CC BY
14
УДК 821.35(470.67)
Kazimagomedova F.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Dagestan Literature, Dagestan State
Pedagogical University (Makhachkala, Russia), Е-mail: fainamaka@mail.ru
Magomedova S.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Dagestan Literature, Dagestan State
Pedagogical University (Makhachkala, Russia), Е-mail: fainamaka@mail.ru
DREAM AS THE WAY OF REFLECTION AND COMPREHENSION OF REALITY IN ABDUSELIM ISMAILOV'S STORY "DEVIL GAMES, OR THE STORY ABOUT THE OFFENDED SPIRIT AND ABOUT THE TIME THAT WENT CRAZY". In this article A. Ismailov's story, in which the artistic touch of a dream represents the author's picture of the world, is considered. The purpose of the work is to study a dream as a way of reflection and comprehension of reality in the story of the modern Dagestan prose writer A. Ismailov "Devil games, or the story about the offended spirit and about the time that went crazy". This problem on the material of the Dagestan fiction hasn't been studied and demands thorough research. The article introduces A. Ismailov's creativite work and a concept of "dream" into the philological science for the first time. The analysis of the literary text observes both the substantial party of dreams, and their ideological orientation. The authors note that "a dream" has the key value in the story, serving opposition of the real and ideal world. The authors come to a conclusion that a dream is a full-fledged "character" of in the writer's text, at the same time it prophesies and directs acts of the main character, and also that dreams in this story are the way of reflection of the gradual changes happening in the soul of the main character, let out his consciousness and spirit, which his physical body isn't able to keep. This work will be interesting to experts in the field of literary criticism.
Key words: Dagestan prose, A. Ismailov, concept of "dream", reflection of reality, subconsciousness, reality, character.
Ф.И. Казимагомедова, канд. филол. наук, доц. каф. дагестанской литературы Дагестанского государственного
педагогического университета, г. Махачкала, E-mail: fainamaka@mail.ru;
С.А. Магомедова, канд. филол. наук, доц. каф. дагестанской литературы Дагестанского государственного
педагогического университета, г. Махачкала, E-mail: fainamaka@mail.ru
СОН КАК СПОСОБ ОТРАЖЕНИЯ И ПОСТИЖЕНИЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ В ПОВЕСТИ АБДУСЕЛИМА ИСМАИЛОВА «ДЬЯВОЛЬСКИЕ ИГРЫ, ИЛИ ПОВЕСТЬ ОБ ОСКОРБЛЕННОМ ДУХЕ И О ВРЕМЕНИ, СОШЕДШЕМ С УМА»
В данной статье рассматривается повесть А. Исмаилова, в которой используется художественный прием сна, представляющий авторскую картину мира. Целью статьи является рассмотреть сон как способ отражения и постижения действительности в повести современного дагестанского прозаика А. Исмаилова «Дьявольские игры, или повесть об оскорблённом духе и о времени, сошедшем с ума». Данная проблема на материале дагестанской художественной литературы не изучена и требует основательных исследований. В научный оборот впервые вводится не только творчество А. Исмаилова, но и концепт «сон». При анализе художественного текста учитывается как содержательная сторона снов, так и их идейная направленность. Авторы отмечают, что «сон» имеет ключевое значение в повести, служа противопоставлению мира реального и идеального. В ходе исследования авторы приходят к выводу, что сон является полноценным «действующим лицом» произведения, одновременно пророчествует и руководит поступками главного героя, а также, что сны в данной повести являются способом отражения постепенных изменений, происходящих в душе главного героя, высвобождают со временем его сознание и дух, с которыми впоследствии не справляется его физическое тело. Работа будет интересна специалистам в области литературоведения.
Ключевые слова: дагестанская проза, А. Исмаилов, концепт «сон», отражение действительности, подсознание, реальность, герой.
В последние годы в дагестанской художественной литературе наблюдается значительный интерес к онирической сфере, которая нашла отражение и в творчестве Абдуселима Исмаилова. Рассмотрим эпизоды сна в повести «Дьявольские игры, или повесть об оскорблённом духе и о времени, сошедшем с ума» («Шейт1анрин къугъунар (Хъел авур руьгьдикайни мизан квахьай вахтуникай повесть)»).
Выбор проблемы для исследования обусловлен возрастающим интересом дагестанских художников ко всему фантастическому, сверхъестественному и загадочному (М.-Р. Расулов «Нечистая сила», «Что с нами будет», К. Исрапилова «Дагестания», К. Акимов «Крылья орла», М.-С. Яхьяева «Целебный родник» и др.). Из всех произведений мы остановили свой выбор на повести А. Исмаилова «Дьявольские игры, или повесть об оскорбленном духе и о времени, сошедшем с ума», где снам отводится главенствующая роль в тексте повествования. При этом учитывалась не только содержательная сторона снов, но и идейная направленность. Следовательно, предметом исследования нашей статьи являются сны в повести А. Исмаилова «Дьявольские игры, или повесть об оскорбленном духе и о времени, сошедшем с ума».
Цель - выявить, исследуя сны в повести А. Исмаилова, как через них автор художественно постигает и отражает действительность.
А. Исмаилов - один из ярчайших представителей современной дагестанской прозы, сумевший очень тонко соединить в своём творчестве европейскую стилистику и народную философию. Язык и стиль его произведений краток, но глубоко метафоричен, а с точки зрения образной системы - глубоко реалистичен [1].
Мы не претендуем на исчерпывающее исследование данной повести, однако полагаем, что наша работа позволит глубже проникнуть в мир художника А. Исмаилова, приоткрыть завесу тайны, найдя новые значения и роль «сна» в анализируемом произведении, тем более на материале дагестанской художественной прозы подобное исследование концепта «сон» проводится впервые.
В повести «Дьявольские игры, или повесть об оскорблённом духе и о времени, сошедшем с ума» сон играет не меньшую, а иногда и большую роль, чем реальная действительность. Автор делает сон полноценным «действующим лицом» своего произведения. Сон одновременно пророчествует и руководит поступками главного героя - Бедназара. В то же время освобождает его подсознание, не скованное внешними условностями, не позволяющее лгать, притворяться.
Таким образом, концепт «сон» имеет ключевое значение в повести, служа противопоставлению мира реального и идеального, соотносясь с образом и поступками главного героя произведения, по словам автора, «такого же, как и все» [2, с. 8].
И этого рядового обывателя автор ставит в сложные, экстремальные жизненные ситуации, в которых оголяется их внутренняя сущность, раскрываются глубины психологии и внутреннего мира.
Сны настолько захватывают сознание Бедназара, что постепенно грань между сном и реальностью практически стирается, всё больше овладевая разумом героя. Сны помогают Бедназару говорить во сне то, о чём он в реальности боится даже думать: правду о жизни, на которую он впервые посмотрел со стороны, правду о соседе, который в селе, по-человеческим меркам, ува-
жаем. Бедназар проходит своеобразный «путь внутрь себя» [3]. Именно во сне у героя появляется возможность без прикрас рассмотреть несостоятельность реальности, увидеть собственную несостоятельность в приспособлении к создавшейся ситуации, которая, однако, есть у его соседей Шахгерея, Мурцали, Гали-мат, Уруцми, Кудуса, Кавказа, что и привело его (Бедназара) дух к бунту, возмущению, в начале произведения только во сне. Поэтому без этих снов невозможно до конца понять его душевное состояние. Они, что важно, являются осмыслением действительности и для самого героя, а также не только предвещают грядущие перемены в его жизни, но отчасти характеризуют общество 90-х годов прошлого столетия, которое выбило многих рядовых граждан из привычной колеи.
Первый сон Мердиназаров Бедназар видит незадолго до начала «строительства мечети», лежа в собственной постели, хотя его беседу в полусознательном состоянии со своим «Я» мы наблюдаем с самого начала повести, когда главный герой прилег в тени орехового дерева в состоянии некоего предсонья [2, с. 12].
Диалог этот символичен. Во время этого диалога Бедназар впервые беседует со своим «Я». Ему начинает казаться, что он сходит с ума. Впервые дух Бедназара заставляет его задуматься над прожитыми годами. Основная мысль диалога - кто я и зачем жил и живу - находит продолжение во сне.
В первом сне к Бедназару приходит образ соседа Шахги-рея - образ демонический, своеобразно олицетворяющий зло.
Этот сон удивителен по своей психологической точности и художественной силе. А. Исмаилов нагнетает, сгущает краски (красные волы, разбитая дорога как символы смерти, перехода в иной мир; «гогочущий, зловещий» смех Шахгерея, заключение договора «свобода в обмен на душу и полную покорность»), чтобы как можно ярче и достовернее отразить состояние мечущейся души героя, особенно усилившиеся после бесед со своим «Я».
Бедназар, привыкший «жить и поступать как все», о чём подчёркнуто говорит нам автор на протяжении всей повести, не есть личность сильная, имеющая право с лёгкостью переступать через чужие жизни ради достижения своей цели; муки совести, страх согрешить, отступиться, извечная борьба со своим «Я» делают его уязвимым, ведомым и управляемым. Договор Шахгерея во сне - это торжество зла над не сумевшим проявить решительность и решимость Бедназаром.
Второй и последний сон Бедназара - предсказание неотвратимой смерти. На первый взгляд, последний сон Бедназара сюжетно не мотивирован, даже вроде бы можно было обойтись и без него. И так по сюжету ясно, что извечные споры с самим собой терзают и постепенно разлагают, убивают физическое тело героя. Однако нельзя забывать, что обращаясь к изображению сна, автор, как правило, решает какую-то эстетическую и мировоззренческую задачу, передать которую иными средствами он не может. То, что в произведении изображается с помощью сна, более не повторяется в тексте в какой-то иной форме, но обязательно соотносится со смыслом и значением постигаемого в произведении. Следовательно, можно с уверенностью сказать, что последний сон Бедназара является ключевым местом для понимания трагедии личности и повести в целом.
Как мы видим, А. Исмаилов в повести использует сны не только для того, чтобы показать внутренний мир героя, его трагедию и темноту, но и переживание или смерть в чистом и аллегорическом смысле. Ведь герой в начале повести в реальной жизни (т. е. в сюжетной линии) не придает должного значения поступкам, грехам или добродетели. Вот автор и использует сон, чтобы герой оказался наедине с совестью и увидел события и себя как бы со стороны. Поэтому главный герой начинает бояться своих снов, пробуждающегося во сне бунта собственного духа, своих мыслей, своего несогласия с происходящим.
Для того чтобы не видеть сны, заглушить голоса в голове, Бедназар напивается и засыпает, «не подпуская к себе никакой мысли, никакой заботы». В своём последнем сне Бедназар попадает в странное место, переполненное хромыми, слепыми, калеками и уродами. Одетые в лохмотья, они просят милостыню друг у друга, а когда им не подают, плюют друг другу в лицо. (В народных преданиях видеть во сне калеку-нищего, который просит милостыню - предвещает неприятности, или же предвещает, что партнеры окажутся наглыми дельцами, что и произошло в реальности с нашим героем. Площадь, переполненная калеками, у А. Исмаилова характеризовала преобразования в России того периода и свидетельствовала о нравственном уродстве и духовном обнищании.)
Бедназар видит всё и всех, проходит сквозь толпы калек, но не видит на чём он едет. Он слышит знакомый голос, в котором
узнает соседа Шахгерея. Язык не подчиняется ему, он ничего не может сказать. Повернувшись на голос, Бедназар понимает, что едет задом наперед на осле, а со спины сидит Шахгерей. Через некоторое время он неожиданно для себя оказывается на носилках для покойников... Его несут четверо мужчин с почерневшими от сажи лицами. Он хочет крикнуть, что еще жив, но не может.
Последний сон героя можно с уверенностью назвать пророческим. Осуществление таких снов происходит чаще в конце произведения [4]. Все эти калеки, убогие, плюющие друг другу в лицо, Бедназар на носилках для мертвецов, молодцы с дубинками, носильщики с вымазанными сажей лицами - это настоящее и будущее героя. Это «моральные калеки» общества, в котором жил Бедназар. Площадь, «переполненная калеками» (выражаясь словами автора), была характерна Дагестану, да и России в целом периода перестройки 90-х годов, где такие, как Бедназар, лишившись привычных ориентиров, просто потерялись.
Образ зла, лейтмотивный в повести, неоднократно соединяющийся с образом Шахгерея, появляется, как мы уже говорили, и во сне. Бедназар осознаёт, что общение с Шахгереем не доведёт до добра, но воспротивиться этому не может, нет сил справиться с ним, противостоять ему. У Шахгерея на все вопросы и сомнения Бедназара мгновенно находятся ответы, доводы в собственную пользу. Он умеет преподнести собственную выгоду как вселенскую пользу, умеет и пользуется людьми, умеет перевоплощаться, адаптироваться, менять взгляды. Как дьявол, верен лишь одному принципу - убедить других в несостоятельности и использовать их в своих целях. «Ему хорошо при любой власти. Он всегда знает, какую роль должен играть» [2, с. 32.]
Шахгерей в произведении - образ-символ определенной категории людей 90-х годов, не рассуждающих о потерянных ценностях, а умеющих адаптироваться, приспособиться, найти свою нишу в условиях изменяющейся среды обязательно с выгодой для себя.
Внешне спокойный, незаурядный Бедназар лишь во сне позволяет себе спорить с соседом, указывая ему на чистоплотность поведения и продажность идеалов.
Герои повести попадают в сложные, экстремальные ситуации в реальности, но их внутренняя сущность лишь во сне, а скрытые конфликты, противоречия в душе главного героя, неоднозначность и парадоксальность его внутреннего мира автор передает и через особое состояние - предсонье, во время которого и происходят его споры с собственным взбунтовавшимся духом.
На протяжении всей повести в душе главного героя - Бедназара происходит конфликт, и эти внутренние противоречия обуславливают его странное состояние, которое никак не может понять жена. Он настолько погружен в себя, что со временем грань между сном и действительностью стирается, воспалённый мозг рождает бред (например, его эмоциональные разговоры вслух с самим собой, напугавшие жену, удивившие Шахгерея и Кудуса), герой впадает в апатию.
Таким образом, в повести Абдуселима Исмаилова традиционная модель пространства несколько нарушена, так как нет единого центра. Возникающий в предсмертном бреду героя мир полон разочарований, страданий и потерь. Сон в данном случае выступает как отражение действительности с элементами пророчества, предопределения будущего героя. Сны в повести также являются способом отражения постепенных глубоких изменений, произошедших в душе Бедназара, изначально «такого же, как все». Или, выражаясь словами М. Бахтина, «преобладает кризисная вариация сна», то есть сновидение, приводящее к перелому во внутренней жизни человека. Д.А. Нечаенко уточняет, что данный тип сна выступает как «необычайно важное, этапное, кульминационное событие в духовной жизни героя, что и подтверждается сюжетом художественного произведения [5, с. 195].
К сожалению, это не тот классический случай, когда в противостоянии добра и зла побеждает добро, приходит прощение и свобода. Бедназар, в результате столь бурных споров со своим «Я», в реальности также незаметно умирает, как и жил!
Сны Бедназара символичны и в тоже время являются неким «мостом» в другую реальность, где тихий, ничем не приметный в обычной жизни Бедназар, осмеливается оспаривать, отстаивать свою точку зрения.
Символична и смерть Бедназара. Он не смог совладать с взбунтовавшимся духом, не смог приспособиться, уложиться в рамки «сошедшего с ума времени», что и привело его к смерти. В смерти он видел единственный способ усмирить, заставить, наконец, замолчать «взбунтовавшийся дух».
Библиографический список
1. Казимагомедова Ф.И. «Свадьба в тюрьме» - художественная драма или реальность. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: Материалы VI международной научной конференции проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп: Издательство АГУ, 2008.
2. Исмаилов А. Свадьба в тюрьме: повести, драмы, рассказы и монологи. Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 2005.
3. Лотман М.Ю. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Москва: Просвещение, 1988
4. Влащенко В.И. Сны в произведениях Грибоедова и Пушкина. Литература в школе. 2007; № 9: 2-7; № 10: 7 - 10.
5. Нечаенко Д.А. Сон, заветных исполненный знаков: Таинства сновидений в мифологии, мировых религиях и художественной литературе. Москва: Юридическая литература, 1991.
References
1. Kazimagomedova F.I. «Svad'ba v tyur'me» - hudozhestvennaya drama ili real'nost'. Aktual'nye problemy obschej i adygskoj filologii: Materialy VI mezhdunarodnoj nauchnoj konferenciiproblemy obschej i adygskoj filologii. Majkop: Izdatel'stvo AGU, 2008.
2. Ismailov A. Svad'ba v tyur'me: povesti, dramy, rasskazy imonologi. Mahachkala: Dagestanskoe knizhnoe izdatel'stvo, 2005.
3. Lotman M.Yu. V shkole po'eticheskogo slova: Pushkin, Lermontov, Gogol'. Moskva: Prosveschenie, 1988
4. Vlaschenko V.I. Sny v proizvedeniyah Griboedova i Pushkina. Literatura v shkole. 2007; № 9: 2-7; № 10: 7 - 10.
5. Nechaenko D.A. Son, zavetnyh ispolnennyj znakov: Tainstva snovidenij v mifologii, mirovyh religiyah i hudozhestvennoj literature. Moskva: Yuridicheskaya literatura, 1991.
Статья поступила в редакцию 25.11.15
УДК 008:811.133.1
Kozlov Ye.V., Doctor of Sciences (Philosophy), Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Professor, Academy of the
Investigative Committee of the Russian Federation (Moscow, Russia), E-mail: jesuisbon@yandex.ru
Stramnoy A.V., Cand. Of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Foreign Languages, Volgograd State Technical
University (Volgograd, Russia), E-mail: lecha1981@mail.ru
THE FRENCH LANGUAGE IN THE ASPECT OF INTERCULTURALISM. The article analyzes the experience of using a language as a tool of interculturalism, which is manifested in the legislative protection status of the French language in Quebec. By positioning a language as the main load-bearing structure for a unified communication space, advocates of the adoption of the Charter of the French language used recognition of the close relationship between language and culture as a basis for progress in the field of education and acculturation of migrants. It is noted that subjects of real communication fight against artificial attempts at legislative consolidation of the monopoly of French in the field of business communication occurring in the light of the general decline in the Francophone views in the communicative space of Canada and even in Quebec.
Key words: interculturalism, French language, culture, acculturation, business communication, language of advertising, communicative space, cultural identity.
Е.В. Козлов, д-р филос. наук, канд. филол. наук, доц., проф. Академии Следственного комитета РФ, г. Москва,
E-mail: jesuisbon@yandex.ru
А.В. Страмной, канд. филол. наук, доц. каф. иностранных языков Волгоградского Государственного Технического
Университета, г. Волгоград, E-mail: lecha1981@mail.ru
ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК В СВЕТЕ ИНТЕРКУЛЬТУРАЛИЗМА
В статье анализируется опыт использования языка в качестве инструмента интеркультурализма, проявляющийся в законодательной протекции статуса французского языка в Квебеке. Позиционируя язык в качестве основной несущей конструкции для единого коммуникативного пространства, сторонники принятия Хартии французского языка основывались на признании тесной взаимосвязи языка и культуры, что позволило добиться определенного прогресса в сфере образования и миграционной аккультурации. При этом отмечается противодействие субъектов реальной коммуникации искусственным попыткам законодательного закрепления монополии французского в области делового общения, происходящее в свете общего снижения удельного веса франкофонии в коммуникативном пространстве Канады и даже Квебека.
Ключевые слова: интеркультурализм, французский язык, культура, аккультурация, деловое общение, язык рекламы, коммуникативное пространство, культурная идентичность.
Актуальные социокультурные процессы цивилизационного масштаба, перед лицом которых оказывается современное человечество: миграция, контакты и конфликты в рамках межкультурного взаимодействия, особенности совместного проживания представителей различных культур и др. - требуют рассмотрения сквозь призму междисциплинарного подхода, вероятно, единственного, соответствующего по своей глубине всей сложности указанной культурологической проблематики. В данной работе мы хотели бы сосредоточиться в большей степени на лингвокультурологическом и социолингвистическом аспектах межкультурного взаимодействия.
Франкофония, действительно, оказывается в эпицентре столкновения культур, и это ее позиционирование отчасти предопределено историей, отчасти является вектором современной культурно-языковой политики. Впрочем, есть ещё один небезынтересный момент, на который хотелось бы обратить здесь внимание: элемент неподконтрольности, проявляющийся в (стихийном?) стремлении оградить язык от изменений, связанных с
массированным внедрением в языковой ареал представителей других лингвокультур.
Образ современного мира, формирование и актуализация культурной идентичности с неизбежностью предполагают обращение к вопросам языковой политики. Язык рассматривается как инструмент политической регламентации. Данная позиция является отличительной чертой интеркультурализма. Мультикульту-рализм в Канаде с 1976 г. был возведен в ранг официального политического курса. В Квебеке как реакция на этот курс возникает интеркультурализм.
До 1960-х гг. политики Квебека не уделяли большого внимания проблемам включения в культурный контекст новых групп, состоящих из иммигрантов. Однако, начиная с этого периода, начинается разработка программ интеграции иммигрантов в лингвокультурный контекст англоязычной Канады. Франкоязычная Канада не могла стоять в стороне от этих процессов. Кроме того, в это время пришло понимание того, что принадлежность к канадско-французской культурной среде определятся отныне
