CC BY
39
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОСВОЕНИЯ ДЛЯ КОРЕННЫХ НАРОДОВ СЕВЕРА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В 1960-1970-е ГОДЫ
SOCIAL AND ECONOMIC CONSEQUENCES OF INDUSTRIAL DEVELOPMENT FOR INDIGENOUS PEOPLES OF THE NORTH OF WESTERN SIBERIA IN THE 1960-1970-s
В данной статье автором рассматриваются основные изменения в жизни коренных малочисленных народов, вызванные масштабным промышленным освоением Севера Западной Сибири. Отмечается двойственность произошедших преобразований как в системе хозяйства, так и в социальной сфере. Автором анализируются причины неудач государственной политики в сфере преобразования хозяйства коренных малочисленных народов Севера Западной Сибири в условиях промышленного освоения.
In the article the author investigates main changes in indigenous small-numbered peoples' way of life caused by global industrial development of the region. The Author marks ambivalence of such transformations both in economy and social sphere. The author analyses reasons of state policy failure in the sphere of indigenous peoples' economy transformation under conditions of industrial development.
Ключевые слова: экологическая история, традиционное хозяйство, Север Западной Сибири, коренные малочисленные народы севера.
Key words: enviromental history, traditional economy, the North of Western Siberia, indigenous people of the North of Western Siberia.
Начавшееся индустриальное освоение региона не могло не затронуть сложившийся образ жизни коренных малочисленных народов севера, тесно связанный с освоением биологических природных ресурсов. Пришедшая волна модернизации изменила облик рассматриваемой нами территории. В рамках изменившейся реальности ханты, манси и ненцам пришлось искать себе новое место на индустриальном Севере.
Коренные малочисленные народы Севера с их образом жизни явно не вписывались в «европоцентричные», индустриально заданные стандарты оседлости как высшей формы хозяйствования, товарно-денежных отношений, «цивилизованного» быта.
Основным механизмом государственной политики по включению коренных народов в новую ситуацию стала интенсификация сельского и промыслового хозяйства Севера, центральная задача которой заключалась во всемерной экономии живого труда на основе механизации и автоматизации производственных процессов. Предполагалось, что помимо повышения производительности труда и механизации приобщение народов Севера к новым видам техники будет способствовать переходу к современным методам ведения хозяйства. Это обогатит их материальную и духовную культуру.
Одним из первых шагов по пути интенсификации хозяйства коренных народов севера стало Постановление Совета Министров РСФСР № 877 «О преобразовании рыболовецких колхозов и сельскохозяйственных артелей Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого национальных округов Тюменской области в совхозы и другие государственные и кооперативные хозяйства», только в Шурышкарком районе Ямало-Ненецкого национального округа было создано два совхоза и пять рыбоучастков Кушеватского рыбзавода [1, c. 109].
YAK 39(571. 1 )(=511 )« 19» ББК 63.529(=660)-73(253)
М.С. МОСТОВЕНКО M.S. MOSTOVENKO
Ханты, манси и ненцы в одночасье из коллективных природопользова-телей превратились в государственных рабочих. Определенные социально-экономические причины таких решений, кончено, были. Ликвидировались мелкие нерентабельные хозяйства (то есть колхозы), рабочие стали получать гарантированную заработную плату (которая была выше, чем в колхозах), социальные гарантии (отпуска, пенсии по старости). В совхозах улучшилось снабжение промышленными и продовольственными товарами. С другой стороны, это привело к излишней концентрации и централизации хозяйства. Людей сселяли в крупные усадьбы. Это привело к запустению значительных промысловых пространств, оторванности большого количества рыбаков от промысловых участков, к необходимости осуществлять лов рыбы экспедиционным способом. Рыбаки проводили много месяцев вдалеке от семьи и собственного жилья, по большей части в очень плохих социально-бытовых условиях.
При этом стоит сказать, что подобные реформы были не единичны и во многом характеры для региона в 1960-е гг. Подобная тенденция отмечалась известным этнографом, доктором исторических наук, а в 1960-е гг. младшим научным сотрудником Института Этнографии АН СССР Зоей Петровной Соколовой, которая в то время находилась в этнографической экспедиции в данном районе. В своем полевом дневнике З.П. Соколова отмечает следующее: «Надо сказать, что в последние годы в Тюменской области проходят постоянные реорганизации - бесконечные укрупнения колхозов, преобразование их в совхозы, промхозы, переводы центров колхозов из одного поселка в другой. <...> К этому надо добавить, что советские и партийные работники Ямало-Ненецкого национального округа сейчас ждут, что вот-вот начнется строительство Салехардской ГЭС, и тогда снова все переменится. Это дезорганизует многих и не дает возможности вплотную, с ясной перспективой на будущее, заняться вопросами подъема хозяйства. Реорганизаци колхозов в совхозы и рыбоучастки затрудняет также и развитие ряда традиционных отраслей - охоты, оленеводства» [1, с. 112].
Меры по развитию традиционных хозяйств коренных народов Севера очень часто принимались ситуативно, без комплексной проработки. На территории Ямало-Ненецкого округа это выглядело следующим образом: «Реорганизация колхозов в совхозы и рыбоучастки имела своей целью шире привлечь коренное население (особенно женщин) к рыбодобыче и рыбообработке, чтобы избавиться от необходимости тратить большие средства на вербовку рабочих. Однако практически этой цели пока не удалось достигнуть. Положение во многом осталось прежним (рыбоучастки Азовский, Шурыш-карский, Мужевский, Горковский). Привлечь же женщин из коренного населения не удается до тех пор, пока не будет организована широкая сеть детских учреждений» [1, с. 113].
Подобная негативная ситуация в начале 1960-х годов была характерна не только для рыболовства. Если говорить об охотничьей отрасли, во многом являвшейся основой хозяйства коренных жителей Сибирского Севера, то начавшаяся реорганизация также повлияла негативным образом.
В качестве примера можно привести выдержку из докладной записки «О современном положении хантов Шурышкарского района Ямало-Ненецкого национального округа Тюменской области», подготовленной З.П. Соколовой: «Охота в районе, как и во всем округе, развивается слабо... <...> Никто не заботится о росте кадров охотников, об освоении охотничьих угодий. Сселение коренного населения в крупные поселки привело к тому, что ряд охотугодий не осваивается. <...> Бросается в глаза также и то обстоятельство, что в округе и в районе очень мало специалистов охотничьего хозяйства, их почти нет среди советских и партийных руководителей. В основном это - специалисты рыбной промышленности и сельского хозяйства. Естественна поэтому недооценка ими значения охотничьего промысла» [1, с. 116].
Общее положение коренных народов существенно не изменилось и после принятия новых конституций. Согласно положениям Конституции СССР 1977 года и Конституции РСФСР 1978 года бывшие северные национальные округа преобразовывались в автономные [2, 3]. Управление созданными субъектами стало регламентироваться принятым 25 июня 1980 года законом СССР «Об основных полномочиях краевых, областных советов народных депутатов, советов народных депутатов автономных областей и автономных округов» [4, с. 80].
Данный нормативно-правовой акт определял полномочия и компетенции советов народных депутатов различного уровня. Однако анализ этого документа показал, что большая часть полномочий, связанных с основными сферами существования региона, относилась к ведению областных и краевых советов народных депутатов.
К компетенции Совета народных депутатов автономного округа относилось руководство предприятиями и другими организациями, расположенными на территории округа, а также планирование. Материально-техническая база автономного округа переносилась в ведение окружного Совета, который также отвечал за распределение финансов. В реальности оказывалось, что создание Совета народных депутатов автономного округа не несло практической пользы и значительное количество производственных вопросов, в том числе и связанных с существованием коренных народов, оставалось в ведении областных организаций. На практике это приводило к тому, что в центральных органах слабо представляли ситуацию на местах.
Как отмечают исследователи, подобная ситуация, когда органы власти автономного округа практически не имели самостоятельных полномочий и находились в полном подчинении у областных ведомств, приводила к негативным последствиям. В частности, по замечанию специалистов, «большим тормозом в экономическом развитии северных хозяйств было и то, что в области сбыта продукции они зависели от различных организаций, подчинявшихся не местному руководству сельского и промыслового хозяйства, а вышестоящим инстанциям. <...> Средства, выделяемые на планомерное социально-экономическое развитие территорий расселения народов Севера, оседали в области или крае, а автономные округа получали госдотации для покрытия убытков совхозов. Северные хозяйства были лишены права самостоятельного распределения капитальных вложений, развития своих обрабатывающих производств и сбыта продукции» [4, с. 86].
Созданные и в последующем реорганизованные совхозы и колхозы, в конечном счете, оказывались малопродуктивными. Поскольку в них в основном должны были трудиться представители коренных национальностей, которые из-за низких заработков были мало заинтересованы в эффективной деятельности. «В то же время традиционные отрасли (оленеводство, охота) заброшены, в них не хватает людей, удельный вес дохода по этим отраслям в общем доходе падает. Надо отметить, что в ряде случаев убыточность хозяйства связана с плохой организацией и ведением его» [1, с. 120].
Также «недостаток» производственной культуры среди представителей северных народов отмечался и известным этнографом Н.В. Лукиной, проводившей своё исследование в Александровском районе Томской области: «В последние годы в связи с начавшейся здесь разработкой нефтяных месторождений происходит переход части коренного населения в промышленную сферу труда. При этом большинство хантов-рабочих не отказывается вполне от традиционных видов занятий и нередко увольняется с работы для заготовки рыбы и охоты на пушного зверя. Таким образом, в занятиях хантов в настоящее время наблюдается сочетание традиций и новых видов труда. Заметим, что хантам, не вполне понимающим значимость непрерывного стажа труда и стажа работы на одном предприятии, такое сочетание традиционных и новых видов труда представляется вполне рациональным» [5, с. 120].
Отдельного внимания заслуживают и те производственные организации, в которых трудились представители коренных народов. Так, в национальных округах в силу сложившейся традиции комплексности ведения хозяйства существовало многообразие форм хозяйственной деятельности.
В Ханты-Мансийском национальном округе существовали «рыбозаводы с рыбоучастками, рыболовецкие артели, сельскохозяйственные артели, промхозы, государственные охотничьи хозяйства» [1, с. 183]. При этом, на наш взгляд, вполне справедливо замечание З.П. Соколовой в докладной записке, которая сделана по результатам этнографической экспедиции в национальные округа Тюменской области, о том, что столь значительное многообразие форм организаций затрудняет управление ими, при этом данная ситуация усугубляется и тем фактом, что подчинялись они различным ведомствам [1, с. 183].
Говоря о включенности коренного населения в сферу производства в регионе, следует сказать, что, по данным районного совета народных депутатов Сургутского района, «по состоянию на 1 июня 1978 года занято в сфере производства местного коренного населения около 900 человек, в том числе рыбокомбинате более 150 человек, коопзверпромхозе - более 600 человек, сфере обслуживания - более 50 человек, сельском хозяйстве - более 20 человек, местной и лесной промышленности - более 10 человек, около 10 человек в нефтяной промышленности» [6].
Приведенные данные наглядно демонстрирует, что большая часть коренного населения была так или иначе связана с привычными им отраслями хозяйства: охотой и рыболовством. Кроме того, реализуемая, государством политика перевода кочующего населения на оседлый образ жизни, позволяла использовать коренное население в развитии местных отраслей хозяйства.
По информации районного совета народных депутатов Сургутского района, «из более 2,5 тыс. жителей коренного национального населения ведут оседлый образ жизни около 1700 человек... И около 1000 человек национального населения ведут кочующий образ жизни, проживают в юртах. В основном занимаются промыслом пушнины, отстрелом боровой дичи, диких копытных, выловом рыбы из местных водоемов, сбором дикоросов. За 2,5 года текущей пятилетки по району выловлено около 6 тыс. тонн, что составляет более 25 тыс. туб рыбных консервов» [6].
В справке о работе Сургутского коопзверпромхоза по развитию производства и повышению материального и культурного уровня жизни национального населения отмечалось, что «из общего числа рабочих и служащих 603 чел. лиц коренной национальности, из которых 374 занято в пушном и рыбном промыслах, 127 на сборе и переработке дикорастущих, 8 в оленеводстве и 79 на заготовке, переработке леса, транспорте и вспомогательных хозяйственных работах. За 1977 год выловлено 5 100 центнеров рыбы при плане 5 тысяч, вылов на рыбака увеличился на 13 центнеров и составил 70 центнер» [7].
Как ранее отмечалось, благодаря индустриальному развитию региона, представители ханты, манси и ненцев стали активнее включаться в экономику региона, в особенности в сфере рыбного и охотничьего хозяйства. Об этом свидетельствуют и архивные данные. Анализ материалов о состоянии производственной базы и жилищно-бытовых условий национального населения, занятого в сфере материального производства в Сургутском районе, показывает, что за период с 1975 по 1985 годы доля коренного населения, занятного в производственной сфере только по Сургутскому району возросла на 25 % [8].
Информация из архивных источников свидетельствует о том, что большая часть представителей коренных малочисленных народов Севера в основном трудилась на предприятиях, связанных с рыбодобычей и охотой. Однако здесь также присутствовали определённые трудности. Наиболее проблематичен был кадровый вопрос. Это касалось как управленческих, так и производственных кадров. Так, в справке о работе Сургутского коопзвер-
промхоза отмечалось: «Руководящими кадрами и специалистами на центральной усадьбе и в отдаленных коопзверпромхозах укомплектован полностью. Однако большинство из них работают лишь по году и менее, не знают местных условий жизни, быта и специфики труда коренного населения, пока не владеют обстановкой. Естественно хозяйственные вопросы в период отсутствия директора решаются неквалифицированно либо вообще не находят решения» [7].
Только по одному Шурышкарскому району Ямало-Ненецкого национального округа в начале 1960-х гг. для представителей коренных национальностей было построено 1300 новых домов на общую сумму 1,4 млн рублей [1, с. 127]. При этом ханты, манси и ненцы, как правило, редко жили в предоставленных домах, предпочитая ставить свои чумы вблизи на участках. В связи с этим часто в национальных поселках преобладали иждивенческие настроения, связанные с тем, что представители общественности порой чрезмерно «опекали» национальные поселки, а коренное население демонстрировало санитарно-гигиенические навыки низкого уровня. Как следствие последнего, представительницы общественности, в частности, мыли полы в хантыйских домах [1, с. 127].
Приведем еще пример. «Местная администрация, похоже, считала это нормальным положением дел: если туземные женщины имели право на более продолжительное пребывание в роддомах (до 30 дней); туземные дети росли в школах-интернатах на полном содержании, а туземные студенты вузов получали бесплатные билеты на проезд к месту учебы в дополнение к бесплатному жилью, питанию и одежде, то не было ничего удивительного в том, что со взрослыми туземцами (которые, согласно распространённому мнению, никогда не становятся взрослыми в полном смысле слова) обращаются как с вечными подопечными государства» [9, с. 416].
В рамках анализируемых нами социальных последствий промышленного развития Севера Западной Сибири особого внимания заслуживает то, что начавшееся строительство нефтегазопроводов часто вынуждало местное население менять обжитые территории. Всесоюзное объединение «Тюмень-газпром», активно строя газопроводы, не предусматривало в своих финансовых затратах средства на строительство нового жилья для коренных жителей - ханты и манси.
Требовал положительного решения вопрос о переносе жилья и охотиз-бушек в Тром-Аганском сельском совете, оказавшихся в центре работ по обустройству Холмогорского месторождения нефти, так как автодороги, железнодорожная магистраль, линия электропередач, нефтепроводы проходили по охотничьим угодьям, что вынуждало промысловиков сниматься и уходить в поисках других промысловых мест, отдаленных от мест обустройства вахтовых поселков и дорог [10].
Тем не менее даже обращения органов советской власти в лице облисполкома и райисполкомов о необходимости таких затрат не имели положительной силы. Это вынуждало промысловиков отправляться в труднодоступные места в поисках новых угодий, следствием чего становилось удорожание полученной продукции и увеличение потерь от транспортировки к местам её приёма.
Кроме того, перевод на оседлость коренных жителей северных регионов приводил к тому, что разрывались культурные связи внутри общин. Дети, которые воспитывались в интернатах, по возвращению домой практически не могли или уже не хотели заниматься охотой и рыболовством, что неизбежно снижало численность профессиональных кадров в хозяйственных организациях региона, связанных с добычей биологических ресурсов. Общая ситуация усугублялась ещё и тем, что в результате экстенсивного промышленного освоения многие представители коренных народов «лишались своих угодий, традиционных мест обитания, национальной культуры и родного языка» [4, с. 79].
Таким образом, несмотря на принимаемые государством меры по включению коренных жителей в процесс индустриального развития региона, данные попытки оказывались неэффективными. Вместе с тем реформирование традиционного образа жизни коренных народов привело к тому, что уровень их благосостояния существенно снизился, что, в конечном счете, привело к негативным социальным последствиям.
Создание специальных интернатов для детей коренных жителей приводило к тому, что они, возвращаясь домой, не имели навыка ведения традиционного хозяйства, жизни в тайге и тундре. Поэтому часто уезжали в города. В результате этого, как свидетельствуют исследователи, «возник разрыв поколений, утрата передачи промыслового опыта и опыта традиционной культуры. Дети перестали говорить на родных языках. С ликвидацией традиционных мелких деревень и переселением в новые дома стала быстро разрушаться и забываться национальная культура. Та часть населения, которая переехала в укрупнённые поселки (центры сельсоветов, совхозов и колхозов), оторвалась от традиционного хозяйства, которое к тому же стало постепенно сокращаться» [1, с. 179-180].
Так, в рамках экспедиции, проведенной сотрудниками сектора по изучению социалистического строительства у малых народов Севера Института этнографии АН СССР под руковдоством З.П. Соколовой в Ямало-Ненецком национальном округе Тюменской области в 1971 году, отмечалось, что «...в целом уровень жизни населения Сынского с/с <...> за последние 10 лет изменился мало. <...> Поголовье личных оленей за прошедшие 10 лет выросло на 1 152 головы, но не надо забывать, что и число хозяйств по сельсовету тоже выросло за это время на 31. В среднем на хозяйство сейчас приходиться по 19 оленей, это значительно ниже минимальной нормы оленей на семью, установленной в Ханты-Мансийском национальном округе для хантов и манси рыбаков и охотников (25-30 оленей). Заметим, что в Ямало-Ненецком округе для оленеводов норма оленей в личном хозяйстве - 70 голов» [1, с. 285].
Интенсивное промышленное освоение региона негативно отражалось на хозяйстве коренных народов. На сессии районного совета народных депутатов, состоявшейся 15 июня 1978 г., в рамках вопроса «Задачи местных советов по дальнейшему улучшению жизненного уровня народов Севера - коренного национального населения в связи с подготовкой к 50-летию образования ХМАО» сообщалось следующее: «Более сложная задача стоит сейчас по оленеводству. Если 5 лет назад в хозяйстве КЗПХ имелось свыше 3 тыс. голов, то сейчас только 1400 голов. <...> Распространение деятельности нефтегазодобывающей, лесной промышленности, увеличения объемов геологоразведочных работ на территории района заставило перекочевать стада оленей в Пуровский район Ямало-Ненецкого округа. Базировка их находилась севернее оз. Пякуто, но и это временно, так как строительство железнодорожной магистрали Сургут-Уренгой вынуждает перекочевывать оленей ещё дальше в глубь соседнего округа» [6].
Кроме того, масштабное развитие нефтегазового промышленного комплекса привело в итоге к постепенному свертыванию традиционных промыслов коренного населения и его миграции в укрупняющиеся поселки. Результатом этого процесса стало то, что на местах промысла отмечался недостаток профессиональных кадров, а в поселках постепенно складывался слой нетрудоспособного населения. При этом бывшие рыбаки и охотники, занимавшиеся данным промыслом всю свою жизнь, были вынуждены искать себе другой источник заработка.
По замечанию Ю. Слёзкина, «с 1959 по 1979 год удельный вес коренных северян, занятых неквалифицированным «черным» трудом (уборщиц, грузчиков, сторожей), вырос с 13 до 30%, а в богатых нефтью и газом Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах - до 30-60 % (в некоторых совхоза - до 90 %)» [9, с. 416]. Подобная негативная ситуация складывалась особенно остро в местах сселения коренных народов. Так, по дан-
ным, предоставленным З.П. Соколовой, «типичное поселение коренных народов могло обеспечить работой около трети своих обитателей (остальные пополняли ряды управленческого и подсобного персонала с весьма скромными обязанностями)» [1, с. 286].
Говоря о проблемах, которые возникли у представителей коренных малочисленных народов Севера, следует выделить несколько причин.
Одна из основных причин была связана, по замечанию известного советского исследователя Северных народов А.И. Пики, «с той политикой (точнее, отсутствием сколько-нибудь целенаправленной и научно обоснованной политики), которая проводится в отношении коренного населения» [11, с. 3]. Выход из сложившейся ситуации виделся не только в предоставлении местному коренному населению большей самостоятельности, но и в том, что «надо постепенно свертывать нерентабельное, нехарактерное для Севера производство - молочнотоварные фермы, арктическое свиноводство и т. п. Целесообразно поощрять и внедрять семейный подряд, особенно в оленеводстве, арендные договоры и другие формы кооперации» [11, с. 3].
Ещё одним фактором, оказавшим негативное влияние на жизнь коренных народов, стала чрезмерная патерналистская политика советского государства. По замечанию В.Н. Скалона, «она [советская власть - прим. М.М.] обращалась с туземцами словно молодая неопытная кошка со своим единственным котенком: желая его сберечь, таскает по всем углам до тех пор, пока тот не испустит дух от заботы... Отголоском этого и были постановления 1950-х гг. о «сселении и оседании» коренных народностей Севера, о «преодолении кочевого образа жизни» [12, с. 84].
Государственная политика по отношению к коренным народам не могла быть успешной еще и в силу выбранных методов, с помощью которых она реализовывалась. По справедливому замечанию профессора МГУ и известного этнографа Ю.Г. Рычкова, «самое парадоксальное состоит здесь в том, что эта трагедия - плод благих усилий мощного, но исторически и экологически непросвещенного государства, которое вознамерилось осчастливить народ, не спрося его представления о счастье, и решило административно-принудительными мерами обеспечить лучшую жизнь народа на началах чуждой ему цивилизации» [12, с. 84].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что процесс индустриального развития Западно-Сибирского нефтегазового комплекса привнес в жизнь коренных народов много изменений со знаком «минус». В конечном счете, от активного промышленного освоения региона коренные народы Севера гораздо больше потеряли, чем приобрели. Потеря национальной культуры, масштабное загрязнение территории проживания, утрата либо сокращение родовых промысловых угодий стали платой за приобщение к «индустриальной цивилизации».
Литература
1. Соколова, З.П. Народы Западной Сибири в 1950-1980-х годах [Текст] : полевые материалы, докладные записки и отчеты / З.П. Соколова. - М. : Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая, 2015. - Ч. 2. - 650 с.
2. Конституция СССР 1977 г. [Электронный ресурс] // Справочно-правовая система «Гарант». - URL: http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1977/ red_1977/5478732/ (дата обращения: 15.02.2016).
3. Конституция РСФСР 1978 года [Электронный ресурс] // Справочно-правовая система «Гарант». - URL: http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1978/ red_1978/5478721/ (дата обращения: 20.02.2016).
4. Народы Советского Севера (1960-1980-е гг.) [Текст]. - М. : Наука, 1991. -260 с.
5. Лукина, Н.В. Традиции и инновации в культуре хантов Томской области [Текст] / Н.В. Лукина // Из истории Сибири. - 1973. - № 6. - С. 120-125.
6. Научный архив Сургутского краеведческого музея. Ф. 04. Оп. 1. Д. 16. Л. 63.
7. Научный архив Сургутского краеведческого музея. Ф. 04. Оп. 1. Д. 16. Л. 82.
8. Научный архив Сургутского краеведческого музея. Ф. 04. Оп. 1. Д. 16. Л. 99.
9. Слезкин, Ю. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера [Текст] / Ю. Слезкин ; пер. с англ. О. Леонтьевой. - М. : Новое литературное обозрение, 2008. - 512 с.
10. Научный архив Сургутского краеведческого музея. Ф. 04. Оп. 1. Д. 16. Л. 175.
11. Пика, А.И. Большие проблемы малых народов [Текст] / А.И. Пика // Охота и охотничье хозяйство. - 1989. - № 4. - С. 2-7.
12. Штильмарк, Ф.Р. Отчет о пережитом [Текст] / Ф.Р. Штильмарк. - М. : Лога-та, 2006. - 600 с.
