CC BY
82
АГАПОВ Вадим Львович
канд. ист. наук, доцент департамента коммуникаций и медиа Школы гуманитарных наук, Дальневосточный федеральный университет (г. Владивосток) Электронная почта: agapov_vl@mail.ru
Социально-экономический кризис в Российской империи во время Первой мировой войны глазами дальневосточной прессы 1914-1917 гг.
УДК 025.171:94(510):027.7(571.6)
Первая мировая война 1914-1918 гг., Российская империя,
Февральская революция 1917 г.,
Дальний Восток,
общество,
периодическая печать, газеты
В статье проанализированы публикации ведущих дальневосточных газет. Показано, как введение военной цензуры способствовало более углублённому изучению прессой социально-экономической и политической проблематики. Газеты регулярно писали о дефиците, вздорожании жизни, развитии спекуляции, расширении пропасти между классами населения и неэффективности органов государственной власти в борьбе с кризисом. Некоторые уже в 1916 г. приходили к выводу о разрушении якобы наступившего в начале войны гражданского мира, «единения» власти и общества, показывая, что это было всего лишь пропагандой в интересах богатых. Все газеты, вне зависимости от их направления, сходились на необходимости перемен и на том, что их может осуществить Государственная Дума.
В отечественной исторической науке существует два подхода к изучению периодической печати, которая рассматривается или как фактор исторического развития определённой страны или региона, или как исторический источник [4], «синтетический материал, включающий в себя самую разнообразную по жанру, происхождению, содержанию информацию: официальные сообщения и документы, законодательные акты, публицистику, письма, хронику, всевозможную информацию (заметки-отчёты, репортажи, интервью и пр.), объявления, беллетристику, некрологи и т. д.» [20, с. 621-622], или (в рамках того же подхода) как «место и способ публикации источников, её отличают периодичность и единый подход редакции к делу их обнародования» [73].
На данный момент существуют две работы обобщающего характера, посвящённые российской печати периода Первой мировой войны: монография А. Ф. Бережного «Русская легальная печать в годы первой мировой войны» [2] и учебное пособие Г. В. Жиркова «От "народной" войны к народной трагедии: история русской журналистики 1914-1917 годов» [14]. Обе они написаны по материалам столичной прессы, что вполне естественно, так как в годы войны в столицах и провинциях Российской империи выходило более трёх тысяч газет и журналов разного формата, периодичности выхода, тиража и на-
правления, анализ всей совокупности которых не под силу одному человеку и даже целому авторскому коллективу.
Интерес к провинциальной печати как источнику по истории Первой мировой войны возник у региональных историков в 2000е гг., накануне 90- и 100-летия войны [21; 59; 66; 83; 87; 91; 92 и др.].
Р. В. Митина в статье «Пермские газеты как источник изучения Первой мировой войны» показала, что анализ провинциальных газет имеет большое научное значение для изучения в региональном аспекте проблем освещения хода войны, отношения к войне, действиям правительства, оценок различными слоями общества сил и действий России, её союзников и противников, вклада региона в войну, изменений, которые происходили в регионе под её влиянием, а также что более полное и глубокое раскрытие информационного потенциала провинциальных газет важно для будущих исследований в области локальной истории, истории повседневности [33].
Специальных исследований дальневосточной прессы периода Первой мировой войны не существует. Однако периодическая печать привлекалась рядом авторов как один из источников. В диссертации Т. Я. Иконниковой «Дальневосточный тыл России в годы первой мировой войны» [18] использованы 8 газет, выходивших на Дальнем Востоке в 1914-1918 гг., хотя из них только 3 - в подшивках ранее 1917 г. В монографиях Т. В. Прудкогляд «Печать Дальнего Востока России как фактор культуры (1907 - февраль 1917 гг.)» [65] и «Листая пожелтевшие страницы... К истории периодической печати Дальнего Востока России (1865-1917)» [64] даётся очерк истории развития и становления дальневосточной прессы указанного периода на общем фоне экономического и культурного развития региона, показано влияние периодической печати на культуру и её роль в городской общественной жизни. Однако эти работы содержат скорее анализ типологии, системы печати, чем проблематики. Автор пишет, что большинство изданий региона в 1910-х гг. принадлежали к государственно-охранительному направлению, к которому относились как правительственно-проправительственные, так и либеральные газеты и журналы. В начале войны их объединил лозунг «защиты Отечества». «Вести с фронта, разоблачение немцев как заклятых врагов России, организация тыла - эти и им подобные темы и вопросы на время вытеснили со страниц подавляющего числа дальневосточных изданий другие темы и проблемы». После крупных поражений русских войск во второй половине 1915 г. в государственно-охранительной прессе вновь стали проявляться различия. Если официозная печать по-прежнему поддерживала правительство и его политику, то либеральная «стала задумываться, к чему Россию может привести война» [64, с. 138-139].
Цель нашей работы - проанализировать дальневосточную периодическую печать как источник по динамике социально-экономического кризиса в Российской империи накануне Февральской революции 1917 г. При этом данная динамика будет раскрыта через рассмотрение изменений в проблемно-тематическом освещении кризиса дальневосточной прессой, а также выявление причин и следствий этих изменений.
Хронологические рамки работы охватывают период от вступления Российской империи в Первую мировую войну в июле 1914 г. до Февральской буржуазной революции 1917 г.
Под «Дальним Востоком» в работе понимается территория Приамурского генерал-губернаторства, включавшего накануне Первой мировой войны Приморскую, Амурскую, Сахалинскую и Камчатскую области с шестью главными городами: Владивосток (население 99 тыс. чел. на 1 января 1914 г.), Благовещенск, Хабаровск (55 тыс.), Никольск-Уссурийский (36 тыс.), Николаевск-на-Амуре (14 тыс.), Петропавловск-Камчатский [48, с. 7].
С июля 1914 по февраль 1917 г. в Приамурском генерал-губернаторстве издавалось 14 газет (учтены только издания, просуществовавшие не менее одного года): 5 - во Владивостоке, 3 - в Хабаровске, по 2 - в Благовещенске и Николаевске и по 1 - в Никольск-Уссурийском и Петропавловске-на-Камчатке. Радикально оппозиционных или строго партийных изданий среди них не было, однако в остальном были представлены все спектры российской общественно-политической мысли того времени. Владивостокская газета «Русский Восток» относилась к правому направлению и пользовалась поддержкой краевого начальства. Хабаровские «Приамурские ведомости» были официальным органом генерал-губернаторства. Николаевские газеты «Амурский лиман» и «Восточное Поморье» контролировались Сахалинским губернатором и использовались им «для опубликования разного рода правительственных распоряжений» (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 495. Ч. 2. Л. 662). Владивостокская «Далёкая окраина» и хабаровское «Приамурье» были «левыми», либерально-буржуазными изданиями. К этому направлению во время войны примыкал владивостокский «Дальний Восток», ранее считавшийся правым (РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 3. Д. 495. Ч. 2. Л. 553). Остальные дальневосточные газеты были по-настоящему левыми, что, впрочем, проявилось не в следовании взглядам каких-либо политических партий, а во внимании к отрицательным сторонам жизни. По сути, они были «жёлтой» прессой. Исполняющий обязанности губернатора Приморской области В. И. Лодыженский в докладе о состоянии печати в Приморской области от 21 июня 1913 г. писал, что приморская печать «убога» и «заражена беспочвенным либерализмом». К качественной прессе он отнёс «Дальний Восток» и (в меньшей степени) «Далёкую окраину». По его словам, «газеты "Текущий день", "Приморский край", "Приамурье", "Уссурийская окраина", "Океанский вестник"... должны быть сопричислены к партиям, левее конституционно-демократической стоящим. Тоном, манерой изложения и освещения событий и фактов, языком своих статей и заметок газеты эти подходят к тому типу повременной печати, который в последние годы получил широкое распространение в провинции и, в расчёте на интерес тёмной массы к вздорным, но пикантным сообщениям, к трескучей критике и безграмотному разбору всего и всех, беззастенчиво и шумно выбрасывает в толпу свой легковесный багаж, не стесняясь при том ни извращением фактов, ни инсинуациями, ни даже клеветой» (РГИА. Ф. 776. Оп. 21. Ч. 2. 1909 г. Д. 130. Л. 81 об.). Последнее было причиной затруднений с классификацией этих изданий, возникавших во время Первой мировой войны у полиции, которая, например, тот же владивостокский «Текущий день» относила то к левым, то к правым. К этой группе от-
носились и благовещенские газеты, в особенности «Благовещенское утро» [28, 85, 86].
Особенностью прессы этого периода является её предпринимательский характер. По крайней мере, за двумя владивостокскими газетами («Далёкая окраина» и «Русский Восток») стоял Владивостокский Биржевой комитет, хабаровские «Приамурье» и «Приамурская жизнь» помогали своим издателям (И. К. Емельянову и И. Л. Миллеру) «выгодно устраивать коммерческие дела» и зарабатывать «многие тысячи» (РГИА ДВ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 1368. Ч. 2. Л. 19, 20 а). Изданием собственных газет отметились и представители общественных организаций. Наиболее ярким примером являются сменявшие одна другую владивостокские «Приамурский край» - «Приморский край» - «Восток». Хотя они считались левыми (в основном из-за личности их фактического издателя Н. П. Матвеева), но защищали не интересы трудящихся, а в основном интересы возглавляемой Матвеевым группы членов городской управы. Говорить о какой-то объективности этих изданий, очевидно, не приходится.
Помимо низкого качества и откровенной предвзятости самих газет, препятствием к объективному освещению ими событий во время Первой мировой войны была цензура. 28 января и 12, 20 и 26 июля 1914 г. было выпущено четыре редакции «Перечня сведений и изображений, касающихся внешней безопасности России и её военно-морской и сухопутной обороны, оглашение и распространение коих в печати, в речах или докладах... воспрещается» [24, с. 33-43]. Последняя редакция «Перечня» включала 25 пунктов. Было запрещено публиковать сведения об устройстве, составе, численности сухопутных и военно-морских сил, о расположении и передвижении всякого рода частей, о личном и командном составе частей и учреждений, об их вооружении, снаряжении, обмундировании, довольствии, санитарном обеспечении, о технических средствах и боевых качествах армии и флота, о состоянии крепостей и баз, о состоянии железных дорог и прочих путей сообщения и линий связи, о потерях в личном и материальном составе, о волнениях среди жителей занятых русскими войсками областей, и т.д., и т.п. Уложение о наказаниях было дополнено статьёй, предусматривавшей за разглашение перечисленных сведений заключение в тюрьме на срок от 2 до 8 мес. Уже 22 июля 1914 г. «Приамурские ведомости» опубликовали заявление военного министерства: «Сим объявляется населению империи о необходимости общих усилий к сохранению в полной тайне всего, что касается выполняемых ныне военных мероприятий... Осведомление населения в пределах возможности о переживаемых и предстоящих военных событиях исторической важности возложено на Главное управление Генерального штаба. Общество должно смириться с краткостью и вероятной скудостью тех сведений, которые будут сообщаться, находя удовлетворение в том, что приносимая таким отношением жертва вызывается военной необходимостью...» [53] Таким образом, под видом военной необходимости предлагалось запретить российской прессе публиковать о войне что-то большее, чем официальные сообщения Генерального штаба. Об этом свидетельствуют и документы Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА. Ф. 15762. Владивостокский военно-цензурный пункт 19141917 гг. Оп. 1. Д. 1. Распоряжения, циркуляры, циркулярные письма
местной военно-цензурной комиссии при штабе Приамурского военного округа) и Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИА ДВ. Ф. 702. Канцелярия Приамурского генерал-губернатора. Оп. 3. Д. 488. Дело о введении и действии внутренней и иностранной военной цензуры). Фактически во время Первой мировой войны власти предлагали российской прессе сосредоточить внимание на внутренних проблемах страны, так как считалось, что только они волнуют народ.
Первой проблемой, которую обнаружили дальневосточные газеты, была дороговизна. 21 июля 1914 г. во Владивостоке состоялось заседание городской думы, посвящённое началу войны с Германией. В этом заседании обсуждались вопросы о сохранении содержания призываемым на войну служащим городского правления, о помощи семьям солдат. И здесь же впервые всплыла тема роста цен, начавшегося в этот же день, как только сообщение о начале войны было получено во Владивостоке. Гласный Мильман заявил: «Уже в первый день объявления войны вы могли видеть вздутые цены». Гласный Тищенко добавил: «С сегодняшнего числа, не успели объявить войну, как купцы объявили войну обывателю... Бедному населению придётся с голоду помирать... Надо бы умерить их желание, установить какую-нибудь таксу для торговцев...» (РГИА ДВ. Ф. 159. Оп. 1. Д. 17. Л. 20). Уже 23 июля в Хабаровске Приамурский генерал-губернатор Гондатти требовал от торговцев не повышать цены «на предметы первой необходимости» [50].
«Откуда ветер дует», сразу почуял и редактор «Благовещенского утра». 27 июля А. И. Матюшенский опубликовал статью «Мародёры» о поднимающих цены алчных торговцах [17]. 1 августа в «Благовещенском утре» появились статьи, посвящённые спекуляции [88] и вздутию цен. В последней говорилось: «Не успел ещё грянуть гром войны над нашей дорогой отчизной, как гнусные лапы разных гадов с жадностью начали хватать лакомые куски. Я говорю о наших торговцах...» [58]. 2 августа в фельетоне «Экстренное заседание Пошехонской городской думы» рассказывалось о том, что все гласные думы отстаивают повышение цен, так как сами являются торговцами: мукомол, второй мукомол, спиртопромышленник, скототоварищ, дровяник, домовладелец, доверенный торговой фирмы [30]. 9 августа Н. С. Раменский в статье такого же «жёлтого», как и «Благовещенское утро», владивостокского «Текущего дня» «Война и её спутники» также усомнился во всеобщности морального подъёма: «Представители так называемого коммерческого мира... эти жадные "акулы" сейчас же, после объявления войны, поспешно поднимают цены на свои товары...» [70].
Дороговизна и спекуляция скоро стали основными темами для прессы. Образ виновников вздорожания жизни в последующем менялся. Первоначально речь шла о мелких торговцах, обирающих покупателей [5]. В «Далёкой окраине» они получили прозвище «русских немцев»: «Пока наше доблестное воинство мужественно проливает кровь в борьбе с германизмом, а общество стремится эмансипироваться от германского влияния внутри страны, ловкие люди не теряют времени понапрасну. На войну они смотрят, как на редкостный случай потуже набить карманы... Разверните любой номер столичной или провинциальной газеты - редкий из них не отмечает или беспри-
чинное повышение цен, или даже простые уголовные проделки торгашей-мародёров...» [72]. Видный деятель партии эсеров Н. С. Арефьев в «Приамурье» писал о росте цен на муку, вину за который возлагал на продавцов [40]. По его словам, «за время войны жизнь значительно вздорожала без всяких естественных причин», повышение цен «может найти объяснение лишь в самой беззастенчивой спекуляции, в соглашении торговцев и искусственном устранении с рынка значительной части продуктов» [41]. Доказательством он считал случай, когда «в Хабаровск прибыло целых две баржи с мясом», но, «несмотря на это, цена на мясо нисколько не упала» [42]. Осенью 1915 г. газета «Дальний Восток» писала: «Жизнь вздорожала. Дороговизна стала чем-то стихийным, жить стало не в меру тяжело. Подвозу нет никакого, а торговцы накинули на всё бешеные цены. Среднему обывателю, несущему и так все тяготы войны, остаётся хоть петлю на шею...» [6]. Виновником всех бед на страницах «Дальнего Востока» объявлялось купечество: «Купец потирает руки. Он строит новые госпитали, отводит койки для раненых. Чего ему не строить их. Отчего не "позаботиться" о раненом воине? Всё равно лишней копейки затратить не приходится. Наживать с избытком на вдове воина, переплачивающей на хлебе и сахаре... Когда купец жертвует, не хочется верить в его искренность. Пожертвует и наживёт...» [13]. Такое же наблюдение делала и газета «Приамурье»: «В настоящую тяжёлую годину, когда обыватель последним делится с доблестными воинами, купцы и жертвуют за счёт обывателя» [29].
20 октября 1915 г. газета «Дальний Восток» с тревогой сообщала: «Мы сейчас уже наблюдаем грозный признак недостатка тех или иных предметов необходимости и в зависимости от приближения этого призрака, не по дням, а по часам, растут цены... Призрак недостатка шагает быстро, и мы накануне настоящего голода...» [77]. Борьбу с этим кризисом газета называла «неотложным делом»: «Не должно быть места злоупотреблениям, хищничеству и лёгкой наживе. Нужно во что бы то ни стало бороться с "дельцами тыла", зловредно присосавшимися к делу снабжения армии» [22]. Однако все такие призывы оставались гласом вопиющего в пустыне. 4 декабря один из авторов газеты писал: «Кольцо дороговизны всё сужается и всё крепче обтягивает ещё гибкий стан обывателя». К этому времени во Владивостоке повысили цены банщики, кондитеры, фотографы, извозчики, «даже парикмахеры и те заявили о повышении таксы» [79].
Придавая огромное значение тому, чтобы защитить себя и армию от критики со стороны прессы, власти Российской империи не были настолько озабочены сохранением репутации предпринимательских кругов. 25 ноября 1915 г. Главная военно-цензурная комиссия «уведомила, что военная цензура не имеет оснований препятствовать борьбе прессы с экономическим засильем банков и разоблачению фактов, доказывающих ажиотажное участие кредитных учреждений в повышении цен на продукты первой необходимости». 16 декабря Местная военно-цензурная комиссия при штабе Приамурского военного округа проинформировала об этом Владивостокского инспектора по делам печати (РГВИА. Ф. 15762. Оп. 1. Д. 1. Л. 70). Так прессу ещё больше подталкивали к тому, чтобы во время войны искать внутри страны врага, ответственного за наступившее ухудшение жизни населения. В результате в делавшемся в Главном управлении по делам
печати министерства внутренних дел обзоре прессы в январе 1916 г. отмечено, что «по вопросу о борьбе со спекуляцией - статьи и заметки в газетах всех направлений» (РГИА. Ф. 1470. Оп. 2. Д. 103. Л. 663).
Фактически к началу 1916 г. на страницах газет борьба на «внутреннем фронте» с благосклонного одобрения правительства занимала больше места, чем на внешнем - против Германии и её союзников. Только теперь этот враг, «внутренний немец», показывался как гораздо более могущественный, чем сначала предполагалось. Как писал в «Дальнем Востоке» Н. Морев, «главными спекулянтами оказались не мелкие дельцы..., а люди покрупнее: члены хлебных бирж, гласные городских дум и вообще люди "с весом". Грандиозная картина спекуляции показывает, что ей занимаются не мелкие торговцы, а оптовики, находящие деньги на спекуляцию у акционерных банков, которые в разрез со своими уставами принялись за торгово-спекулятивные операции» [37]. Ему вторил в «Далёкой окраине» А. Лифантьев, показывавший, как промышленники, что ни день, обдирают «многострадальную, истекающую кровью Родину» [26]. Немного позже и С. Загорский в «Амурском эхе» также возлагал вину на банки, которые спекулируют товарами народного потребления, что приводит к росту цен: «В то время, как для одних групп населения усиливающаяся дороговизна далеко не компенсируется увеличением их заработка, другие группы имеют возможность, благодаря своему положению производителей и продавцов, увеличивать свой доход...» [15].
Отмечалась в газетах и неспособность властей справиться с наступившим кризисом. «Амурское эхо» писало об этом не без поэтичности: «На улице купечества - сплошная масленица... Планомерной борьбы со спекуляцией... нет... Да в условиях нашей жизни её и не может быть. Общество не допускается к этой борьбе даже на пушечный выстрел. И работает пока только администрация... И вот на безбрежных просторах отечества безбожно грабительствует российское купечество, а по следам грабителей на белом коне скачет начальство и, уловляя из огромной шайки первых попавшихся под руку, ввергает их во узилище...» [1].
Следствием такой политики становился всё больший и больший рост цен. В «Дальнем Востоке» в мае 1916 г. этому посвящены заметки «Рвачи» [94], «Паразиты» [80], «Распоясались» («Владельцы гостиниц и меблированных домов за последние три месяца окончательно превратились в вампиров...») [62], «Им не стыдно» (о росте цен на мясо) [78]. По словам редактора газеты В. Панова, малоимущее население оказывалось «пред безвыходной для него ценой на обыденные сапоги в 25-40 руб., пред обыденными штанами в 15-35 рублей» [55]. «Восточное Поморье» приходило к выводу, что для покупателей в России наступили «суровые времена» [82]. В «Амурском эхе» 5 августа сообщалось, что «за июль в г. Благовещенске умерло 196 чел., из них 159 детей в возрасте 3-5 лет», причём 99 % детских смертей от желудочно-кишечных заболеваний [31]. В статье «Пасынки судьбы» из номера от 6 августа говорилось, что перед людьми стоит призрак голода: «Маленькие люди задыхаются в тисках дороговизны... Оклады жалования мелких служащих колеблются от 35 до 75 руб... Месячный бюджет одинокого: комната 10 руб., обед самый дешёвый из одного блюда 10 руб., на хлеб [по 2 ф. в день] 6 руб., сахар и чай 2 р... Самые дешёвые ботинки стоят 16 руб...» [9].
В итоге С. Горин в статье «Жизнь и легенды» делал вывод, что «легенда о "социальном мире", родившаяся в начале мировой катастрофы и искусно поддерживающаяся правящими классами, окончательно разбилась об острые углы классовой борьбы... Под красивой оболочкой легенды... таилась ничем не прикрытая борьба классов, постоянное стремление господствующих классов увеличить прибавочную стоимость...» [7]. По его мнению, государство выступало на стороне богатых против бедных. В статье «Паки, паки аграрии» из номера «Амурского эха» от 21 сентября 1916 г. он писал, что «корабль политической жизни страны заметно стал крениться вправо», «аграр-но-бюрократическое ядро правящих сфер» «уже не стесняется явно и открыто противопоставлять интересы помещиков интересам всей страны» [8]. За публикацию этой статьи постановлением приамурского генерал-губернатора от 8 октября редактор-издатель «Амурского эха» А. М. Бродовиков был оштрафован на 1000 рублей с заменой месячным арестом [32].
Судя по газетным публикациям начала 1917 г., страна катилась в пропасть. В январе 1917 г. в «Дальнем Востоке» можно обнаружить заметки «Пустота в магазинах» [93], «А Васька слушает да есть» («Мародёры не могут удержать своих аппетитов и рвутся всё вперёд и вперёд... в бешеном галопе по всему необъятному пространству могучей России, расшатывая её благосостояние...») [76], «Деликатес» (о росте цен на икру) [61]. В феврале - «В погоне за наживой» [68], «Обуздайте извозчиков» [38], «Зарвавшийся домовладелец» [3] и т.п.
За несколько недель до революции, 8 февраля 1917 г., «Амурское эхо» сообщало: «В Андижане генерал-губернатор Куропаткин закрыл газету "Туркестанский голос". В Ростове за отсутствием зерна прекратила работу крупнейшая мельница товарищества Парамонова. В Ростове-на-Дону газовый завод вследствие отсутствия угля стал. Город во мраке. Газеты переходят на ручной набор» [67]. Комментируя эту публикацию, А. Рогожин писал: «Каждый номер каждой российской газеты приносит вести о наступившей по всей стране экономической разрухе - о недостатке продовольствия, об отсутствии необходимого для жизни. Словно неприятель осадил сегодня один город, завтра следующий». Особенное возмущение автора статьи вызвала получившая широкую известность практика, согласно которой власть, вместо того, чтобы наказать чиновников, ответственных за развал экономики, награждает их и даже повышает: «После известий о том, что в Киеве сахарный голод (это в Киеве-то, в центре сахарозаводской промышленности?!), в Царицыне нет зерна и стали мельницы (это в российской-то житнице!), что каменноугольный голод в Киеве (это вблизи богатейшего каменноугольного Донецкого бассейна!) грозит стать "катастрофическим", ибо город, потребляющий 800 вагонов угля ежемесячно, получает всего 300... сообщение: "Уволенному губернатору Бибикову готовятся тёплые проводы за редкую заботливость о продовольствии края"» [71].
В первые месяцы войны пресса отказалась от критики существующего строя, призывая общество к единению с властью во имя победы над внешним врагом. Государственная Дума упоминалась только для того, чтобы показать её единение с правительством. Перелом в настроениях прессы произошёл в мае - июне 1915 г. Под влиянием военных поражений министерство внутренних дел ужесточило цензуру
и призвало газеты отказаться от любого комментирования официальных сообщений Генерального штаба [60]. Однако масштабы и причины поражения уже было невозможно скрыть. Либеральные дальневосточные газеты возлагали надежды на Государственную Думу. 12 июля 1915 г. Новиков-Сибирский (М. Вознесенский) в «Далёкой окраине» писал: «Мозг и сердце России - избранники народные - ... должны помочь правительству, объединить, направить к единой цели - одержания победы над внешними врагами - все духовные и материальные силы нашей родины» [46]. Держа читателя в курсе политических событий, владивостокская газета напечатала речь лидера кадетов П. Н. Милюкова, призывавшего заменить власть «властью, имеющей доверие народа», которая «действительно способна довести войну до конца» [10], статью «Общественные настроения Москвы», в которой говорилось, что «все оппозиционные круги, начиная с левых кадетов и кончая беспартийными», объединились под лозунгами «война до победного конца» и создание «кабинета национальной обороны», причём «этот кабинет должен быть составлен из общественных деятелей, пользующихся доверием страны» [49], резолюцию московской городской думы: «1) ...война должна быть доведена до конца... 4) Стоящая ныне ответственная задача требует созыва правительства, сильного доверием общества и единодушного, во главе которого должно стоять лицо, которому верит страна» [39] и программу сформировавшегося в Думе Прогрессивного блока [63]. После этого у дальневосточной прессы не осталось сомнений. Авторы «Дальнего Востока» утверждали, что ответственное министерство необходимо «ради спасения страны» [84] и что это «единственный путь» [36]. «Далёкая окраина», говоря о созыве владивостокской городской думы, призывала её следовать примеру московского городского самоуправления [11]. Арефьев в «Уссурийском крае» говорил о необходимости более широкого участия народа в лице его лучших представителей в управлении страной: «Дума и народ не враги родины, не поражения её они ждут, а страстно желают ей величия... И когда весь народ будет приобщён к делу спасения родины, когда весь он сольётся в чувстве взаимного доверия, тогда никакой враг не будет страшен нам, тогда сила сопротивления России удесятерится» [43].
В столичной прессе по поводу программы Прогрессивного блока велась оживлённая дискуссия. Один из постоянных авторов журнала «Русские записки» А. В. Пешехонов считал, что, требуя «войны до полной победы» и «сильной устойчивой власти», кадеты, в сущности, хотят того же, чего и правительство [19]. Схожие сомнения высказал А. И. Матюшенский. В статье «Твёрдая власть» он писал: «Можно подумать, что до сих пор у нас нет и не было твёрдой власти, что существующая власть постоянно и во всём допускает поблажки... Вся жизнь российского обывателя... состоит из воспрещений». По его мнению, недостатки в работе российской власти вытекали «не из слабости её, а именно из-за полноты полномочий и отсутствия общественного контроля... » [75].
Тем временем в «Дальнем Востоке» общество упрекалось в том, что оно из боязни революции и анархии слабо поддерживает Государственную Думу [35], хотя «неспособность и несостоятельность» бюрократии показала, что «задача спасения страны должна быть предоставлена новым людям, людям, облечённым доверием
страны... » [45] «Далёкая окраина» также заговорила, что «ждать сейчас общество не должно», что «народу требуется для победы громадный моральный подъём», а «такой подъём и может быть дан широкими реформами...» [47]. Таким образом, либеральная пресса, сначала призывавшая отложить реформы до победы, на второй год войны стала возвращаться к довоенной программе и приобретать оппозиционный к власти характер. Формировавшееся прессой убеждение в неспособности государства привести страну к победе заставляло возлагать все надежды на народных избранников, Государственную Думу. Когда она собралась на свою пятую сессию 1 ноября 1916 г., то сразу же заняла радикально оппозиционную позицию. В этот день «Приамурская жизнь» выражала уверенность, что только Дума будет способна решить проблему дезорганизации тыла страны [89].
Министерство внутренних дел пыталось не допустить печатания в газетах «вредных» речей (РГИА ДВ. Ф. 24. Оп. 1. Д. 2. Л. 169; Ф. 702. Оп. 7. Д. 89. Л. 335). Но на Дальнем Востоке скоро узнали, что Дума выступила с резкой критикой правительства и с требованием создания ответственного министерства. Как пишет историк М. В. Оськин, «пропаганда тезиса, что при царе Российскую империю ждёт неизбежная революция, а при "ответственном министерстве" дело сразу пойдёт на лад, не только активизировала всех противников монархии, но и дезориентировала её сторонников. Последнее обстоятельство, в условиях отсутствия какой-либо контрпропаганды, приводило к тому, что в кризисный момент у монархии могло не остаться защитников. Так, 26 ноября Государственный совет, и 30-го числа и съезд объединённого дворянства присоединились к требованию оппозиции о создании правительства, которое опиралось бы на большинство в обеих палатах российского парламента» [52, с. 251]. «Приамурская жизнь 11 декабря написала, что у правительства «рухнула последняя опора» и «все прозрели» [90].
Антиправительственной направленностью отличаются публикации газет в начале 1917 г., в последние месяцы перед революцией. В новогоднем номере «Дальнего Востока» от 1 января М. Лапин писал, что власть пытается вернуть страну «к старому», «и чем дальше, тем гуще насыщается воздух реакционными бациллами» [23]. Редактор В. Панов уповал на Думу. 13 января 1917 г. в статье «"Святая истина" и горькая действительность» он писал: «Верным путём для избежания новых мировых катастроф является только путь широких социальных реформ и перестройка нынешних укладов жизни на более совершенных началах» [56]. В других публикациях говорилось о том, что власть не доверяет обществу [81], что бюрократия глуха к «неисчислимым жертвам», принесённые народом, который «любит и верит Государственной Думе» [44]. 10 февраля в статье «Самое ответственное слово» уже прямо сказано: «Страна ждёт и верит, что путное что-либо может сделать только народное представительство» [74]. 17 февраля в статье, посвящённой началу очередной думской сессии, написано: «Тяжкое бремя скатилось с плеч русского народа при известии об открытии Государственной Думы» [54]. Либеральная газета «Приамурье» (г. Хабаровск), отмечая годовщину отмены крепостного права в России, 19 февраля 1917 г. посвятила этому событию две страницы. В редакционной статье «Тогда и теперь» говорилось, что, как и в 1861 г., страна вновь оказалась накануне серьёзнейших перемен.
Реформы до конца не доведены, экономика под воздействием войны приходит в упадок, по всей России, во всех слоях населения разлито недовольство правительством. Оно настолько глубоко, что если не начать решительных реформ «сверху», они могут начаться «снизу» [64, с. 139].
Однако уже 25 февраля, под влиянием новостей из Петрограда, Николай II подписал указ о перерыве занятий Думы с 26 февраля. В «Дальнем Востоке» он был опубликован 1 марта. В этом номере один из авторов газеты писал: «Если прислушаться ко всем гуляющим по городу слухам, то у нас давно уже нет Петрограда, в опасности Москва: - Мы накануне краха...» [69]. Перерыв занятий Думы оценивался так: «В сознании всей России Г. Дума - её якорь, и горе будет стране, если сорвут её с этого якоря гг. германофилы, "русские немцы"» [57].
Благовещенск, Владивосток и Хабаровск оказались далеко от центров военных и политических событий Первой мировой войны, и о Февральской революции в городах Дальнего Востока узнали из телеграмм. Однако проблемы, волновавшие дальневосточное общество накануне этого события, были в основном сходны с теми, которые встали и в других регионах страны: образ врага, мобилизация армии и промышленности, ход военных действий, понижение уровня жизни населения, кризис в отношениях правительства и Государственной Думы, роль общественных организаций и т.п. И эти проблемы (с учётом, естественно, местной специфики) по-своему ставили и пытались решить дальневосточные газеты, названия которых что-то говорят разве что дальневосточным исследователям: «Дальний Восток», «Приамурье», «Далёкая окраина» и др. Удалённость этих изданий от Москвы и Петербурга стала причиной их отставания от хода событий, но в некотором роде играла и положительную роль, позволяя им взглянуть на происходящее в столицах как бы «со стороны». При этом местная жизнь на их страницах отражена всесторонне и ярко, как это возможно лишь для провинциальной прессы того времени.
Патриотическая позиция, занятая ведущими дальневосточными газетами (как правыми, так и левыми) в июле - августе 1914 г., показывает, что в начале Первой мировой войны общество попыталось откликнуться на призыв правительства «забыть внутренние распри» и объединиться во имя победы. Однако затем правительство и местные власти допустили две ошибки, которые свели на нет первоначальные успехи в области пропаганды. Первая была сделана тогда, когда власти решили запретить газетам писать о войне что-либо большее, чем давали официальные военные сводки, предполагая, что прессе лучше заняться проблемами внутренней жизни, которые больше волнуют народ. Анализируя же социально-экономическую ситуацию, газеты очень скоро пришли к выводу, что «единение» власти и общества оказалось мифом и страна стоит на пороге грандиозного краха, в котором виноваты купцы, банкиры, промышленники и спекулянты, справиться с которыми государство не в состоянии.
Вторая ошибка заключалась в чрезмерном увлечении созданием образа врага-немца, борьбой с «немецким засильем» и в поддержке германофобских выступлений крайне правой прессы (на Дальнем Востоке - газеты «Русский Восток», за критику которой генерал-губернатором Гондатти был закрыт «Дальневосточный мир», пытав-
шийся призывать видеть в немце не зверя, а человека). На Дальнем Востоке последствия этой ошибки были не очень заметны, а столичная пресса начала использовать образ «внутреннего немца» для дискредитации правительства и даже самой царской семьи, якобы служащей в России оплотом «немецкого засилья». Незаметный перевод образа немца из национальной в сословную (дворянство) и классовую (капиталисты) категорию уже в 1915 г. послужил грозным предвестником приближающейся революции, заставляя министерство внутренних дел выпускать грозные циркуляры с требованием прекратить необоснованные нападки на «русских немцев».
Таким образом, на третий год Первой мировой войны дальневосточные газеты, лишённые, вследствие военной цензуры и удалённости от театров военных действий, возможности писать о военных событиях, создали вместо этого яркую картину социально-экономического и политического кризиса, развившегося в Российской империи накануне революции. В каждом издании регулярно печатались статьи, репортажи и заметки о дефиците товаров первой необходимости, вздорожании жизни, развитии спекуляции, расширении пропасти между классами населения. Более проницательные (или более смелые) журналисты уже в 1916 г. приходили к выводу о разрушении якобы наступившего в начале войны гражданского мира, «единения» власти и общества, показывая, что это было всего лишь пропагандой, ширмой, которой прикрывались богатые, чтобы легче было грабить бедных. В газетных публикациях регулярно отмечалась неэффективность органов государственной власти в борьбе с кризисом. Причём все газеты, вне зависимости от их направления: как правые («Дальний Восток»), так и левые («Амурское эхо») - сходились на необходимости для страны перемен и на том, что их может осуществить Государственная Дума. Это ещё раз подтверждает то, насколько изолированной от общества была власть в последние месяцы существования империи.
Однако перемены, на пороге которых стояла Россия, пугали русское общество. Эти настроения лучше всего выразил сотрудник «Дальнего Востока» А. Лифантьев в первом, новогоднем, номере газеты за 1917 г.: «...Трагедия человечества достигает своих вершин... К страшному ответу и на страшный суд позвано историей современное человечество. Предъявлен ему колоссальный счёт обид, тайных, горьких, неоплаченных слёз... Близок час расплаты за социальные неправды и грубые ошибки... Мир надел кровавую маску; стал страшной загадкой; вот-вот грядёт откуда-нибудь ещё новый, страшнейший удар... Катится громадная лавина, и почему-то хочется верить, что в Новом 1917 году она упадёт, и от падения её великого, апокалипсического, содрогнётся до основания древний мир. Грядёт новый мир, и для встречи его можно только страстно желать людям мудрости и истинной человечности...» [27].
Литература
1. Бархатов К. Купечество и отечество // Амурское эхо. 1916. 21 июня. С. 2.
2. Бережной А. Ф. Русская легальная печать в годы первой мировой войны: монография. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.
3. Вальвик. Зарвавшийся домовладелец // Дальний Восток. 1917. 10 фев. С. 2.
4. Владимиров В. Н. Рецензия: Шевцов В. В. Правительственная периодическая печать Сибири (вторая половина XIX - начало XX века). Томск: Изд-во Том. ун-та, 2016. 620 с. // Вестник Томского университета. История. 2016. № 2(40). С. 134-135.
5. Война и торговцы (письмо в редакцию) // Далекая окраина. 1915. 18 янв. С. 3.
6. Воль-де-мар. Надо прибавить // Дальний Восток. 1915. 8 сент. С. 2.
7. Горин С. Жизнь и легенды // Амурское эхо. 1916. 14(27) сент. С. 2.
8. Горин С. Паки, паки аграрии // Амурское эхо. 1916. 21 сент. (4 окт.). С. 2.
9. Горин С. Пасынки судьбы // Амурское эхо. 1916. 6(19) авг. С. 2.
10. Государственная Дума (заседание 25-го августа). Обсуждение законопроекта о военной цензуре // Далекая окраина. 1915. 27 авг. С. 6.
11. Гражданский долг // Далекая окраина. 1915. 17 сент. С. 1.
12. Деревенский. Богатеет ли деревня? // Далекая окраина. 1916. 19 мая. С. 2.
13. Дмитриев. Московские отголоски // Дальний Восток. 1915. 11 октя. С. 1.
14. Жирков Г. В. От «народной» войны к народной трагедии: история русской журналистики 1914-1917 годов: учебное пособие / Г. В. Жирков. СПб.: Высшая школа журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ, 2012. 97 с.
15. Загорский С. Зигзаги экономической политики // Амурское эхо. 1916. 21 июня. С. 2.
16. Золотой поток. Вокруг шальных миллионов // Восточное Поморье. 1916. 26 июля. С. 2.
17. Изгой. "Мародёры" // Благовещенское утро. 1914. 27 июля. С. 2.
18. Иконникова Т. Я. Дальневосточный тыл России в годы первой мировой войны,
1914-1918 гг. Дисс... доктора ист. наук. Хабаровск, 1999.
19. Иноходцев А. В. Вопросы тыла. Трещины // Русские записки. 1915. № 9. С. 276.
20. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И. Н. Данилевский и др. - М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. 702 с.
21. Кошкарева С. Г. Первая мировая война в восприятии жителей Камчатки (по материалам Камчатских газет) // Вестник Камчат. регион. ассоциации «Учеб.-науч. центр». Гуманит. науки. 2003. № 2. С. 88-91.
22. Крымский. Неотложное дело // Дальний Восток. 1915. 6 нояб. С. 1.
23. Лапин М. Новый год // Дальний Восток. 1917. 1 янв. С. 2.
24. Лемке М. К. 250 дней в царской ставке. 1916. - Мн.: Харвест, 2003. 672 с.
25. Лифантьев А. У беженцев // Далекая окраина. 1916. 21 мая. С. 3.
26. Лифантьев А. Фигура // Далекая окраина. 1916. 29 янв. С. 2.
27. Лифантьев А. 1917 год // Дальний Восток. 1917. 1 янв. С. 2.
28. Лосев А. В. Александр Иванович Матюшенский (полемические заметки о новоявленном «классике» амурской литературы / Публ. и коммент. А. В. Урманова // Амур: Литературно-художественный альманах. № 6. Благовещенск, 2007. С. 39-60.
29. Маленький фельетон. Герои лихолетья // Приамурье. 1915. 12 дек. С. 3.
30. Маленький фельетон. Экстренное заседание Пошехонской городской Думы // Благовещенское утро. 1914. 2 авг. С. 3.
31. Местная хроника. Детская смертность // Амурское эхо. 1916. 5(18) авг. С. 3.
32. Местная хроника // Амурское эхо. 1916. 25 окт. (7 нояб.). С. 3.
33. Митина Р. В. Пермские газеты как источник изучения Первой мировой войны: постсоветская историография // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2015. Вып. 4(31). С. 72-81.
34. Михайлов. Дороговизна и роскошь // Далекая окраина. 1916. 10 июня. С. 2.
35. Морев Н. В наши дни // Дальний Восток. 1915. 11 окт. С. 1.
36. Морев Н. Единственный путь // Дальний Восток. 1915. 16 сент. С. 1.
37. Морев Н. Как же бороться? // Дальний Восток. 1916. 21 янв. С. 1.
38. Москвич. Обуздайте извозчиков // Дальний Восток. 1917. 10 фев. С. 2.
39. Московский клич // Далекая окраина. 1915. 2 сент. С. 2.
40. Н. А. Борьба с дороговизной // Приамурье. 1915. 14 мая. С. 2.
41. Н. А. Борьба с дороговизной // Приамурье. 1915. 19 мая. С. 2.
42. Н. А. Борьба с дороговизной // Приамурье. 1915. 22 мая. С. 2.
43. Н. Ар-в. Голос страны // Уссурийский край. 1915. 25 сент. С. 1.
44. Не заслужили // Дальний Восток. 1917. 7 фев. С. 2.
45. Н. М. «Новый» курс // Дальний Восток. 1915. 21 окт. С. 1-2.
46. Новиков-Сибирский. К созыву Государственной Думы // Далекая окраина.
1915. 12 июля. С. 1.
47. Новый. Новое и старое // Далекая окраина. 1915. 25 окт. С. 1.
48. Обзор Приморской области за 1913 год. Приложение к Всеподданнейшему отчёту. - Владивосток: б. и., 1915. 130 с., прил.
49. Общественные настроения Москвы // Далекая окраина. 1915. 1 сент. С. 2.
50. Объявление // Приамурские ведомости. 1914. 25 июля. С. 1.
51. Озеров И. Х. Все за работу // Далекая окраина. 1916. 19 июня. С. 1.
52. Оськин М. В. Первая мировая война / М. В. Оськин. М.: Вече, 2010. 368 с.
53. От военного министерства // Приамурские ведомости. 1914. 22 июля. С. 4.
54. Открытие Государственной Думы // Дальний Восток. 1917. 17 фев. С. 4.
55. Панов В. Растущая опасность (дороговизна и спекуляция) // Дальний Восток.
1916. 23 июня. С. 2.
56. Панов В. «Святая истина» и горькая действительность // Дальний Восток. 1917. 13 янв. С. 2.
57. Перерыв занятий Гос. Думы // Дальний Восток. 1917. 2 марта. С. 1.
58. Переселенец. Вздутие цен // Благовещенское утро. 1914. 1 авг. С. 2.
59. Полякова Л. Г. Периодическая пе-
чать как средство изучения деятельности тыла в годы Первой мировой войны (на примере Черноморской губернии) // Былые годы. 2012. № 3(25). С. 42-51.
60. Португалов Н. М. Молчание - золото // Дальний Восток. 1915. 10 мая. С. 1-2.
61. Пришелец. «Деликатес» // Дальний Восток. 1917. 28 янв. С. 2.
62. Пришелец. Распоясались // Дальний Восток. 1916. 27 мая. С. 2.
63. Программа Прогрессивного блока // Далекая окраина. 1915. 8 сент. С. 1.
64. Прудкогляд Т. В. Листая пожелтевшие страницы... К истории периодической печати Дальнего Востока России (18651917): монография. - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000. 240 с.
65. Прудкогляд Т. В. Печать Дальнего Востока России как фактор культуры (1907 - февраль 1917 гг.). - Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1998. 75 с.
66. Пухов Д. Ю. Демократическая пресса Урала в условиях Первой мировой войны (июль 1914 - февраль 1917 гг.): по матер. Вятской и Пермской губерний // Документ, архив, история, современность: сб. науч. тр. Екатеринбург, 2010. С. 288-303.
67. Разные известия // Амурское эхо. 1917. 8(21) фев. С. 1.
68. Репортёр. В погоне за наживой // Дальний Восток. 1917. 8 фев. С. 2.
69. Репортёр. Молчать не следует // Дальний Восток. 1917. 1 марта. С. 2.
70. Р-й. Война и её спутники // Текущий день. 1914. 9 авг. С. 2.
71. Рогожин А. Таинственная заметка // Амурское эхо. 1917. 8(21) фев. С. 1.
72. «Русские немцы» // Далекая окраина. 1915. 31 января. С. 1.
73. Рынков В. Периодическая печать: место в системе исторических источников // Отечественные архивы. 2010. № 3. С. 44-50.
74. Самое ответственное слово // Дальний Восток. 1917. 10 фев. С. 2.
75. Седой А. И. Твердая власть // Благовещенское утро. 1915. 10(?) окт.
76. Секурс. «А Васька слушает да ест» // Дальний Восток. 1917. 24 янв. С. 3.
77. Секурс. А дальше? // Дальний Восток. 1915. 20 окт. С. 3.
78. Секурс. Им не стыдно // Дальний
Восток. 1916. 28 мая. С. 2.
79. Секурс. Не отставать же! // Дальний Восток. 1915. 4 дек. С. 2.
80. Секурс. Паразиты // Дальний Восток. 1916. 25 мая. С. 2.
81. Старые позиции // Дальний Восток. 1917. 4 фев. С. 2.
82. Суровые времена // Восточное Поморье. 1916. 24 июля. С. 3.
83. Терешина Е. П. Периодическая печать и изменение взглядов населения на проблему войны и мира в 1914-1915 гг. (по материалам поволжской прессы) // Россия в войнах начала XX века: к 100-летию русско-японской и 90-летию первой мировой войны. Докл. Всерос. науч. конф. - Екатеринбург: Изд-во Гуманит. ун-та, 2005. 364 с. С. 306-315.
84. Торопов. Министерство народного доверия // Дальний Восток. 1915. 10 сент. С. 1.
85. Урманов А. В. «Есть люди и нет их...»: роман «Амурские волки» как литературный феномен // Филологическая журналистика. 2012. № 2(8). С. 13-27.
86. Урманов А. В. Роль газеты «Амурский пионер» в литературной жизни Приамурья начала 1910-х гг. // Краеведение Приамурья. 2015. № 1(29). С. 43-52.
87. Фадеев Д. И. Молодежные конфликты в Симбирской губернии в период первой мировой войны (1914 - февраль 1917 г.) // Власть. 2014. № 12. С. 165-168.
88. Фантом. Спекуляция на войну // Благовещенское утро. 1914. 1 авг. С. 2.
89. Хабаровск, 1 ноября // Приамурская жизнь. 1916. 1 нояб. С. 2.
90. Хабаровск, 11 декабря // Приамурская жизнь. 1916. 11 дек. С. 1.
91. Холодов В. А. Первая мировая война в восприятии населения Орловской губернии (по данным орловской прессы) // Учёные записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. № 3-1. С. 123-131.
92. Чалов С. В. Условия жизни и быта населения Астрахани в январе - феврале 1917 г. (по материалам периодической печати) // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2012. Т. 73. № 9. С. 22-25.
93. Чез. Пустота в магазинах // Дальний Восток. 1917. 13 янв. С. 3.
94. Чез. Рвачи // Дальний Восток. 1916. 25 мая. С. 2.
95. Чужанин. Изо дня в день // Дальний Восток. 1917. 9 фев. С. 2.
