает, а сомнительный вред, причиняемый психике, здесь учитываться не может. Угроза насилием в составе разбоя отражает стадию приготовления к насилию или обнаружения реального умысла на его применение. Если угроза насилием, опасным для жизни или здоровья, не являлась реально осуществимой, то деяние должно квалифицироваться как насильственный грабеж или вымогательство в зависимости от объекта посягательства (вещь или обязательственные отношения), оценки наличности угроз, момента времени передачи имущества или реализации угрожаемого насилия.
Если преступники, благодаря такой оценке, начнут чаще использовать только психическое принуждение и вместо боевого оружия будут пользоваться его имитацией, мы достигнем минимизации вредных последствий, сокращения числа тяжких и особо тяжких преступлений против личности, что нельзя не признать очень положительным результатом в предупреждении тяжкой насильственной преступности. Именно в этом заключается, как заметили Ч. Беккариа и И. Бентам, важнейшая цель дифференциации уголовной ответственности. Для этого, конечно, хорошо было бы, чтобы санкции насильственного грабежа и разбоя имели более дифференцированное различие, а не 1 год лишения свободы в верхнем пределе санкции (ч. 2 ст. 161 - до 7 лет лишения свободы; ч. 1 ст. 162 - до 8 лет лишения свободы). Но это уже вопрос законодателя, а не применителя закона.
На основании изложенного предлагаем внести в постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» следующие изменения:
1. Абзац 6-й п. 21 заменить следующими разъяснениями.
В тех случаях, когда завладение имуществом соединено с угрозой применения определенного насилия или носившей неопределенный характер, вопрос о признании в действиях лица грабежа или разбоя необходимо решать с учетом всех обстоятельств дела: совершения нападавшим ранее посягательств на жизнь или здоровье человека, их характера и степени, совершения каких-либо конкретных действий, свидетельствовавших о реальном намерении лица применить угрожаемое насилие, характера предметов, которыми он угрожал потерпевшему, числа нападавших, места и времени совершения преступления, субъективного восприятия угрозы и т.п.
Под угрозами насилием, опасным для жизни или здоровья (ст. 162 УК РФ), следует понимать такие угрозы, которые предполагали реальную возможность применения насилия в случае невыполнения условий угрожающего. Если реальность этих угроз не подтверждается имеющимися доказательствами, содеянное следует квалифицировать по п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ.
2. Абзац 3-й пункта 23 заменить следующими разъяснениями.
Если лицо угрожало заведомо негодным или незаряженным оружием либо имитацией оружия, например макетом пистолета, игрушечным кинжалом и т.п., не намереваясь использовать эти предметы для причинения телесных повреждений, опасных для жизни или здоровья, его действия с учетом конкретных обстоятельств дела следует квалифицировать как грабеж, ответственность за который предусмотрена п. «г» ч. 2 ст. 161 УК РФ. Если лицо, совершающее это преступление, намеревалось использовать указанные предметы для причинения телесных повреждений в качестве оружия, то содеянное надлежит квалифицировать по ч. 2 ст. 162 УК РФ.
1 Пионтковский А.А. Советское уголовное право: Особенная часть. - М.; Л., 1928. Т. 2. С. 125; Михайлов М.П. Уголовная ответственность за кражу личного имущества и разбой. - М., 1958. С. 133; Гаухман Л.Д. Борьба с насильственными посягательствами. - М., 1969. С. 32-33, 36; Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. - М., 1974. С. 72-74; Левертова Р. А. Ответственность за психическое насилие по советскому уголовному праву: Учеб. пособие. - Омск, 1978. С. 70-71; Бойцов А.И.
Преступления против собственности. - СПб., 2002. С. 452-453, 477-478.
2 Пионтковский А.А., Меньшагин В.Д. Курс советского уголовного права: Особенная часть. - М., 1955. Т. 1. С. 722; Кригер Г.Л. Ответственность за разбой. - М., 1968. С. 19; Михайлов М.П. Указ. соч. С. 133; Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 32.
3 Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 35-36; Бойцов А.И. Указ. соч. С. 478.
4 Познышев С.В. Особенная часть русского уголовного права: сравнительный очерк важнейших отделов Особенной части старого и нового уложений. 3-е изд., испр. и доп. - М., 1912. С. 267.
5 Уголовное право Российской Федерации: Особенная часть: Учебник / Под ред. А.И. Марцева. - Омск, 2000. С. 170; Никитин Е.В. Корыстно-насильственные преступления против собственности: Дис. ... канд. юрид. наук. - Омск, 2002. С. 104.
6 Пионтковский А.А. Указ. соч. С. 125; Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 32; Владимиров В.А. Указ. соч. С. 72-74; Бойцов А.И. Указ. соч. С. 453, 477.
7 Цит. по: Жижиленко А.А. Имущественные преступления. - Л., 1925. С. 103.
8 Пионтковский А.А. Указ. соч. С. 125.
9 Цит. по: Жижиленко А.А. Указ. соч. С. 103.
10 Пионтковский А.А. Указ. соч. С. 122-123, 132; Жижиленко А.А. Указ. соч. С. 65-68, 102; Исаев М.М. Уголовное право. Особенная часть. Имущественные преступления. - М., 1938. С. 37-43.
11 Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 32; Владимиров В.А. Указ. соч. С. 73.
12 Бойцов А.И. Указ. соч. С. 453, 477.
13 Пионтковский А.А. Указ. соч. С. 125.
14 Михайлов М.П. Указ. соч. С. 133; Пионтковский А.А., Меньшагин В.Д. Указ. соч. С. 722.
15 Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 32.
16 Кригер Г.Л. Указ. соч. С. 19.
17 Исаев М.М. Указ. соч. С. 38.
18 Жижиленко А.А. Указ. соч. С. 98.
19 Пионтковский А.А., Меньшагин В.Д. Указ. соч. С. 137, 279; Владимиров В.А. Указ. соч. С. 62; Уголовное право Российской Федерации. С. 166.
20 Кригер Г.Л. Указ. соч. С. 10.
21 Михайлов М.П. Указ. соч. С. 122; Бойцов А.И. Указ. соч. С. 459; Гаухман Л.Д. Указ. соч. С. 84.
22 Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» (в ред. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 6 февраля 2007 г. № 7) // СПС КонсультантПлюс.
23 Левертова Р.А. Указ. соч. С. 66-67.
24 Курс российского уголовного права. Особенная часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. - М., 2002. С. 357.
25 Владимиров В.А. Указ. соч. С. 64, 67.
26 Бойцов А.И. Указ. соч. С. 442.
27 Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Ответственность за преступления против собственности. - М., 1997. С. 106-107.
28 Кардава А. Квалификация грабежа, соединенного с насилием // Соц. законность. 1974. № 12. С. 56.
29 Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности: Учебно-практич. пособие. 2-е изд., перераб. и доп. - М., 2000. С. 206.
30 Бойцов А.И. Указ. соч. С. 442; Владимиров В.А. Указ. соч. С. 72.
31 Круглевский А.Н. Имущественные преступления: исследование основных типов имущественных преступлений. - СПб., 1913. С. 487-488.
32 Левертова Р.А. Указ. соч. С. 6.
33 Бойцов А.И. Указ. соч. С. 434.
34 Познышев С.В. Указ. соч. С. 133.
35 Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. - М., 1995. С. 87.
36 Избранные сочинения Иеремии Бентама / Пер. (по англ. изд. Боуринга и фр. Дюмона) А.Н. Пыпина и А.Н. Неве-домскаго; Пред. Ю.Г. Жуковскаго. - СПб., 1867. Т. 1. С. 174, 176-177.
37 Никитин Е.В. Указ. соч. С. 78.
