CC BY
12
УДК 93/94
В. В.Корнеев
кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой исторических наук МГЛУ; e-mail: vvkorni86@bk.ru
СОСЛОВНО-КОРПОРАТИВНЫЕ НРАВЫ КАК ФАКТОР ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА
В статье рассматривается проблема социального неравенства в России в начале XX в. из-за сохраняющегося сословного деления общества. Отмечается проявление сословно-корпоративных нравов в общественной жизни, быте, что явилось важным фактором Русской революции 1917 г.
Ключевые слова: сословия; сословный фактор; сословно-корпо-ративные нравы; дворянство; помещики; низшие чины армии и флота.
Korneev V. V.
PhD of Historical Sciences, Assistant Professor, the Head of the Department of Historical Sciences, MSLU; e-mail: vvkorni86@bk.ru
ESTATE-CORPORATE MORALS AS A FACTOR OF THE GREAT RUSSIAN REVOLUTION OF 1917
The article reviews the problem of social inequality in Russia in at the beginning of the XX century due to persisting class division of the society. Manifestation of estate-corporate morals in social and daily life is indicated as an essential factor of the 1917 revolution.
Key words: estates; estate factor; estate-corporate morals; nobility; landlords; low-ranking military and naval officers.
В статье «Интеллигенция и революция» (1918) русский поэт Александр Блок вопрошал: «Почему «долой суды»? - Потому, что есть томы «уложений» и томы «разъяснений», потому что судья -барин и «аблакат» - барин...
Почему дырявят древний собор? - Потому что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.
Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? - Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.
Почему валят столетние парки? - Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему - мошной, а дураку - образованностью. Всё - так.
Я знаю, что говорю.» [Блок 1980, с. 385-386].
А. Блок, на наш взгляд, схватил в этой фразе суть иррационального поведения, сформированного господами и вырвавшегося у простого люда наружу в годы революции, причем характеризующееся своей, мужицкой, правдой. По сути, речь шла об отмщении барам и всему господскому «миру» за сотни лет унижений и страданий.
Сегодня о сословности в дореволюционной России стараются не вспоминать. Более того, отдельные историки пытаются представить Россию 1917 г. практически бессословным, а подспудно -даже однородным социальным обществом. К примеру, американский историк С. Беккер пишет, что накануне революции 1917 г. дворянство России стало «правовой фикцией, существующей только в Своде законов и в сознании традиционалистов», а образ жизни у них столь «...разнообразным, как само российское общество»1. Ему вторит Е. Юдин, стремясь доказать факт отмирания сословных прав и привилегий у дворянства, которое, якобы, сохраняло только свои «специфические культурные традиции» [там же, с. 161-167]. Однако такая позиция встречает возражения. Г. Фриз полагает, что сословия в России оказались очень устойчивыми и просуществовали до революции 1917 г. Отличительными чертами сословности стали наследственность статуса и внутригрупповая эндогамия. Историк утверждает, что сословность российского общества «базировалась не только на установлениях закона, но также на отношениях собственности, обычаях и соображениях престижа» [там же, с. 165].
Действительно, если проанализировать социальный статус различных социальных групп российского общества в начале XX в., то становится очевидным их сохраняющаяся юридическая неравноправность. Дворяне, в частности, сохраняли особые привилегии: их продолжали именовать «благородными», заносить в особые родословные книги. Они имели право на особое несение государственной и военной службы, на ношение шпаги и мундира, право на титулование, родовой герб. По-прежнему дела дворян могли рассматриваться особым порядком в суде, они были освобождены от телесных наказаний и др. [Лавицкая 2009, с. 21]. Исследователь М. И. Лавицкая в связи с этим замечает, что при всей сложности
1 Цит. по: [Историк и его время... 2010, с. 163].
126
и противоречивости эволюции правового положения дворян в XIX -начале XX вв., «благородное сословие» оставалось «.в наиболее выгодном положении», ибо одни привилегии у них сохранялись, либо заменялись новыми, а другие - становились его правами [Лавицкая 2009, с. 20, 22].
С другой стороны, представители иных социальных групп были ограничены в правах. Так, многих, по сути гражданских прав, причем не связанных с военной службой, были лишены низшие чины Русской армии и флота. Солдатам запрещалось ездить в вагоне трамвая, появление на главных площадях и улицах городов, курение на улицах. Известный российский военачальник А. А. Брусилов вспоминал (1908), что на воротах городского сада в г. Люблин (Польша) висело распоряжение властей: «Нижним чинам и собакам вход воспрещён» [Брусилов 1963, с. 47]. Такая же табличка находилась у входа в Александровский сад в Вятке [Деятельность В. И. Ленина... 1985, с. 110], что говорит о типичности явления.
В то же время, как нам представляется, сословный фактор в России начала XX в. сохранялся не только как некая социально-правовая данность, но и остро проявлялся в системе взаимоотношений между, условно говоря, привилегированными и непривилегированными сословиями и социальными группами. В содержательном сборнике воспоминаний крестьян «1917 г. в деревне» представлены любопытные сведения об отношении некоторых представителей дворянского сословия к окружающему их сельскому населению. Так, сельский корреспондент К. Фонарёв из Мише-Полянской волости Белевского уезда Тульской губернии описывает одну из помещиц по фамилии Арбузова. Эта была, как он пишет, «злая баба-самодурка», которая сохранила в себе все черты барина эпохи крепостничества и соответствующие сословные нравы. В частности, «Арбузиха», так звали ее в деревне, никому не позволяла ездить через свою усадьбу, хотя дорога проходила мимо ее дома. Из-за этого крестьянам приходилось объезжать парк кругом, делая большой крюк. Если же к ней являлся мужик-проситель, который надоедал ей своими просьбами, то она кричала своему слуге: «Эй, Степан, травить его собаками»1.
1 Цит. по: [Маге-запись... 1967, с. 45-46].
127
Другой крестьянин, А. В. Зуморин, из села Никольское Старо-Рачейской волости Сызранского уезда Симбирской губернии, вспоминал о местном помещике Казакове следующее: «С крестьянами (Казаков. - В. К.) обращался грубо и требовал, чтобы мужик с ним разговаривал на десять шагов и, главное, без шапки: "его благородие" "дерзости" мужиков не выносил. Всегда старался мужичка оштрафовать за небольшой пустяк»1 .
Очевидно, что подобное поведение дворян-помещиков обусловливалось и их экономическими, прежде всего земельными позициями, и защитой со стороны власти, и сохраняющимися сословными привычками и нравами. Помещичья собственность на землю, сословные права и привилегии делали из дворян настоящих хозяев той или иной местности, сохранявших властные полномочия по отношению к окрестному населению вплоть до революции 1917 г. Насколько российские помещики чувствовали свою силу и безнаказанность, свидетельствуют некоторые факты. Так, в мемуарах британского дипломата Р. Г. Брюс Локкарта отмечено, что первым его делом на посту чиновника английского Министерства иностранных дел в 1911 г. стало участие в решении судьбы молодой соотечественницы, проживавшей в России. Девушка служила у некоего помещика в Поволжье и, не вытерпев домогательств с его стороны, вынуждена была обратиться за помощью к главе английской короны. Прочитав ее письмо, полное отчаяния, Брюс Локкарт незамедлительно принял меры по возвращении молодой женщины на родину [Локкарт 1991, с. 45]. Можно только представить, какой властью обладал данный российский помещик, если англичанка смогла найти защиту только у своего короля.
Как представляется, сословно-корпоративные нравы обусловливали не только поведенческие функции некоторых представителей высших классов, но и отражались на всей жизнедеятельности «верхов» и «низов». Известный российский историк В. Булдаков констатирует, что «...к началу XX в. солдатское бытие больше напоминало полузабытую барщину или постылую систему отработок, нежели выполнение гражданского долга» (Знание-сила, 2017, № 8, с. 52). Во многом это являлось следствием обращения офицеров с солдатами. Частое рукоприкладство и зуботычины,
1 Цит. по: [Магс-запись... 1967, с. 86].
128
издевательства, обращение на «ты» в грубой форме, было, по всей видимости, сохранением в армейской среде модели взаимоотношений «бар» и «черни», усвоенной господами как архетип поведения в мирное время. Естественно, в армейской среде эти нравы получали особую окраску, отражаясь на военной службе самым непосредственным образом. Вот почему нижние чины, унтер-офицеры, приняли самое активное участие в революционных событиях, а солдаты фактически продиктовали и заставили принять Временное правительство знаменитый приказ № 1 после победы Февраля.
Сословный фактор и соответствующие им сословно-корпо-ративные нравы сохраняли свое действие вплоть до революционных событий Октября 1917 г., автоматически генерируя культурные традиции правящего сословия. Великая Октябрьская социалистическая революция уничтожила помещичье землевладение, ликвидировала сословное неравенство в обществе, устранив тем самым экономическую и политико-правовую основу для безнравственного поведения «благородных» по отношению к окружающим их простым людям.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Блок А. А. И невозможное возможно.: Стихотворения, поэмы, театр,
проза / сост. В. Енишерлов. М. : Молодая гвардия, 1980. 430 с., ил. Брусилов А. А. Мои воспоминания. М. : Воениздат, 1963. 288 с. Деятельность В. И. Ленина и местных партийных организаций в годы Первой мировой войны: Межвуз. сб. науч. тр. Пермь : Перм. ун-т, 1985. 176 с.
Историк и его время: Воспоминания, публикации, исследования: памяти Сергея Алексеевича Павлюченкова / сост. В. Л. Телицын. М. : Собрание, 2010. 383 с.; ил. Лавицкая М. И. Правовое положение дворянского сословия в России в XIX - начале XX века // История государства и права. 2009. № 5. С. 20-22.
Локкарт Роберт Брюс. История изнутри // Мемуары британского агента / пер. с англ. М. : Изд-во Новости, 1991. 320 с., ил. Маге-запись: 1917 год в деревне (воспоминания крестьян) / автор пре-дисл. Я. Яковлев. М. : Политиздат, 1967. 288 с.
