Социальная ответственность как базовая ценность Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

Сергей РУБИН

СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ КАК БАЗОВАЯ ЦЕННОСТЬ

Предпринятый в статье анализ показывает, что ответственность новой власти за социальную политику оборачивается практикой двойных стандартов. Современная рыночная ситуация обнаруживает амбивалентный характер социальных начал, диспропорциональность экономических сип и морально-духовных требований.

The author displays, that responsibility of new authority for the fate of social policy turns into the practice of double standards. Contemporary market situation displays the ambivalent character of social initiatives, disproportion of economic resources and moral claims.

Ключевые слова:

этика, ответственность, деятельность, организация, социальная политика; activity, ethics, responsibility, organization, social policy.

Социально-политическое развитие предполагает стадии ответственности государства, общества, граждан. Сравнительный анализ показывает, что ответственность новой власти за социальную политику («перед самой историей») оборачивается практикой двойных стандартов (двойной морали). Современная рыночная ситуация обнаруживает амбивалентный характер социальных начал, диспропорциональность экономических сил и морально-духовных требований. Но в актуальном политическом смысле идея единства — это именно достижение единой ответственности.

РУБИН

Сергей

Николаевич — аспирант кафедры социальногуманитарных наук Омской гуманитарной академии, вице-президент страхового общества «Регион-Союз» ягиЫп@.таИ.ги

Формы ответственности

Чтобы задать вопрос, его следует поставить. Не является ли социальная ответственность базовой ценностью? Традиционно ответственность предполагает ее «возложение», «несение»: от важности исторического момента, положительного исхода дел и поддержания порядка до особого чувства по отношению к долгу и вине, недобросовестным поступкам. В советский период ответственность предстает социально ориентированной, и ее негативными проявлениями считаются небрежное отношение к обязанностям, стереотипы поведения «как все, не хуже других», общая нерадивость поведения. Но глубина ответственного отношения к делу имела «вертикальную» направленность, и при отсутствии свободы действий — в одновременной нагруженности каждодневными обязанностями — факты безответственности преимущественно связывались с поведением рядовых граждан. Феномен «размытой» ответственности как неразделенной приводил к ее локализации, в конечном счете — к всеобщей безответственности (все отвечали за все, и никто ни за что конкретно).

Проблема достижения персональной ответственности на всех уровнях означает ее перевод в развитие социально-ориентированной со-ответственности общества. Как утверждает современный автор В.Е. Кемеров, в условиях индустриального общества формируется новый вариант «организационной ответственности». Человек «не перекладывает ответственность на другого», наоборот, «не берет на себя», «отдает другим» свои решения, прежде всего информированность. Это происходит на основе перераспределения взаимосвязанности действий, движения проектировочных, рефлексивно-мыслительных операций. Если классический капитализм утверждает преимущественное развитие одних личностей за счет «лимитированного существования других», сегодня сохранение неразвитой формы личностного бытия обеспечивается за счет «скрытой эксплуатации» более

развитой и организованной личностной формы1. В итоге получается, что существует своего рода «переключатель» движения деятельности окружающих людей.

Однако историческое развитие индустриального общества демонстрирует, что, с одной стороны, культивируется чувство ответственности и долга, с другой стороны, структуры господства и подчинения создают стимулы к его утрате. Это порождает, как подчеркивает крупнейший исследователь эпохи индустриализма К. Манхейм, ситуации наподобие «короткого замыкания в электричестве». В частности, новые центры политической и экономической власти порождают социальное поведение противоположного смысла. Наряду с рациональными ориентациями получают развитие «иррациональные моменты» (жажда наживы, накопительство, расточительность), которые дезорганизуют мотивы ответственности2. В обществе декларируется общественное служение, но правовой нигилизм порождает многочисленные рецидивы безответственности в масштабах системы, что приводит к утрате социальной и экономической безопасности. Например, всеобщей формой взаимоотношений становится необязательность как на персональном, так и групповом уровнях. Появление больших организаций означает проблематизацию личной ответственности предпринимателей и ассоциируется с приглушением подлинной инициативы и активной поведенческой динамики. В широком общественном смысле неспособность принимать на себя ответственность означает бессмысленность любых начинаний. Как следствие, не формируются отношения взаимосо-гласия, взаимных ориентаций как основа прогрессивных трансформаций.

В обыденном сознании безответственность ассоциируется именно с социальной близорукостью, беспечностью с одновременной апелляцией к необходимости государственного регулирования. Вместе с тем остросоциальные ситуации являются отражением теорий ответственности — по отношению к целям бизнес-организаций, системе защиты прав работников, социально незащищенным слоям и соответс-

1 Кемеров В.Е. Введение в социальную филологию. — М. : Академический Проект, 2001, с. 225.

2 Манхейм К. Общество в эпоху преобразований // Диагноз нашего времени. — М. : Юрист, 1994, с. 303.

твует допущению плюрализма в концептуальных воззрениях.

Исторические аналогии

В современных теориях менеджмента достигнуто понимание того, что идеи социальной ответственности распространяются на деятельность бизнеса и осознание им широких социальных целей при принятии деловых решений. Но этот процесс прерывается коллизиями формирования многослойного поля предпринимателей и социальной сферы, экономических и общественных интересов, эффективности предприятий и социальной гармонии, мотивов личного преуспевания и защиты граждан. Можно говорить об «обоюдной» социальной безответственности, поскольку был изъят стержень социальной солидарности, культурного единения, мотивы взаимопомощи, участливости.

Теоретически в основании чувства ответственности — мотивы долга и вины. Моральная ответственность как долженствование — прежде всего, различие умышленных и неумышленных поступков. Например, случайные факты неоказания помощи — не одно и то же, что цепь равнодушных действий. Это говорит в пользу того, что ответственность подчинена гарантии существования общества на основах солидарности, но не соперничества. Выражение «с чувством выполненного долга» встречается не только в современном контексте, но и в текстах прошлого времени и означает, что предприниматель, торговец, купец «засыпали спокойно», убедившись, что они не упустили самую малую возможность сделать кому-либо добро. Речь не идет о безудержной благотворительности: мнение «не хочу» уступает место праву «не могу, рассуждая разумно». При этом жесткое дисциплини-рование («эксплуатация») было оправдано мотивом общественного долга и считалось проявлением всеобщей ответственности, поскольку оберегало необязательных граждан от безрассудных действий, например отказа от бережливости.

Это подчеркивает ограниченность подобного положения дел и отрицает возможность заново воспевать и защищать исторические добродетели. Но в различные периоды феномен расточительности являлся расходованием средств, непонятным для большинства граждан. «Пускать деньги на ветер» — отечественное поня-

тие, повторяющее предупреждение европейских банков начала ХХ в.: «Скажи мне, на что ты тратишь деньги, и я скажу тебе, что ты за человек». Следует повторить, что для моралистов прошлого характерны достаточно сильные слова осуждения роскоши, которая означает, что «все средства хороши», допускает «ведение войны против всех», «разорение других и себя самого». В общественной жизни это порождает неправедных судей, злоупотребления чиновника, злонамеренность законодателя, ложь, коварство и другие болезни общественных нравов. Не удивительны упреки рыночных отношений в эмоциональной бедности, которая обоснована теоретически и утверждается в реальном поведении. Особенно сильными являются претензии к финансовому капиталу. Для раннебуржуазного общества характерно утверждение: богатство создает купец (commercant) благодаря своей предприимчивости, тогда как финансист (financier) создает каналы, по которым оно течет, что вызывает к нему меньшее уважение.

Конкретика ответственности

Сегодня проявляется противоречие сочетания интересов и желаний, которые не совпадают между собой. Соответственно ценностные устремления различных групп и слоев не конвергируют. «Богатые» («сверхбогатые») стремятся к приоритету удовольствий, самоцельности желаний по отношению к интересам, в т.ч. экономическим. Малообеспеченные слои требуют социальных гарантий, но вне твор-чески-рискованных действий (в то время как зажиточные люди свободно трактуют потребности, соединенные с времяпрепровождением). В фактических установках интеллигенции данные тенденции сходятся: это привилегированные слои, обладающие особым статусом, но не обеспеченные высоким уровнем доходов и качеством жизни. При различии интересов социальные слои и группы объединяют желания, которые направлены на один объект. Так, существенные расхождения в положении граждан не отменяют стремления путешествовать по миру, иметь комфортабельные условия существования, обладать вертикальной и горизонтальной мобильностью.

Формула «стоит ли жизнь того, чтобы жить» обладает социально-онтологической достоверностью. Но тезис «без

смягчающих обстоятельств» сегодня переводится на другую высоту. Если раньше имела место форма примирения, без веры в изменения, сегодня происходит негативная трансформация понятий. Благотворительность — малодопустимое понятие; сердобольный, т.е. сострадательный предприниматель — противоречие в понятиях (как мягкое железо, сухая вода). Нравы делового мира — говорить не об общественной солидарности, но об ошибках менеджмента, вместо рациональной диалогичности с населением — ссылаться на кризисы, разграничение властных полномочий и т.п.

Можно утверждать, что социальная ответственность — высокое общественное понятие, когда конкретный социум должен обеспечивать позитивное общественное самочувствие всех граждан. Но ответственность предполагает и умение отвечать за самого себя. В этом смысле речь идет о «коварном понятии». Сколько было сказано в советский период о нерадивости простого человека, для которого главный вопрос: «Что вы от меня хотите?» И это об отечественных тружениках, строителях, рабочих предприятий! «Неположительные личности» российской действительности обнаруживали тоску по идеальному началу, самостоятельно раскрывали смысл социальных явлений. Как подчеркивалось в философской публицистике, их безответственность — еще и стремление к свободе, самораскрытию, тогда как небрежность и скука обнаруживают стихию жизненной правды. «Плохие» люди прошлого времени выигрывают, пусть они были чересчур дружелюбными, а не активно-действенными, отвлеченными от практических интересов. Исключительно прав был А.С. Панарин, говоря о том, что прошлый советский период отличался значительным запасом устойчивости. В социально-онтологическом смысле проблема состоит в том, чтобы «повысить пластичность мира, его отзывчивость по отношению к притязаниям человека»1. Это проблематизирует вопросы ответственности человека, в данном случае по отношению к российской ментальности и возможности создавать условия для собственной ответственности.

1 Панарин А.С. Выступление «Российская ментальность» : материалы круглого стола // Вопросы философии, 1994, с. 34.

Ответственность по существу

Что собой представляют современные «предприимчивые», «успешные»? Например, как понимать «долг предпринимателя перед самим собой»? Могут ли они жить интересами «другого» или «другого — чужого», как своими?

Тот, кто только декларирует (транслирует) ценности, не несет никакой ответственности. Так, Г.Л. Тульчинский ссылается на ситуацию, которую якобы хорошо знают современные менеджеры: ответственность «сверху вниз» ничего кроме безответственности не порождает. Иначе говоря, находящийся «внизу» должен иметь возможность исполнять свою волю. Но взаимосвязь «вменения» обязанностей и «предоставления» свободы приобретает противоречивое практическое выражение. Вновь возникает ситуация, когда в условиях иллюзорной совместности групповых действий работник не получает индивидуального развития. Работник как «оператор» не имеет «площадки» для соединения персональной ответственности с ответственностью современных организаторов (владельцев) производств1. Следует отметить: тот, кто образовывает, учит и просвещает, несет огромную ответственность. Не случайно в отношении продуктивной деятельности М.М. Бахтин развивает положение о том, что личность должна стать «сплошь ответственной», ее действия и поступки протекают в условиях «участного мышления», не просто составляют последовательность, а должны проникать друг в друга в «единстве вины и ответственности» (при этом качество ответственности превышает чувство вины). При этом полная ответственность принципиально недостижима, но ее можно правильно идентифицировать.

Философ К. Поппер показывает, что облеченные властью (экономической, научной, информационной) люди несут огромную ответственность перед обществом. В отношении провозглашаемой свободы от ценностей в политике и экономике американский социолог Э. Агацин подчеркивает, что этот произвольный выбор приличий допустим, только когда деятельность не выходит за внутренние рамки профессии. Это значит, что у феномена «либерального освобождения» могут быть

1 Тульчинский Г.Л. Российский потенциал свободы // Вопросы философии, 1997, № 3, с. 20.

негативные последствия, прежде всего в отношении потери чувства социальной ответственности.

В социологическом зрении ответственность как социальная проблема является объективным противоречием, следствием дисбаланса интересов социальных групп, девальвации социальных ценностей, дезорганизации традиционных начал жизни социума. Но, как подчеркивал в отношении ответственности общества К. Поппер, речь идет о «грозных вещах». Так, российскими социологами выявлены феномены-рецидивы: помимо постоянного выпадения на социальное дно, происходит образование некоего социального «пред-донья», балансирующего на краю бездны. Показательны факты социальной «смерти» и «сверхсмерти» ряда возрастных категорий; деградация слоев населения и соответственно градация бедности («плавающей», «догоняющей» и т.д.). Обращения и запросы населения к государству обусловлены страхом перед будущим, ощущением не только личного неблагополучия, но и ощущением небезопасности (соответственно, угрозы социальной безопасности — состоянием поведения и настроений людей).

Страхование как сфера ответственности

Страхование представляет особый вид ответственности общества по линии исполнения обязательств и возмещения не только экономического, но и социально-человеческого ущерба. Речь идет о предотвращении чего-то «неприятного», нежелательного, даже «жуткого». Прежде всего, это стремление оберегать, обеспечивать безопасность (страхование жизни, внешних катаклизмов); в частности, социальное страхование имеет выраженный общественный смысл. В более широком смысле речь идет о действиях в направлении установленных интересов, например в поведенческой форме проникновения, встреч, актов и контрактов.

В этом отношении выявляется специфический понятийный ряд: привлечение определенного вида помощи для снятия рисков, ангажирование клиентов, соответственно, приглашение и предложение выговорных условий, «вовлечение». Создавать побуждение, согласно Ю. Хабермасу, означает вовлечение «другого», в поисках «других» оно и предста-

ет в качестве позитивной мобилизации граждан как контрагентов1.

Либеральное развитие вне социальной защиты означает зависимость человеческих индивидов от простейшей «азбуки бизнеса». Универсальная вопросительность мысли Ю. Хабермаса: «Включение — вовлекать или присоединиться?» предполагает активное развитие социально-коммуникативного плана.

Подобный диагноз корректируется общественным статусом человека, которому грозит вероятность опасности, разорения, бедственное положение, состояние социальной тревожности. Когда незначительность доходов в системе социального обеспечения не гарантирует должного ощущения безопасности, формируется иррациональная привычка или тяга к постоянному беспокойству как потеря веры в устойчивость общественных взаимосвязей. Отсюда получает развитие погруженность человека в собственные переживания и болезненный анализ внутренних конфликтов. В этом отношении является актуальной проблема продления социальных страхов (фобий). Страх предстает дезорганизующей эмоцией в парализации рациональной линии действий и поведения. В социально-психологическом смысле речь идет об индивидуально-личностном фоне «подсознательной боязливости». С современных позиций иерархия факторов синдромов страха выглядит следующим образом: общая тревожность как беспокойство по поводу ощутимого беспорядка жизни на повседневном уровне, а также по поводу социальной разобщенности людей; неблагополучие экономической и социальной адаптации; ощущение личной незащищенности и бесправия; масштабные проблемы и кризисные ситуации.

На этой основе необходимость многоуровневой «страховки» на случай рисков, падений, бед и несчастий подчеркивает

1 В этом смысле к «страховому агенту» применимо философское понимание как феномена interagens (человека сведущего, проникающего). Речь идет не только о том, чтобы, «подбивать» к эффективной коммуникации, но и о процессе «вовлечения».

важную роль служб страхования. Сегодня особую роль страхование исполняет в отношении рисков как специфического слоя с неопределенностью взаимосвязей и взаимодействий. Вероятный характер безопасности смещает понятия должностного и ложного поведения. В условиях повышения опасностей и ненадежности сфер социального сохранения следует говорить о необходимости создания «застрахованного общества». Так, понятия страхования риска и жизненного цикла взаимоотно-сительны. Страховой риск — понятие социальной теории, поскольку неизвестное будущее по шансам потерь выглядит достаточно представительным (риск как «взвешивание»). Это означает расширение возможностей контролировать ситуацию и находиться в ответственном в смысле гарантий и безопасности обществе. В социально-экономическом смысле система страхования придерживается понятия остаточного риска в направлении прибыли компании и одновременно социально адекватных потерь. По этой причине понятие страхового риска приобретает общественное значение, в т.ч. вычисляемое и исчисляемое.

Современный социум предполагает систему видов ответственности (этической, юридической, технической, причинной, коллегиальной, институциональной, персональной и др.). Но зона ответственности, как отметил еще Ф. Ницше, никогда не бывает «слишком человеческой». Сегодня мы присутствуем при формировании новой системы ответственности, видовой характер которой определяется специальными механизмами, их умением не только возлагать, но и принимать на себя обязательства. Но человек вновь оказывается в состоянии универсальной озабоченности перед лицом будущего, и люди вынуждены и принуждены брать на себя ответственность за решения, для которых не всегда находят рациональные основания. Хотя в последнее время вводятся новые виды страхования ответственности (гражданской, действий медицинского работника), т.к. именно выполнение социально-нравственных требований наиболее сложно страховать.