CC BY
8Бабинцев В.П.
д.филос.н., профессор, Белгородский государственный национальный исследовательский университет
СОЦИАЛЬНАЯ КОНСОЛИДАЦИЯ КАК ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЙ ПОЛИТИКО-УПРАВЛЕНЧЕСКИЙ ПРОЕКТ В ДОПОЛНЕННОЙ РЕАЛЬНОСТИ1
Ключевые слова: социальная консолидация, солидарность, регион, сообщество, дополненная реальность; со-циобиотехническая система.
Keywords: social consolidation, solidarity, region, community, augmented reality; sociobiotechnical system.
Развитие современных сообществ, представляющих собой «субобщественные объединения в свободную ассоциацию индивидов на основе особых интересов, частной или ситуативной цели и специфической деятельности, в которой целое и цели подчинены воле отдельных лиц и реализация интересов и целей осуществляется путём принятия согласованных свободных решений»2, характеризуется противоречивым взаимодействием социальной конъюнкции и дизъюнкции. Согласно О.А. Кармадонову, первая представляет собой «процесс, ориентированный на социальное воспроизводство, основанный на консистентной солидарности, обеспеченной полноценными потоками социальной консолидации во всех эшелонах и структурных элементах общества»; вторая связана с «ослаблением консолидационных потоков и проблематизацией основной цели интеграции - социального воспроизводства общества»3. Особенно наглядно они проявляют себя в условиях территориальных сообществ, начиная от локальных (местных) и заканчивая большими регионами.
Обе тенденции реализуются как при сознательном участии самих членов сообщества, так и в ходе целенаправленной деятельности представителей их активного меньшинства, которое, с некоторыми оговорками, можно рассматривать в качестве элиты. При этом в сообществах, которые не трансформировались в антисистемные (деструктивные) образования, конъюнкция обычно рассматривалась в качестве наиболее желательной стратегии развития и получала обоснование в концепциях интеграции, коллективизма, общинности, солидарности. В конечном итоге, все они пытались разумно объяснить вполне естественное, присущее человеку стремление к объединению, зачастую вопреки тому, что оно, возможно, имеет отнюдь не рациональную, или же не только рациональную природу.
В значительной степени это относится к феномену солидарности. Французский антрополог П. Буайе, обобщая результаты исследований многих социальных психологов, констатирует: «Люди настолько склонны к созданию групп, что, похоже, даже самые незначительные поводы могут привести к возникновению коллективной солидарности и межгрупповым конфликтам. Яркий аспект «общинности» - это контраст между зачастую слабой связью между членами группы, их фактическими связями и сильным стремлением защищать свою группу и атаковать соперничаю-щие»4. Огромная и, как представляется, пока недооцененная регулятивная функция солидарности в жизни социума дает основания считать ее одним из социальных метаинститутов, то есть институтов, без которых невозможно общественное воспроизводство5.
Однако, несмотря на то, что интерпретацией феномена солидарности занимались многие классики социальной мысли (О. Конт, Э. Дюркгейм, К. Маркс, М. Вебер, П. Бурдье, Дж.Г. Мид, Г. Дж. Блумер, А. Шютц и др.), по меньшей мере, в российской практике не было попыток применить их разработки в процессе управления развитием сообществ различного уровня в форме политико-управленческих стратегий или проектов. Отсутствует эта практика и сегодня. И хотя идея консолидации как регулируемого движения к солидарному обществу время от времени актуализируется в публичном российском дискурсе, она остается, скорее, декларацией, чем ориентиром для принятия конкретных решений.
Можно привести множество объяснений сложившейся ситуации. Но, пожалуй, наиболее основательными являются три из них:
во-первых, вполне понятные сомнения в осуществимости консолидации в российском обществе, которое глубоко дифференцировано не только в социально-экономическом, но и в социокультурном отношении; при этом его развитие связано с возникновением все новых и новых линий разлома - как следствие утверждения нетрадиционных неравенств. Это прежде всего, цифровое неравенство, связанное с различным доступом к цифровым технологиям. Ре-
1 Статья подготовлена при поддержке гранта Российского научного фонда № 21-18-00150, https://rscf.ru/project/21-18-00150/
2 Римский А.В., Римский В.П. Что зовется сообществом в присутствии общества? // Что такое сообщество? Социальная герменевтика, власть и медиа: коллективная монография / Под ред. С.Н. Борисова, В.П. Римского. - Белгород: ООО «Эпицентр», 2019. -С. 27.
3 Кармадонов О.А. Солидарность, интеграция, конъюнкция // Социологические исследования. - М. 2015. - № 2. - С. 11.
4 Буайе П. Анатомия человеческих сообществ. Как сознание определяет наше бытие? - М.: Альпина нон-фикшн, 2019. -
С. 54.
5 Кармадонов О.А., Ковригина Г.Д. К общей теории метаинститутов // Социальные институты в правовом измерении: теория и практика: материалы II Всерос. науч.-практ. конф. Иркутск, 16 марта 2020 г. - Иркутск: Издательство ИГУ, 2020. - С. 8-11.
альностью сегодняшнего дня является так называемый «цифровой барьер», выражающийся в разрыве между людьми, располагающими постоянным и эффективным доступом к актуальным информационно-коммуникационным технологиям, и не имеющими его1. Более того, в контексте технологических трансформаций все активнее обсуждается перспектива «антропологического перехода», предполагающего разделение человечества на две части, различающиеся в биологическом отношении2. Вполне понятно, что такой сценарий общественного развития исключает саму возможность консолидации;
во-вторых, в литературе зачастую имеет место односторонняя интерпретация консолидации как самоорганизующегося процесса, не предполагающего внешнее регулирование или, по меньшей мере, оставляющего открытым вопрос о его возможности и необходимости. Так А.С. Капто определяет ее как «объединение, сплочение, укрепление субъектов социальных отношений под едиными программами и лозунгами для достижения определенных общих социальных целей, преодоления внешних и внутренних угроз, кризисных ситуаций, социально-политической и этнона-циональной конфронтации»3. Для Е.А. Агеевой консолидация - это «сплочение граждан страны, основанное на внутреннем (ментальном, ценностном) согласии по поводу понимания назревших общезначимых проблем и целей, связан-
4
ных с их разрешением» .
В рамках такого подхода довольно логичным выглядит противопоставление «унифицирующей» консолидации, ориентированной на создание гомогенного политического и идеологического пространства, и «плюралистической», нацеленной «на создание конкурентной среды во всех сферах жизнедеятельности общества при формулировании, продвижении и поддержании общих базовых ценностей»5. В известной степени оно восходит к дуалистической (механической и органической) трактовке солидарности Э. Дюркгеймом.
Несомненно, как уже подчеркивалось, консолидация - прежде всего, естественный процесс добровольного объединения людей, принадлежащих к конкретному сообществу. Но это не исключает возможности и необходимости его внешней регуляции, которая при одностороннем подходе изначально отвергается и провозглашается опасной, поскольку ведет к утверждению авторитаризма. Если следовать этой логике, любая постановка задачи консолидации сообществ означает возврат к дискредитировавшим себя (по мнению критиков) авторитарным практикам в управлении, что рассматривается ими как недопустимый реверс;
в-третьих, представители как элит, так и интеллектуальных сообществ не могут не учитывать весь комплекс трудностей, возникающих в случае перевода консолидации из разряда деклараций, являющихся привлекательными для граждан и потому востребованных в политическом процессе, особенно при проведении избирательных кампаний, в практическую плоскость. Сложность такого перевода связана с необходимостью решить, по меньшей мере, две различные по своему содержанию проблемы. Первая определяется необходимостью организации пространства консолидации, выстраивания инфраструктуры, обеспечивающей регулярное и неформальное взаимодействие членов сообществ. Казалось бы, в эпоху Интернета наладить его довольно легко в онлайн формате. Однако взаимодействия в виртуальной среде недостаточно для консолидации, поскольку в ходе его лишь частично решается проблема установления и воспроизводства отношений доверия. Но именно доверие является наиболее прочным основанием солидарности, а выстраиванию доверительных отношений более всего способствует непосредственное «живое» общение.
Вторая проблема является еще более сложной, поскольку связана с необходимостью «переформатирования» массового сознания, заключающегося в замещении одномерной атомизированной модели, ориентированной практически только на себя и близкородственное окружение, коммунитарно-многомерной моделью, учитывающей наряду с личными и общественные интересы. В условиях современной российской реальности, характеризующейся отсутствием общенациональной идеи и утратой даже не вполне и не всегда удачного, но все же опыта коллективистского воспитания, решение ее выглядит как практически невероятное.
В сложившихся обстоятельствах едва ли не единственной причиной не относиться к рассуждениям о солидарности и консолидации как к симулякрам массового сознания является представление о наличии комплекса потенциальных опасностей и угроз, имеющих внешний по отношению к различным отечественным сообществам характер. Значительный вес этого консолидирующего фактора применительно к стране в целом подтвердила сначала пандемия коронавируса (правда, ее консолидирующее влияние было противоречивым и фрагментарным, оно проявилось главным образом в форме деятельности отдельных групп волонтеров), а затем - в усиленном варианте - специальная военная операция на Украине. Она, по меньшей мере на начальном этапе, послужила триггером консолидации большей части населения России. В этом нет ничего удивительного. Конфликтологи давно обосновали, что наличие общего врага сближает даже противников. Однако консолидация на этой основе обычно бывает лишь временной и «неорганической», если следовать концепции Э. Дюркгейма.
Для превращения в стабильно работающий политико-управленческий проект идея социальной консолидации должна быть институционализирована, что представляется весьма маловероятным в экстремальных ситуациях. Мышление участвующих в них акторов обычно ограничивается короткой дистанцией.
1 Перфильева О.В. Проблема цифрового разрыва и международные инициативы по ее преодолению // Вестник международных организаций: образование, наука, новая экономика. - М., 2007. - № 2. - С. 34-48.
2 2022: прогнозы и риски. Круглый стол в Фонде Горчакова // Завтра. - М., 2022. - № 4 (1465). - С. 4.
3 Капто А.С. Объединяющие ценности социальной консолидации // Социально-гуманитарные знания. 2015. - № 1. - С. 256.
4 Агеева Е.А. Политические аспекты консолидации современного российского общества (на примере полиэтнического региона): дис. ... канд. полит. наук. - М., 2004. - С. 13.
5 Условия и возможности консолидации российского общества. Сборник научных трудов СИ РАН / Отв. ред.: А.В. Дука, И.И. Елисеева. - СПб.: Нестор История, 2010. - С. 5.
На фоне определенной эйфории от активизации практик консолидации в экстремальной среде оказался фактически забытым и невостребованным опыт разработки и реализации долгосрочного политико-управленческого проекта формирования регионального солидарного общества в Белгородской области1. Особенностью проекта было стремление его непосредственных разработчиков последовательно решать проблемы консолидации на основе социально-технологического подхода, что в полной мере соответствует наиболее перспективной модели управления, суть которой выражается в формуле «исследование - решение»2. Однако такой подход требует времени и существенных затрат ресурсов.
В силу многих обстоятельств, среди которых существенную роль сыграло представление о возможности консолидировать то или иное сообщество, практически «здесь и сейчас» за счет использования фактора опасностей и угроз, проект выпал из пространства публичного дискурса. Однако было бы ошибкой объяснять случившееся только изменением внешних обстоятельств. Во многом «забвение» (возможно, только временное) проекта связано с его особенностями, которые в совокупности своей сделали его преждевременным, а потому предрасположенным (обреченным?) к неудаче. Сегодня важно понять причины случившегося, поскольку консолидация сохранится как вызов российским сообществам разного уровня, даже если благополучно разрешатся внешние проблемы и исчезнет большая часть связанных с ними опасностей и угроз.
В конечном итоге, идея консолидации в ее современном виде определяется не столько ими, сколько общей логикой развития дополненной социальной реальности, которая объективно становится все более интегрированной. В основе интеграции лежат процессы, связанные с конвергенцией социальных, технико-технологических и биологических элементов, ведущие к формированию новой (дополненной) социальности, представляющей собой пространство функционирования и взаимодействия сложных социобиотехнических систем (СБТ-систем)3. В рамках таких систем формируется новая социальность, к акторам которой относится не только человек, но и техносубъекты. Управление такими системами, с точки зрения его организации и мышления участников, должно быть на порядок выше самоорганизации объектов. Решить данную задачу возможно лишь в условиях адекватной среды, где понижен уровень социальной напряженности, устранены основные конфликтогены, налажены межличностные и межгрупповые коммуникации. Именно на формирование таких условий и был направлен проект формирования солидарного общества в Белгородской области.
С учетом данных обстоятельств представляется, что главная причина его преждевременности связана с сущностными характеристиками проекта как частного случая институционального предпринимательства. Эта социальная практика пока еще недостаточно изучена отечественными исследователями, хотя в западной научной литературе анализ ее имеет достаточно давнюю традицию. Институциональными предпринимателями ее представители признают субъектов, которые «используют ресурсы для создания новых или трансформации существующих институтов»4. Следовательно, институциональное предпринимательство - это рационально осмысленный, инновационный по своей сути, процесс институциональных изменений, необходимыми элементами которого являются субъекты, имеющие ясно осознанные цели, их сторонники (агенты), предельно четко очерченный объект воздействия и технологии реализации идей.
Однако все эти условия в той или иной мере оказались в области недостаточно сформированными, и, вероятно, будут таковыми в большинстве других регионов РФ.
Во-первых, данное утверждение следует отнести к субъекту-инициатору проекта, в качестве которого выступил действующий в то время губернатор области Е. Савченко. Формулируя в целом привлекательную и востребованную идею солидарности, он, фактически, испытывал явный дефицит рационально обоснованных аргументов. Актуализация проблематики консолидации, судя по всему, связывалась им с общими рассуждениями о добре и зле, справедливости и несправедливости, в которых довольно эклектически соединялись элементы здравого смысла, философские идеи и мистические откровения. И, как показали последующие события, связанные с публикацией его книги «Потрясение», последние играли едва ли не главную роль. Несмотря на то, что губернатор интуитивно правильно оценил значимость задачи консолидации, он не имел возможности обосновать ее в виде логически безупречных и верифицированных положений, поскольку их попросту не существовало. Отечественные исследователи пока еще только ставят задачу переосмысления происходящих в дополненной реальности изменений и роли в них национально-государственных институтов5. Концепция Программы «Формирование регионального солидарного общества» давала лишь предельно общую трактовку стратегии и не проясняла многих проблемных зон.
Таким образом, белгородский опыт позволяет утверждать: своевременность проекта консолидации в значительной мере может быть детерминирована диспозицией его инициатора, которым в российских условиях с неизбежностью становится человек, занимающий высшую (применительно к конкретному уровню социальной самоорганизации) административную должность. Шансы на успех в этой связи будут определяться главным образом его способно-
1 Стратегия «Формирование регионального солидарного общества» на 2011-2025 годы. - Белгород, 2011.
2 Яницкий О.Н. К проблеме модернизации гуманитарного знания // Социологическая наука и социальная практика. 2018. -№ 1 (21). - С. 8.
3 Там же.
4 Battilana J., Leca B., Boxenbaum B. How Actors Change Institutions: Towards a Theory of Institutional Entrepreneurship // The Academy of Management Annals. 2009. - Vol. 3, N 1. - P. 68.
5 Иванов Д.В. Дополненная современность: эффекты постглобализации и поствиртуализации // СОЦИС. - М., 2020. - № 5. -
С. 54.
стью осмыслить и сформулировать задачу в парадигме рационального социально-технологического мышления, то есть в категориях социальной науки.
Во-вторых, реализация проекта во многом зависит от позиции его непосредственных исполнителей, среди которых выделяются две фракции. Первая - государственные и муниципальные служащие, включающиеся в эту деятельность в силу своего положения (по должности). Они обычно довольно хорошо информированы и мобилизованы, ориентированы на рациональный подход к проблеме. Но принадлежность к бюрократической системе управления накладывает печать формализма практически на все их действия, нивелируя многие позитивные эффекты. Рационализм современного чиновника в большинстве случаев - это не рационализм развития, но рационализм выживания, а институциональные проекты плохо согласуются с такой поведенческой стратегией. Вторая фракция - лидеры и функционеры институтов гражданского общества. Как показал опыт, они в большинстве своем позитивно воспринимают идею консолидации, но барьером для их участия в ее осуществлении становится то, что значительная часть гражданских институтов в регионе - это так называемые ГОНГО-организации, то есть организации, созданные государством и контролируемые им. Эти структуры не имеют реального политического веса и могут, разве что, создавать псевдоэффект публичного одобрения проекта.
Своевременность проекта в данном случае предполагает, с одной стороны, переориентацию чиновника с установки на консервацию системы на ее институциональную трансформацию (что является маловероятным в стабильной среде, но возможно в кризисной ситуации); с другой, формирование реального гражданского общества (что потребует значительного времени) и ресурсов.
В-третьих, сегодня можно с довольно большой степенью уверенности утверждать: сложности с реализацией проекта во многом определяются не вполне адекватным выбором объекта. Судя по всему, в сложившихся условиях консолидация более или менее реальна на уровне микросообществ (в частности, муниципальных образований), где сохранились традиции доверительного общения, относительно высок уровень идентичности. Попытка консолидировать целый регион, очевидно, была преждевременной в силу высокого уровня социокультурной дифференциации и неадекватности ресурсного (прежде всего, кадрового) потенциала.
В-четвертых, консолидация может быть реальной лишь при осуществлении ее как технологически продуманного проекта, включающего поэтапное решение задач, то есть имеющего своеобразный маршрут развития. Преждевременность проекта консолидации заключалась в данном отношении в том, что, приступая к нему, инициатор и основные агенты имели об этом маршруте недостаточно ясное представление. Лишь сегодня можно выстроить его общую логику (хотя и этого недостаточно для решения многих возникающих проблем). Она включает не менее пяти этапов:
1. Этап формирования идентичности, на котором большинством членов сообщества должна быть интериоризи-рована идея принадлежности к нему в качестве терминальной ценности, что является условием признания наличия общих проблем и необходимости сотрудничать для их решения.
2. Этап ценностной селекции и ценностной ориентации - здесь формируется система просоциальных ценностей как основание для налаживания коммуникаций.
3. Этап установления отношений доверия, предполагающих достижение конвенции о взаимной лояльности в процессе решения проблем.
4. Этап формирования символической солидарности, в ходе которого курс на конструктивное взаимодействие оформляется в виде публичной декларации.
5. Этап деятельностной консолидации, где осуществляется институционализация консолидационных практик и начинает выстраиваться необходимая для них инфраструктура.
Разумеется, можно уточнять содержание этапов, их количество и механизмы регулирования, но нельзя отрицать того, что лишь последовательность и планомерность движения могут привести к ожидаемым результатам и создать необходимую технологическую основу для реализации проекта.
