CC BY
39МОРОЗОВА Наталья Михайловна, кандидат политических наук, заместитель директора, Приволжский филиал Института социологии РАН; доцент, Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н. А. Добролюбова, Нижний Новгород E-mail: 4379037@gmail.com
КУКОНКОВ Павел Иванович, кандидат социологических наук, старший научный сотрудник, Приволжский филиал Института социологии РАН,
Нижний Новгород E-mail: kukonkov_pavel@rambler.ru
Социальная деструкция среди учащейся молодежи:
проявления, распространенность
Аннотация. Статья подготовлена на основе материалов исследований Приволжского филиала ИС РАН в 2012—2016 гг. и посвящена анализу проявлений социальной деструкции в молодежной среде Нижегородской области. Основная задача статьи — исследование социальной деструкции, направленное на поиск возможностей ее диагностики и предупреждения, что приобретает в настоящее время важное теоретическое и практическое значение. В социологической литературе отсутствуют сколько-нибудь убедительные примеры прогнозирования деструктивных процессов и явлений в современной России. Настоятельная необходимость поиска путей решения таких задач требует нового подхода к феноменам, исследованию которых ранее не уделялось достаточного внимания. Особого внимания заслуживают феномены, обнаруживаемые в сегментах социального пространства, аккумулирующих разрушительный потенциал. Присутствие в структуре российского общества заметных и все чаще фиксируемых социологическими средствами социальных групп, демонстрирующих явную готовность к участию в акциях, способных разорвать социальную ткань, может разрушить хрупкое равновесие, еще
сохраняющееся в обществе. Включение в процесс становления социальной деструкции новых социальных групп, все более разрушительный характер проявлений социальной деструкции в молодежной среде актуализирует проблему поиска путей выявления их потенциала с целью предупреждения, а при необходимости, локализации и блокирования.
Ключевые слова: социальная деструкция, социальное напряжение, социальная конфликт, учащаяся молодежь, экстремизм, наркотизация.
Nataliya Mikhailovna Morozova, Candidate of Political Sciences, Deputy Head of the Volga Branch of the Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences, Assistant Professor, Nizhny Novgorod Linguistics University
Nizhnii Novgorod, Russia E-mail: 4379037@gmail.com
Pavel Ivanovich Kukonkov, Candidate of Sociology, Senior Researcher of the Volga Branch of the Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences, Nizhnii Novgorod, Russia E-mail: kukonkov_pavel@rambler.ru
Social destruction among the youths:
manifestations and expansion
Abstract. The article is based on the findings of the Volga Branch of the Institute of Sociology of the Russian Academy of Sciences in 2012-2016 and focuses on the manifestations of social destruction among the youth of Nizhny Novgorod region. The main objective of the article is the study of social destruction aimed at finding ways of its identification and prevention, which is gaining in theoretical and practical importance nowadays. The sociological research does not present convincing examples of preventing destructive processes and phenomena in contemporary Russia. The urgent need for finding solutions to these problems requires a new approach to the phenomena which have not been addressed properly before. In the
centre of attention there are phenomena found in the segments of the social sphere, which are accumulating destructive potential. The presence in the structure of Russian society of the social groups which are more and more often identified with the help of sociological means demonstrate readiness to take part in actions which can tear the social structure and damage the fragile balance which still exists in society. The inclusion of new social groups in the process of formation of social destruction, the destructive character of the manifestations of social destruction among the youth brings into focus the problem of searching for ways of identifying its potential aimed at its prevention and, if necessary, localization and blocking.
Keywords: social destruction, social tension, social conflict, students, extremism, drug-addiction, social activity.
В условиях глобальных социальных изменений, происходящих в России в XXI в. и носящих зачастую хаотичный характер, становится затруднительным выявление и анализ сущностных противоречий, определяющих пути преодоления совокупности кризисных явлений. Трансформация всех сфер жизни общества актуализирует поиск новых подходов к анализу феноменов, обнаруживаемых в сегментах современного социального пространства, аккумулирующих разрушительный потенциал. К таким феноменам мы относимпрежде всего проявления социальной деструкции. Распространение этого явления в социальном пространстве региона в молодежной среде демонстрирует неготовность общества к эффективному вмешательству в эти процессы.
Нарастающий процесс атомизации российского общества закономерно ведет к усилению социальных напряжений, порождающих борьбу особой интенсивности с широчайшей вариативностью форм, все чаще включающих элементы социальной деструкции, стимулирует и ускоряет распад традиционных социальных связей, способных стать фундаментом эффективной системы сдерживания разрушительных тенденций, заложенных в природе индивидов и их групп.
Социальные напряжения и проявления социальной деструкции характеризуют все этапы развития социальных противоречий, начиная от их зарождения и заканчивая их разрешением. Это дает основания предполагать наличие тес-
ной взаимосвязи между ними, изучение которой позволяет прогнозировать дальнейший характер, природу, тенденции и масштабы их распространения.
Зарождение отношений по поводу объекта потенциального напряжения включает интерпретацию понятий, отражающих существо этих отношений, проработку различных стратегий взаимодействия. Неспособность социального субъекта адекватно интерпретировать сущность зарождающихся отношений неизбежно накладывает отпечаток на характер принимаемых стратегий их становления и развития, обусловливает жесткость, безадресность становящегося потенциала напряжения и формирует условия для возникновения субъекта социальной деструкции.
Мы исходим из того, что социальное напряжение представляет собой естественное состояние общества, выражающееся в неудовлетворенности социальной действительностью, обнажение, обострение которого происходит в форме социального конфликта [Куконков 1995: 15].
Рассматривая социальную напряженность как проявление неудовлетворенности, необходимо иметь в виду, что ею далеко не всегда может исчерпываться сущность последней. Феномен социальной напряженности при определенных условиях может искажать реальную картину неудовлетворенности конкретных социальных общностей различными сторонами своей жизнедеятельности. Опасность такого искажения возрастает тогда, когда неудовлетворенность приобретает многослойный, многомерный характер, создавая условия для сознательной или бессознательной подмены объекта неудовлетворенности, а также для деформации процесса ее персонализации и выбора неадекватных, разрушительных социальных практик.
Под социальной деструкцией мы понимаем социальную форму активного отношения к миру, включающую деструктивную деятельность, деструктивную активность и деструктивный конфликт, основное содержание которых составляет разрушение существующих объектов и систем. Следует подчеркнуть: поскольку активность — это прежде всего самодеятельность, постольку далеко не всякая деятельность есть активность.
Деструктивная деятельность, на наш взгляд, возникает в процессе усиления социальных напряжений, когда в состоянии фрустрации начинается процесс утраты жизненных ориентиров и смыслов. Она реализуется в таких формах, как участие в акциях, направленных на разрушение институтов общества и государства, несанкционированных государством проявлениях насилия, нигилизм, вандализм. Деструктивная деятельность может быть направлена как во вне, на других людей, социальные группы или на общество в целом, на природную среду, различные предметы, так и обращена на сам субъект деятельности (суицид, разрушение личности вследствие алкоголизма, наркомании) [Балабанов, Куконков 2013: 20].
Деструктивную социальную активность мы рассматриваем как самодеятельность, разрушающую социальный субъект, социальную среду, социальную систему. Смысл понятию «деструктивная активность» дает выход потенциала социального напряжения за границу обеспечения существенных интересов социального субъекта, включение в ее ареал «случайных» объектов. Такая «неизбирательность» ведет к постепенной утрате социальным субъектом способности приспосабливаться к изменяющимся условиям, превращая деструктивную активность в способ существования и все чаще включая его в деструктивные конфликты. Необходимо отметить, что под деструктивными конфликтами мы понимаем конфликты, в структуре которых преобладают элементы деструкции.
Один из факторов социальной неустойчивости, связанный с возрастающей «дистанцированностью» центров принятия решений от тех, кого сегодня называют «молчаливым большинством», находится, на наш взгляд, в регионах страны. Мы предполагаем, что именно в регионах, и прежде всего в полиэтничных регионах России, аккумулируется латентный потенциал трансформации социальных напряжений в проявления социальной деструкции.
В Приволжском федеральном округе, одном из полиэтничных регионов России, в изменившихся социально-экономических условиях протекают процессы взаимной идентификации основных участников напряженных отношений, осознание различий между ними, уточнение позиций, нюансировки прав и
обязанностей. В структуре регионального общества присутствуют социальные группы, не ориентированные на диалог, демонстрирующие явную готовность к участию в акциях, разрушающих достаточно хрупкое равновесие, еще сохраняющееся в обществе.
Одним из таких условий выступает уровень активности деструктивных групп и структур. Генеральный прокурор РФ Ю. Чайка на коллегии, посвященной подведению итогов работы прокуратуры ПФО в 2011 г., заявил: «Около 60% преступлений, связанных с экстремизмом в Приволжском федеральном округе, зафиксированы в Башкирии, Татарстане и Нижегородской области. Сам рост преступлений экстремистской направленности в ПФО вызывает тревогу» [У Генпрокуратуры... 2012]. Представитель Президента РФ в ПФО М. Бабич, подчеркнув, что в России нет другого округа, у которого есть такой набор национальных особенностей (на территории ПФО проживает 40% всех мусульман страны и насчитывается свыше 150 мест компактного проживания мусульман), отметил, что «.нас не может не беспокоить проблема исламского экстремизма. Основными причинами появления экстремизма является низкий уровень заработной платы и отсутствие возможности самореализации» [Исламский экстремизм. 2012].
Особое место занимает проблема молодежного экстремизма как одной из форм проявления социальной деструкции.
Современная молодежь, с одной стороны, является мобильной и энергичной социальной группой [Литвинович 2008: 361], обладает особенностями психологического склада, выражающимися в повышенной эмоциональности, чувствительности; с другой стороны, чаще проявляет акты агрессии и склонна к деструкции. Это во многом связано с тем, что в период взросления человек сталкивается с целым рядом сложно решаемых проблем: получение образования, в рамках которого происходит формирование и становление его личности, определение ценностных и идеологических ориентаций, трудоустройство, решение жилищного вопроса [Затолокин 2016: 188]. На сегодняшний день в России наблюдается идеологический вакуум, кризис традиционных ценностей. В результате у значительной части современной молодежи наблюдается неуверенность в завтрашнем дне, отсутствуют
жизненные ориентиры. Современный представитель российской молодежи все чаще позиционирует себя как персонально дезинтегрированный субъект, для которого «другой», вопреки традиционной склонности к коллективизму, все более представляется источником опасности.
Раскол современного российского общества блокирует процесс институционализации гармонизирующих социальных практик, порождает, а в отдельных сегментах социального пространства активизирует процессы трансформации социальных напряжений в проявления социальной деструкции. Данные исследований последних лет показывают, что дифференциация, социально-экономическое дистанцирование различных социальных групп ведут к воспроизводству масштабов неравенства, неприемлемых для значительной части региональных сообществ. Ситуация усугубляется тем, что отсутствует «работающий механизм» предупреждения и локализации проявлений социальной деструкции на уровне региона и особенно, в молодежной среде.
Социальное недовольство, в том числе и в молодежной среде, может консервироваться (отложенный, законсервированный конфликт), определенным образом канализироваться в интересах определенных, монопольно организованных групп, использующих СМИ в качестве инструмента, затрудняющего осмысление сложившейся ситуации социальными группами региона. Поскольку «отложенные конфликты» на «выходе» нередко приобретают деструктивный характер, актуализируется проблема выявления и описания групп, обладающих возможностью манипулирования проявлениями социальной деструкции и дающих мощный инструмент в руки деструктивных сил. Фрагментарность знаний о субъектах социальной деструкции в молодежной среде может быть преодолена только в процессе мониторинга, позволяющего выявить и адекватно описать их становление и развитие.
Феномен социальной деструкции практически не исследован в науке. Даже сами понятия «деструкция», «социальная деструкция» отсутствуют в большинстве словарей или представлены в виде простого перевода. Так, например, деструкция трактуется как «нарушение, разрушение нормальной структуры чего-либо» [Советский энциклопедический... 1989: 383].
Вместе с тем наличие в природе человека разрушительного начала констатировалось многими исследователями: И. Кант отмечал страсть людей к разрушению [Кант 1966: 8]; Э. Фромм выделял спонтанную деструктивность — проявление дремлющих разрушительных импульсов, которые активизируются при чрезвычайных обстоятельствах, и деструктивность, связанную со структурой характера и присущую конкретному индивиду в скрытой или явной форме [Фромм 1994: 236—280]. З. Фрейд, объясняя наличие разрушительного начала в природе человека, указывал, что деструктивные тенденции имеют место у всех людей, и «у большого числа лиц они достаточно сильны, чтобы определить собою их поведение в человеческом обществе» [Фрейд 1989: 120]. Социально-философское осмысление деструктивных тенденций и явлений в жизни социума представляют собой теория аномии Э. Дюркгейма [Дюркгейм 1991; Дюркгейм, 1994], концепция «восстания массового человека» X. Ортеги-и-Гассета [Ортега-и-Гассет 1991: 309—349], идея неэквивалентного обмена З. Баумана [Бауман 1996]. В ряде работ деструктивность рассматривается как компонент агрессии, вид девиантного поведения, составной элемент творчества или тип преобразования [Антонян 1997: 9; Дружинин 1996: 139; Карлоф 1991; Козелецкий 1991: 31-34; Осипова 1998: 107-108]. В рамках синергетического подхода социальная деструкция, органически присущая сложноор-ганизованной социальной системе, может быть понята и как одна из форм реакции на попытки навязать ей направления развития [Социальная. 2008: 6].
Социальные нормы, выступающие как механизм оптимизации напряженности, в современном российском обществе находятся в процессе разрушения или трансформации. Новые социальные нормы, часто не соответствующие традициям, опыту населения, ведут к возникновению новых практик, структур, оказывающих раздражающее, деструктивное воздействие на отдельные социальные группы. В связи с этим представляет интерес теория эмерджентных норм, описывающая ситуацию, в которой люди, испытывающие дискомфорт, вследствие отсутствия ясных и четких норм поведения, стремятся опереться на любую норму, которая возникает первой [Российская... 1998: 568]. Случайность, необоснованность
принятия такой нормы неизбежно влечет за собой проявления социальной деструкции.
Необходимо особое внимание к участку поля социальной напряженности, в границах которого проявляется возможность осуществлять «.поиск узловых точек конструктивного напряжения, переход от стратегии приспособления к расколу — к стратегии преодоления раскола» [Ахиезер 1995: 15]. Поиск «узловых точек конструктивного напряжения» выступает, на наш взгляд, основным направлением предупреждения и преодоления деструкции в той или иной сфере общества, в той или иной локально-территориальной общности.
Предупреждение социальной деструкции предполагает выявление и анализ необходимой и достаточной совокупности механизмов социального регулирования, встроенных в функционирующие, становящиеся и уходящие социальные институты, установления, общности, противостоящие «решению проблем через погружение в безмерное или в "беспредел", через архаичное стремление занять бескомпромиссную крайнюю разрушительную позицию, через манипулирование крайностями», помогающие обществу «понять существование различных возможностей, содержание предпосылок и последствий их реализации» [Ахиезер1995: 9—10]. Также необходимо учитывать, что «.усилия, действия отдельного человека не бесплодны, они отнюдь не всегда полностью растворены, нивелированы в общем движении социума. В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы» [Князева, Курдюмов 1992: 5].
Социальная деструкция может предшествовать социальному конфликту (как причина или предпосылка), присутствовать в конфликте (как характеристика конфликтных взаимодействий) и быть следствием конфликта (выражаясь в ущемлении интересов одной или обеих сторон) [Ним 1999]. Мы исходим из того, что причиной социальной деструкции могут быть объективные условия совместной деятельности [Агеев 1983], а также интерпретация сложившейся социальной ситуации — фрустрированная идентичность [Лебедева 2007], осознание несовместимости интересов [Крисберг 1990: 28—32], идентификация «противоположного» субъекта взаимодей-
ствия [Куконков 1995: 19]. В контексте настоящего исследования приобретает особый интерес теория относительной депривации, определяемая как воспринимаемое расхождение между ценностными экспектациями и ценностными возможностями [Гарр 2005: 75].
Анализ степени научной разработанности проблемы социальной деструкции свидетельствует об отсутствии в настоящее время общепринятого подхода к пониманию этого процесса, а также об отсутствии комплексных исследований по этой теме. Таким образом, возникает необходимость в исследовании этого процесса с использованием методов социологии, конфликтологии, социальной психологии, статистики. Исследование социальной деструкции, направленное на поиск возможностей ее диагностики и предупреждения, в настоящее время приобретает важное теоретическое и практическое значение. Мы предполагаем, что поиск таких возможностей наиболее продуктивен в пространстве трансформации социальных напряжений в проявления социальной деструкции.
Данные социологических исследований, проведенных совместно Нижегородским отделом ИС РАН и ННГУ им. Н. И. Лобачевского среди студенческой молодежи Нижнего Новгорода в период 1999-2009 гг., свидетельствуют, что значительная часть нижегородских учащихся (45%) не согласна с тем, что молодежь имеет большие возможности представлять свои мнения и интересы относительно политики и политиков. Причем треть опрошенных (22%) затруднились с ответом1. В 2015 г. в ходе исследования ценностных ориентаций молодежи, осуществленного НГЛУ им.Н. А. Добролюбова при участии Приволжского филиала ИС РАН, было зафиксировано, что практически каждый второй учащийся (46%) уверен в том, что «.политиков не заботит то, чего хочет молодежь»2. Подобные настроения свидетельствуют об апатии, отсутствии веры в собственные силы и, как следствие, желание проявлять
1 Материалы исследований нижегородского студенчества, проводившиеся по единой методике Нижегородским отделом ИС РАН и ННГУ
в 1999 — 2009 гг.
активность, что зачастую перерастает в неудовлетворенность сложившейся ситуацией, материальным и социальным положением. Молодежь как особая социальная группа характеризуется спонтанностью в действиях и проявлениях эмоций, способностью на рискованные формы отстаивания свих интересов. Доминанта риска в моделях поведения молодежи является общей характеристикой современного молодого поколения [Горшков, Шереги 2010; Чупров, Зубок 2001].
В последнее время процессы общественно-политической социализации учащейся молодежи приобретают все более выраженные конфликтогенные формы, обнаруживаемые в деятельности молодежных объединений и организаций как на региональном, так и на федеральном уровне. Конфликтный потенциал молодежи, жаждущей перемен, активно используется организациями экстремистского и националистического толка.
Исследования в разных регионах России показывают, что молодежный экстремизм зачастую представляет собой одну из крайних форм протеста против тяжелых социально-экономических условий, безработицы, резкого расслоения общества.
Исследование, проведенное в 2012 г. Приволжским филиалом ИС РАН, показало, что с деятельностью молодежных экстремистских организаций знаком, по меньшей мере, каждый пятый нижегородский школьник (22%)3.
В сознании нижегородских школьников экстремизм ассоциируется прежде всего с национальной и религиозной принадлежностью — это отметили 46% респондентов. Недооценка школьниками социального и политического основания экстремизма обусловлена, на наш взгляд, особенностями доступного школьникам информационного пространства, ориентированного на формирование представлений об экстремизме чужих, прежде всего мигрантов из Азии и Северного Кавказа, враждебности мусульманской религии. Активное использование учащимися сети интернет, содержащей зачастую некорректную, ложную информацию, неизбежно ведет к существенным деформациям сознания молодежи, преодоление
3 Социологическое исследование «Экстремизм среди школьников Нижнего Новгорода — явление, распространенность, факторы», 2012 г. Опрашивались учащиеся старших классов четырех общеобразовательных школ Нижнего Новгорода. N=431.
которых возможно только на пути формирования адекватных, реалистичных представлений о природе экстремизма.
Как показывают исследования, в том числе данные, полученные в ходе изучения ценностных ориентаций учащихся в 2015 г., интернет сегодня является основным источником информации для молодежи. Большинство опрошенных (56%) часто используют его именно в качестве источника политической информации4 (табл. 1).
Таблица 1
Предпочтения нижегородской учащейся молодежи
в сфере средств массовой информации и коммуникации, %
Представьте себе, что в будущем можно будет использовать только либо радио, либо телевидение, либо газеты, либо интернет. Что вы выберете? Доля опрошенных
Радио 3,4
Телевидение 18,0
Газеты 6,0
Интернет 70,9
Значительная часть учащейся молодежи настроена негативно по отношению к представителям других наций и конфессий, что было подтверждено данными нашего исследования «Экстремизм среди школьников Нижнего Новгорода — явление, распространенность, факторы». Большинство нижегородских школьников (53%) заявило о том, что существуют нации, с представителями которых они стараются не общаться, проявляют нетерпимость к представителям другой нации или веры (58%). Для значительной части опрошенных (37%) характерна скрытая, латентная форма нетерпимости. Вместе с тем практически каждый четвертый проявляет нетерпимость открыто — на словах (16%) или на деле (8%). Таким образом, в среде учащейся молодежи фиксируется значительный конфликтный потенциал, при определенных условиях трансформирующийся в ярко выраженное деструктивное
поведение, представленное различными формами проявления нетерпимости5.
Большинству нижегородских школьников (77%) приходилось сталкиваться с неуважением к культуре, обычаям или языку своего народа. Причем 52% опрошенных заявили о том, что им приходилось сталкиваться с подобными явлениями неоднократно. Особенно часто это происходит в интернете (36%), на улице (35%), в общественных местах (27%).
Обращает на себя внимание весьма незначительная доля опрошенных, заявивших о том, что они осуждают организацию, выступающую в защиту их нации от других наций (7%) и готовых начать борьбу с такой организацией (1%). Вместе с тем каждый четвертый (25%) поддерживает такую организацию, а 4% опрошенных выразили готовность вступить в ее ряды. Таким образом, позитивное отношение к националистическим организациям, по меньшей мере, в 4 раза более выражено среди школьников, чем негативное. На наш взгляд, этот факт — повод для серьезного осмысления как со стороны государства, так и со стороны экспертного сообщества. Учитывая оценки экстремистских проявлений в ПФО и в Нижегородской области [В губернии. 2012; Экстремизм. 2011], проблема приобретает выраженный политический характер. Интенсификация миграционных потоков, проникновение и распространение исламских террористических организаций, запрещенных в Российской Федерации, на территорию ПФО свидетельствует о потенциальной угрозе втягивания различных групп молодежи в экстремистскую деятельность. Именно среди молодых людей до 25 лет наблюдаются самые высокие ксенофобские настроения [Леонова 2004: 83-91].
Специфика молодого поколения состоит в том, что оно редко ограничивается решением исключительно познавательных, ознакомительных задач. Возрастные особенности чаще всего определяют желание познакомиться поближе с тем или иным социальным явлением, даже осуждаемым обществом. Ярким примером тому является высокий уровень наркомании
5 Социологическое исследование «Экстремизм среди школьников Нижнего Новгорода — явление, распространенность, факторы», 2012 г. Опрашивались учащиеся старших классов четырех общеобразовательных школ Нижнего Новгорода. N=431.
среди подростков, представляющей собой одну из форм проявления социальной деструкции.
Актуальность проблемы наркомании осознается подавляющим большинством молодежи и подтверждается данными, полученными Приволжским филиалом ИС РАН в 2012 г. при исследовании проблемы наркотизации общества6 (табл. 2).
Таблица 2
Распространение проблемы наркомании в Нижегородской области, %
Как Вы считаете, насколько проблема наркомании распространена в Вашем населенном пункте (крае, области и т.д.)? Доля опрошенных
Очень распространена 18,3
Распространена, но не больше, чем везде 70,2
Совсем не распространена 11,5
С «миром наркоманов» сталкиваются порядка 30% респондентов, имеющих в своем окружении тех людей, которые употребляют запрещенные вещества. Представители этой группы молодых людей находятся в особом «пограничном состоянии», вероятность их приобщения к группе употребляющих наркотические вещества значительна. Свидетельством является то, что трети опрошенных (33%)предлагалось попробовать наркотик, а значительное большинство (77%) респондентов отметили, что их «угощают» наркотиками (табл. 3).
Таблица 3
Способы получения наркотиков, %
Каким способом Вы обычно получаете наркотики? Доля опрошенных
Покупаю 31,6
«Угощают» 77,8
В обмен на услуги различного рода 4,3
Беру в долг 3,4
Изготавливаю сам(а) 6,0
Другим образом (как именно?) 0,9
Доминирующей причиной употребления наркотиков остается «интерес» — 60% употребляли (или продолжают
6 Социологическое исследование «Отношение населения Нижегородской области к проблемам наркотизации общества», 2012 г. Опрос проводился на территории Нижегородской области методом личного интервьюирования по месту жительства респондентов. N=2000.
употреблять) наркотические вещества из любопытства. Обращает на себя внимание тот факт, что доля молодых людей, решившихся попробовать (или продолжающих употреблять) наркотики из-за возникших жизненных проблем (личных, семейных), составляет 19%.
Как показывают данные нашего исследования, наиболее проблемным для вовлечения молодых людей в наркоманию является возраст между 15 и 20 годами. Именно в этом возрасте к наркотикам приобщилось 66% наркоманов. Другой критический возраст включает тех, кто начал употреблять наркотики в подростковом возрасте (а 15 лет это не подростки?), таких оказалось 25,2%. После 20 лет вероятность приобщения к наркотикам резко снижается, а после 25 лет практически сходит на нет.
Особую тревогу вызывает относительная легкость приобретения наркотиков. Среди опрошенных жителей области 61,3% указали, что достать наркотики сравнительно легко, а 29,3% считают, что их достать очень легко. Трудность доступа к наркотикам отметили только около 9,5% респондентов.
Фиксируемый в ходе наших исследований рост оптимистических настроений среди нижегородского студенчества за последние 10 лет и одновременно заметное сокращение доли «реалистов» и «пессимистов» позволяет квалифицировать эти процессы как негативные, поскольку в условиях кризиса они ведут к увеличению доли студентов, склонных к риску, лишенных боязни риска, а, как следствие, возможному росту проявлений асоциальной активности.
Очевидная недостаточность институциональных форм взаимодействия с властью, низкий уровень доверия к ней, наличие существенных проблем в сферах деятельности, затрагивающих интересы учащейся молодежи (образование, трудоустройство, здравоохранение, досуг, физкультура), не позволяют исключить возможность нарастания дезинтегра-ционных, деструктивных процессов в ее среде. Тем более, что некоторые исследователи отмечают, что социально-политическая практика отнюдь не способствует формированию толерантности студенчества [Елисеев, Устинова 2010: 45—51]. Проблемы наркотизации и экстремизма являются распространенными формами выражения асоциальной активности
среди современной молодежи. Данные проявления могут рассматриваться как протест против существующей социально-политической реальности, неудовлетворенность условиями жизни, уход от проблем.
Динамично изменяющиеся общественные настроения, связанные с обострением социально-политических противоречий, снижением уровня жизни, безработицей, усиливают влияние на образ жизни современных школьников и студентов, что в ближайшей и среднесрочной перспективе может способствовать частому проявлению социальной деструкции в молодежной среде. На трансформацию жизненных ориента-ций учащихся влияют технологические изменения социального пространства, связанные с интенсивным развитием «нового общества», включением подростков и студентов в различные виртуальные сообщества, нередко находящиеся в жесткой оппозиции по отношению к обществу и государству.
Подобные особенности современной социально-политической жизни должны учитываться в процессе социализации молодых людей. Ключевую роль при этом по-прежнему играют высшие учебные заведения и школы, вовлекающие учащихся в управленческий процесс. Органы региональной и муниципальной власти не должны оставаться в стороне. Их взаимодействие с молодежью предполагает формирование у нее мировоззрения, основанного на принципах и нормах, отражающих современные политические условия. Сохраняется потребность у государства и общества в необходимости воспитания у молодежи ответственности, гражданского долга, социальной и политической инициативы.
Сравнительный анализ наиболее актуальных проблем Нижегородского региона [Стратегия. 2006] и структуры социальной активности нижегородской молодежи7 свидетельствует о слабой корреляции между ними и явно недостаточной ориентированности нижегородского студенчества на их решение. В частности, обращает на себя внимание преобладание развлекательных ориентаций при слабой ориентации на участие
в инновационной деятельности. Настроения, доминирующие в среде учащихся школ и вузов, требуют существенных изменений и в региональной молодежной политике — особое значение приобретают активная поддержка реализации молодежных проектов и гражданских инициатив, включение студенческой молодежи в общественно значимую и социально полезную деятельность, всемерное содействие адаптации молодежи к современным социально-экономическим условиям.
ЛИТЕРАТУРА
Агеев В. С. Психология межгрупповых отношений. М.: Изд-во
МГУ, 1983. 138 с. Антонян Ю. М. Психология убийства /Ю. М. Антонян. М.:
Юристъ, 1997. 304 с. Ахиезер А. С. Об особенностях современного философствования // Вопросы философии. 1995. № 12. С. 3—20. Балабанов С. С., Куконков П. И. Социальная активность нижегородского студенчества: направленность и динамика. Н. Новгород. Изд-во Гладкова О. В., 2013. 208 с. Бауман 3. Мыслить социологически. / Пер. с англ., под ред.
А. Ф. Филиппова. М.: Аспект Пресс,1996. 255 с. В губернии обсудили задачи по предупреждению религиозного экстремизма в ПФО [Электронный ресурс] // Самара. Губернский портал. URL: http://samara.ru/read/38976 (дата обращения: 18.02.2017). Гарр Т. Почему люди бунтуют. СПб.: Питер, 2005. 461 с. Горшков М. К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. М.: ЦСПиМ, 2010. 592 с. Дружинин В. Н. Психодиагностика общих способностей. 3-е
изд. М.: Академия, 1996. 224 с. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии /Пер. с фр. А. Б. Гофмана. М.: Наука, 1991. 576 с. Дюркгейм Э. Самоубийство: социологический этюд / Пер. с фр. с сокр.; под ред. В. А. Базарова. М.: Мысль, 1994. 399 с. Елисеев С. М, Устинова И. В. Особенности политической толерантности студенчества // Социологические исследования. 2010. № 6. С. 45-51. Затолокин А. А. Экстремизм и молодежная политика [Электронный ресурс] // Вестник Краснодарского уни-
верситета МВД России. 2016. № 1 (31). С. 188-190. URL: http://cyber1eninka.ru/artic1e/n/ekstremizm-i-mo1odezhnaya-ро1Шка(дата обращения: 18.02.2017).
Исламский экстремизм как производное низкой зарплаты [Электронный ресурс] // Время и деньги. 2012.URL: http://www.e-vid.ru/index-m-192-p-63-artic1e-39594-print-1. Мт(дата обращения: 21.02.2017).
Кант И. Идея всеобщности истории во всемирно-гражданском плане // Сочиненияв 6 т. М.: Мысль, 1966. (Философ.на-следие). Т. 6. С. 5-23.
Карлоф Б. Деловая стратегия (концепция, содержание, символы). М.: Экономика, 1991. 239 с.
Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое миро-видение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 3-20.
Козелецкий Ю. Человек многомерный (Психологические эссе). Киев: Лыбидь,1991. 288 с.
КрисбергЛ. Миро-созидание, миро-сохранение и разрешение конфликтов // Социологические исследования. 1990. № 11. С. 28-32.
Куконков П. И. Социальная напряженность как этап в процессе развития конфликта // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения / Отв. ред. Е. И. Степанов. М.: Институт социологииРАН, 1995. Вып. 9. Ч. 1. С.9-20.
Лебедева Н. М, Козлова М. А., Татарко А. Н. Психологические исследования социокультурной модернизации. М.: РУДН, 2006. 167 с.
Леонова А. Настроения ксенофобии и электоральные предпочтения в России в 1994-2003 гг. // Вестник общественного мнения. 2004. № 4 (72). С. 83-91.
Литвинович В. М. Современная молодежь: проблема самоорганизации [Электронный ресурс] // Институт социально-политических исследований РАН. Официальный сайт. URL: http://www.isprras.ru/pics/Fi1e/Rus_Be1/br-361-382.pdf (дата обращения: 20.02.2017).
Ним Е. Г. Специфика проявления конфликтности и деструкции в религиозной жизни общества.: автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд.соц.наук: специальность 22.00.06
«Социология духовной жизни» /Ним Евгения Генриев-на; Алтайский государственный университет. Барнаул, 1999. URL: http://www.dissercat.com/content/spetsifika-proyavleniya-konfliktnosti-i-destruktsii-v-religioznoi-zhizni-obshchestva (дата обращения: 23.02.2017).
Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство, 1991. 588 с.
Осипова О. С. Девиантное поведение: благо или зло? // Социологические исследования. 1998. № 9. С. 107-108.
Российская социологическая энциклопедия / Отв. ред. Г. В. Осипов. М: НОРМА-ИНФРА, 1998. 672 с.
Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энци-клопедия,1989. 1632 с.
Социальная синергетика и актуальная наука: Глобализация. Глобалистика. Потенциалы и перспективы России в глобальном мире: [Сборник научных трудов] / Под общ.ред. В. П. Шалаева. Йошкар-Ола: Марийский государственный технический университет, 2010. 352 с.
Стратегия развития Нижегородской области до 2020 года. Н. Новгород, 2006. [Электронный ресурс] // Регионы и города. Стратегии [веб-сайт]. URL: http://city-strategy.ru/ upload/document/Nizhegorobl2020.pdf (дата обращения: 24.02.2017).
У Генпрокуратуры вызывает тревогу рост экстремизма в ПФО [Электронный ресурс] // REGNUM. Информационное агентство [веб-сайт].URL: https://regnum.ru/news/ polit/1501475.html (дата обращения: 21.02.2017).
Фрейд 3. Будущность одной иллюзии // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С. 112-132.
Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: АСТ, 1994. 635 с.
Чупров В. И., Зубок Ю. А., Уильямс К. Молодежь в обществе риска. М.: Наука, 2001. 231 с.
Экстремизм в современном российском обществе: правовое регулирование [Электронный ресурс] // Нижегородская областная универсальная научная библиотека им. В. И. Ленина [веб-сайт].URL: http://www.nounb.sci-nnov.ru/publish/lists/cpi9.php (дата обращения: 21.02.2017).
