CC BY
18
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2023. Т. 10, № 1 (37). С. 37-47.
УДК 328.123(470.23-25)
Б01 10.24147/2312-1300.2023.10(1).37-47
Д. А. Баринов
СОЦИАЛИСТЫ ПРОТИВ КОММУНИСТОВ: СТУДЕНЧЕСТВО ПЕТРОГРАДА / ЛЕНИНГРАДА В 1920-е гг.*
В последние десятилетия советское студенчество 1920-х гг. изучается преимущественно с точки зрения противостояния нового «красного» студенчества и «старого» консервативного. Автор демонстрирует, что подобный подход не вполне правомерен, так как упускает из виду третью силу высшей школы, связанную с деятелями левых партий - эсеров, меньшевиков и анархистов, - работа которых делится на два этапа: первый (1918-1920 гг.) связан с использованием для политической борьбы легальных органов студенческого самоуправления; второй этап (1920-1926 гг.), которому посвящена статья, характеризуется участием в подпольном движении. На материале следственных дел ОГПУ из Архива УФСБ по Санкт-Петербургу и источников личного происхождения не только определяется программа и тактика студенческого протеста, но и выявляются причины и мотивация участия вузовцев в нелегальной работе.
Ключевые слова: студенческое движение; эсеры; меньшевики; анархисты; высшая школа.
Изучение советского студенчества 1920-х гг. в современной историографии традиционно находится в рамках двух ключевых проблем. Первая связана с пролетаризацией высшей школы, её перестройкой под нужды политики народного образования. Вторая проблема затрагивает характер взаимоотношений нового, «красного» студенчества и старого, представлявшего дореволюционные традиции высшей школы. С нашей точки зрения, замыкание на этих двух подходах в существенной мере обедняет облик студенчества 1920-х гг., искусственно делит его по линии принятии или непринятия Октябрьской революции. В настоящей статье мы продемонстрируем, что на протяжении десятилетия в вузах в лице эсеров, меньшевиков и анархистов существовала и третья сила, которая, не отвергая социалистических лозунгов, боролась за свои представления о развитии революции.
Ещё в 1920 г. в крупных городах советской России (Москве, Петрограде, Харькове, Киеве, Ростове) среди молодёжи возникали многочисленные социал-демократические
кружки, которые в этом же году были объединены в Российский социал-демократический союз рабочей молодёжи (РСДСРМ) [1, с. 65-66]. Во многом это происходило стихийно, так как первое время ЦК РСДРП выступал против отдельных студенческих или молодёжных организаций1. Тем не менее низовая инициатива оказалась сильнее партийных установок, и именно молодёжь первая пошла на более радикальные методы борьбы (московское отделение РСДСРМ в 1920 г. начало издавать нелегальный журнал). Несмотря на давление со стороны ОГПУ, первое время союз мог выступать вполне легально, чем он и пользовался, стараясь агитировать в комсомольской среде [2, р. 264]. Это отражало положение РСДРП в этот период в целом. Не будучи запрещённой, партия не имела официальных органов печати, а любая общественно-политическая активность грозила репрессиями [2, р. 260].
В сущности, у оппозиционных партий оставался единственный способ законного участия в политической жизни - это выборы в советы, а в случае студентов - также
* Статья подготовлена при поддержке гранта РФФИ «Студенческие организации Петроградского / Ленинградского университета в 1910-1920-х гг.» (№ 19-39-60005).
в правления университетов и институтов. Были все основания рассчитывать на успех этой тактики, так как, несмотря на активную советизацию высшего образования, первое время она носила весьма ограниченный характер и не могла в короткий срок обуздать социалистическое или беспартийное студенчество. Коллективы РКП(б) в это время были крайне слабы. В некоторых вузах состав партийных ячеек исчислялся единицами членов, например, в 1920/21 учебном году в Горном и Медицинском институтах таковых было по восемь человек, Педагогическом институте и Институте путей сообщения - по шестеро [3, с. 162]. В то время органы РКП(б) не строили иллюзий относительного степени популярности большевистской партии и оценивали уровень своей поддержки в среде студенчества от пятой до третьей части в зависимости от вуза. Это позволяло эсерам, меньшевикам, анархистам и беспартийным студентам создавать серьёзные трудности в проведении коммунистов в советы университетов и институтов [3, с. 159].
Вскоре возможность борьбы в легальном поле исчезла. Деятельность меньшевиков запретили специальным постановлением «О меньшевиках», принятым Политбюро в декабре 1921 г. Эсеры были поставлены вне закона после московского процесса 1922 г. При этом роспуску партии постарались придать демократический характер - в январе 1923 г. в Петрограде с подачи Губкома состоялось собрание представителей правых эсеров, которое объявило о роспуске партии. Подобные конференции, но меньшие по масштабам, были проведены и с участием социал-демократов [4, с. 520]. Таким образом, именно 1922 г. стоит считать датой формирования социалистического подполья.
И воспоминания современников, и материалы ОГПУ свидетельствуют о том, что меньшевики лучше справились с задачей перевода своей работы в нелегальное поле. Этот факт довольно удивителен, так как меньшевики никогда не были искушёнными конспираторами. В октябре 1922 г. состоялось совещание местных организаций, на котором были определены основные принципы существования партии в условиях конспирации. Для нашего исследования важен тот факт, что именно в ходе работы съезда
произошло официальное признание РСДСРМ как части партии. К этому моменту активность социал-демократического студенчества была должным образом отрефлексирована, так как совещание отдельно постановило, что «особое внимание должно быть обращено на работу среди молодёжи в вузах» . На этом же совещании была разработана основная программа движения. В донесении ГПУ были изложены ключевые тезисы программы действий меньшевизма. Отмечалось, что в условиях нэпа РКП(б) отвернулась от пролетариата, и из рабочей партии превратилась в «социальный конгломерат» и привилегированное меньшинство. При этом рабочий класс оказался в изолированном положении и потому в настоящий момент не способен сказать решающего слова. Поэтому основной целью движения определялась защита «демократических итогов революции», т. е. гражданских свобод. Коалиция с буржуазией и военные методы борьбы отвергались3. Роль теоретиков движения была возложена на эмигрантов [4, с. 516, 520]. Первое время деятельность меньшевистской молодёжи была сконцентрирована в Москве, куда приезжали из других городов перенимать опыт подпольной работы4. С 1922 г. центр был перемещён в Киев, где было создано Центральное Организационное бюро (ЦОБ) союзов социал-демократической молодёжи, которое должно было играть роль отделения РСДРП. Первоначально работа в подполье приносила локальный успех: в 1922 г. был организован ряд забастовок как на фабриках, так и в вузах5.
К 1923 г. одна из наиболее влиятельных групп РСДСРМ была сформирована в Петрограде. Осенью этого же года эта группа была преобразована в Студенческое бюро Петроградского комитета РСДРП. В последующие два года она стала наиболее крупной меньшевистской группой молодёжи. Структура меньшевистского подполья фактически воспроизводила форму дореволюционных подпольных объединений. На тот момент иерархия петроградских меньшевиков выглядела следующим образом: во главе стоял Петроградский комитет, за ним следовало Студенческое бюро, которое подчиняло себе Центральную студенческую группу, занимавшуюся подготовкой пропагандистов; далее шли низовые кружки и отдельные сторонни-
ки6. Не трудно заметить, что превалирование вузовского элемента среди наиболее активных членов партии напрямую отражалось на её структуре - именно студенты оказались наиболее массовой и представительной частью меньшевиков. Эта особенность состава сказывалась и на характере партийной печати: у меньшевиков было два крупных издания - «Рабочий листок» (орган ЦК партии) и «Социал-демократ» (орган студенчества)7. Часть членов партии могла находиться в подполье, но один из них обязательно был на легальном положении - для выполнения технической работы [2, р. 307]. На этом этапе доля студентов была определяющей: 13 вузовских коллективов против 4 заводских; при этом сообщалось, что петроградская группа меньшевиков - крупнейшая в стране8.
Студент университета Д. М. Бацер в своих воспоминаниях отмечает, что в Петрограде / Ленинграде работа студентов - социал-демократов была слишком узконаправленной. Несмотря на имевшиеся цели работы на заводах, в кружки приходили практически исключительно студенты; к работе в Центральном комитете партии допускался лишь ограниченный круг лиц9. Однако предпринимался ряд мер по расширению и укреплению организации. Осенью 1923 г. недалеко от Киева, в г. Ирпене, состоялся учредительный съезд РСДСРМ. Однако его работу сорвало ОГПУ. Другим шагом по усилению сопротивления большевикам стало объединение усилий студентов из различных левых партий. Одним из наиболее заметных эпизодов сотрудничества стало возрождение совета старост, закрытого в 1919 г. за политическую нелояльность. В 1920 г. для подготовки выборов в совет был образован временный совет. В него вошли 20 человек различных политических «фракций», в их числе 4 коммуниста. Студенческий актив занимался устройством сходок, где обсуждалось отношение к советской власти и к реформе высшей школы в частности10. Свою основную задачу совет видел в сохранении академической самостоятельности вузов, сопротивлении устройству профсоюзов, ограничении влияния коммунистов на молодёжь. В ходе дискуссий студенты пришли к решению о том, что выборы в совет должны быть всеобщими, тайными, допускалась подача своих списков от
группы более чем в 25 человек. На практике эти группы создавались не по факультетам и курсам, а по политической ориентации. В итоге студенчество, вовлечённое в работу совета старост, распалось на два блока - демократическое и социалистическое11. К первому блоку относились молодые люди либеральных и консервативных взглядов (так называемое белое студенчество), ко второму -члены или симпатизанты партии эсеров, меньшевиков, анархистов. Такое же политическое разделение наблюдалось в других вузах. Аресты 1923 г. ликвидировали и новый состав совета старост.
Озабоченность положением в высшей школе нашла отражение в распространяемых агитационных материалах. В июле 1923 г. в ходу была листовка с осуждением нападков на вузовскую автономию: «Университеты превратились в бараки стереотипного мышления и необоснованных привилегий. Они никогда не знали более реакционного режима. Вам дают читать Маркса, но кнут свистит у вас за спиной, и вы на коленях присягаете на верность бухаринской "Азбуке коммунизма"» (цит. и пер. по: [2, р. 301]). Важным моментом консолидации студенческого протеста стала чистка вузов 1924 г. К приезду А. В. Луначарского была подготовлена листовка, направленная против развернувшейся чистки. Эта мера, по мнению меньшевиков, привела к росту «мещанства, лживости, продажности» в вузовской среде и была направлена главным образом против политически неблагонадёжных элементов12. Выпуск подобных листовок носил массовый характер, распространялись они преимущественно в студенческой среде . Другим вопросом внутривузовской жизни, волновавшим и социал-демократов и эсеров, было положение студентов-рабфаковцев. Многие считали, что они не являются полноценными студентам и потому не могут в полной мере участвовать в студенческом самоуправлении и должны иметь ограниченный доступ к академической жизни14.
Студенты занимались выпуском листовок, которые посвящались актуальным проблемам - голоду15, высылкам и арестам членов партии16. Анализ содержания листовок и прокламаций показывает, что к середине 1920-х гг. риторика в отношении Октябрь-
ской революции несколько изменилась. Меньшевики сокрушались, что большевистская партия «уничтожила политическую демократию, величайшее завоевание февральской революции». А «шесть кровавых лет» показали несостоятельность большевистской утопии . О предательстве большевиками общедемократических идеалов Февральской революции писали и эсеры [5, с. 131].
Ситуация для меньшевистского подполья начала ухудшаться во второй половине 1924 г. Об этом свидетельствует письмо одного из организаторов меньшевистского подполья Г. Д. Кучина, после побега из ссылки находившегося на нелегальном положении. В августе он так описывал положение у «дяди Нади» (т. е. в Ленинграде - на языке конспиративного письма): «Явственен результат беспрерывного истребления с.-д. сил... Если раньше работали широкой метлой, то сейчас, помимо этого, метелочкой выскребают по всем уголкам, изучают закоулки всех предприятий и учреждений, обследуют с лупой каждого отдельного подозрительного». В этом же письме ставилась задача скорого восстановления «Бани» (Бюро ЦК РСДРП); а из положительных моментов отмечалась активность студенчества18.
До 1920 г. можно было говорить о том, что студенты-меньшевики в своей борьбе придерживались союзнических отношений с партией эсеров. Однако восстановить их дальнейшие отношения довольно затруднительно, прежде всего по причине скудной источниковой базы. С одной стороны, существуют воспоминания, свидетельствующие о том, что в 1922 г. меньшевики порвали с эсерами из-за союза последних с кадетами [2, р. 294]. Такая версия видится неправдоподобной. С другой стороны, эсеры и меньшевики вместе проходили по делу совета старост, доступные эпистолярные источники также говорят о попытках наладить контакт. Важно отметить, что об активности эсеров (всех, а не только студентов) в советском подполье на настоящий момент известно немного [6, с. 373; 7, с. 9]. Сведений об особой студенческой или молодёжной организации эсеров (по типу РСДСРМ) нам обнаружить не удалось.
Тем не менее эсеровский фронт борьбы с большевизмом в студенческой среде всё же
существовал. Не в малой степени он был связан с Б. В. Черновым - сыном основателя партии социалистов-революционеров (ПСР) В. М. Чернова. Чернов-младший был членом Центрального бюро эсеров в Петрограде [8, с. 290]. Основная конспиративная работа социалистов-революционеров проходила в Колпино (пригород Петрограда). Там находилась типография, устраивались тайные встречи, хранилась нелегальная литература, издавался журнал «Революционная мысль». Б. В. Чернову и его сторонникам удалось вовлечь в партийную борьбу нескольких рабочих, а также студентов Технологического института и Педагогического института им. Герцена; агитация велась также в Институте политпросветработы им. Крупской и Сельскохозяйственном институте. Однако, фабричные рабочие и студенты не были единственными адресатами эсеровской пропаганды: в 1920-е гг. также пытались воздействовать на членов партии с дореволюционным стажем, которые по различным причинам отошли от политической борьбы. Этот фронт работы приносил отдельные успехи [5, с. 130-131]. Приходилось также устраивать членов партии, сбежавших от преследования ГПУ в других городах19. Другим важным направлением работы эсеровского подполья было налаживание связей с заграницей. Для этого в д. Большие Яколомяки (совр. Всеволожский район Ленинградской области) была «завербована» крестьянская семья, которая помогала переходить финскую границу. Они же привозили в Петроград письма, статьи и журналы - вместе с дровами, продуктами и под. - и увозили статьи, написанные членами ПСР в СССР. Таким непростым способом осуществлялась связь с эсеровской эмиграцией [5, с. 132].
Содержание подпольной работы студентов-эсеров можно описать, опираясь и на воспоминания Е. Л. Олицкой. И хотя она была студенткой в Москве, представляется, что в Петрограде деятельность социалистов-революционеров в общих чертах носила схожий характер. Эсеры пытались занять видное место в разнородном (по политическому составу) студенческом протесте 1920-х гг., боролись за сохранение автономии и академических свобод. Благодаря их усилиям собирались средства в пользу «Красного креста»,
выпускались листовки, проводились собрания с сочувствующими. Заседания эсеровских кружков были строго конспиративными, участники даже не знали настоящих имён большинства присутствующих20.
Кратко скажем о том, в чём состояла политическая программа эсеров в 1920-е гг. Они выступали против политической монополии большевиков, ратовали за сохранение советской демократии и противились ущемлению крестьянства [5, с. 131]. В эсеровских прокламациях, распространявшихся в Ленинграде, помимо прочего обращали внимание и на вузовские вопросы: «Мертвящий казённый марксизм, приспособленный нынешними профессорскими душонками ко всем без исключения наукам, внедряется в учащихся вузов со всей возможной энергией... Только ленинизм - худосочное дитя узколобого марксизма является дозволенным идолом» .
До сих пор мы говорили о правых эсерах. Подпольная работа левых социалистов-революционеров (ПЛСР) не продлилась долго. 31 декабря 1922 г. состоялась Петроградская общегородская конференция ПЛСР, арестованная почти в полном составе. На ней присутствовали две группы: организаторы рабочих и студенческих кружков. При этом
среди арестованных по этому делу выявить
22
студентов нам не удалось .
Говоря о левом движении в высшей школе Петрограда / Ленинграда, нельзя обойти вниманием анархистов. Несмотря на традиционно более радикальные взгляды, чем у эсеров и меньшевиков, их положение в первой половине 1920-х гг. было достаточно комфортным. Обеспечивали этот комфорт Всероссийская федерация анархизма (ВФА) и Анархистская конфедерация, которые благодаря активной поддержке советской власти долгое время существовали вполне легально. Другим центром притяжения анархистского движения (также законным) был музей П. А. Кропоткина, открытый в 1921 г. в Дмитрове. Анархисты имели официальный печатный орган «Почин», собственные книжные магазины, издательство «Голос труда».
Однако в скором времени официальные организации обросли сетью нелегальных кружков, которые не разделяли тактику сою-
за с большевистской властью (в Петрограде с 1922 г. действовало Инициативное бюро анархистов ). Расцвет их деятельности пришёлся на 1924-1926 гг., т. е. на несколько лет позже, чем у меньшевиков и эсеров. В апреле 1924 г. анархисты Петрограда объединились в Северную федерацию анархистов, которая имела кружки на многих заводских предприятиях и в вузах . Членами Инициативного бюро и одними из лидеров анархистского подполья 1924-1925 гг. были студент Электротехнического института А. А. Малиновский, универсант А. П. Денисов и работница артели «Металл» М. П. Позднякова25. Последней удалось установить активную переписку с Группой русских анархистов в Германии. Письма эмигрантов теоретического характера доходили до Ленинграда и обсуждались в кружках, пересылались в Россию также денежные пожертвования26. Она же предпринимала попытки наладить работу с левоэсеровским подпольем27.
В августе 1924 г. была пересмотрена структура анархистского движения, которая, очевидно, привела к отказу от единого центрального бюро. Появилась сеть мелких групп при городских учреждениях. За полгода удалось создать группу при «Стеньке Разине» (возглавлял студент К. К. Артеменко), «Русском дизеле», ЛГУ (А. П. Денисов), группу Петроградской Стороны (студент М. И. Бадин) и др. Отдельно стояла теоретическая группа «Безвластие» во главе с А. А. Малиновским. Работу остальных коллективов координировала Позднякова .
Анархисты Ленинграда предпринимали попытки создания «Чёрного креста» (помогавшего анархистам в заключении), «Чёрного профсоюза», издавали листовки (в том числе против чистки вузов), вели агитацию в среде рабочих29. Рабочих подталкивали к актам саботажа. Так, изданная в апреле 1924 г. листовка предлагала отказаться от участия в официальном праздновании 1 мая, подготовленного «изолгавшейся большевистской кликой во главе с мясником Зиновьевым», так как это «ихний [sic!] праздник - сытых паразитов, сосущих нашу кровь и соки. Ихний праздник - вампиров, сосущих нашу кровь» . Имея за плечами ВФА, анархисты могли активно пользоваться вполне легальными методами для вербовки сторонников -
именно поэтому большое внимание они уделяли комсомолу. Через его структуру, куда более либеральную, чем у РКП(б), искались сторонники и устанавливались связи31.
Есть все основания полагать, что заграничные связи анархистов не ограничивались перепиской. В 1925 г. целой группе арестованных анархистов были предъявлены обвинения в организации встреч на советско-финской границе с эмигрировавшими матросами - участниками Кронштадтского восстания [10, с. 136]. Указания на приграничные общения с эмигрантами можно встретить и в протоколах допроса А. М. Гарасевой: она показывала, что после переезда из Ленинграда в Москву вместе со своими товарищами (среди них студенты Политехнического института Д. Г. Бобров и Л. Н. Штейнгауз) совершала поездки в Токсово и Сестрорецк -тогда приграничные с Финляндией32. Среди других свидетельств стоит обратить внимание на письмо М. Н. Поздняковой, отправленное за границу в 1924 г.: «Нам очень интересно было бы иметь адреса (анархистов. -Д. Б.) соседних с нашей стран, хотя бы скандинавский стран. Ефим может туда проникнуть» . Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что, по крайней мере, намерения по устройству приграничных встреч были вполне реальными.
Менее обоснованным выглядят обвинения анархистов в подготовке покушения на Г. Е. Зиновьева, которые были выдвинуты ОГПУ в 1925 г. Виной тому явилось стечение обстоятельств. Сняв квартиру на углу улицы Рентгена и Каменоостровского проспекта, группа анархистов вскоре обнаружила, что напротив (в доме трёх Бенуа) живёт глава Ленсовета, и даже окна его квартиры можно было разглядеть из собственного жилища. Этот факт во время следствия был использован против обвиняемых, которые, как предполагалось, намеревались прорыть подкоп под дом Зиновьева и устроить взрыв34. Однако в итоге за терроризм они не были осуждены, что подчёркивает необоснованность этих обвинений.
После ряда арестов деятельность анархистского студенчества приняла более локальный характер. Наиболее крупная группа оказалась сосредоточена в Институте истории искусств в 1925-1926 гг. История этой
группы достаточно хорошо известна, так как она серьёзно сказалась на судьбе Л. К. Чуковской, будущей писательницы и поэтессы, дочери известного литератора. Создателем анархистской группы в Институте искусств выступил Ю. В. Криницкий, участник подпольной работы в Туркестане. Ему удалось объединить вокруг себя более десятка студентов, которые, имея скромные ресурсы, развернули достаточно заметную деятельность. Институтский кружок имел связи со студентами других вузов и рабочими типо-графии35. На собраниях обсуждался вопрос о создании библиотеки и издании журнала «Чёрный набат». Единственный номер этого журнала, по сохранившимся свидетельствам, был отпечатан студенткой Института искусств Е. А. Борониной и студенткой-медиком К. А. Штюрмер на «Ундервуде», принадлежавшем К. И. Чуковскому. Доступ к печатной машинке они получили благодаря знакомству с его дочерью, которая исполняла роль заведующей библиотекой анархистского кружка36.
Как мы уже отмечали, особое внимание анархисты уделяли комсомольским организациям. В ноябре 1924 г. Ю. В. Криницкий и его товарищи пытались провалить представленный горкомом список кандидатов в Исполнительное бюро РЛКСМ. Криницкий призывал: «Если хотите, чтобы ваш представитель прошёл в Исполбюро, голосуйте против представленного пролетарским студенчеством и Комфракцией»37. Эта акция привела к аресту шестерых анархистов [11, с. 447].
Интересно обратить внимание на мотивацию студентов, участвовавших в подпольной работе. Одна из очевидных причин политического активизма заключалась в несогласии или неприятии большевистской политики в различных сферах. Это объяснение лежит на поверхности, однако вряд ли может считаться исчерпывающим. В первые годы существования страны советов у многих жителей были основания испытывать недовольство, однако лишь ограниченное их число пошло на открытое сопротивление режиму. Что руководило последними? В целом ряде случаев занятие политикой было семейным делом. В подполье участвовали дети многих революционеров, прославившихся ещё в Российской империи. Помимо уже упо-
мянутого нами Б. В. Чернова, можно отметить студентку университета меньшевичку Е. И. Герцык - её отец был известным членом Бунда; отец другой универсантки эсерки Л. И. Ионовой - народник В. М. Ионов, Г. Р. Дмитриев - сын известного литературоведа эсера Иванова-Разумника, меньшевичка М. Н. Гантимурова была невесткой эсера-боевика Р. М. Ерухимовича, студент Университета и организатор меньшевистского подполья во многих советских городах А. С. Кранихфельд был племянником Ю. О. Мартова и т. д.
Во многих случаях мотивацию протест-ной деятельности стоит искать в недовольстве излишним радикализмом РКП(б), а также в нежелании или неспособности ассоциировать себя с «тёмной» и непросвещённой рабоче-крестьянской массой, которая в эти годы активно входила в общественно-политическую жизнь. Среди молодёжи возникал спрос на умеренную повестку. Д. М. Бацер отмечал: «необычным был и тот факт, что критически относившуюся к существующему режиму молодёжь - возрастную группу, склонную поддаваться эмоциям и обычно тяготеющую к радикальным течениям, -привлекала социал-демократия, то есть относительно умеренная часть тогдашней оппозиции, взывавшая не столько к чувствам, сколько к рассудку»38. При этом умеренность в политических взглядах вовсе не означала умеренности в средствах борьбы, так как именно студенты в ряде случаев держались наиболее радикальной и непримиримой линии. Есть основания полагать, что социалистическое подполье было в том числе попыткой отгородиться от сверхдемократической (в классовом отношении) политики большевиков в сфере вузовского образования. Так, РСДСРМ, несмотря на декларируемый рабочий состав, полнился по большей части выходцами из интеллигентской среды. Более того, втягивание в движение часто происходило не благодаря успеху политической агитации, а путём личных дружеских связей. Н. И. Гаген-Торн оставила воспоминания об университетской студенческой коммуне «Снарк», в которую входили одновременно и меньшевики и эсеры39. Не редким было участие в подполье супружеских пар. Важная роль дружеских связей в формировании
кружков привела к политической специализации отдельных вузов. Так, социалисты-революционеры действовали в основном в Технологическом институте, анархисты -в Институте истории искусств, социал-демократы - в Политехническом и Педагогическом институтах. Только университет имел полное представительство названных партий.
Разумеется, столь пёстрая политическая палитра студенчества не могла не вызывать беспокойства у партийных органов. Партячейки вузов проводили учёт неблагожелательных элементов. Так, весной 1923 г. состав студенчества Петроградского университета оценивался следующим образом: 25-30 % поддерживали советскую власть, 50-60 % -«болото, которое ничем не интересуется кроме науки», а доля тех, кто был настроен против РКП(б), равнялась 15-20 %40. Существуют сводные данные райкомов Петрограда, которые свидетельствуют, что на конец 1922 г. 17 % студентов являлись сторонниками эсеров и меньшевиков [12, с. 229-230]. Таким образом, можно говорить о том, что в первой половине десятилетия примерно пятая часть студенчества сочувствовала или была вовлечена в деятельность левых антибольшевистских групп разного толка.
Устоявшееся в историографии мнение о том, что главным инструментом борьбы против «мятежного» студенчества стала вузовская чистка 1924 г., кажется нам не бесспорным. Всего в ходе исследований нам удалось установить биографические данные более чем сотни участников эсеровского, меньшевистского или анархистского подполья, при этом примерно половина из них продолжала учиться до 1924 г. И ни один из известных нам персонажей не покинул вуз в результате чистки. Можно предположить, что чистка была направлена не против конкретных лиц, а против потенциальной социальной базы для протестных партий, которой виделось непролетарское студенчество.
Конечно, наиболее эффективным средством в борьбе с подпольем были массовые аресты, после которых студентам было уже крайне сложно оправиться. Актив студентов-эсеров был арестован в 1923 г. Некоторые продолжали работу до конца 1925 г. В этом году активизировать работу эсеров пытался студент ЛГУ А. П. Светицкий, известный
своей подпольной работой в Орле, но вскоре и он оказался арестован [9]. Меньшевики наиболее чувствительные потери понесли в
1924 г., когда помимо прочего была раскрыта партийная типография; отдельные студенты продолжали работу вплоть до 1925 г. Разгрому анархистов помогло наличие агента ОГПУ. Студент Института истории искусств Ю. В. Криницкий был завербован ещё в Туркестане, перед переездом в Ленинград. Впоследствии он, однако, отказался от сотрудничества с политуправлением, хотя, очевидно, успел внести свой вклад в разгром группы41.
Таким образом, следует говорить о том, что массовое левое движение в высшей школе Ленинграда продолжалось вплоть до
1925 г. Однако есть свидетельства о работе небольшой группы уже в 1927-1928 гг. Речь о так называемом «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса в России», куда входили молодые люди, близкие по взглядам к эсерам и меньшевикам [13, с. 57, 61]. Что в их работе являлось реальностью, а что для придания веса добавлено ОГПУ - тема будущих исследований.
Очевидно, что сворачивание работы левых групп было в том числе и результатом усиления деятельности ГПУ, которое ещё в самом начале 1920-х гг. действовало относительно либерально: многие социалисты арестовывались несколько раз и отпускались за отсутствием доказательств. Другой значимой мотивацией к прекращению борьбы стал тот факт, что в подполье постепенно приходили к мысли о тщетности принимаемых усилий, многие группы стали ориентироваться на сворачивание активной борьбы и сохранение кадров для лучших времён, которые для них
так и не наступили [2, р. 304].
* * *
В условиях подполья и фактической изоляции от масс эсеры, меньшевики и анархисты были вынуждены искать пути сближения. Это происходило как на уровне личных связей, так и в ходе политического активизма (дело совета старост). Несмотря на множество нюансов, можно определить и некоторое программное сходство этих трёх ветвей левого студенческого движения. Главным лозунгом их борьбы была защита подлинных идеалов Революции 1917 г., к числу которых они относили рабочую демократию, гарантия
гражданских свобод и свободы слова. Очевидно, меньшевиков и эсеров возмущал тот факт, что, будучи социалистами, они не могут свободно высказываться в социалистической стране. Никто из участников движения не подвергал сомнению прогрессивный характер событий 1917 г., их мировое значение. Однако большевистская политика виделась искажением их ценностей, которые должны были быть возрождены. Советский опыт сам по себе находил у них сочувствие, поэтому они не прибегали к радикальным методам борьбы - терроризму или подготовке переворота (в отдалённой перспективе об этом говорили анархисты, отчасти воспринимая 1917 г. как первый этап построения общества без государства). Постепенно, с ростом репрессий, в качестве идеала подлинной демократии стала рассматриваться уже не Октябрьская, а Февральская революция.
Роль студентов в левом движении трудно переоценить. У социал-демократов вузовцы оказывались наиболее радикальной частью партии, студенты-анархисты и вовсе периодически оказывались главными лицами движения в городе. После разгрома Центрального бюро партии левых эсеров именно студенты смогли некоторое время продолжать борьбу. При этом формы, которые принимала работа эсеров, меньшевиков и анархистов, были практически неотличимы от дореволюционных. Поэтому справедливо будет заключить, что хотя Революция 1917 г. была пиком освободительного движения в России, его основные формы продолжили существовать и на протяжении десятилетия после революции.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Тиль Т. И. Социал-демократическое движение молодёжи 1920-х гг. // Память. - Париж, 1980. - Вып. 3. - С. 177.
2 Меньшевики в Советской России : сб. док. -Казань, 1998. - С. 108-109.
3 Там же. С. 102.
4 Там же. С. 93.
5 Там же. С. 98.
6 Архив управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (Архив УФСБ по СПб и ЛО). Д. П-86744. Т. 3. Л. 166.
7 Там же.
8 Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 76. Оп. 1. Д. 150. Л. 27.
9 Тиль Т. И. Указ. соч. С. 211.
10 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-87968. Л. 428-428 об.
11 Там же. Л. 429.
12 Меньшевики в 1922-1924 гг. : сб. док. -М. : РОССПЭН, 2004. - С. 608.
13 Центральный государственный архив исто-рико-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб). Ф. 3. Оп. 1. Д. 39. Л. 45 об., 47.
14 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-87968. Л. 395.
15 Меньшевики в Советской России. С. 84-86.
16 ЦГАИПД СПб. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1245. Л. 147.
17 Там же. Л. 146.
18 Меньшевики в 1922-1924 гг. С. 605-606.
19 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-82542. (первый лист, без пагинации).
20 Олицкая Е. Л. Мои воспоминания. -Frankfurt ; M. : Посев, 1971. - Кн. 1. - С. 170-172.
21 Листовка «К молодёжи!» «Областного секретариата левонародников» г. Орла, цит. по: [9].
22 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-82335. Л. 366 и далее.
23 Анархистское движение России и русского зарубежья : док. и материалы 1922-1941 гг. -М. : РОССПЭН, 2021. - С. 653.
24 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 5905. Л. 9.
25 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-81001. Т. 2. Л. 511.
26 Анархистское движение России и русского зарубежья. С. 172-173.
27 Там же. С. 665.
28 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-81001. Т. 2. Л. 511-512.
29 Анархистское движение России и русского зарубежья. С. 21-24.
30 ЦГАИПД СПб. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1245. Л. 148.
31 Меньшевики в 1922-1924 гг. С. 168-169.
32 Гарасева А. М. Я жила в самой бесчеловечной стране... : Воспоминания анархистки. - М. : Интеграф Сервис, 1997. - С. 313.
33 Анархистское движение России и русского зарубежья. С. 172.
34 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-87980. Л. 62.
35 Архив УФСБ по СПб и ЛО. Д. П-86825. Т. 2. Л. 44.
36 Разумов А. Памяти юности Лидии Чуковской // Звезда. - 1999. - № 9. - URL: https://magazines. gorky.media/zvezda/1999/9/pamyati-yunosti-lidii-chukovskoj.html (дата обращения: 10.03.2022).
37 Цит. по: Там же.
38 Тиль Т. И. Указ. соч. С. 177.
39 Гаген-Торн Н. И. Memoria. - М. : Возвращение, 1994. - С. 53.
40 ЦГАИПД СПб. Ф. 984. Оп. 1. Д. 2. Л. 18.
41 Разумов А. Указ. соч.
ЛИТЕРАТУРА
1. Рыбаков В. В. Некоммунистические политические и общественные объединения молодёжи в 1917 -первой половине 1920-х гг. // XX век и Россия: общество, реформы, революции. - Самара, 2013. -Вып. 1. - Ч. I. - С. 59-77.
2. Wolin S. The mensheviks under the NEP and in emigration // The Mensheviks From the Revolution of 1917 to the Second World War / ed. by L. H. Haimson. - Chicago : University of Chicago Press, 1974. - P. 241348.
3. Лейкин А. Против ложных друзей молодёжи. - М. : Молодая гвардия, 1980. - 223 с.
4. Тютюкин С. В. Меньшевизм: страницы истории. - М. : РОССПЭН, 2002. - 560 с.
5. СоколовМ. В. Провал ЦБ эсеров в Ленинграде // Родина. - 2012. - № 7. - С. 130-134.
6. Гусев К. В. Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. - М. : Мысль, 1975. - 383 с.
7. Павлов Д. Б. Предисловие // Союз эсеров-максималистов : док., публицистика : 1906-1924 гг. - М. : РОССПЭН, 2002. - C. 5-10.
8. Аврус А. И., Голосеева А. А., Новиков А. П. Виктор Чернов: судьба русского социалиста. - М. : Ключ-С, 2015. - 367 с.
9. Леонтьев Я. В. «Все организации осведомлением обеспечены»: документы российских архивов о партии левых эсеров в середине 1920-х гг. // Отечественные архивы. - 2008. - № 5. - С. 93-104.
10. Леонтьев Я. В. Встреча поколений (мои воспоминания об анархистах 1920-х - 1980-х гг.) // Пряму-хинские чтения 2016 года. - М. : Регтайм, 2017. - С. 134-138.
11. Рублев Д. И. Российский анархизм в XX веке. - М. : Родина, 2019. - 703 с.
12. КривоноженкоА. Ф. Петроградский университет в 1917-1922 гг. : дис. ... канд. ист. наук. - СПб., 2014. - 262 с.
13. ДьяковЮ. Л., КолодниковаЛ. П., Бушуева Т. С. Протестное движение в СССР (1922-1931 гг.). Монархические, националистические, контрреволюционные партии и организации в СССР: их деятельность и отношения с властью (1920-1931 гг.). По документам ВЧК-ОГПУ. - М. : Прометей, 2012. -331 с.
Сведения об авторе
Баринов Дмитрий Андреевич - кандидат исторических наук, научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН (Санкт-Петербург, Россия)
Адрес для корреспонденции: 197110, Россия,
Санкт-Петербург, Петрозаводская ул., 7
E-mail: [email protected]
РИНЦ AuthorlD: 796049
ORCID: 0000-0003-3592-8557
WoS ResearcherlD: H-3159-2015
Scopus AuthorlD: 56437621200
Для цитирования
Информация о статье
Дата поступления 23 марта 2022 г.
Дата принятия в печать 17 января 2023 г.
БариновД. А. Социалисты против коммунистов: студенчество Петрограда / Ленинграда в 1920-е гг. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2023. Т. 10, № 1 (37). С. 37-47. й01: 10.24147/2312-1300.2023.10(1).37-47.
D.A. Barinov
SOCIALISTS AGAINST COMMUNISTS: STUDENTS OF PETROGRAD / LENINGRAD IN THE 1920s
The Soviet student body of the first Soviet decade was extremely heterogeneous. Representatives of the pre-revolutionary intelligentsia of liberal or conservative views in universities and institutes coexisted with people from democratic workers and peasant classes, who were generally loyal to the new government. This idea was established in Soviet historiography. In recent decades, the Soviet student body of the 1920s is studied mainly in a similar paradigm: there was only a shift in the research focus from the workers' faculty and "red" students to the "old" students that opposed them. In this article, we will demonstrate that such an approach is not entirely legitimate, because it loses sight of the third force of higher education associated with the leaders of the left parties - Socialist-Revolutionaries, Mensheviks and anarchists. Their work is divided into two chronological stages. The first (1918-1920) is associated with the use of legal bodies of student self-government for political struggle; the second stage (19201926) is characterized by participation in the underground movement. The article will define not only the program and tactics of student protest, but also by summarizing sources of personal origin, the reasons and motivation for the participation of university students in illegal work will be identified. The basis for the work will be sources of personal origin, materials of the OGPU, materials of the party cells of the All-Union Communist Party of Bolsheviks, personal files of students.
Keywords: student movement; Social Revolutionaries; Mensheviks; anarchists; higher education.
REFERENCES
1. Rybakov V.V. Nekommunisticheskie politicheskie i obshchestvennye obyedineniya molodezhi v 1917 -pervoi polovine 1920-kh gg. [Non-communist political and public youth associations in 1917 - the first half of the 1920s]. XX vek i Rossiya: obshchestvo, reformy, revolyutsii [20th century and Russia: society, reforms, revolutions], iss. 1, pt. I., Samara, 2013, pp. 59-77. (in Russian).
2. Wolin S. The mensheviks under the NEP and in emigration, in: Haimson L.H. (ed.). The Mensheviks. From the Revolution of 1917 to the Second World War, Chicago, University of Chicago Press, 1974, pp. 241-348.
3. Leikin A. Protiv lozhnykh druzei molodezhi [Against false friends of youth], Moscow, Molodaya gvardiya Publ., 1980, 223 p. (in Russian).
4. Tyutyukin S.V. Men'shevizm: stranitsy istorii [Menshevism: pages of history], Moscow, ROSSPEN Publ., 2002, 560 p. (in Russian).
5. Sokolov M.V. Proval TsB eserov v Leningrade [The failure of the Central Bureau of the Socialist-Revolutionaries in Leningrad]. Rodina [TheMotherland], 2012, no. 7, pp. 130-134. (in Russian).
6. Gusev K.V. Partiya eserov. Ot melkoburzhuaznogo revolyutsionarizma k kontrrevolyutsii [Socialist-revolutionary Party. From petty-bourgeois revolutionism to counter-revolution], Moscow, Mysl' Publ., 1975, 383 p. (in Russian).
7. Pavlov D.B. Preface. Soyuz eserov-maksimalistov [Socialist-Revolutionary Maximalist Union], Documents, publicity, 1906-1924, Moscow, ROSSPEN Publ., 2002, pp. 5-10. (in Russian).
8. Avrus A.I., Goloseeva A.A., Novikov A.P. Viktor Chernov: sud'ba russkogo sotsialista [Viktor Chernov: the fate of a Russian socialist], Moscow, Klyuch-S Publ., 2015, 367 p. (in Russian).
9. Leont'ev Ya.V. "Vse organizatsii osvedomleniem obespecheny": dokumenty rossiiskikh arkhivov o partii levykh eserov v seredine 1920-kh gg. ["All organizations are provided with information": documents of the Russian archives about the party of the Left Socialist-Revolutionaries in the mid-1920s]. Otechestvennye arkhivy [Russian archives], 2008, no. 5, pp. 93-104. (in Russian).
10. Leont'ev Ya.V. Vstrecha pokolenii (moi vospominaniya ob anarkhistakh 1920-kh -1980-kh gg.) [Meeting of generations (my memories of the anarchists of the 1920s - 1980s)]. Pryamukhinskie chteniya 2016 goda [Readings in Pryamukhino 2016], Moscow, Regtaim Publ., 2017, pp. 134-138. (in Russian).
11. Rublev D.I. Rossiiskii anarkhizm vXXveke [Russian anarchism in the 20th century], Moscow, Rodina Publ., 2019, 703 p. (in Russian).
12. Krivonozhenko A.F. Petrogradskii universitet v 1917-1922 gg. [Petrograd University in 1917-1922], PhD Thesis, St. Petersburg, 2014, 262 p. (in Russian).
13. D'yakov Yu.L., Kolodnikova L.P., Bushueva T.S. Protestnoe dvizhenie v SSSR (1922-1931 gg.). Monarkhicheskie, natsionalisticheskie, kontrrevolyutsionnye partii i organizatsii v SSSR: ikh deyatel'nost' i otnosheniya s vlast'yu (1920-1931 gg.). Po dokumentam VChK-OGPU [Protest movement in the USSR (1922-1931) Monarchist, nationalist, counter-revolutionary parties and organizations in the USSR: their activities and relations with the authorities (1920-1931). According to the documents of the Cheka-OGPU], Moscow, Prometei Publ., 2012, 331 p. (in Russian).
About the author
Dmitriy A. Barinov - PhD in Historical Sciences, Researcher of the St. Petersburg Institute of History of the Russian Academy of Sciences (St. Petersburg, Russia) Postal address: 7, Petrozavodskaya ul., St. Petersburg, 197110, Russia
E-mail: [email protected] RSCI AuthorlD: 796049 ORCID: 0000-0003-3592-8557 WoS ResearcherlD: H-3159-2015 Scopus AuthorlD: 56437621200
Article info
Received March 23, 2022
Accepted January 17, 2023
For citations
Barinov D.A. Socialists against Communists: Students of Petrograd / Leningrad in the 1920s. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2023, vol. 10, no. 1 (37), pp. 37-47. DOI: 10.24147/2312-1300.2023.10(1).37-47 (in Russian).
