Социальная эксклюзия геронтологической группы Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОСТИ

УДК 316.46

Н.А. Бексаева

СОЦИАЛЬНАЯ ЭКСКЛЮЗИЯ ГЕРОНТОЛОГИЧЕСКОЙ ГРУППЫ

Анализируется ситуация тотального ослабления социальной интеграции представителей третьего возраста, причины и последствия социальной эксклюзии геронтологической группы, факторы рисков.

N.A. Bexaeva SOCIAL EXCLUSION OF GERONTOLOGICAL GROUP

The author analyzes the situation of total weakening in social integration of third age representatives, causes and consequences of social exclusion of gerontological group, and risk factors.

Жизненные маршруты не являются лишь бесконечно многообразным набором вариантов действия в каждый момент индивидуальной биографии, а всегда носят конкретно-исторический характер. Каждая жизненная стратегия в значительной степени детерминирована исторической ситуацией. Сегодня вхождение в поздний возраст порождает ситуацию, когда кризис трансформационных процессов в российском обществе дополняется многочисленными геронтологическими рисками.

Специфицирующими признаками геронтологических рисков являются социальная дезадаптация, резкое нарастание изменений, когда происходит разлад с самим собой. Далее наступает период стабилизации, приспособления к изменениям, формирования новых стратегий поведения. Положение пожилого человека в российском обществе определяется комплексом факторов и обстоятельств, реализующихся на различных уровнях и в разных сферах, однако ключевым является фактор неразвитости

инфраструктуры общества, отсутствие научно обоснованных перспектив ее

целенаправленного совершенствования.

Общей закономерностью России последних десятилетий стало тотальное

ослабление социальной интеграции. Неопределенность оснований, по которым структурируется социальное пространство, ведет к размыванию правил взаимодействия с различными социальными группами, что чревато возникновением идентичностных конфликтов, в которых основанием враждебности или настороженности является определение других как «чужих». Такая ситуация ценностно-мировоззренческой неопределенности, усиленная переживанием людьми потери своего статуса и тяжелым экономическим положением, создает предпосылки возникновения глубоких

межпоколенческих конфликтов. Так как власть во многом утратила монополию на приписывание статусов различным социальным группам, представления о социальной структуре общества стали сегодня гораздо более разнообразными и многополюсными. Специалистами отмечается рост значимости первичных связей, что естественно для периода кризисов [2, с.83]. Поэтому при изучении моделей самореализации пожилых людей в обществе особенно значимой представляется роль внутрисемейных отношений, так как они после выхода на пенсию оказываются наиболее значимыми для человека, особенно если диапазон социальных связей сужается до членов семьи. Часто смысл продолжения жизни видится представителями третьего возраста в воспитании внуков, а в старческом возрасте порой имеется известная зависимость от помощи родственников. Тенденция распада традиционных многопоколенных структур на молодые нуклеарные семьи и базовое «опустевшее гнездо» нивелирует некогда значимые внутрисемейные роли пожилых людей [5, с.35]. Как следствие, возрастающее одиночество представителей третьего возраста еще более отдаляет их от общества, увеличивает межпоколенческую дистанцию, в то время как, по мнению все большего количества исследователей, человеческий потенциал пожилых в нашей стране (исключая состояние здоровья) сопоставим с развитыми странами [3, с.54].

Сегодня для вступающих в поздний возраст характерны социальная дезадаптация, кризис самоидентичности, и лишь по прошествии некоторого времени наступает период стабилизации, социально-психологического «перестраивания», формирование новых стратегий поведения. Мы намеренно не указываем здесь четкие хронологические границы, так как эти процессы во многом индивидуальны, и едва ли могут быть определены конвенционально, вследствие чего определение их продолжительности не представляется возможным. В это время необходимо вооружить человека новыми способами действия, изменить его социальные стереотипы.

Определяя сегодняшнее положение пожилых людей, мы вынуждены говорить о ситуации социальной эксклюзии - эффекте накопления во времени результатов воздействия факторов риска, когда человек не в силах справиться с ситуацией, в результате чего его ресурсы для осуществления радикальных преобразований оказываются ограниченными. Помимо общих, трансформационных рисков, выделяются геронтологические риски, связанные с объективными трудностями геронтологической группы, с ее социальными ресурсами. Очевидно, что в объяснительных моделях перехода к пенсионному статусу необходимо учитывать субъективную компоненту, что позволяет, опираясь на феноменологические подходы, гораздо полнее и детальнее объяснить пенсионные и предпенсионные кризисы, и, следовательно, спланировать более эффективные превентивные мероприятия.

В нашем анализе ситуации мы опираемся на результаты опроса, проведенного исследовательской группой социологического центра «РОСС-ХХ1 ВЕК», охватившего население Саратовской, Нижегородской, Свердловской, Оренбургской, Волгоградской областей, а также г. Самары. В ходе исследования было опрошено 2820 человек, из них в возрасте 16-30 лет - 28,3%; 31-50 лет - 25,4%; 51-59 лет - 23,6%; старше 60 лет - 22,8%. 33,7% респондентов - мужчины (в разных возрастных группах показатель колеблется в пределах 27,3-39,5%); 66,3% - женщины; женаты или замужем 52,6%, в браке не состоят 47,4% опрошенных. Неполное среднее образование имеют 10,2%, среднее и среднее специальное 23 и 28,9% соответственно, высшее или незаконченное высшее 31 и 8,6%.

Свое материальное положение оценили как «выше среднего» 3,4% респондентов, вариант «среднее» выбрали 62,3%, посчитали себя бедными 33,5%; отнесли себя к группе, находящейся ниже уровня бедности, 3,4%. Это характерно, в первую очередь, для лиц старше 50 лет - в среднем для двух выделенных нами групп показатель по последнему пункту составил 9,4%, то есть практически этот вариант указал каждый десятый, что демонстрирует крайне бедственное положение представителей старших возрастов даже при характерных для них невысоких запросах и ожиданиях. Это свидетельствует о

затянувшейся или неудавшейся ресоциализации этих групп в условиях новых социоэкономических реалий, вероятном восприятии их другими возрастными группами как аутсайдеров. Показательно, что наиболее значимыми общественными проблемами пожилые люди считают слабость государственной власти (этот вариант указали 54,8%, при средних 42,3%) и недостаток у последней «нравственности и праведности» (58,1%, среднее значение 38,6%), что понимается нами как патерналистские ожидания пенсионеров, ориентированных в решении своих проблем в первую очередь именно на помощь государства.

Восприятие жизни как исполнение предназначения человека, служение людям в рассматриваемой возрастной группе несколько выше среднего (38,7% при средних 32,5%; данный показатель устойчиво растет с возрастом), в то время как понимание ее как «источник удовольствий и наслаждений» значительно ниже, чем в других возрастных группах (3,2% при средних 12,1%).

По мнению представителей третьего возраста, определять поведение человека в обществе должны в первую очередь такие качества, как любовь к ближнему (74,2% при средних 70,7%), социальные нормы (71% при средних 64,9%), совесть (67,7% при средних 60,3%), принципы веры и религии (64,5% при средних 53,7%), долг гражданина и патриота (58,1% при средних 43%), а также мнение окружающих (29% при средних 21,1%). Такие качества, как власть, личный интерес или личная свобода, назывались пожилыми людьми реже, чем в среднем, в прочих же пунктах расхождения были минимальными либо отсутствовали. Одним из наиболее ценимых пожилыми людьми человеческих качеств является доброта (71% при средних 50%).

Определяя, чем окружающие реально руководствуются в повседневной жизни, пожилые люди на первые места поставили материальный (84,2% при средних 79%) и личный интерес (73,7% при средних 64,3%), причем варианты «нормы морали» и «нормы культуры» не были выбраны ни одним из респондентов рассматриваемой возрастной группы, в то время как в среднем они все же набрали 7,6 и 4,7% соответственно. Таким образом, для исследуемой группы характерна в целом негативная оценка изменений в моделях поведения окружающих, что допускает объяснение неудачной ресоциализации пожилых как в первую очередь нежелание соответствовать новым стандартам, воспринимаемым как «порочные». Для пожилых людей характерна большая ориентация на коллектив; подавляющее большинство отметило, что «каждый должен в первую очередь исполнить свой долг перед обществом» (80,7% при средних 60,1%). По всей видимости, именно в результате присущего пожилым людям коллективизма уровень взаимопонимания с другими в повседневной жизни у них выше средних показателей.

Жизнь ухудшается у 27,6% пенсионеров (при средних 23,9%), улучшения отмечают лишь 17,2% пожилых (при средних 21,4%). Несмотря на тяжелое положение, удовлетворенность жизнью у пожилых людей лишь немногим ниже других возрастных групп. Посчитали себя счастливыми 22,6% респондентов (при средних 27,7%), выбрали вариант «скорее да, чем нет» 45,2% (при средних 50%); наконец, неудовлетворенными оказались 29% (при средних 21,6%). Счастью пожилых людей мешают главным образом материальные проблемы (57,7% при средних 53,3%) и неудовлетворенность достигнутым (26,9% при средних 22,7%), причем по этим вопросам расхождения среди различных возрастных групп незначительны. Вариант «живу не по душе, а по судьбе» назывался пожилыми несколько реже, чем в других группах (15,4% при средних 22,4%). В значительно большей степени, чем в других группах, у пожилых реализованы их духовные потребности (72,4% при средних 59,6%); вместе с тем налицо недостаток необходимой пожилым людям информации (44,8% при средних 56,1%). Подавляющее большинство пожилых считает, что им скорее удалось найти место в сегодняшней жизни (70% при средних 60,3%). При этом процент считающих, что это им совсем не удалось, несколько выше среднего (6,7% против 6,4% при максимальных показателях снова у лиц предпенсионного возраста - 15,6%). В решении своих жизненных проблем в большей

степени, чем остальные, пенсионеры надеются на помощь общества и государства (6,9% у пожилых и 9,1% в предпенсионной группе при средних 2,4%), религиозных общин (41,4% при средних 19,1%) и родственников (55,2% при средних 54,7%). Несколько меньше средних показателей надежда на собственные силы (41,4% при средних 44,1%) и помощь друзей и знакомых (17,2% при средних 23,7%) [4,с.63].

К старости несколько падает ценность любви (71% при среднем 84,4%), но при этом представление о счастье связано главным образом с детьми и их успехами (83,3% при средних 59,8%), что подтверждает предположение о доминирующей идентификации именно с семьей, а не, например, с лицами того же возраста. С возрастом становится ниже ценность друзей (51,6% при средних 64,6%), зато возрастает значение таких ценностей, как здоровье (93,6% при средних 87,2%), «потребности души» (48,4% при средних 38,3%), «полезность людям» (71% при средних 57,2%), благо Отечества (48,4% при средних 31,3%), уважение людей, авторитет (54,8% при средних 42,4%), самоуважение, совесть (67,7% при средних 61%), призвание, следование долгу (61,3% при средних 24,7%). Понимание долголетия как ценности устойчиво растет с возрастом, и достигает у пожилых частоты 51,6% при почти вдвое меньших средних показателях (26%). 56,7% пожилых надеются дожить до глубокой старости (при средних 47,2%); среди представителей третьего возраста самый низкий уровень не задумывающихся об этих проблемах (26,7% при средних 39,6%).

В сравнении с представителями других возрастных групп, в повседневной жизни пожилые люди оказываются менее жизнерадостными и оптимистичными (45,2% при средних 57,3%), и несколько менее эмоциональными (29% при средних 33,9%) и смелыми в суждениях и поступках (19,4% при средних 23,9%), но в большей степени, чем остальные, стараются быть справедливыми (64,5% при средних 54,4%), честными и искренними (74,2% при средних 68,2%). Гораздо более склонны пожилые к самоотречению в любви к ближнему (41,9% при средних 19,7%), умеют проявить терпение и волю в трудностях (87,1% при средних 61,5%), проявить самодисциплину и самоконтроль (71% при средних 54%). Любопытно, что как характерный для себя вариант «высокие притязания» выбрало 6,5% пожилых, что даже несколько выше среднего (5,4%, при этом у молодежи лишь 4,3%); по всей видимости, в это понятие представители различных возрастных групп вкладывают различный смысл, что подтверждает предположение о невысоких жизненных ожиданиях рассматриваемой группы.

По мнению пожилого человека, наиболее характерными его качествами являются уступчивость (77,3% при средних 64,7%, что может объясняться, с одной стороны, большей взвешенностью и осторожностью решений и действий, а с другой -растерянностью и неуверенностью - иными словами, неудачной постперестроечной ресоциализацией), консерватизм (27,3% при средних 27,4%, оказавшихся ничуть не менее консервативными), авторитарность (22,7% при средних 11,1%; столь заметная разница может быть объяснена как воспитанием, так и предполагаемым у себя самими пожилыми большим опытом и знанием жизни), добросердечие (19% при средних 21,5%), доверчивость (16% при средних 29,5%), уверенность (13,6% при средних 34,7%). Последние три показателя с возрастом устойчиво падают, что можно определить в дополнение к объяснениям, приведенным выше, как разочарование в политических и социально-экономических изменениях в стране).

Обобщая вышеизложенное, прежде всего, следует отметить тяжелое экономическое положение пожилых людей, даже учитывая их невысокие запросы. Как следствие, вопросы самореализации, проведения досуга отходят на второй план. Типичны патерналистские ожидания пенсионеров, и, как следствие, высокий уровень недовольства действиями властей, чувство ущемленности в правах, апелляции к восстановлению социальной справедливости. Все это создает ситуацию борьбы за выживание, способствуя активизации личностного потенциала разве что в формах демонстраций и других подобных типах акций политического протеста. Характерна в целом негативная оценка изменений в иерархии личных ценностей

окружающих, что позволяет объяснить неудачную ресоциализацию пожилых как в первую очередь нежелание соответствовать новым стандартам. Типично восприятие жизни как служения людям, понимание труда как внутренней потребности, ориентация на коллективизм, некоторая «жертвенность» - даже представления о счастье связываются уже главным образом с детьми, а не с событиями собственной жизни. Такие категории, как личный интерес или личная свобода, оказываются здесь менее значимыми, чем для других возрастных групп, что, как нам кажется, является не столько возрастной особенностью, сколько обусловлено конкретно-исторической ситуацией [1, с.199]. Анализ ценностных установок пожилых людей демонстрирует их значительную устойчивость, даже учитывая значительную гетерогенность этой возрастной группы, что позволяет предположить и постоянство жизненных стратегий в пенсионном возрасте.

ЛИТЕРАТУРА

1. Темаев Т.В. Социальный портрет группы третьего возраста / Т.В. Темаев, Н.А. Бексаева, И.В. Трифонова // Вестник Саратовского государственного технического университета. 2006. № 2. С. 198-202.

2. Климова С.Г. Критерии определения групп «мы» и «они» / С.Г. Климова // Социологические исследования. 2002. № 6. С. 81-87.

3. Писарев А. В. Образ пожилых в современной России / А. В. Писарев // Социологические исследования. 2004. № 4. С. 51-63.

4. Саралиева З.М. Пожилой человек в центральной России / З.М. Саралиева, С.С. Балабанов // Социологические исследования. 1999. № 12. С. 63-74.

5. Смолькин А. А. Динамика межпоколенческих взаимодействий в семье: исторический аспект / А.А. Смолькин // Семья. Проблемы. Перспективы. Саратов: Научная книга, 2004. С. 34-37.

Бексаева Нина Александровна -

преподаватель кафедры «Иностранные языки»

Саратовского государственного технического университета

Статья поступила в редакцию 11.10.06, принята к опубликованию 21.11.06