CC BY
136
А. 7universum.com
UNIVERSUM:
ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ
СОСТОЯНИЕ РУССКОЙ ОБОРОНЫ СЕВАСТОПОЛЯ В ФЕВРАЛЕ-ИЮНЕ 1855 ГОДА (ПО ВОСПОМИНАНИЯМ Н.В. БЕРГА)
Макарова Светлана Эдвардовна
канд. филос. наук, доцент кафедры философии, ФГБОУ ВО «Московский государственный технологический
университет "Станкин "», 127055, РФ, г. Москва, Вадковский пер., д. 3а E-mail: sem 7911 @rambler.ru
STATE OF THE RUSSIAN DEFENSE OF SEVASTOPOL IN FEBRUARY-JUNE 1855 (ACCORDING TO THE MEMOIRS BY N.V. BERG)
Svetlana Makarova
Candidate of Philosophy Sciences, associate professor ofphilosophy department, FSBEO HE Moscow State University of Technology "Stankin", 127055, Russia, Moscow, Vadkovskijper., 3a
АННОТАЦИЯ
В статье анализируется состояние Севастопольской обороны, городской и военной инфраструктуры в феврале-июне 1855 года на основании воспоминаний Н.В. Берга, непосредственного участника Крымской войны 1853-1856 годов. Рассматриваемый период Крымской войны показателен с точки зрения обозначившегося военно-технического превосходства противника, применения им новых артиллерийских установок, сосредоточения свежих сил для решительного штурма российской обороны. Воспоминания Н.В. Берга позволяют увидеть, как явно обозначенная экономическая отсталость страны компенсировалась талантом и полководческими способностями офицерского состава и мужеством простых защитников
Макарова С.Э. Состояние русской обороны Севастополя в феврале - июне 1855 года (по воспоминаниям Н.В. Берга) // Universum: Общественные науки : электрон. научн. журн. 2016. № 1-4 (22) . URL: http://7universum.com/ru/social/archive/item/3091
Севастополя. На примере стычки в районе Киленбалки на Корабельной стороне описывается, как, благодаря активности командира первого батальона Селенгинского полка полковника Сабашинского, удалось предотвратить угрозу окружения французами Селенгинского редута и переломить ход боя. Записки Н.В. Берга позволяют детально изучить расположение, технические особенности главных русских бастионов, казематов, работу Главного штаба, методы организации ежедневной обороны и поддержания боеготовности защитников города, назвать имена героических защитников Севастополя. В работе на конкретных примерах состояния и боеготовности русской армии демонстрируется необходимость экономических, военно-технических и социальных реформ и преобразований.
ABSTRACT
The article deals with the state of the defense of Sevastopol and city and military infrastructure in February-June 1855 based on the memories written by N.V. Berg, a direct participant in the Crimean War of 1853-1856. The period under consideration is indicative of the Crimean War in terms of determined military and technical superiority of the enemy, usage of enemy's new artillery guns, and the concentration of fresh forces for a decisive assault on the Russian defense. Memories of N.V. Berg allow us to see as clearly indicated economic backwardness of the country was compensated by officers commanding abilities and the courage of ordinary defenders of Sevastopol. On the example of clashes in the area Kilenbalka at Ship-side Berg describes how through the activity of Colonel Sabashinskiy, the commander of the first battalion of the Selenginskiy regiment, it was possible to prevent the threat of encirclement by the French soldiers of Selenginskiy redoubt and turn the battle tide. Notes by N.V. Berg allow us to make a detailed study of the location, technical features of the main Russian bastions, casemates, the work of the Main Headquarters, the methods of organization of the daily defense and maintaining the combat readiness of the city defenders, to name the heroic defenders of Sevastopol. In the specific examples and the state of readiness of the Russian army we demonstrate in accordance with N.V. Berg the
need for economic, military-technical and social reforms and transformations for the country of the Crimean War period.
Ключевые слова: Крымская война, укрепления, бастионы, Главный штаб.
Keywords: Crimean War, fortifications, bastions, Main Headquarters.
В период Крымской войны Н.В. Берг работал при Главном штабе Южной армии и составлял ежедневные записи событий, свидетелем которых он был [1, c. 1]. Николай Васильевич Берг - поэт и переводчик, выпускник историко-филологического факультета Московского университета, сотрудник редакции «Москвитянин». С началом Крымской войны отправляется в Севастополь в штаб главнокомандующего в должности переводчика и военного корреспондента. Записки о войне и частные письма редактору «Москвитянина» М.П. Погодину сформировали в отечественной литературе особый жанр журналистского творчества, так называемые «письма с поля боя» [2, с. 35]. Данные записи сгорели во время пожара на фрегате «Коварна» 26 августа 1855 года. Однако, по окончании военной кампании и приезде в Инкерман, позже в Бахчисарай и Петербург, Бергом были не только восстановлены по памяти погибшие в огне записки, но и дополнены весьма существенными устными и опубликованными источниками, в том числе французских и английских офицеров. Таким образом, историческая ценность данных записок о Крымской войне заключается в стремлении их автора к исторической достоверности, объективности и освещению событий с позиций не только русских защитников Севастополя. Он изучает иностранные записки о войне, чтобы более полно представить отдельные удачи и неудачи боевых сражений, проанализировать исторические судьбы описываемых событий.
В феврале 1855 года Н.В. Берг вместе с другими прибывающими по службе офицерами созерцал сильно потрепанный бомбежками зимний осажденный Севастополь. Город на всем своем протяжении представлял собой почти сплошную линию фронта. Большой с виду каменный станционный дом
представлял собой полусарай, в котором хранился овес, за импровизированным каменным столом с самоваром и бутылкой рома коротали время новоприбывшие, свалив на пол свои вещи и ожидая вызова начальства. Даже штаб армии разместился в обычном рабочем бараке, и сам главнокомандующий поселился в одноэтажном домике с тремя окошками. Зато приличные помещения в городе были отданы под многочисленные госпитали, в которых кипела круглосуточная работа хирургов и их ассистентов [1, с. 13-14].
Солдатские палатки уживались на одном пространстве с палатками продуктовыми, улицы кишели разношерстным людом, скотом, повозками...
В обширной палатке с гордым названием «Одесская гостиница» Н.В. Берг познакомился с местным маркитантом Александром Ивановичем. Судя по характеру описания, в данном заведении столовались офицеры, продукты были доброкачественные и ассортимент их разнообразен. Следует отметить, что цены были небольшие, а порции солидные, по таксе, установленной Остен-Сакеном, начальником гарнизона в Севастополе [1, с. 16]. После занятия французами Черной речки, жители и защитники пользовались местными колодцами, вода которых требовала дополнительного очищения. Однако любимец офицеров Александр Иванович умудрялся доставать чистейшую родниковую в какой-то «Голландии» в нескольких верстах от города. И свободные от вахты солдаты с удовольствием за чарку водки носили ему эту воду в бочонках [1, с. 15].
Линия бастионов от Пятого до Десятого находилась под командованием капитана 1 -го ранга Зорина. Берг вместе с товарищем был приглашен для осмотра линии укреплений. Их путь на Пятый и Шестой бастионы лежал мимо Собора Святого Владимира, где уже покоился под одной доской прах Лазарева и Корнилова. В каменных одноэтажных казематах размещались офицеры и часть прислуги. Состояние многих казематов было удручающее: пробитые снарядами крыши и стены, зияющие пробоины в разбитых окнах и дверях. По всему свободному пространству располагались построенные землянки-блиндажи для солдат, которые последние называли «курлыгами».
Судя по описанию, ремонтировать и чинить казематы уже не планировалось. Многомесячная оборона города исчерпала внутренние ресурсы защитников. Выстоять под превосходящим огнем противника и удержать позиции - вот основные задачи, поставленные командованием и выполняемые со всем тщанием и усердием русскими солдатами и офицерами.
Сами бастионы состояли из земляного вала, бочонков, мешков с землей и туров. В валу были проделаны амбразуры, занавешенные веревочными щитами, введенными Зориным, потому что деревянные разбивало ядрами и даже пулями, и щепками било прислугу. «В амбразурах выставлены пушки, преимущественно морские, большого калибра; внизу, у лафетов, сложены в пирамиды ядра, свалена картечь, патроны; протягивается толстый канат, сдерживающий орудие, когда отдает его выстрелом; мотаются тали — особенный веревки с блоками. Вокруг сделаны ходы по доскам, на некоторых дежурили вахтенные с трубами, следя за противником» [1, с. 25].
Как солдаты, так и офицеры, освоившиеся с военной обстановкой, не обращали особенного внимания на пули и бомбы. Иногда вахтенный крикнет: «Наша едет», - заставит на время пригнуться, а затем жизнь течет своим чередом. Н.В. Берг подчеркивает, что Пятый бастион не из самых опасных, на 250 саженей отстоящий от окопов противника[1, с. 26]. После личной встречи на Шестом бастионе с Нахимовым, Бергу было разрешено делать зарисовки на всех бастионах.
Интересные сведения он оставил о древнем Херсонесе, занятом траншеями противника: «За бухтой, прямо, видна возвышенность, где был древний Херсонес. Теперь от него осталась только небольшая стенка, вьющаяся по скату к бухте, и то я сомневаюсь, чтобы это была древняя стена. Издали она совершенно похожа на траншею, но, говорят, не траншея. Больше ничего нет на месте Херсонеса, ничего старого, да и нового не много: разрушенная церковь св. Владимира и, у самой бухты, также разрушенные домики карантина, неосторожно оставленные неприятелям. Они устроили тут завалы и в последнее время даже поставили пушки» [1, с. 28]. По дороге на Седьмой
и Восьмой бастионы провожавший Берга офицер показал на груды собранных французских и английских ядер, пущенных 5 октября, прикинув, что до города только в этот день долетело 25 тысяч ядер.
Автор записок неоднократно подмечает, что на отдаленных бастионах постоянно происходили учебные занятия на батареях, стояли начищенные до блеска орудия. Время от времени противник переходил в позиционные атаки. Так, от офицеров Берг узнал, что 24 октября французы прорвались между Шестым и Десятым бастионами и были отброшены Минским полком и картечным огнем с Десятого бастиона. Иногда противник создавал видимость начала наступления, устраивал передвижения до пяти тысяч человек, передислоцировал пушки, создавал боевой тонус для наших защитников.
На самом опасном, по общему мнению, Четвертом бастионе были отмечены Бергом серьезные разрушения зданий, превратившихся в сплошные руины и уничтожение деревьев на бывших бульварах. Блиндажи защитников подвергались постоянным обстрелам, осколки ядер лежали густым дорожным слоем. «.Вскоре открылся бастион, несколько отличный от тех, которые я уже видел. Это была площадка, вся изрытая землянками, вся в буграх. Там и сям чернели отверстия - входы в блиндажи. Пороховой блиндаж возвышался надо всеми. Кругом, на сделанной из земли насыпи в виде вала, шли тесные земляные траверсы, с наложенными на них мешками. Штуцерные были в постоянном движении, подбегали, выстреливали, - и опять заряжался штуцер. Весь бастион представлял какое-то суетливое и вместе грозное кипение [1, с. 33].
Прорытые подземные ходы - «мины» - являлись пороховыми и минными заграждениями от противника. Саперными работами руководил штабс-капитан Мельников, помощник полковника Тотлебена, который устроил себе комфортабельное жилище прямо под землей рядом с минными закладками. Саперные работы были тяжелыми по причине твердого каменистого грунта, постоянных бомбежек и обстрелов. Причем урон наносился как противником, так и осколками рикошета собственных бомб, пущенных в неприятельские
окопы, которые тем не менее находились довольно близко от проводимых работ. [1, с. 34, 35].
Третий бастион, располагавшийся на Северной стороне, находился на расстоянии версты от неприятельских позиций, и до него редко долетали бомбы, поэтому в траншеях и около орудий не было щитов, солдаты спокойно отдыхали в полуразрушенных блиндажах около импровизированных печек, занимаясь шитьем или чтением азбук. Это напускное спокойствие тем более поражает, что совсем рядом происходили многочасовые перестрелки и ежеминутно терялась чья-то жизнь. Но пока здесь, на Третьем бастионе, можно было на время отдаться во власть относительно мирной жизни, прожить их максимально насыщенно и с пользой для внутреннего развития.
На Малаховом кургане, так же как на Первом и Втором бастионах, весной было тихо, обстрел позиций незначителен, расстояние до позиций противника до 700 сажен. Однако все орудия защищены щитами.
По городу вечерами выпускали ракеты: «Мы осмотрели ракету и развинтили ее. Это был род конгревовой ракеты, с железной гильзой и с железной приставкой на конце, в которую утверждался деревянный хвост. Для чего-то было много винтов, сделанных очень отчетливо. Хвост в разрезе представлял звезду о пяти углах. Я видел после ракет до десяти, и все они были совершенно одинаковы. Цельная, не согнутая ракета будет больше роста человека» [1, с. 40].
Еще в первую ночь пребывания в Севастополе Н. Берг проснулся от перестрелки в Киленбалке. Это был характерный для указанного периода войны «бой местного значения». За два дня до стычки русскими был заложен новый редут левее Киленбалки на Корабельной стороне, впоследствии названный Селенгинским, т. к. работы внутри редута велись тремя батальонами Селенгинского полка, на долю которых и пришлась львиная доля защиты от внезапного нападения французов. Работы велись под прикрытием Волынского полка перед редутом и группой пластунов - солдат, несущих сторожевую службу на левом фланге наших укреплений и доставлявших
командованию сведения о передвижениях неприятеля и добывавших «языков». По замечаниям Берга, пластуны снискали анекдотическую славу и были предметом переписки высшего французского командования. Местом их постоянного пребывания вместе с начальником есаулом Даниленко был сильно продуваемый туннель, пробитый ранее между Георгиевской и Троицкой балками для водопровода. Каждую ночь выбирались пластуны, чтобы поразмяться в охоте на «языков», добираясь иногда далеко в тыл неприятеля. Они придумали специальные крюки, которыми подхватывали часовых, и уволакивали их на свою территорию. А также специальные веревки, одни из которых пластуны растягивали по земле и роняли солдат и офицеров противника, другими, короткими, связывали за большие пальцы обеих рук по несколько человек и в таком комичном виде доставляли начальству[1, с. 18-19].
Однако французы, заметив строительные работы на редуте, решили атаковать на рассвете 12 февраля русские позиции. Атака была поручена генералу Моне, который подготовил ее со всей тщательностью военной науки: два батальона зуавов, два - морского и линейного полков. Пользуясь пасмурной погодой и скрытностью передвижения, без единого выстрела, французы ворвались на правый фланг редута и на время привели в замешательство русские войска. Пока, следуя армейскому производству, есаул Даниленко через посыльных запрашивал командира волынцев генерала Хрущева, в окопах началась смертельная схватка, когда противники сошлись в рукопашную, кололи и стреляли в упор, зачастую наугад, в полной темноте едва отличая своих от чужих [1, с. 19-21].
Похвальной чертой русских командиров было то, что они бросались в бой вместе со своими подчиненными. Так, есаул Даниленко, устремившийся в рукопашную со своими пластунами, едва не был пленен, отбиваясь от превосходящего в силах неприятеля, и был героически отбит усилиями своих братьев по оружию. Совсем уж комично защитили волынцы генерала Хрущева, которого рослый зуав, оглушив, выносил на свои позиции. Рядом оказался лишь полковой горнист. Он не растерялся и за неимением лучшего
ударил наотмашь по голове зуава пипкой от трубы. Удар был такой силы, что уложил зуава наповал [1, с. 23].
Благодаря активности командира первого батальона селенгинцев полковника Сабашинского, удалось предотвратить угрозу окружения французами и переломить ход боя в нашу пользу. Особо следует отметить, что большинство боев, происходивших на Корабельной стороне, получали поддержку от кораблей, стоявших там на рейде. Так, подошедшие к Киленбалке пароходы «Владимир», «Громоносец» и «Херсонес» поддержали наши войска, пуская по неприятелю бомбы и гранаты.
Потери французов были несравненно большими (500 против 330), в бою был тяжело ранен генерал Моне, руководивший атакой на редуте. Н. Берг, со слов участников, пишет о мужестве и стойкости французов во время стычки. При этом весьма характерно замечает: «Русский человек на похвалы честен: он никогда не обойдет похвалой своего врага, если враг того стоит, и никто с такой охотой и так простодушно не хвалит, как Русский человек» [1, с. 24]. Большинство этих славных французов были с панихидой католического священника и при полной военной почести похоронены вблизи Селенгинского редута, о чем бароном Остен-Сакеном было послано письмо главнокомандующему французской армии. Но, как отмечает Н.В. Берг, это были последние церемониальные похороны и своих и чужих, поскольку последующие события трагической обороны не позволяли соблюдать столь гуманные и необходимые обряды: недоставало рук, и непрерывная борьба не оставляла места для гражданских панихид [1, с. 24].
В апреле 1855 года Северная сторона жила по-прежнему насыщенной жизнью: женщины устроили прачечные и сушили госпитальное белье на веревках и на траве. Осложнилась проблема с жильем: квартир не хватало, офицеры перебирались в землянки. Н.В. Берг разместился на фрегате «Коварна». Капитанская каюта была свободна, так как капитан неотлучно находился на Константиновской батарее. Соседями оказался болгарин -переводчик дипломатической канцелярии, гусарский офицер, священник
Вениамин, образованный человек и интересный собеседник. «Все священники фрегатов и кораблей, стоявшие тогда на рейде и даже затопленных, обязаны были посещать те бастионы, где находилась команда их экипажа, освящать батареи, исповедовать умирающих и совершать различные церковные службы. Вениамин был чрезвычайно усерден в исполнении этих обязанностей. Он ходил по бастионам с каким-то увлечением, и мы всегда боялись, если он долго не возвращался. Но Бог хранил его до конца. Мне известно, что во всю осаду он исповедал и приобщил слишком 11 тысяч человек» [1, с. 57-58].
Матросы на «Коварне» представляли разные народы России, были чистоплотны и набожны. Погибшего на бастионе товарища старались обрядить в чистую одежду, похоронить подобающим матросу образом.
Фрегат стоял на рейде на расстоянии 70 сажен от Южной бухты, откуда открывался вид на саму бухту, Павловскую батарею и Корабельную слободку, Малахов курган и Ушакову балку. За Павловским мыском краем виднелись Александровские казармы и окраины третьего бастиона. Направо от Южной бухты виднелась Графская пристань и городские бульвары, Екатерининский Дворец и Михайловская церковь. Венчала южную сторону городская библиотека, расположенная на самом высоком месте. Направо от Николаевской батареи открывалась Артиллерийская бухта и вид на древний Херсонес. Рейд в этой части был полон движения. За кормой фрегата располагалась Северная сторона с укреплениями и немногочисленными палатками и лачужками и увеличивавшимися в количестве землянками. Здесь вечно валил дым, поскольку солдатские жены готовили похлебку, устраивали прачечные. У самой пристани, уложенные в пирамиды, лежали ядра и гранаты, у которых дежурили солдаты и матросы, играя в шашки, где пешками выступали пули разных фасонов. Налево, в половине расстояния от фрегата до Михайловской батареи, располагалась гауптвахта, служившая госпиталем, и подле нее столбик с образом Спасителя. Пароходы: Владимир, Крым, Херсонес, Бессарабия, Эльбрус и Одесса стояли на якорях и выжидали дела. Все держались сначала посредине рейда, но в мае месяце первые четыре перебрались к Павловскому
мыску, а Эльбрус и Одесса стали недалеко от Коварны напротив Северной балки [1, с. 60-62].
Константиновская батарея стояла в самом начале рейда. «В ней вечно все было "на чеку". На валах часовые, под наблюдением офицеров, следили всякое движение неприятельских кораблей, замечали приход новых и отбытие прежних. Для нас, посещавших батарею не часто, казалось, что там стояли все одни и те же корабли, а на батарее было известно, что вот, сегодня утром, пришло два таких-то парохода с зюйд-зюйд-веста, и один ушел. Грозно и красиво вытягивался по верхней стене батареи ряд огромных орудий, на крепостных станках. Два из них постоянно были направлены в сторону Херсонеса и тревожили бомбами тамошнюю деятельную батарею, или по крайней мере старались тревожить. Бомба Константиновской батареи проносилась над морем 1300 сажень. Во дворе батареи было всегдашнее движение. Солдаты более всего собирались у поленницы дров, налево от входа, разговаривали между собою, ходили и бегали взад и вперед. Иногда, посередине двора, раздавался оживляющий трепак, гудела песня, звенели ложки и тарелки. Но вдруг на маленькой платформе, у ворот, барабан бил тревогу, и все кидалось к ружью, к орудиям на валы, и батарея принимала настоящий воинственный характер» [1, с. 70].
Н.В. Берг отмечает явление грандиозной дружбы и взаимопонимания, которые возникали в период Севастопольской обороны не только между сослуживцами и представителями одинаковых сословий, но и между командирами и их подчиненными. Так, командир Константиновской батареи, обойдя стены и распорядившись ночным караулом, по дороге к себе в каземат, ради сближения с солдатами, спрашивал табачку. Солдаты с величайшей готовностью наперебой предлагали свои «тавлинки». «Шиковать в условиях руинированной обороны командиру не приходилось: каземат, или кабинет командира, на половину занят был огромной крепостной пушкой, глядевшей в открытое окно, на море. На лафете ее и на колесах растягивалось, как на вешалке, разное платье. Однако у другого окна, во двор, стоял рояль
с кучей нот. Командир играл на скрипке и на флейте, и часто, в вечерний час, собирал к себе в каземат все музыкальные таланты батареи» [1, с. 70].
Н. Берг оставил нам описание состояния Главного штаба Крымской армии, при котором он состоял на службе после своего возвращения из Кишинева. Штаб располагался вблизи Куриной балки и размещался в одноэтажном здании из восьми комнат, средние из которых предназначались для Главного дежурства, в которых стояли переносные столы и стулья и работали офицеры, писари и топографы, временами работал маленький литографический станок для печати войсковых диспозиций. Весь пол устилали кипы бумаг и дел, «полных страшной скуки» [1, с. 72]. Во второй комнате под охраной часового размещался сундук с деньгами и груда штуцеров и ружей, найденных на полях сражений. Перед главным входом лежали в огромных кучах посылки с вещами, корпией и т. п. Здесь же неотлучно дежурили несколько казаков на случай срочных депеш. В ближайшем бараке размещалась типография и за ней писарская кухня. Вниз по склону к бухте спускались ветхие землянки бедных матросских семей, в эту пору занятых офицерами и их денщиками. Внутри все заставлено и загромождено, вечно раскрытые чемоданы охраняются, как все, включая бумаги Главного штаба, «гением русской беспечности» [1, с. 73].
19 апреля на высотах за Волынским и Селенгинским редутами, как раз напротив Главного штаба, французами была выставлена модернизированная новым оружием батарея, прозванная солдатами «Мария». Ядра весом в 32 фунта проносились с огромного расстояния (больше трех верст) и при ударе уходили глубоко в землю: «В крепкую, каменистую почву чугунный шар уходит как в жидкость, и долго потом остается дыра, как черная, разинутая пасть. Месяц и больше льют дожди, ездят телеги, а дыра все глядит из-под земли своим черным глазом». По особому звучанию пролетающих ядер с «Марии», солдаты прозвали их «жеребец на водопой» [2, с. 38].
Французы готовились к атаке наших укреплений напротив редута Шварца, построенных в конце марта, в три параллели, влево от других, выстроенных месяцем раньше, напротив Пятого бастиона, в одну параллель. Командование
русской армии придавало большое значение этим укреплениям, т. к. соединение их с карантинными ложементами давало возможность создать несколько плацдармов и оттеснить противника далеко назад. Количество рабочих было увеличено до нескольких тысяч, вместо 30 первоначальных, и эти действия вызывали колоссальное напряжение у французского корпусного командира Пелиссье. В ночь с 19 на 20 в окопах находился новоприбывший Углицкий полк из 700 человек, в основном с лопатами и еще не посвященный в суть происходящих событий. Неожиданное нападение застало солдат врасплох, нечаянный выкрик «нас обходят» привел к поспешному бегству угличан из окопов. Столпившись у Пятого бастиона, угличане мешали вести огонь с редутов Шварца и Белкина. Воспользовавшись этим, французы тремя колоннами двинулись на покинутые ложементы и заняли их. Шварц просил Тотлебена взорвать фугас, заминированный в занятых французами окопах, но получил отказ, поскольку была надежда на возможное отвоевание собственных позиций. 20 апреля рано утром 300 русских «охотников», в основном из Владимирского полка и батальона Колыванского, воспользовавшись тактикой внезапности, отбросили противника за первую линию укреплений. Французы бросили против горстки наших героев гвардейский и 80 линейный полки и уничтожили либо частично пленили их. Взорвать фугас нашим не удалось, и столь важные укрепления были безвозвратно потеряны [1, с. 77-78].
Если на Северной стороне происходили дислокации под усилившимся огнем противника, то Южная сторона, которой отступать было некуда, продолжала жить привычной боевой жизнью. Единственным временным спасением от огня считалось встать в резерв. Резервы размещались в Белостоцких казармах, позади Николаевских казарм, подле Адмиралтейства, по Екатерининской и Морской улицам [1, с. 83].
Командующие на местах прилагали усилия по укреплению и совершенствованию оборонительных позиций и укреплений. Так, генерал Хрулев, назначенный в начале мая командующим правого фланга, где ожидали
возможного наступления противника, отдал приказ соединить старые кладбищенские укрепления напротив Белкина люнета с укреплениями Карантинной бухты. За несколько дней был воздвигнут мощный вал, длиной в версту вблизи неприятельских позиций. Французы тотчас подготовили контрнаступление. Действовали батальоны дивизии генерала Пате с двух флангов: пятью батальонами на левом фланге под командованием генерала Бере и на правом в таком же составе под руководством генерала де Ламотт-Руж. Опытный Хрулев почувствовал возможное нападение, несмотря на скрытность противника, и выставил на работы вооруженные на случай нападения четыре батальона Подольского полка, три батальона Ериванцев, два -Житомирского полка, несколько единорогов.
Под сильным перекрестным огнем батарей Подольцы и Ериванцы двинулись на защиту левого фланга, Житомирцы - правого. Русские позиции несколько раз переходили из рук в руки. В этой схватке погиб вместе с сыном генерал-майор Адлерберг. К 3 часам русские силы дрогнули, и генерал-лейтенант Семякин двинул в помощь левому флангу два батальона Минского полка, в помощь правому - семь рот Углицкого. Наши защитники отбросили правое крыло противника и заняли позиции в новосозданных укреплениях слева, напротив кладбища, куда на день, 11 мая, были посажены стрелки и штуцерная команда, а войскам велено отступить. Другая же половина укреплений у Карантинной бухты осталась за неприятелем.
Потери русских в эту ночь: до 3 тысяч убитыми и ранеными, в числе которых 4 генерала и 74 офицера. Противник потерял, по показаниям пленных, до 9 тысяч человек. Было мнение, что такие большие потери французов связаны с возможностью ошибочных выстрелов своего же парохода, который вошел в Карантинную бухту и открыл огонь по главному резерву [1, с. 124-127].
Много было работы в эти дни Главному перевязочному пункту: в первые сутки сделано до 700 ампутаций. Убитых на Южной стороне свозили обыкновенно в телегах на Николаевский мысок; убитых в Корабельной -на Павловский. Берг подчеркивает, что не было недостатка гробов для тех,
у кого были деньги. «Куда не заберется и чего не вынесет изворотливая промышленность!» [1, с. 129, 132].
В конце мая Главный штаб переехал на Инкерманские высоты, за шесть верст от города, на то место, где некогда была почтовая станция, а в начале 1855 года стояла 16 дивизия. В каменном домике станции поместился главнокомандующий. Рядом в домике поменьше - начальник штаба. Для генералов и офицеров со средствами были вырыты землянки и покрыты хворостом, привезенным с Мекензиевой горы. Остальные разместились в палаточном городке на 399 палаток [1, с. 133].
Уже в мае 1855 года наблюдался не только численный перевес противника, но, прежде всего, его превосходящий военно-технический потенциал. По записям Н. Берга, французской батарее «Мария» стали помогать еще две английские, точно такого же устройства: одна за Южной бухтой, между хуторами Шебедева и Бурназова, а другая - за кладбищем, за Третьим бастионом. Эти две батареи стреляли только по бухте и Северной балке, пуская изредка ядра по Михайловской батарее [1, с. 136].
Количество бомб и ракет, выпущенных по городу и окопам защитников, многократно увеличивалось. В нескольких местах осколочные пласты достигали нескольких метров. Невозможность развернутого наступления в силу специфики местности, отсутствия полноценных людских и артиллерийских резервов, практически круглосуточные обстрелы русских позиций - такова реалия Севастопольской обороны в начале лета 1855 года. Все попытки слегка продвинуться в направлении окопов противника или слегка модернизировать оборону вызывали решительный протест и последующую контратаку противника, причем исход бывал не всегда в нашу пользу. Вся оборона держалась терпением простых защитников, поддержкой командиров, смелостью коротких окопных боев и стычек. Медленно теряя оборонительные позиции, русские защитники делали все от них зависящее, поддерживали боевой дух и демонстрировали готовность стоять насмерть.
Как самому Н. Бергу, так и офицерам-защитникам все труднее было видеть страдания людей, их попытки взбодрить друг друга при полном понимании тяжелой ситуации. На каждый выстрел нашей артиллерии противник отвечал десятью. На каждую попытку укрепиться противник отвечал контратакой. Более того, под руководством генерала Пелиссье готовилось крупномасштабное наступление. Военно-техническое превосходство противника усиливалось с каждым днем, а русские заводы не справлялись с объемом военных заказов. Подвоз снарядов, провизии и людей осуществлялся на телегах, в то время как подкрепление противник доставлял по морю. В неограниченном количестве и явно более высокого качества.
Данный период Крымской войны явно продемонстрировал техническую, экономическую и политическую отсталость России. Трагическая концовка Севастопольской обороны однозначно ставила проблему необходимости серьезных перемен, реформ.
Список литературы:
1. Берг Н.В. Записки об осаде Севастополя / [соч.] Н. Берга. - М.: Тип. Каткова и К°, в 2-х тт., 1858. - 508 с.
2. Макарова С.Э. Психология русского характера на примере событий Крымской войны 1853-1856 годов (по воспоминаниям Н.В. Берга). // LIII международная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история» 23 сентября 2015 г. Сб. статей №9 (49). - Новосибирск, 2015. -С. 35-46.
References:
1. Berg N.V. Notes on the siege of Sevastopol. Sochinenija N.V. Berga [Works by N.V. Berg], Moscow, Tipografiia Katkova i K° Publ., 1858, 508 p. (In Russian).
2. Makarova S.E. Psychology of Russian personality considering the Crimean war 1853-1856 (According to the memoirs by N.V. Berg). LIII mezhdunarodnaja nauchno-prakticheskaja konferencija «Aktual'nye voprosy obshhestvennyh nauk: sociologija, politologija, filosofija, istorija» [In collection 9 (49) of LIII International scientific-practical conference "Actual problems of the social sciences: sociology, political science, philosophy, history"]. Novosibirsk, 2015, no. 9(49), pp. 35-46. (In Russian).
