СОЦИАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ БИЗНЕСА В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Д. К. СТОЖКО, 620075, г. Екатеринбург, кандидат филологических наук, ул. к. Либкнехта, д. 42; Уральская государственная сельскохозяйственная академия тел.: 8 (343) 371-33-63
Положительная рецензия представлена Н. Н. Целищевым, доктором философских наук, профессором Уральской государственной сельскохозяйственной академии.
Социальная ответственность представляет собой строго определенное социальное отношение, складывающееся между людьми и предполагающее наличие субъекта, объекта и самой связи. Целью социально ответственного поведения является формирование системы социального партнерства в обществе и минимизация социальных отклонений. Сущность социальной ответственности раскрывается через систему ценностных ориентаций участников данного социального отношения, которая имеет свою специфику и иерархию.
Сам термин ответственность (responsibility) весьма близок по своему смыслу к понятиям долга и обязанности, хотя и не тождественен им. Очевидно, что отказ от выполнения долговых обязательств или неряшливое исполнение своих профессиональных обязанностей свидетельствуют об отсутствии социальной ответственности или ее крайне низком уровне. В такой ситуации общество применяет либо стимулы, мотивируя субъектов деятельности к повышению своей социальной ответственности, либо санкции за безответственность, вменяя тем самым конкретному субъекту социальную ответственность в обязанность. Если же принимаемые меры оказываются недостаточными, то санкции становятся жестче и приобретают форму наказания, которая также часто рассматривается (особенно в экономико-правовой литературе) чуть ли не как синоним ответственности [1].
Однако проблема состоит в том, чтобы различать реальную и формальную ответственность и не сводить все случаи ответственности к социальной ответственности. Многие известные нам формы ответственности (например, уголовная, гражданская, административная, имущественная, финансовая и т. п.) представляют собой видоизмененные проявления социальной ответственности, которая выступает в этих формах как формализованная процедура регулирования социальных отношений.
Представляется неверным сводить формальную социальную ответственность к реальной социальной ответственности. Дело в том, что формальная социальная ответственность наступает после совершения поступка (действия) или в результате его не совершения. Тогда как реальная социальная ответственность возникает еще до осуществления или неосуществления такого поступка (то есть на стадии самоопределения личности, в момент формирования ее мотивации к действию или бездействию). Таким образом, реальная социальная ответственность как бы предваряет поступок, а далее, сопутствует ему в процессе его осуществления.
В вопросе о сущности феномена социальной ответственности можно обнаружить диалектическое единство противоречий. С одной стороны, мы подразуме-
ваем под социальной ответственностью нечто такое, что выступает как мотив (институция) и делает наши поступки социально грамотными, правильными. С другой стороны, мы подразумеваем под социальной ответственностью нечто такое, что представляет собой санкцию за неправильные и социально вредные действия.
Это обстоятельство проявляется на уровне самой личности, являющейся носителем такой ответственности. Устанавливаемые извне (путем общественного нормотворчества) параметры ответственности (должностные инструкции, различные виды наказаний и т. п.) эффективно не действуют, если сама личность остается безответственной. Поэтому именно реальная (внутренняя) социальная ответственность личности является первичной в многоступенчатой сущности данного феномена. Это означает, что личность становится социально ответственной в той мере, в которой она осознанно и свободно принимает и воспринимает внешние (общественные) установки и адаптируется к ним. Если между личным и общественным интересом возникает противоречие (конфликт), социальная ответственность становится формальной и постоянно девальвируется. Рост конформизма, эгоизма и многих других проявлений социальной безответственности в современном обществе убеждает нас в том, что только реальная ответственность может обеспечить социальную стабильность.
В связи с этим возникает проблема качественной и количественной оценки феномена социальной ответственности личности. Решение этой проблемы формализуется посредством юридических норм. Вопрос об ограниченной или полной ответственности предполагает эквивалентность (адекватность), неотвратимость (неизбежность), срочность и адресный характер самой санкции. Это — чисто юридическая сторона дела.
Но юридические нормы затрагивают только формальную социальную ответственность, то есть то, что уже свершилось и имеет последствия. Они не предваряют социальную ответственность и не отражают реальную ее модальность.
Их оказывается недостаточно для того, чтобы формировать социальную ответственность. Отсюда становится понятным, почему действующее законодательство сплошь и рядом нарушается, почему в российском обществе существует недоверие к закону и правоприменительной практике.
Говоря о качественном и о количественном определении социальной ответственности в бизнесе, необходимо учитывать мировоззрение самих участников хозяйственной практики. Оно, как известно, может быть «социоцентристским», «теоцентристским», «ан-тропоцентристским», «экоцентристским» и т. д.
В первом случае, интересы общества будут рассматриваться как приоритетные по отношению к ин-
www. m-avu. narod. ru
35
тересам личности. Соответственно, нарушение общественных интересов в таком случае считается наиболее опасным, а максимальной санкцией может выступать смертная казнь или пожизненное заключение.
В современном российском обществе существует мораторий на смертную казнь. В Государственной думе долгое время рассматривается проект федерального закона о смягчении (гуманизации) ответственности за экономические преступления. Скандалы вокруг таких компаний, как «Космические технологии», «Агролизинг», «Оборонсервис» и др. только набирает обороты...
Во втором случае высшими ценностями объявляются абсолютные ценности человеческого бытия. Их неуважение или разрушение также предполагают внешнее воздействие — санкцию со стороны церковных и светских властей. Но одновременно в этом случае предполагаются и внутренние санкции, когда апеллируют к «страху божьему» или даже к «суду божьему». Для светского и вполне атеистического российского общества это покажется несерьезным. Но вспомним строки М. Ю. Лермонтова: «Есть божий суд, он не доступен звону злата». Многие современные бизнесмены строят храмы и занимаются благотворительностью. Но это происходит часто именно из-за раскаяния и страха перед «высшим судом». И не учитывать этого обстоятельства в анализе социальной ответственности также нельзя.
В третьем случае, поскольку личность объявляется высшей ценностью в гуманном обществе, то ее интересы будут рассматриваться как приоритетные и, соответственно, санкции (со стороны общества) будут иными (более либеральными). В этом случае психология индивидуализма, гедонизма, эгоизма становится основой традиционной основой для возникновения имущественного неравенства, которое затем быстро превращается в социальное неравенство.
В четвертом случае, когда человек обладает «эко-центристским» мировоззрением, также возникает внутреннее противоречие (дихотомия). Это противоречие между «сущим» и «должным». В своем стремлении «во что бы то ни стало» сохранить природу люди порой доходят до абсурда. Благая идеология: «Мы в ответе за тех, кого приручили» (Антуан де Сент-Экзюпери). Но печальные результаты: огромные территории, ландшафты, биогеоценозы выводятся из хозяйственного и экономического оборота и оказываются предоставленными самим себе.
Все указанные архетипы мировоззренческой интерпретации людей различным образам связаны с их социальной ответственностью. В каждом случае предметом и объектом такой ответственности выступают различные аспекты субъективной и объективной реальности.
И здесь не малую роль играет грамотный методологический подход к пониманию социальной ответственности и ее основных типов: (реальной) и определению (формальной) ответственности и об уровнях такой ответственности. Одно дело, если мы рассуждаем о персональной ответственности, когда вся вина (или заслуга) за поступок ложится на конкретную личность. Но совершенно иная ситуация складывается тогда, когда мы рассматриваем солидарную ответственность, когда вся вина (или заслуга) раскладывается (пропорционально или с нарушением такой
пропорциональности, но с учетом действий каждой конкретной личности) на нескольких людей. Так, суд. рассматривая конкретное групповое преступление, во-первых, учитывает индивидуальную степень вины каждого из участников такого преступления, а, во-вторых, рассматривает такое групповое участие как отягчающее (!) обстоятельство. Иная ситуация складывается в сфере хозяйственной практики, когда, например, арбитраж или какой-либо государственный надзорный орган не учитывают (или не могут учесть) индивидуальную вину конкретных субъектов хозяйственной практики и рассматривает исключительно их солидарную ответственность.
Классический пример такой ситуации связан с реализацией принципа «загрязнитель — платит», сформулированным еще в 1972 г. Организацией Экономического Сотрудничества и Развития (ОЭСР). В условиях глобализации мировой экономики обнаруживается эффект интернационализации экологических затрат и экологической ответственности. В этой ситуации выделить конкретного виновника порой оказывается крайне сложно (не возможно). Как в силу интернационального характера размещения самих производственных мощностей и инфраструктуры транснациональных компаний, так и в силу различий, существующих в национальном законодательстве конкретных стран.
Кроме того, принцип «загрязнитель — платит» касается исключительно экономических затрат (как правило, внешних), которые к тому же имеют «запаздывающий» характер и не отражают реальную величину ущерба. Так, например, произошло в Мексиканском заливе, когда огромные массы нефти попали в океан. Аналогичной является ситуация и в Татарском заливе возле Сахалина и во многих других регионах мира.
Как это не покажется странным, страх перед наказанием (санкциями) давно уже перестал быть сколько-нибудь серьезным мотивом для формирования социальной ответственности в современном бизнесе. Даже «система заложников» (или проскрипционные списки, придуманные еще Сулой в Древнем Риме), не дает того эффекта, на который рассчитывали ее создатели. Такая технология проскрипций, возможно, порождает определенный страх, но не ответственность. Поэтому прав был К. Маркс, когда писал, что если дать капиталисту 300 % прибыли, то нет такого преступления, на которое он не пойдет. Но при таком «беспределе» как раз и возникает социальное отчуждение, о сущности и характере которого писал К. Маркс [2]. И оно возникает как раз потому, что капитализм — это внутренне порочная система хозяйствования, в которой высшее измеряется низшим, смысл и качество жизни — размерами кошелька или счета в банке. Таким образом безответствнность порождает отчуждение, а отчуждение — страх.
Результатом страха, как когда-то совершенно справедливо отмечал С. Кьеркегор, может быть еще большая безответственность (обман, лицемерие, фарисейство и т. д.). Когда «синтез между чувственным и рациональным оказывается невозможным», происходит «умирание» человека [3].
Сегодня именно вопрос о солидарной ответственности остается крайне слабо изученным и регламентированным. Об этом говорят постоянные споры, часто возникающие между собственниками и пользователями, партнерами и представителями органов
Философия
власти и местного самоуправления, производителями и посредниками, клиентами и продавцами и т. д. Это создает все более возрастающую ситуацию неопределенности в бизнесе, которая уже перестает быть «возможностью выбора альтернатив» и постепенно превращается в так называемую «кумулятивную неопределенность» — энтропию социально-экономических систем [4].
Из этих рассуждений становится понятным, что качественное и количественное определение феномена социальной ответственности личности представляет собой серьезную социально философскую проблему. И главное в этой проблеме — преодоление подмены понятий. Например, понятия «презумпция невиновности» в сфере налогового права давно фактически заменена понятием «презумпция виновности». В отличие от гражданского права здесь субъект хозяйствования обязан доказывать свою невиновность (законность полученных доходов) перед налоговыми органами. Получается, что нормы гражданского права в нашей стране все еще находятся в противоречии с нормами хозяйственного права. Точно также политически принцип федерализма находится в противоречии с принципом жесткого централизма бюджетной системы нашей страны. А правовой статус муниципальных органов самоуправления не соответствует аналогичному статусу федеральных и региональных органов «государственной власти». Все это — результат различных мировоззренческих представлений о сущности социальной ответственности со стороны самих же российских законодателей.
Формальная социальная ответственность представляет собой определенную социальную технологию, призванную регулировать реальную социальную ответственность, а точнее, процессы ее формирования и реализации. Ведь крайне важно, чтобы реальная и формальная социальная ответственность были адекватны (конгруэнтны) друг другу. Завышенная или заниженная реальная ответственность личности может порождать самые различные формы социальных отклонений в ее поведении: от тирании и диктата в одном случае, до распущенности и халатности в другом. Да и в оптимальной ситуации следует учитывать то обстоятельство, что даже нормальная социально ответственная личность, которая ведет себя адекватно требованиям общепринятых социальных регуляторов (традиций, обычаев, норм общественной морали, административных норм или норм права и т. д.) не застрахована от ошибок и преступлений. Будучи социально ответственной, она может оказаться социально некомпетентной, например, не знать тех же действующих норм и правил. Многие ли из нас знакомы, например, с положениями Таможенного или Административного кодеков РФ? Результатом такого незнания в каждой конкретной ситуации может быть санкция, поскольку «незнание законов не освобождает от ответственности». Следовательно, формальное регулирование деятельности социально ответственной личности должно исходить из предупреждения социальных отклонений в ее поведении (деятельности). А не из целей возмездия, наказания.
К сожалению, крайне низкий уровень социальной ответственности как в сфере политики, так и в сфере бизнеса, сопряжен с высоким уровнем социальных конфликтов и оппозиций в современном российском обществе. В условиях современного социально-эко-
номического кризиса очевидным образом нарастает социальная напряженность в обществе. Не замечать этого нельзя. К примеру, если Свердловская область в 2010 г. занимала 9-е место по количеству протестов в расчете на одну тысячу жителей [5], то в сентябре 2012 г. она вышла на первое место в РФ по количеству забастовок, голодовок, других протестных акций, обогнав даже столичный регион. Только одно планируемое закрытие Богословского алюминиевого комбината в г. Краснотурьинске грозит оставить без работы свыше 600 человек, а ведь это по существу моногород. Никакой другой равнозначной работы РУСАЛ своим работникам предложить в таком моногороде не в состоянии. А причина этого конфликта — алчность российских олигархов. Достигнутое при посредничестве Президента РФ В. В. Путина соглашение между В. Вексельбергом, собственником Богословской ТЭЦ, с одной стороны, и О. Дерибас-кой и М. Прохоровым (основными акционерами РУСАЛа), с другой стороны, о продаже последним этой самой ТЭЦ так и не состоялось: господа не сошлись в цене. И вот с чьей-то подачи простых рабочих в СМИ стали называть чуть ли не зачинщиками конфликта, а их поведение — аморальным, антисоциальным, девиантным. Хотя понятно, что сложившаяся ситуация — результат безответственности самих олигархов, для которых главное — прибыль любой ценой. Поэтому формально они оказались ответственными (перед своими акционерами), а по существу — нет.
В связи с конкретным соотношением реальной и формальной форм социальной ответственности личности правомерно выделить конструктивное и деструктивное их регулирование и саморегулирование. Признаками конструктивного регулирования (воздействия) на социальную ответственность личности со стороны общества можно считать только такое влияние, при котором соблюдаются определенные принципы (нормы) его организации и осуществления.
Во-первых, это открытость, которая позволяет обеспечить публичный характер воздействия на личность со стороны общества. При соблюдении данного принципа минимизируется возможность произвола, диктата, ущемления прав самой личности и, следовательно, достигается оптимальный баланс личных и общественных интересов (консенсус). При отсутствии открытости (прозрачности) опасность социального отчуждения и возникновения конфликтов между обществом и личностью остаются весьма высокой.
Во-вторых, это сотрудничество, которое представляет собой такое взаимодействие между личностью и обществом, когда обе стороны участвуют в формировании социальной связи и нацелены на то, чтобы сделать такую связь взаимовыгодной. При этом, с количественной точки зрения, вполне возможна такая ситуация, когда личность, например, будет иметь по отношению к обществу большее число обязанностей, чем общество по отношению к личности. Но, с качественной точки зрения, если принять во внимание различную ценность (полезность, значимость) каждой конкретной обязанности, становится понятным, что вопрос не в количестве таких обязанностей, а в их наборе (структуре).
В-третьих, это партнерство, суть которого состоит в равенстве сотрудничающих сторон, в правовой, экономической, политической и социально-культурной
их равнозначности. Тезис о том, что перед законом все равны, как известно, в нашем обществе остается все еще декларацией. Примеров, когда кто-то оказывается все-таки «равнее» известно предостаточно. Именно поэтому переход к правовому государству и гражданскому обществу все еще остается в нашей стране не завершенным.
Когда Д. С. Миль впервые ввел в лексикон термин «партнерство», он подразумевал под ним простое объединение действий. Будучи экономистом, он рассматривал партнерские отношения исключительно между работодателями и рабочими и полагал, что возможны только две формы такого партнерства: объединение между работниками и объединение работников с работодателями [6]. В современных условиях существуют самые разнообразные формы партнерства (ассоциация, кооперация, товарищества и т. д.).
В-четвертых, это справедливость, которая представляет собой такой подход сторон к налаживанию между собой социального взаимодействия, при котором не ущемлялись бы интересы ни одной из них. И здесь необходимо иметь в виду, что результатом социального взаимодействия между личностью и обществом может быть такая модель взаимоотношений, при которой обе стороны взаимно отказываются от каких-либо отдельных своих требований ради достижения согласия. Но при этом, сам отказ от части своих требований свидетельствует о том, что приходится жертвовать ими и ущемлять свои интересы. Это вынужденная мера, но полнота социальной справедливости при таком взаимном отказе будет незначительной. Иное дело, когда удается согласовать весь набор интересов как со стороны общества в целом, так и со стороны каждой отдельно взятой личности. При такой ситуации полнота социальной справедливости будет максимальной.
Принцип справедливости неразрывно связан с принципами сотрудничества и партнерства, поскольку он предполагает: а) равные свободы, б) равные возможности и в) достойные условия существования для каждой их сторон социального взаимодействия. Именно так толкует данный принцип Дж. Роулз [7]. Но, в отличие от Аристотеля, которому принадлежит одна из первых версий (интерпретаций) данного принципа, Дж. Роулз в большей степени связывает его с этикой отношений, тогда как Аристотель отталкивался от другого основания, а именно принципа эквивалентного обмена (результатами своей деятельности).
Довольно близкой к аристотелевской версии принципа социальной справедливости были и идея «общественного договор» Ж. Ж. Руссо, представления о роли государства А. Смита, теория «экономических гармоний» Ф. Бастиа и других ученых ХУП-ХТТТ вв.
В-пятых, это эффективность. Было бы бессмысленным и даже вредным в процессе социального взаимодействия добиваться создания неэффективной системы социального партнерства или неэффективной модели социальной справедливости. В отличие от чисто экономического толкования категории эффективности (как взаимно полезной для сторон системы взаимодействия, обеспечивающего дальнейшее ее развитие), под социальной эффективностью следует понимать такую норму, которая обеспечивает улучшение, усовершенствование (повышение качества) системы социального взаимодействия, а не только экономическую ее полезность в текущем периоде.
При анализе данных принципов становится очевидным, что одностороннее воздействие государства (общества) на личность или отдельной личности на общество (государство) не обеспечивает формирования и развития социальной ответственности личности. В связи с этим необходимо провести уточнение категории взаимодействие, под которую иногда подводится понятие воздействия. Так, П. Сорокин утверждал, что существует даже одностороннее взаимодействие, при котором одна сторона оказывает влияние на другую сторону, а другая — нет [8].
Полагаем, что при такой интерпретации категории взаимодействия не учитывается специфика прямой и обратной связи между субъектом и объектом социальной связи. В случае одностороннего воздействия обратная связь оказывается либо пассивной, либо вообще отсутствует. В одном случае мы могли бы еще условно называть такую пограничную ситуацию взаимодействием (когда, например, ученик, пассивно относится к тому, что ему говорит учитель), но другом случае (когда ученик вообще ушел с занятия из-за чересчур «активного» на него влияния со стороны учителя) данный термин уже не подходит. И так же в других случаях.
Социальная ответственность личности возникает лишь в условиях социального взаимодействия. Это означает, что данная характеристика личности активная, то есть актуализирована в его деятельности. Быть социально ответственным интенциально, вне деятельности нельзя. А поскольку деятельность личности всегда структурирована, то и социальная ответственность также может быть структурирована. На наш взгляд, в соответствии с предметом данной социальной связи, можно выделить следующие уровни социальной ответственности личности:
— ответственность личности по отношению к самой себе;
— ответственность личности по отношению к другой личности;
— ответственность личности по отношению к социальной группе;
— ответственность личности к окружающему его обществу;
— ответственность личности по отношению к человеку вообще (человечеству);
— ответственность личности по отношению к природе (среде обитания).
В соответствии с характером данной социальной связи можно выделить следующие формы социальной ответственности: прямая и обратная; непосредственная и опосредованная; временная и постоянная, открытая и скрытая; полная и частичная.
Прямая социальная ответственность представляет собой отношение субъекта к объекту данной социальной связи. Обратная социальная ответственность выступает как отношение объекта данной социальной связи к ее субъекту. Поскольку возникновение обратной связи превращает самого объекта в субъект социальных отношений, мы вправе утверждать, что социальная связь не только интерсубъективна (термин
Э. Гуссерля), но и интерсубъектна. Это обусловлено опытной природой социальной ответственности, которая формируется и развивается в контексте человеческой практики. «Данное в опыте «внешнее» не принадлежит интенциальной «внутренней жизни», хотя сам опыт принадлежит ей как опыт внешнего» [9].
Философия
Непосредственная социальная ответственность личности есть безусловная ответственность, возникновение и развитие которой обусловлено внутренними факторами (честь, совесть, достоинство, любовь и т. п.). Опосредованная социальная ответственность личности обусловлена факторами внешней среды: условиями жизни и работы, местом нахождения личности и т. п. Так, очень часто вполне социально ответственные люди в обыденной обстановке не проявляют своей ответственности, поскольку этого не требует сама обстановка. Попадая же в сложные ситуации, они демонстрируют героизм, мужество, подвижничество, преданность, которые свидетельствуют о наличии у них социальной ответственности.
Открытая социальная ответственность есть ответственность очевидная, публичная (явная), которая не только декларируется, но и проявляется в поступках личности. Неявная (скрытая) ответственность представляет собой такое отношение человека к самому себе и другим людям, при котором он желает избежать гласности, открытости, очевидности. В такой форме проявляется бескорыстие (альтруизм) данной личности.
В связи с этим отметим, что еще в 30-е гг. ХХ в. П. А. Сорокин выделил три типа альтруистического поведения: 1) врожденный, 2) приобретенный и 3) промежуточный [10]. Вряд ли такой подход можно считать абсолютно правильным, поскольку альтруизм может быть, по нашему мнению, либо врожденным, либо приобретенным. Третьего просто не дано, а выделение промежуточного его типа искусственно.
Наконец, большую роль в генезисе социальной ответственности личности играет фактор времени. Поскольку с развитием самой человеческой личности меняется и мотивация его поведения, то обусловленная прежними (удовлетворенными) мотивами социальная ответственность может угасать, а по мере актуализации новых мотивов может появляться вновь. Но разрушение мотивации может привести и к разрушению социальной ответственности личности. Например, утрата прежних смыслов жизни (собственного авторитета, чести, достоинства, любимого человека,
потеря работы и т. п.). Это порой приводит к тому, что человек опускается, становясь социально инертным или даже безответственным.
В теории управления существуют различные теории мотивации (А. Маслоу, К. Альдерфера, Д. Мак-Клеланда, Ф. Герцберга и др.). Однако, как нам представляется, вопрос о том, как именно различные мотивы влияют на формирование и развитие социальной ответственности личности все еще остается мало исследованным. К сфере бизнеса, предпринимательской деятельности это относится в первую очередь. Принято думать, что здесь главную роль играют деньги и прибыль. Но, как справедливо писал еще Дж. К. Гэлбрейт, «мнение, что поведение человека продиктовано исключительно стремлением к деньгам — это одно из наиболее ревниво охраняемых упрощений нашей цивилизации» [11].
Не случайно еще в 1759 г. А. Смит опубликовал свою знаменитую книгу «Теория нравственных чувств», в которой первую главу он начинает с анализа роли симпатии и уважения во взаимоотношениях между людьми. Рассматривая их как начальные условия ответственного отношения между людьми, автор доказывает тезис о том, что в условиях безответственности возникает социальное отчуждение. Во многом с этими выводами оказался схожим и известный императив И. Канта [12], а также идеи Ф. Ларошфуко [13] и Ф. Бэкона [14], Ф. Бастиа [15] о дружбе и уважении. В ХХ в. представления об исходных (базовых) условиях социальной ответственности пополнились представлениями о заботе (М. Хайдеггер), доверии (Ф. Фукуяма), бескорыстии (Э. Фромм), а также достижениями русского философского направления «идеал - реализм» (И. А. Ильин,
Н. О. Лосский, П. А. Флоренский и др.).
По всей видимости, исследование феномена социальной ответственности в сфере хозяйственной деятельности человека имеет большое будущее. Ведь от того, чем будут руководствоваться люди в своей хозяйственной практике, во многом зависит и это самое будущее.
Литература
1. Стожко Д. К. Мировоззренческие основы современного институционализма. Екатеринбург : ИД «Стягъ», 2012. С. 279-292.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 42. С. 88, 98.
3. Кьеркегор С. Страх и трепет : пер. с дат. М., 1993. С. 184-185, 189.
4. Кузьмин Е. А. Неопределенность и определенность в управлении организационно-экономическими системами. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 2012. С. 49-55.
5. Кулькова И. А. Влияние социально-трудовых конфликтов на устойчивое развитие экономики (на примере Свердловской области) // Известия Уральского государственного экономического университета. 2012. № 2 (40). С. 39.
6. Миль Дж. С. Основы политической экономии. М. : Наука, 1980. Т. 2. С. 247; Т. 3. С. 100-101.
7. Роулз Дж. Теория справедливости : пер. с англ. Новосибирск, 1995. С. 47.
8. Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика : пер. с англ. М. : Астрель, 2006. С. 551-552.
9. Феноменология : пер. с нем. Логос, 1991. № 1. С. 13.
10. Сорокин П. А. Долгий путь : пер. с англ. Сыктывкар, 1991. С. 231.
11. Гэлбрейт Дж. К. Новое индустриальное общество : пер. с англ. М. : АСТ, 2004. С. 213.
12. Льюис К. С. Любовь // Вопросы философии. 1989. № 8. С. 123.
13. Цит. по : Философия любви. Ч. 2. Антология любви / сост. А. А. Ивин. М. : Политиздат, 1990. С. 169.
14. Там же. С. 188.
15. Бастиа Ф. Экономические гармонии. Избранное. М. : ЭКСМО, 2007. С. 384.