CC BY
32
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2018. №3(53)
УДК 82.0; 82-1-/9
СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ПОЭТИКА ЖАНРОВ: СТИХОТВОРЕНИЕ В ПРОЗЕ И. С. ТУРГЕНЕВА «ЧТО Я БУДУ ДУМАТЬ?» И НЭСЕР Ф. АМИРХАНА «ТЭГЪЗИЯ» («УТЕШЕНИЕ»)
© Алсу Хабибуллина
COMPARATIVE POETICS OF GENRES: I. S. TURGENEV'S PROSE POEM "WHAT AM I SUPPOSED TO THINK OF?" AND F. AMIRKHAN'S NASER
"TAGZIA" ("CONSOLATION")
Alsu Khabibullina
The article analyzes the prose poem and naser, genres of Russian and Tatar literature, in a comparative aspect. The work aims to investigate their poetics, based on I. S. Turgenev's work "What Am I Supposed to Think of?" and F. Amirkhan's "Tagzia", to find out the character of genre correlation in the context of various linguistic, artistic, and cultural traditions. We have found that the rhythm of Turgenev's prose poem resembles the rhythm of a verse, it is mainly created by means of short stanzas (verses), which have a special composition. In contrast to I. S. Turgenev's poem, long lines occupy a special place in the poetics of the naser "Consolation", which can be explained by the history of Tatar poetry and prose (H. Us-manov, H. Kurbatov, etc.). Long lines are complete in their meanings, they make up a maxim or an aphoristic statement, conveying the rhythm of the character's speech. The rhythm of F. Amirkhan's naser corresponds to the rhythm of the Tatar folk song ("a sad song"). The melodic base of the "Consolation" is created by the means of frequent repetitions, anaphora, inversion, and rhymes of certain sentences. The article concludes that compared genres are unique, and their uniqueness is revealed, in an original way, in the dialogue of Russian classics and Tatar literature of the early 20th century.
Keywords: genres comparison, poetics, naser, prose poem, rhythm, long lines, verse.
В статье в сопоставительном аспекте анализируются жанры русской и татарской литературы -стихотворение в прозе и нэсер. Ставится цель - исследовать их поэтику на материале произведений И. С. Тургенева «Что я буду делать?» и Ф. Амирхана «Тэгьзия» («Утешение»), выяснить характер корреляции жанров в контексте разных языковых, художественных и культурных традиций. Установлено, что ритм стихотворения в прозе И. С. Тургенева приближен к стиховому ритму, он создается прежде всего с помощью коротких строф (версе), которые имеют свою композицию в произведении. В отличие от произведения И. С. Тургенева, в поэтике нэсер «Утешение» особое место занимают длинные строчки, что объясняется историей татарского стиха и прозы (Х. Усманов, Х. Курбатов и др.). Длинные строчки завершены в смысловом содержании, они образуют сентенцию или афористическое высказывание, передавая ритмичность речи героя. Выяснено, что ритм нэсер Ф. Амирхана также соотносится с ритмом татарской народной песни (моцлы кей). Мелодическая основа «Утешения» создается с помощью частых повторов, анафоры, инверсии, встречаются рифмы в отдельных предложениях. В статье сделан вывод об уникальности сопоставляемых жанров, которая по-своему раскрывается в диалоге русской классики и татарской литературы начала XX века.
Ключевые слова: сопоставление жанров, поэтика, нэсер, стихотворение в прозе, ритм, длинные строчки, версе.
К числу малоизученных в сопоставительном аспекте жанров русской и татарской литературы относятся стихотворение в прозе и нэсер. В настоящее время нет специальных научных работ, посвященных их сопоставительной поэтике. Оба жанра традиционно рассматриваются как виды прозы, сфера их взаимодействия
основана на различиях, то есть того, что делает их непохожими и самобытными в разных культурах и одновременно согласованными, диалогичными между собой1.
1 Своеобразным основанием диалога сопоставляемых жанров, а также поиска в них общего начала является сложившееся в отечественном литературоведении
Как полагают исследователи, нэсер - арабское слово, означающее в переводе «прозаическое произведение», «проза». По мнению Д. Ф. Загидуллиной, А. М. Хасановой, Р. Н. Баи-мова, корни нэсер уходят в средние века. «Авторы ставили обозначение „нэсер" под своими рассказами, чтобы отличить ритмические произведения от стихов. В центре - субъективный образ в статусе лирического героя. Ритм произведения создается при помощи таких приемов, как повтор, инверсия, паузы» [Хасанова, с. 3].
Нэсер представляет собой промежуточную форму, близкую к стихотворению. С другой стороны, он граничит с ритмической прозой (садж), широко распространенной в истории литератур народов Востока2.
Д. Ф. Загидуллина полагает, что в начале XX века нэсер наряду с рассказом занял главное место в татарской модернистской литературе. В творчестве М. Гафури, Г. Ибрагимова, Г. Рахима, А. Тангатарова, М. Ханафи, писателей 1910-20-х гг., нэсер отвечал основной тенденции в национальной литературе - поиск смысла жизни, выяснение сущности отношений человека и Бога. Согласно ее взглядам, «тот художественный потенциал, скрытый внутри каждого вида: масштабность изображения и воссоздание цельных характеров, присущие эпике; музыкальность и ритмичность формы, использование повторов, открытый финал, эмоциональность лирики -обеспечивало органическое соединение в новую синтетическую единицу» [Загидуллина, с. 47].
Было установлено, что нэсер является жанром, коррелирующим в русской литературе со стихотворением в прозе. В их поэтике есть об-
представление о том, что проза и поэзия не имеют четких различий между собой. «Здесь встречается любопытный парадокс, - пишет Ю. Лотман. - Взгляд на поэзию и прозу как на некие самостоятельные конструкции, которые могут быть описаны без взаимной соотнесенности („поэзия - ритмически организованная речь, проза обычная речь"), неожиданно приводит к невозможности разграничить эти явления. Сталкиваясь с обилием промежуточных форм, исследователь вынужден заключить, что определенной границы между стихами и прозой провести, вообще, невозможно» [Лотман, с. 410]. В связи с этим Ю. Лотман, вслед за Б. Томашевским, автором специальной работы «Стих и язык», считает, что правильнее говорить о более или менее прозаичных произведениях или более или менее стихотворных явлениях в литературе.
2 В арабской, персидской и тюркской литературах ритмическая проза назвалась саджем (букв. - 'воркование голубки'). К числу художественных произведений, иллюстрирующих поэтику саджа, относится поэма Саади «Гулистан», написанная прозой с включением рифмованных кусков.
щее основание. Особое место в сопоставляемых жанрах занимает ритм, который создается разными способами, в том числе с помощью повторов, пауз, инверсии и т. п. Справедливо утверждать, что ритм как свойство поэтики стиха, складывающейся в сфере разных национальных языков, по-своему передает их уникальность. Необходимо иметь в виду, что нэсер и стихотворение в прозе сложились в контексте разных типов культур и национальной идентичности татарского и русского народов.
Вкратце рассмотрим некоторые аспекты поэтики стихотворения в прозе.
Данный жанр наиболее полно проявился в истории русской литературы середины XIX века, в первую очередь в творчестве И. С. Тургенева. Его истоки восходят к французской литературе, к произведениям Бодлера и А. Рембо. По мнению Ю. Орлицкого, определение жанра («стихотворение в прозе») достаточно метафорично, поэтому исследователь предлагает использовать и другие, близкие к его природе названия, например «прозаическая миниатюра» или «миниатюрная проза».
Выделяя как особенный опыт И. С. Тургенева, написавшего более 80 стихотворений в прозе, Ю. Орлицкий раскрывает в них основные приемы и средства, с помощью которых прозаическое произведение становится стихоподобным, то есть «перестроенным» в поэтический текст.
Особое место в поэтике стихотворения в прозе имеет версе - малая строфа. Она занимает доминантное положение в художественном повествовании. По определению Ю. Орлицкого, версе представляет собой урегулированную, «строфически организованную (как строфические переводы Библии) стихоподобную прозу, характеризующуюся малым объемом всех или подавляющих большинства строф, примерным равенством размера этих строф и тенденцией большинства из них к совпадению с одним предложением» [Орлицкий, с. 180-181].
Наличие же пауз, повторов, рефренов еще более подчеркивает связь таких произведений со стихом, его особенным, отличным от прозаического произведения ритмом.
Поэтика татарского стиха другая. Как подтверждают исследования Х. Усманова, Х. Курбатова, М. Бакирова, Н. Хисамова, в композиции тюркского стиха традиционно выделялись не короткие, а напротив, длинные строки. Чаще всего они представляли собой поучительные высказывания, афоризмы. Такая объемность и смысловая завершенность стиха достигалась главным образом за счет аруза - основной формы квантитативного стихосложения, получившей распро-
странение в татарской поэзии в конце XIX - начале XX века. Распространению тюркского аруза в национальной литературе способствовала традиция чтения книг и стихов нараспев [Замалиев, с. 4-5].
В свете наших размышлений отметим и другую черту поэтики. Произведение, созданное в метрической системе аруза, состояло из бейтов (двустиший), имевших к тому же свой особенный размер и ритм. По мнению Х. Курбатова, ритмическое своеобразие составляло основу различий поэтических жанров. При этом «жанр в арузе в большей степени, чем в западноевропейской, русской или современной татарской поэзии, обусловлен формами стиха: мы говорим газель, касыда, кыт'а, муссаман, мусаддас, масневи и т. д. не только исходя из содержания, но также из построения строфы и порядка рифмовки в ней» [Курбатов, с. 54].
Таким образом, в отличие от ритмики русской прозы, которая возникала в том числе с помощью коротких предложений и строф-версе, татарский стих и проза подчеркивали длинные строки, которые могли образовывать в том числе однострочные стихотворения [Там же, с. 54-55]. Длинные строки в форме бейтов (двустиший) композиционно подчеркивали в литературе как целостность и длину стиха, так и его особую ритмику.
Та же тенденция имела место и в песенном фольклоре татар, в частности в поэтике коротких песен («кыска ^ыр»), которые, по мнению Г. Рахима, состоят из двух длинных строк. В этой связи Г. Рахим в своей статье «Взгляд на нашу народную словесность» писал следующее: «То, что они (короткие песни - А. Х.) записаны в форме четверостиший, проистекает от заблуждений тех, кто записывал услышанные в народе песни. По старой терминологии, первая и вторая строки наших песен в большинстве случаев составляют одно предложение, равно как третья и четвертая строки являются половинами целого предложения» [Рахим, с. 157]. Например:
Биек тауньщ башына
менеп булмый, тамырлык.
Ходадан вэгьдэ ^иткэнче
Yзе бирсен сабырлык [Рахим, с. 139].
Приведенные рассуждения исследователей подтверждают иной, чем в русской литературе, характер сближения прозы и поэзии. Длинные строчки в татарском стихе более близки по форме к речи сплошной или линейной, то есть той, которая характерна для прозы. Напротив, сплошная речь в прозаическом тексте легче, чем в русской прозе, уподоблялась ритму поэзии,
приближаясь к ритмическим и интонационным свойствам восточного стиха.
Иллюстрируем последнее положение сопоставительным анализом стихотворения в прозе И. С. Тургенева «Что я буду думать?..» (1879) и нэсер Ф. Амирхана «Тэгьзия» - «Утешение» (1922).
Оба произведения имеют общую тему: они посвящены размышлениям о смерти, о том, как человек может принять этот трагический момент.
Обратимся к произведению Тургенева.
Что я буду думать?...
Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, если я только буду в состоянии тогда думать?
Буду ли я думать о том, что плохо воспользовался жизнью, проспал ее, продремал, не сумел вкусить от ее даров?
«Как? это уже смерть? Так скоро? Невозможно! Ведь я еще ничего не успел сделать... Я только собирался делать!»
Буду ли я вспоминать о прошедшем, останавливаться мыслию на немногих светлых, прожитых мною мгновениях, на дорогих образах и лицах?
Предстанут ли моей памяти мои дурные дела - и найдет на мою душу жгучая тоска позднего раскаяния?
Буду ли я думать о том, что меня ожидает за гробом... да и ожидает ли меня там что-нибудь?
Нет... мне кажется, я буду стараться не думать - и насильно займусь каким-нибудь вздором, чтобы только отвлечь собственное мое внимание от грозного мрака, чернеющего впереди.
При мне один умирающий все жаловался на то, что не хотят дать ему погрызть каленых орешков... и только там, в глубине его потускневших глаз, билось и трепетало что-то, как перешибленное крыло насмерть раненной птицы [Тургенев, с. 500-501].
Как видно из приведенного текста, оно полностью состоит из коротких предложений, образующих строфы-версе. Последние дают особенное «ощущение» стихового ритма и интонации, одновременно приближая произведение к философским лирическим размышлениям. В нем главным являются чувства героя, его эмоциональные переживания о предстоящем исходе жизни.
Такой стиховой тон возникает сразу. Каждая строфа в произведении Тургенева, как строчка в стихотворении, способствует созданию вертикального ритма, заставляя читателя постоянно возвращаться к ранее прочитанному.
В произведении много пауз и вопросительных предложений, которые усиливают сферу субьективного, рефлексивно наполненного в произведении. Наиболее ярко стиховое начало
передают первая, вторая и третья строчки-версе. Они вполне могли бы составить один большой абзац. Однако для писателя было важно подчеркнуть движение чувств героя: от взволнованного вопроса о том, что он будет думать в момент смерти и смог ли он воспользоваться всеми дарами жизни, к еще более глубокому, почти трагическому вопрошанию к миру и к себе: Как? Это уже смерть? Так скоро? [Там же].
И напротив, два последних предложения в произведении Тургенева раскрывают уже иное состояние субъекта речи. В финальном рассказе об одном умирающем (При мне один умирающий все жаловался на то, что не хотят дать ему погрызть каленых орешков...) звучит другой, более спокойный повествовательный тон, как будто разрешивший внутренние противоречия, тревожившие его сердце.
Таким образом, каждая из строф-версе, передающая разные оттенки эмоционального мира героя Тургенева, является относительно самостоятельной, порождающей свой уникальный мотив и интонацию. Их относительная соразмерность, малый объем, многочисленные паузы, восклицательные и вопросительные предложения - все это сближает произведение русского писателя с поэтическим стихотворным текстом.
Иначе, чем в произведении Тургенева, создается ритм в нэсер Ф. Амирхана «Утешение».
Сюжетную основу нэсер составляет разговор мужа и жены, которые только что пережили страшное горе: они похоронили единственную дочь. Муж успокаивает жену, обращаясь к ее чувствам, сознанию, вере. В своих раздумьях о бренности бытия он пытается донести мысль том, что смерть является необходимым этапом человеческого существования, за которым следует настоящая, более правильная и ценная жизнь, близкая к Богу. Размышления о смерти здесь отличаются глубиной, они имеют философский характер, связанный в том числе с религиозными представлениями мусульман о ценности неземного существования. По мнению Д. Ф. Загидуллиной, «произведение читается как молитва суфия (на что указывает и название и одновременно суфийский обряд - воспоминание об умершем) об истине, о духовности» [Загидул-лина, с. 125].
Анализ нэсер подтверждает, что особое место в его поэтике имеют повторы и афористические высказывания, которые ритмизируют, делают более мелодичной, подобно грустной песне, монолог героя:
- Не плачь, жена, не плачь так горько, не проливай горьких слез! Я понимаю твое горе. Я чувствую
его огонь в своем сердце, сердце, близком потерять разбитое терпение. Сегодня мы ее потеряли, мы положили ребенка в холодные объятия могильной земли, и этот ребенок, так же как твой, как творение твоего сердца, так же он и мой, и сказание моего сердца. Но прояви терпение, проявим терпение! Тяжело, очень тяжело потерять единственного ребенка, только-только начавшего раскрывать свои юные почки, только-только прошедшего пору детства, расстаться навеки в этой жизни с единственным ребенком, я чувствую тяжесть этого своим искалеченным сердцем. Но прояви терпение, проявим терпение, жена! Если ты, потерявшая ребенка горестная мать с израненным сердцем, то и я ведь тоже потерявший свое дитя отец с разорванным сердцем. Если ты мать, вырастившая свое дитя в объятиях своего милосердия, возлагая огромные надежды, которые разбились, то и я ведь отец, положивший в могилу только что своими руками свою единственную дочь! Ведь таков закон мирозданья. Это закон жизни: появился на свет - появился, чтобы умереть3. <...> [Эмирхан, с. 366-367].
Отрывок из нэсер не содержит коротких предложений, как, например, в стихотворении в прозе Тургенева «Что я буду думать?». В нем нет версейных строф вообще. Сравните: Как? это уже смерть? Так скоро? Невозможно! Ведь я еще ничего не успел сделать... Я только собирался делать! [Тургенев, с. 501].
В размышлениях мужа часто встречаются повторы и эмоциональные обращения к своей жене, которые близки, согласно определению Ю. Лотмана, к «рифмам ситуаций»4:
Жылама, карчык, болай ачы жылама, ачы куз яшьлэре тYкмэ!
Лэкин сабыр ит, сабыр итик!
Лэкин сабыр ит, сабыр итик, карчык!
Ж^ылама, жыламыйк, сабырсызланма, сабырсыз-ланмыйк, карчык [Эмирхан, с. 366-367].
Их также можно сравнить с «общими местами» в длинных песнях или баитах, создающими особый, «певучий» ритм монологических раздумий героя. Анализ их показывает, что, в отличие от стихотворения в прозе Тургенева, у них нет своей композиции в тексте, они не создают ощущения стиха и ритма коротких фраз. Напротив, представляя собой завершенные высказыва-
3 Перевод выполнен Л. Переведенцевой.
4 Как считает Ю. Лотман, отличительным свойством поэтического сюжета является наличие в нем ритма, повторяемостей и параллелизмов. «В определенных случаях с основанием говорят о „рифмах ситуаций". <...> Подобный принцип может проникать и в прозу (повторяемость деталей, ситуаций и положений), как проникает, например, в кинематографию» [Лотман, с. 507]. Справедливо предположить, что «рифмы ситуаций» являются свойством поэтики нэсер «Утешение».
ния, такие повторы связаны с последующими размышлениями. В них слова о терпении, например, звучат как наставления, создающие сферу возвышенных и эмоционально-образных философских размышлений героя о главной заповеди в жизни мусульман.
Повторы также включены в содержание заключительной части «Утешения»: здесь они сливаются с плачем героя, с его невысказанной печалью. Впервые в своих раздумьях он с горечью признается в бессилии человека перед смертью и горем, которое она порождает.
В нэсер «Утешение» есть афоризмы, представляющие собой образные оригинальные высказывания. По-своему они передают ритмичность речи героя. Приведем некоторые из них:
Ведь таков закон мирозданья. Это закон жизни: появился на свет - появился, чтобы умереть [Там же, с. 366].
Милосердие, которое в твоем сердце, которое в моем сердце, - это всего лишь капля в океане, всего лишь песчинка в песчаной пустыне [Там же, с. 370].
Включенные в размышления героя некоторые из них имеют также созвучия в окончаниях слов, приближающие их к рифме, например:
Шулай инде, деньяныц гадэте шулай инде. Жир тереклегенец йоласы: деньяга килдецме - Yлэргэ килдец [Там же, с. 366] (курсив наш - А. Х.).
Кроме того, основанные на сравнениях (милосердие - капля в океане, песчинка в пустыне) данные высказывания воспринимаются как эмоциональные, с душой выраженные переживания, больше напоминающие грустную песню (моцлы кей), в которой есть место и страданию, и раздумьям о жизни, и силе невысказанных, трудно передаваемых чувств.
Таким образом, сопоставление стиховорения в прозе и нэсер в русской и татарской литературах позволило выявить в первую очередь черты своеобразия жанров. Данные формы не тождественны и не взамозаменямы друг другом, хотя между ними, как между разными магнитными полюсами, образуется большая сила притяжения, способная создать диалог литератур. Основанием его является наличие ритмизированного материала, который по-разному возникает в них. В случае произведения И. С. Тургенева он приближен к стиху и стиховому ритму. В нэсер же ритм в большей мере соотносится с ритмом народной лирической песни и некоторых сторон ее поэтики. Мелодическая основа нэсер «Утешения» создается с помощью частых повторов,
анафоры, инверсии. В нем особое место занимают длинные строчки, тяготеющие к созданию бейтов-двустиший, которые при этом завершены в смысловом содержании и могут образовывать афористическое высказывание.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Правительства РТ в рамках научного проекта № 18-412-160006.
Список литературы
Загидуллина Д. Ф. Модернизм в татарской литературе первой трети XX века. Казань: Тат. кн. изд-во, 2013. 207 с.
Замалиев А. М. Татарское стихосложение: типологические и национальные особенности: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2011. 27 с.
Курбатов Х. Р. Ритмика татарского стиха = Татар шигыйрь ритмикасы. Казань: ИЯЛИ АН РТ, 2005. 89 с.
Лотман Ю. М. Структура художественного текста. Анализ поэтического текста. СПб: изд. группа «Азбука-Аттикус», 2015. 704 с.
Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе. М.: РГГУ, 2002. 685 с.
Тургенев И. С. Собрание сочинений: в 12 т. М.: Худ. лит., 1956. Т. 8. 611 с.
Хасанова А. М. Творчество Ахнафа Тангатарова: жанровые и художественные особенности: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2011. 27 c.
Эмирхан Ф. Эсэрлэр: 4 т. Казан: Тат. кит. нэшр., 1984. Т. 1. 480 б.
Рэхим Г. Сайланма эсэрлэр / Тез. М. И. Ибраhи-мов, А. М. Гайнетдинов. Казан: Ихлас, 2018. 560 б.
References
Khasanova, A. M. (2011). Tvorchestvo Ahnafa Tan-gatarova: zhanrovye i khudozhestvennye osobennosti: av-toref. dis. ... kand. flol. nauk. [Ahnaf Tangatarov's Works: Genre and Artistic Features: Ph.D. Thesis Abstract]. Kazan, 27 p. (In Russian)
Kurbatov, Kh. R. (2005). Ritmika tatarskogo stikha = Tatar shigyjr' ritmikasy [The Rhythm of a Tatar Verse]. 89 p. Kazan, IYALI AN RT. (In Russian)
Lotman, Iu. M. (2015). Struktura khudozhestvennogo teksta. Analiz poeticheskogo teksta [The Structure of the Fictional Text. The Analysis of the Poetic Text]. 704 p. St. Petersburg, izd. gruppa "Azbuka-Attikus". (In Russian)
Orlitskii, Iu. B. (2002). Stikh i proza v russkoi literature [Poems and Prose in Russian Literature]. 685 p. Moscow, RGGU. (In Russian)
Rэkhim, G. (2018). Sailanma asarhr / Tez. M. I. Ibrahimov, A. M. Gainetdinov. [Selected Works / Com. M. I. Ibraimov, A. M. Gainetdinov]. 560 p. Kazan, Ikhlas. (In Tatar, in Russian)
Turgenev, I. S. (1956). Sobranie sochinenii [Collected Works]. V 12 t. T. 8, 611 p. Moscow, Khud. lit. (In Russian)
Zagidullina, D. F. (2013). Modernizm v tatarskoi literature pervoi treti XX veka [Modernism in Tatar Literature of the First Third of the 20th Century]. 207 p. Kazan, Tat. kn. izd-vo. (In Russian)
Zamaliev, A. M. (2011). Tatarskoe stikhoslozhenie: tipologicheskie i nacional'nye osobennosti: avtoref. dis.
... kand. filol. nauk. [Tatar Versification: Typological and National Features: Ph.D. Thesis Abstract]. Kazan, 27 p. (In Russian)
Omirhan, F. (1984). dssrter [The Works]. V 4 t. T. 1. 480 p. Kazan, Tat. kit. nashr. (In Tatar)
The article was submitted on 04.09.2018 Поступила в редакцию 04.09.2018
Хабибуллина Алсу Зарифовна,
кандидат филологических наук, доцент,
Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18. Аки_2аг1ЙУпа@таП.ги
Khabibullina Alsu Zarifovna,
Ph.D. in Philology, Associate Professor, Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. Alsu_Zarifovna@mail.ru
