CC BY
119
социально-экономические проблемы и ресурсы стабилизации положения
на северном кавказе в новом
геоэкономическом формате
В. Н. ОВЧИННИКОВ,
доктор экономических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, директор северо-Кавказского НИИ экономических и социальных проблем Южного федерального университета Е-mail: ovn@aaanet.ru
Системно рассмотрены факторы стабилизации экономической динамики на Северном Кавказе, обоснована необходимость стратегии перехода от доминирования распределительных механизмов в системе федеральной региональной экономической политики к их воспроизводственно-стимулирующему варианту. Обоснована и предложена модель финансовой региональной политики, направленной на приоритетную поддержку производственно-хозяйственной инфраструктуры Северного Кавказа.
Ключевые слова: региональная политика, факторы стабилизации, финансовые ресурсы, межбюджетные отношения, экономическая консолидация,устойчивость развития, антикризисная политика.
Социально-экономическая характеристика Северо-Кавказского макрорегиона. В состав вновь сформированного Северо-Кавказского федерального округа вошли 7 субъектов Российской Федерации — Ставропольский край и 6 республик: Дагестан, Ингушетия, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Северная Осетия-Алания и Чеченская. Площадь территории СКФО — 170,5 тыс. км2.
На Северном Кавказе, названном Ю. А. Ждановым «солнечным сплетением Евразии», проживают народы 157 национальностей из 182 существующих в России. Численность населения — 8 981,0 тыс. чел. Плотность населения — 52,7 чел. на 1 км2 превышает среднероссийский показатель в 6,35 раза.
Производство ВВП на душу населения в 3,3 ниже среднероссийского и в 1,8 раза ниже, чем в ЮФО. Середнедушевые денежные доходы в 1,9
раза ниже среднероссийских. Среднемесячная номинальная начисленная зарплата в 1,8 раза ниже среднероссийской.
Численность экономически активного населения — 4 210 тыс. чел. Численность безработных — 822 тыс. чел., что составляет почти 1/5 общей численности безработных России. Уровень безработицы — 19,5 % — превышает среднероссийский в 3,2 раза, но при этом практически все республики имеют квоты на привлечение иностранной рабочей силы, поскольку менталитет кавказских мужчин не позволяет выполнять работу непрестижных профессий. Уровень безработицы варьируется от 15 % — в Карачаево-Черкесии, до 52—53 % — в Чечне и Ингушетии.
Численность зарегистрированных безработных — 504,9 тыс. чел. Уровень зарегистрированной безработицы — 12,0 % — превышает среднероссийский в 5,7 раза, а показатель ЮФО — в 10 раз. Численность зарегистрированных безработных СКФО составляет 32,8 % от общероссийского показателя, в том числе 21 % от показателя РФ составляет численность зарегистрированных безработных в Чечне.
Численность безработных в Дагестане и Чечне почти равна сумме соответствующих показателей Северо-Западного и Дальневосточного федеральных округов, а общая численность безработных в СКФО превосходит соответствующие показатели других федеральных округов, кроме Поволжского, включающего 14 крупномасштабных субъектов Федерации, лишь немного уступая ему.
Плотность экономического пространства в СКФО составляет 45,6 тыс. руб. / км2, варьируя от 10,7 — в Карачаево-Черкесии до 82,9 — в Северной Осетии — Алании (различие в показателях в 7,75 раза)1. Для сравнения: в РФ — 12,5 тыс. руб. / км2, т. е. в 3,6 раза ниже.
Уровень теневой экономики оценивается экспертами в 50—70 %, а уровень дотационности ряда республик достигает 80—95 %.
Таковы параметрические характеристики социально-экономического положения в регионах Северного Кавказа на фоне ряда сравнительных показателей РФ и ряда других федеральных округов. Какова же идентификация качественной определенности экономики регионов СКФО?
Как показывает практика организации хозяйственной деятельности в полиэтнических регионах, на мезоэкономическом уровне существует сегмент хозяйственной деятельности, в значительной мере не фиксируемый статистическими и налоговыми органами — этноэкономика.
Характерные черты этноэкономики:
• доминирование неформальных институтов;
• господство традиционных, преимущественно аграрных, форм хозяйственной деятельности;
• сочетание натуральных и мелкотоварных форм производства, замкнутость домохозяйств, малоразвитость обмена;
• немобильные ресурсы, присущие местной среде обитания;
• эмпирический хозяйственно-трудовой опыт, использование кустарных ремесел и надомного труда;
• экстенсивный тип занятости с использованием сырьевой хозяйственной инфраструктуры, доминирование ручного труда;
• низкая социальная и территориально-пространственная мобильность населения;
• органическая связь сферы производственно-трудовой деятельности с домохозяйственным укладом жизни населения [5, с. 162].
В хозяйственной жизни народов СевероКавказского региона этноэкономический уклад занимает доминирующее положение. С позиций императивов современного развития мировой экономики этноэкономический уклад следует отнести к архаичным типам производства. Тем не менее этноэкономика благодаря сочетанию специфического хозяйственного уклада с бытовым укладом жизнедеятельности преимущественно сельского
1 Вычислено по методике Института народнохозяйственного прогнозирования РАН.
12 -
населения, обнаружила широкий диапазон своих возможностей.
Исследования экономистов-аграрников Кабардино-Балкарии подтвердили тот факт, что на этапе посткризисного оживления аграрной сферы рост производства обеспечили личные подсобные хозяйства населения (традиционная форма этно-экономического уклада), доля которых составила 54 % продукции сельского хозяйства. При этом определяющим фактором роста в этом секторе стал трудозатратный тип воспроизводства при жестких ограничениях по другим ресурсам — земле и капиталу [9, с. 64-69].
Сочетание в деятельности субъектов этно-экономики элементов традиционного хозяйствования и предпринимательской активности в коммерческой сфере обеспечивает синергический эффект. Универсальность и адаптивность форм хозяйствования в сфере этноэкономики придает им устойчивость в периоды смены одной экономической системы другой. Это подтверждает наличие у этноэкономического сектора значительного адаптационного ресурса к модернизационным преобразованиям экономического строя общества.
Расчеты показывают, что в этноэкономике республик Северного Кавказа - за пределами индустриального сектора — было занято до 80 % автохтонного населения этих регионов. В этноэконо-мическом секторе Северного Кавказа производится значительная часть потребляемых товаров массового спроса, 20 % — продуктов растениеводства, 75 % — продукции животноводства [6, с. 19].
Этноэкономика в период фактического «сжатия» индустриального сектора не только сохранила свои ресурсы (трудовые, семейные и сырьевые надомные формы труда), обеспечив тем самым внутренний спрос на местных рынках, но и стала фактически единственным источником развития малого бизнеса, который опирался в основном на частные, личные накопления, превратившиеся в «работающие инвестиции».
Итак, этноэкономика — равноправный сектор хозяйственного комплекса Северного Кавказа, обеспечивающий, как показал исторический опыт, экономическую устойчивость этносов даже в условиях глубокого и продолжительного экономического кризиса. Поэтому успешной в полиэтническом регионе может быть лишь та экономическая политика модернизации, которая способна соединить корпоративный сектор и этноэкономи-ческий, найти и реализовать механизмы их взаимодействия, органически «вписать» мелкотоварные формы труда и производства в развивающуюся на
корпоративной основе предпринимательскую деятельность, увеличивая тем самым экономическую плотность региона, «развертывая» его экономическое и социальное пространство.
Внутренние и внешние социально-экономические факторы дестабилизации положения на российском Кавказе. К внутренним социально-экономическим факторам дестабилизации положения на Северном Кавказе следует отнести низкий уровень жизни населения (в рейтинге регионов России по величине прожиточного минимума населения Дагестан занимает 84-е место, Ингушетия — 82-е, Кабардино-Балкария — 87-е, Карачаево-Черкесия — 85-е, Северная Осетия — Алания — 88-е, Чечня — 64-е, Ставропольский край — 66-е) [11, с. 176] и чрезвычайно высокий общий уровень безработицы, превышающий общероссийский в 3,2 раза, причем уровень зарегистрированных безработных здесь выше в 5,7 раза, а также структурная несбалансированность экономики, институционально-инфраструктурные дефициты, низкий инновационный потенциал.
Действующие в настоящее время в отдельных регионах Северного Кавказа в практике стратегического управления программы развития «инновационной деятельности» — фактически «безобъектны» и «безсубъектны».
Анализ имеющихся к настоящему времени в республиках Северного Кавказа документов прогнозно-программного характера, утвержденных Правительством РФ (или правительствами республик Северного Кавказа), выявляет, в основном, инерционный характер прогнозируемых трендов, ориентацию на поддержку конкурентоспособных секторов и отраслей экономики региона, прежде всего в сырьевом и транспортном комплексах, сельском хозяйстве, курортно-рекреационном комплексе.
Эта инерционная доминанта остается и в новых разработках — «Стратегиях социально-экономического развития». Проблема модернизации экономики регионов Юга России, прежде всего многоукладной экономики Северного Кавказа, в этих документах и разработках или не ставится вообще, или формулируется и реализуется весьма робко. Между тем ее актуальная постановка требует ответа на вопрос о ресурсах модернизации. Располагают ли республики Северного Кавказа собственными ресурсами модернизации? Или таковыми могут быть только инорегиональные ресурсы (федерального бюджета, транснациональных корпораций, иностранные инвестиции и т. п.)?
Анализ показывает, что крупные бизнес-структуры, приходя в регион, не ориентированы на инвес-
тирование инновационных сегментов экономики. Сферой их инвестиционной активности становятся рентоориентированные ресурсные отрасли региональной экономики. В Ставропольском крае крупный бизнес усилил контроль за нефтехимическими активами (ОАО «Невинномысский азот») и укрепил позиции в агропромышленном комплексе. В республиках Северного Кавказа под контроль крупного бизнеса перешел ряд предприятий (пример — покупка группой «Евроцемент» ОАО «Кавказцемент» в Карачаево-Черкесской Республике) [3].
Что касается иностранных инвестиций, то присутствие иностранных компаний в экономике республик Северного Кавказа более чем скромное. Причем привлекательными для иностранных инвесторов также являются ресурсопроизводящие отрасли и отрасли переработки — пищевая промышленность, транспортировка энергоносителей, производство стройматериалов, цветная и черная металлургия. На Северном Кавказе преобладают средние и малые иностранные предприятия торговой сферы и переработки сельхозсырья.
Сырьевая ориентация иностранного капитала на Юге России позволяет вполне определенно сделать вывод, что иностранные инвестиции не могут выполнять роли источника развития инновационного сектора экономики Северного Кавказа.
Федеральный бюджет уже много лет несет большую нагрузку на Северном Кавказе — доля республик макрорегиона в общем объеме безвозмездных перечислений из бюджета РФ составляет около 20 %, а удельный вес безвозмездных поступлений из бюджета РФ в консолидированные бюджеты республик Северного Кавказа составляет в среднем 72 %. В то же время, как показывает анализ, собственные источники инвестирования инноваций из прибыли предприятий в республиках Северного Кавказа весьма ограничены.
Внешними по отношению к регионам Северного Кавказа следует считать факторы макроэкономического и международного воздействия. Макроэкономическим фактором дестабилизации ситуации на Северном Кавказе является реализуемая версия региональной политики федерального центра. Эта политика характеризуется наличием «провалов» как концептуального характера, так и инструментарно-методического порядка в сфере ее практической реализации. В концептуальном плане она по своему экономическому содержанию не отвечает рыночной природе современной российской экономики, поскольку не содержит в целевых ориентирах идеи конкурентности, а в механизмах реализации — инструментов мобилиза-
- 13
ции внутреннего производственно-хозяйственного потенциала региона. Она все еще не преодолела настроя на принципы централизованно-регулируемой экономики с доминантой распределительно-перераспределительных механизмов в стратегии выравнивания уровней социально-экономического развития мезоэкономических территориально-хозяйственных образований.
Указанная политика порождает двойной негативный эффект: она дестимулирует регионы-доноры своей фискальной функцией и порождает иждивенчество регионов-рецепиентов функцией гарантии социальной поддержки. Ее основной порок — ориентация не на стимулирование экономической активности региона в сфере производства, а упор на функционирование механизмов фазы распределения уже созданного объема материальных благ. Организационные принципы этой политики явились результатом эффекта «исторического наследия» траектории предыдущего развития — дореформенной экономики.
Изъяны осуществляемой региональной политики проявились на концептуальном уровне также в выборе в качестве приоритетного звена процесса воспроизводства сферы распределения, а не производства в архитектонике конструкции механизма выравнивания уровней социально-экономического развития, оказавшем дестимулирующее воздействие на развитие регионов и породившем тенденции дивергенции в траекториях их развития (вместо ожидавшегося эффекта конвергенции).
Недостатки региональной политики проявились также в неумении конструктивно, адаптированно использовать апробированный мировым сообществом опыт успешного функционирования модели экономического, а точнее, бюджетного федерализма применительно к России как государству с федеративным устройством, и в сферах формирования институциональной среды, способствующей развитию предпринимательства и мотивирующей эффективное развитие регионов. «Провалы» в регионах проявились, во-первых, в несбалансированности распределения задач и их финансового обеспечения между региональным (субъекты Федерации) и федеральным уровнями построения системы бюджетной политики; во-вторых, в широком распространении нелегитимных экономических институтов: «власть — собственность», «теневая экономика», «коррупция», «рентоориентирован-ное поведение чиновников», «откаты» в системе госзакупок, «рейдерские захваты» и др.
Такова функциональная диагностика проблем региональной социально-экономической политики.
14 -
Что касается внешнеэкономисчеких факторов, дестабилизирующих ситуацию на Северном Кавказе, как и во всей России, то таковым стал, естественно, мировой финансово-экономический кризис. Наряду с общим свертыванием производства, он проявился и в снижении инвестиционной активности, а также в снижении активности иностранных инвесторов: иностранными компаниями заявлено о начале всего лишь 24 инвестиционных проектов, по десяти из которых не определен срок реализации, следовательно, они до конца не проработаны и могут вообще не начаться. Из общего числа проектов иностранные инвесторы намерены 7 реализовать в республиках Северного Кавказа: в Кабардино-Балкарии — 3 проекта, в Чечне — 2, в Карачаево-Черкесии и Дагестане — по 1.
Мировой кризис изменил стратегию производителей энергоресурсов, сориентировав их на рост цен на внутреннем рынке страны в целях компенсации выпадавших внешних доходов в связи с имевшим место падением мировых цен на энергоносители. Это еще более усилило диспаритет цен на топливные ресурсы и продукцию агропро-изводственного комплекса, что ведет к усилению перераспределения создаваемого национального дохода в пользу энергетического сектора и в ущерб незащищенным отраслям экономики, среди которых сельское хозяйство является ключевой по роли и социальной значимости отраслью реального сектора Северного Кавказа. Такая ситуация подрывает основы эволюционно-воспроизводственного процесса в экономике полиэтнических регионов с доминантой аграрно-этноэкономического уклада.
Действенность существующих социально-экономических институтов и институционально-инфраструктурные дефициты, сдерживающие развитие регионов Северного Кавказа. Процесс деиндустриализпции экономик регионов Северного Кавказа, деградация государственного и корпоративного секторов экономики, а также развал колхозно-совхозного строя имели своим следствием усиление доли этоноэко-номических хозяйственных укладов и возрождение соответствующих им атавистических социально-этнических институтов: кланов, тейпов, куначества, запрета экзогамии и т. д., что в экономической сфере ведет к консервации традиционных способов ведения производственно-хозяйственной деятельности, ресурсы которых в состоянии обеспечить лишь простой (или суженный) тип воспроизводства, а модернизационный потенциал крайне ограничен.
Возрождение архаичных институтов в социальной сфере усилило тенденции теневизации экономики, коррупции, усилило действенность
института «власть — собственность», традиции «откатов» при заключении сделок, взяточничества и рейдерских захватов.
Свидетельством наличия институциональных дефицитов, сдерживающих развитие регионов, является отсутствие или неразвитость в республиках Северного Кавказа ряда эффективных институтов гражданского общества: общественных палат при органах законодательной власти, недостаточная активность и профессиональная обособленность экспертных сообществ (политологов, экономистов, социологов, конфликтологов, этнологов, специалистов в области религиоведения, журналистов и др.), слабая действенность институтов защиты и обеспечение безопасности работников органов правопорядка, средств массовой информации, правозащитников, отсутствие действенных институтов гарантий личной безопасности населения и др.
О наличии административных барьеров на пути трансграничных потоков товаров, рабочей силы говорил Президент России Д. А. Медведев в ходе своего визита на Северный Кавказ, приведя пример, что интендантские службы Северо-Кавказского военного округа игнорируют возможность закупки продуктов питания для армии в регионах округа, а предпочитают им закупки в других регионах, вплоть до Дальнего Востока.
Другим примером наличия административно-бюрократических барьеров является позиция руководства ряда субъектов Федерации при регулировании потоков рабочей силы. Так, Краснодарский край официально заявил о создании 53 новых рабочих мест при общеизвестной потребности только на строительство объектов олимпийского комплекса около 100 тыс. человек, что исключило возможность организованного маневра рабочей силой из трудоизбыточных Чечни, Ингушетии, Дагестана и других республик Северного Кавказа.
Имеют место и скрытые запреты на трансрегиональное движение товаров: алкоголя, молочной продукции и т. д., когда местные власти рекомендуют не принимать в торговую сеть инорегиональные продукты без жестких ограничений по размеру фасовки, типу упаковки. Существуют и негласные ограничения трансрегиональных потоков ключевых продовольственных товаров до выполнения плана закупок по госзаказу.
Актуальные задачи организации экономического пространства Северного Кавказа. К числу важнейших проблем развития экономики Северного Кавказа относится задача территориальной организации его хозяйственной системы. Ее актуальность обусловлена следующими обстоятельствами:
• высокой степенью территориальной замкнутости региональных хозяйственных комплексов не только контурами производственно-энергетических циклов репродуктивных процессов (при незначительной доле трансграничных переносов сырья, энергоносителей и т. д.), но и тупиковым положением большинства республик на транспортных сетях магистральной инфраструктуры, что порождает эффект транспортно-логистических ловушек. Естественно, что капитал, инвестиции в регионы тупикового типа (с позиции логистических цепей) не идут, предпочитая инфраструктурно обустроенные территории с высоким тонусом предпринимательской активности;
• дезинтеграцией внутреннего экономического пространства Северного Кавказа, представляющего сегодня мозаичную картину совокупности обособленных хозяйственных комплексов соседствующих регионов. Показательно, что разрабатываемые республиками концепции, стратегии, программы развития, зачастую выполняющие лишь роль пропуска к ресурсам федеральных фондов, как правило, не содержат идеи межрегионального взаимодействия, включенного в трансрегиональные проекты, интеграции усилий на выполнение общих задач;
• недостаточной интегрированностью экономики республик Северного Кавказа в экономическое пространство Юга России, о чем свидетельствует тот факт, что только примерно 13 % их товаропотоков (по экспертным оценкам) приходится на соседние регионы Юга страны, что намного ниже, чем интенсивность товаропотоков с регионами Центральной России и Поволжья;
• низким уровнем инновационности экономики большинства регионов — республик Северного Кавказа, усугубленным свертыванием ряда высокотехнологичных производств ВПК и обрабатывающих отраслей, что усугубляет процесс их интеграции в единое инновационное пространство страны.
Механизмы реализации региональной социально-экономической политики Федерального центра на Северном Кавказе. Диагностика состояния или функциональной действенности любого процесса, даже если она выявляет негативный опыт его осуществления, должна выполнять позитивно-конструктивную роль. В данном случае архитектоника и алгоритм построения модельной конструкции экономического механизма региональной поли- 15
тики должны базироваться на принципе созидания «от противного», т. е. на принципе «зеркальной полярной симметрии».
Итак, каковы же императивы построения новой модели социально-экономической политики регионального развития? Представляется, что основными из этих требований могут быть следующие.
1. Социально-экономическая политика развития российских регионов должна базироваться на принципах рыночно регулируемого хозяйства. Это означает, что ее природа должна быть дуалистичной, сочетая взаимодополняющее действие рыночных механизмов саморегулирования и целенаправленного воздействия государства в зоне рыночных «провалов».
Из рыночных начал социально-экономической политики регионального развития базовыми императивами являются: относительная свобода в сфере формирования и реализации целей и средств их достижения; определение и обособление объекта хозяйственной деятельности региона2; обеспечение действенной реализации принципа индивидуализации присвоения условий и результатов производственно-экономической деятельности субъектами регионального хозяйства3.
Со стороны регулирующих функций государства речь идет, в первую очередь, об инфраструктурном обустройстве сферы производственно-хозяйственной деятельности и жизнеобеспечения населения Северо-Кавказских регионов путем приоритетного развития всей системы сервисных служб магистральной и региональной инфраструктур: производственной, природоохранной и социальной, причем не только в зонах активного хозяйственного освоения территорий, но и во всем экономическом пространстве, что было бы важным шагом к формированию признаков его экономической и социальной однородности и ликвидации
2 Без решения вопроса о четкости границ экономического поля локализации объектов регионального хозяйствования и структуры его производственно-ресурсного потенциала, относящегося к конституционно установленному принципу разделения предметов ведения между субъектами Федерации и федеральным центром, а также без определения режима экономического присвоения (собственность, владение, пользование) невозможно вести эффективную хозяйственную деятельность вследствие эффектов дублирования компетенций или «разрывов» в уровнях иерархической матрицы субъектной определенности хозяйственных действий.
3 Отсутствие действенных механизмов реализации принципа индивидуализации регионального присвоения условий и результатов производственно-экономической деятельности субъектов мезоэкономических природохозяйственных образований не позволяет достичь мотивационного эффекта в повышении результативности регионального хозяйства.
«разрывов», «мертвых зон», «белых пятен» и явлений «флуктуации», характеризующих его сегодняшнее состояние на российском Кавказе.
В условиях дезинтеграции хозяйственного пространства происходит существенное видоизменение функционального содержания региональной социально-экономической политики. Основные функции данной политики трансформируются и блокируются, что ведет к резкому снижению ее эффективности и переводу региональной общественно-хозяйственной системы в режим неуправляемого движения. Это обусловливает необходимость обоснования способа реорганизации региональной социально-экономической политики, ориентированного на поэтапное преодоление не только последствий, но и глубинных факторов и причин дезинтеграции хозяйственного пространства.
Необходимо изменение существующей административной парадигмы региональной социально-экономической политики на интеграционную. Утверждение интеграционной парадигмы означает, что доминирующей стратегией социально-экономической политики региона в условиях преодоления дезинтеграции становится стратегия интеграции. Для осуществления новой стратегии регионального развития необходимо использовать маневр финансовыми ресурсами в целях изменения их функционального назначения.
Ориентация части централизованных финансовых ресурсов на развитие производственно-хозяйственной инфраструктуры (как возможного приоритетного национального проекта) позволила бы изменить сложившееся положение вещей, когда регионы-рецепиенты вместо «рыбки» на сегодняшний день получили бы «удочку» для постоянного самообеспечения своих внутрирегиональных потребностей. Такое решение отвечало бы рыночным принципам создания равных условий для нормальной производственно-хозяйственной деятельности и экономической активности субъектов мезоэко-номики.
2. Вектор функционального воздействия социально-экономической политики развития регионов должен быть переориентирован со сферы распределения совокупности созданных благ и услуг в сферу производства, где она может возрастать лишь при увеличении каждого из слагаемых (региональных валовых продуктов) за счетроста производительности труда при эффективном задействовании других региональных факторов и территориальных ресурсов.
Этот императив мотивирует субъектов регионального хозяйства к росту эффективности и объемов производства, экономии ресурсов,
экологизации системы природопользования и достижению (для большинства регионов) уровня самообеспечения, что соответствует градиенту социально-экономической политики, миссией и предметом стратегического целеполагания которой является повышение качества жизни населения регионов Северного Кавказа.
3. Смена приоритетов в соотношении финансово-перераспределительных и стимулирующе-моти-вирующих функций социальной политики: переход от доминации первых, породивших инертно-выжидательную модель поведения регионов, дестимулируя доноров и поощряя иждивенческие настроения реципиентов, ко вторым, обеспечивающим достойное вознаграждение производственно-хозяйственной и рыночно-коммерческой активности субъектов регионального хозяйства.
Как включить механизмы мотивации региональных властей в обеспечении позитивной социально-экономической динамики? Можно разделить регионы Северного Кавказа на группы по критерию уровня решения задач развития социума, а именно:
• регионы, не обеспечивающие выполнения указанных задач (в бюджете ряда субъектов Федерации преобладающая часть поступлений — трансферты из федерального центра);
• регионы, реально обеспечивающие:
а) минимальные социальные гарантии государства и граничный уровень защиты всех слоев населения (по индикации малоимущих и т. д.);
б) уровень самодостаточности (по среднероссийским параметрам);
в) уровень стандарта качества жизни, характерный для социально-рыночной экономики.
Таковыми могут быть критерии качественной определенности выделенных разноуровневых групп этого экономического явления. Эти «вехи» представляются ориентирами алгоритмизации поэтапного движения регионов к достижению социальных целей высшего порядка, т. е. переходу из групп с более низким уровнем социально-экономического развития в группу более высокого порядка. Для его реализации можно использовать инструментарий административного стимулирования.
При отсутствии позитивной динамики в параметрах регионального развития (в рамках данной группы) в течение определенного периода (2—3 года) можно переводить регион (субъект Федерации, муниципальное образование) под непосредственный финансовый контроль органов власти
вышестоящего уровня (соответственно, федерального округа или субъекта Федерации). Подобный позитивный опыт имеется в США [7, с. 329].
При возникновении чрезвычайной ситуации муниципальное образование или регион переходит под контроль властей вышестоящего уровня. Создается совет, который осуществляет надзор за местными операциями и предоставляет техническую помощь. Власти регионального или местного уровня и надзорный совет совместно разрабатывают план погашения задолженности, выплаты пенсий, а также совершения всех остальных обязательных выплат параллельно с сокращением расходов путем отказа от неприоритетных статей бюджета.
Такие советы обладают полномочиями по изменению приоритетов и бюджетных решений, принятых в соответствии с локальным политическим процессом, и потому могут стать для местных чиновников даже большим неудобством, чем банкротство (тем более чем умышленное банкротство в российском варианте с «попутной» приватизацией объектов имущественного комплекса региона высшим управленческим персоналом).
Правда, существует проблема разделения двух причин тяжелого финансового состояния региона — слабость экономической базы и неудовлетворительное управление. Инструментарий разделения — мониторинг региональной динамики (тренд индикаторов). Институциональный инструмент — аналитический аппарат Представительства Президента РФ и инструментарно-методические средства Контрольно-счетной палаты.
4. Совершенствование российской модели бюджетного федерализма должно идти по нескольким направлениям:
• создание устойчивого каркаса пирамидальной архитектоники бюджетно-финансовой системы с выделением муниципального, регионального и федерального уровней ее иерархической структуры;
• четкое распределение групп задач в производственной, инновационно-инвестиционной, социальной и природохозяйственной сферах, обеспечиваемых на муниципальном, региональном и федеральном уровнях построения экономической системы (по аналогии с иерархией потребностей в пирамиде Маслоу), исходя из идеи ограниченности радиуса действия источников получения населением различных групп материальных благ и социальных услуг, необходимых для нормально-воспроизводственного режима жизнеобеспечения регионального социума;
- 17
• пунктуальная реализация единого для всех
уровней («сквозного») принципа «финансы
следуют за задачами», обеспечивая их эффективное решение.
5. Решение обострившихся проблем преодоления институциональных дефицитов и формирования благоприятной институциональной среды социально-экономического развития российских регионов может быть представлено следующим образом.
Формирование системы социально-экономических институтов новой общественно-политической формации осуществляется двумя путями: наследованием ряда институтов предыдущего общественного строя производства, адаптированных к изменившимся условиям новой социальной среды и становлением новых институтов, отвечающих социальной природе проходящего период становления нового устройства общества. Первый путь связи с инерцией тренда общественного развития, будучи эффектом исторического наследия, и отвечает принципу преемственности в эволюционном процессе «передачи эстафетной палочки» от одного общественного строя производства к другому. Второй путь олицетворяет собой реализацию принципа новационности эволюционного процесса и создает поле новых координат общественного развития на стратегически длительный период регионального развития. Проблема состоит в том, что наследуемые институты оказываются не всегда эффективны в новых условиях. Поэтому очень важна «селекция» наследуемых институтов в соответствии с социальным генотипом нового общественного строя.
Сложность осуществления такой «селекции» заключается в том, что всякий социальный институт выражает интерес какого-то социума: государства, социальной группы, союза работодателей, чиновничьего аппарата, клана, тейпа, национально-этнического сообщества и т. д., что придает им устойчивость даже при неэффективности функционирования с позиции общества целом. Именно этим объясняется живучесть таких институтов, как «власть — собственность», «теневая экономика», «коррупция» и др., обусловливающие негативные явления в социально-экономическом развитии регионов. «Лекарством от этих болезней» может быть жесткий социальный отбор по критериям институтов гражданского общества.
Что касается второго пути — формирования системы новых институтов, то теоретически существуют два варианта решения этой проблемы. Во-первых, это импортирование и трансплантация эффективных социальных институтов, прошедших верификацию позитивным мировым
18 -
опытом. Во-вторых, «выращивание» институтов на собственном национально-государственном социально-экономическом «поле». Первый вариант, как показывает практика (в основном негативная) адаптации к специфическим условиям российской экономики, пока очень малоэффективен, второй — более конструктивен, но и требует больше затрат по ресурсам и времени. Очевидно, именно второй вариант может дать хоть и отдаленный, но действительно конструктивный результат. Здесь важно оказание целенаправленной государственной поддержки процесса формирования совокупности новых и наследственных институтов, исходя из принципа системодополняемости и императива адекватности социально-экономической природе социального рыночно регулируемого хозяйства модернизирующейся экономики России.
Инструментальный аппарат стабилизации социально-экономического положения на Северном Кавказе. Важнейшим институционально-инстру-ментарным средством решения проблемы стабилизации социально-экономического положения на Северном Кавказе может стать реализация кластерного подхода к формированию межрегиональных производственно-хозяйственных систем в качестве специализированных модулей подсистем единого народно-хозяйственного комплекса СКФО.
В сфере основного производства реального сектора экономики Северного Кавказа, исходя из профиля ее хозяйственной ориентации, таковыми должны стать агропродовольственный и рекреа-ционно-оздоровительный кластеры, а в сфере базисных отраслей инфраструктурного обеспечения воспроизводственных процессов — транспортно-коммуникационный и энергетический кластеры.
Лимитирующими факторами развития агро-продовольственного кластера выступают: ограниченный потенциал производственных ресурсов этноэкономики, реализуемая версия аграрной политики федерального центра, поддерживающая диспаритет цен на промышленные товары сельскохозяйственного назначения (машины, оборудование, технические средства, орудия труда) и на продукцию сельскохозяйственного происхождения, что делает ее неконкурентоспособной не только на мировом, но и на внутреннем рынке страны.
Инструменты решения проблемы — целевая действенная государственная поддержка процесса неоиндустриализации и реконструирования ассоциированных форм среднего и крупного товарного сельскохозяйственного производства.
Лимитирующими факторами в развитии рекреационно-оздоровительного кластера в реги-
оне выступают проблемы личной безопасности и неразвитость системы инфраструктурного обустройства территории рекреационно-туристских и санитарно-оздоровительных комплексов.
Инструменты решения проблемы — приоритеты инфраструктурного обустройства кластера и ликвидация бандформирований.
Развитие инфраструктуры, и прежде всего системы транспортных коридоров, соединяющих регионы Северного Кавказа с государствами Закавказья, Малой и Средней Азии, Ближнего Востока, Ираном, Афганистаном, регионами Юга, Поволжья, Центральной России, а также строительство автодороги, соединяющей рекреационно ориентированные субрегионы Кавминвод и Черноморского побережья, позволит сформировать вокруг этих транспортно-логистических коридоров зоны притяжения хозяйственной активности, благоприятной среды инвестиционно-предпринимательской деятельности.
Эффективность использования кластерного принципа организации хозяйственной системы Северного Кавказа может быть существенно увеличена системодополняющим воздействием другого инструмента стабилизации социально-экономической обстановки в регионе. Речь идет о создании особой экономической зоны с соответствующим финансовым режимом. При этом важно учесть негативный опыт попыток создания свободных экономических зон в России и позитивный опыт их функционирования в США, Китае, Бразилии и т. д.
В процессе создания особой экономической зоны как инструмента привлечения инвестиций, притока капитала, формирования центров высокотехнологических производств, обеспечивающих эффект диффузии инноваций в прилегающих территориях, нельзя останавливаться на полурешениях, полумерах. Опыт показывает, что когда особый финансовый режим предоставляется региону (субъекту Федерации, зоне-субрегиону) на короткий срок с предоставлением малоощутимых преференций по сравнению с другими (соседними) регионами и территориями, из таких попыток ничего конструктивного не получается. С позиций иностранного инвестора альтернативными объектами его выбора для вложения капитала будут не российские регионы с сомнительным инвестиционным ландшафтом, отличающиеся друг от друга микроскопическими несущественными преференциями, а зарубежные зоны со значительно более существенными привлекательными условиями, мотивирующими инвестиционную активность.
Если указанную задачу удастся положительно решить, что приток на Северный Кавказ капита-
ла, заинтересованного в прибыльных вложениях, неизбежно вытеснит из региона террористическое подполье, бандформирования и неоваххабистский экстремизм.
Функциональные возможности и административные ресурсы СКФО — нового институционального инструмента регулирования социально-экономического развития регионов Северного Кавказа. Создание нового федерального округа с особой миссией — форпоста России на южном и юго-восточном градиентах ее геополитики, представляющего и отстаивающего ее стратегические интересы перед угрозой международного терроризма, военно-политического авантюризма и исламского экстремизма по всей дуге политической нестабильности, пролегающей через пограничье южных рубежей страны, отразило и закрепило новые реалии изменений геополитической обстановки и геоэкономического пространства на Юге России.
Это решение имело несколько аспектов: военно-стратегический, геополитический, национально-политический, социально-экономический, этноконфессиональный и ментально-культурный. При анализе этого стратегического решения важно видеть весь диапазон разнообразных задач, решение которых имеет интегральную антикризисную направленность в соответствии с антикризисной стратегией развития экономики России и учетом специфики и остроты кризисных проявлений в регионе.
Создание нового федерального округа позволило приблизить вертикаль власти к территориям высокой социальной напряженности, локализовать их внимание и усилия на практическом решении острых проблем, сконцентрировать финансовые, кадровые, материальные, административные ресурсы. Кстати, последние в связи с наделением полномочного представителя Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе правами вице-премьера Правительства РФ существенно возросли. Главное, повышается возможность адресного и целевого решения актуальных задач, а также контроля за потоками, целевым назначением и эффективностью использования финансовых ресурсов, выделяемых федеральным центром.
Аппарат администрации полномочного представителя Президента РФ в СКФО может стать действенным институциональным инструментом определения приоритетов в решении разнообразных задач социально-экономического развития регионов Северного Кавказа, обеспечения соответствующего маневра ресурсами и инвестиционными потоками.
- 19
Список литературы
1. Артоболевский С. С. Региональная политика, направленная на снижение пространственных экономических и социальных диспропорций в РФ (Концепция) / Региональная политика, направленная на сокращение социально-экономической и правовой асимметрии. Новосибирск: Экор, Сибирское соглашение. 2006.
2. Богачев В. Н. Народохозяйственная эффективность и затратный механизм. М.: Наука, 2006.
3. Колесников Ю. С., Дармилова Ж. Д. Ресурсы модернизации многоукладной экономики Юга России // Проблемы прогнозирования. 2009. № 1.
4. Лексин В. Н., Швецов А. Н. Обоснование концепции Федерального закона «О федеральных программах решения региональных проблем» // Региональная политика, направленная на сокращение социально-экономической и правовой асимметрии. Новосибирск: Экор, Сибирское соглашение. 2006.
5. Овчинников В. Н, Колесников Ю. С. Этноэко-номика как фактор развития // Проблемы прогнозирования. 2006. № 1.
6. Овчинников В. Н, Колесников Ю. С. Этноэконо-мика в модернизационной парадигме развития национального хозяйства. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 2004.
7. Овчинников В. Н. Изменение институциональной среды модернизации и обеспечения конкурентоспособности экономики России в условиях глобального кризиса / Человеческое измерение кризисного проявления глобализации в полиэтническом регионе. Ставрополь. 2009.
8. Пчелинцев О. С. Региональная экономика в системе устойчивого развития. М.: Наука, 2004.
9. Рахаев Б., Рахаев Х., Плотников А. Оценка устойчивости траектории экономического роста в сельском хозяйстве // АПК: Экономика и управление. 2003. № 7.
10. Региональное развитие: Опыт России и Европейского Союза. М.: Экономика. 2000.
11. Регионы России. Социально-экономические показатели. Росстат. 2009.
