CC BY
65РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
â контексте мирового
ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА
УДК 821.111
СОМЕРСЕТ МОЭМ О ЧЕХОВЕ Петрушова Евгения Александровна,
магистр филологии, аспирант кафедры всемирной литературы, Институт филологии, Московский Педагогический Государственный Университет, 119991, Россия, Москва, ул. Малая Пироговская, 1, e-mail: 2 7jenni2 70@mail. ru
Статья посвящена изучению рецепции Чехова в эссеисти-ке Уильяма Сомерсета Моэма (William Somerset Maugham, 18741965). Английский писатель размышлял о Чехове на протяжении всего творческого пути, о чем свидетельствуют многообразие его записей о русском классике. Особенно Чехов оказался для Моэма очень близким по духу из числа русских писателей. Моэм оценивает его как великолепного художника-новатора, непревзойденного мастера рассказа. В совершенном стиле Чехова английский писатель отмечает простоту, ясность, стремление к краткости, выразительности, достоверности, мастерство психологизма. Сопоставляя Чехова с Мопассаном, Моэм делает вывод, что цели и методы этих писателей были различны: Мопассан, в отличие от Чехова, старался придать своим рассказам драматизм и для этого мог пожертвовать правдоподобием, занимая позицию объективного созерцателя. В своей творческой индивидуальности Сомерсет Моэм обращался к урокам обоих писателей. Методика исследования является комплексной, в её основу положены
© Е. А. Петрушова, 2018
вопросы русской литературы, 2018, № 2_
имагологический, герменевтический, биографический и культурно-исторический методы.
Ключевые слова: Моэм, Чехов, новаторство, совершенство стиля, мастерство психологизма, внешний драматизм, Мопассан.
Уильям Сомерсет Моэм (1874-1965) на протяжении всего творческого пути уделял внимание русской теме: его серьезно интересовали культура, язык, история, ментальность русских людей. Этому интересу во многом способствовала служба писателя в качестве агента британской разведки в России в 1917 г. Однако, по признанию самого Моэма, прежде всего русская литература стала истоком его интереса к России: «Причины, подвигнувшие меня заинтересоваться Россией, были в основном те же, что и у огромного большинства моих современников, - русская литература» [4, с. 187]. В русской литературе Сомерсет Моэм видел огромный эстетический потенциал, признавал ее мировое значение и даже утверждал её преимущество перед западноевропейской литературой. Настоящая работа посвящена изучению рецепции Чехова Сомерсетом Моэмом.
Из числа русских писателей особенно Чехов оказался для Мо-эма очень близким по духу: «Вот настоящий писатель - не такой, как Достоевский, который, точно необузданная стихия, поражает, восхищает, ужасает и ошеломляет; это писатель, с которым можно сойтись» [4, с. 194]. Моэм почувствовал, что именно Чехов откроет ему загадку России в большей степени, чем Достоевский и прямо заявлял: «Чехов расскажет вам о русских больше, чем Достоевский» [2, с. 246]. Увлечение Моэма Чеховым даже побудило его выучить русский язык, чтобы читать произведения русского классика в подлиннике. И это «родство душ» было вполне объяснимо: Чехов был своим, «единственным русским автором, вошедшим в состав западной души» [8, с. 112]. С западной точки зрения, лучшие русские писатели создали портрет экзотического русского человека, а Чехов — человека вообще, ведь его герой узнаваем для читателя, представляющего разные национальные культуры.
Моэм размышлял о Чехове на протяжении многих лет, о чем свидетельствует многообразие его эссеистических работ о русском классике, написанных в разные годы: «Подводя итоги» («The Summing Up», 1938), «Точки зрения» («Points of'View», 1958), «Записные книжки» («A Writer's Notebook», 1949). В этих текстах заметна основательность изучения творчества Чехова. Так, например, он цитирует статью А.И. Куприна «Памяти Чехова», приводит высказывания о Чехове Д.В. Григоровича и В.В. Розанова.
Излагая биографию Чехова в своей книге «Точки зрения», Моэм с опорой на книгу Дэвида Магаршака передает основные вехи жизни русского писателя и оценивает его творческий путь как историю движения к успеху вопреки страшным трудностям: бедности, долгам, неприятному окружению и испорченному здоровью. Чехова-человека Моэм характеризует как бодрого и энергичного, но при этом творчество его отмечено унынием и грустью. В его юморе, зачастую таком горестном, он видит реакцию болезненно чувствительного человека на непрестанное, мучительное раздражение от того, что он видел вокруг.
Интересен тот факт, что в 1994 г. под именем Сомерсета Мо-эма была опубликована повесть «Второе июля четвёртого года (Новейшие материалы к биографии Чехова). Пособие для англичан, изучающих русский язык, и для русских, не изучавших русскую литературу». Её настоящий автор - Борис Штерн, одесский писатель-фантаст. В этом постмодернистском тексте Штерн соединил фрагменты реального эссе «Точки зрения» английского писателя Моэма с альтернативной историей, в которой в 1904 г. умирает не Чехов, а Горький, а Чехов, напротив, продолжает жить до 1944 г. От имени Моэма Штерн в книге дает толкование явлений русской культуры для англичан, преимущественно с долей иронических замечаний типа: («... по просьбе Врангеля (царский генерал, не путать с джинсами «Wrangler»; «Не наше собачье дело - как говорят русские» [12, с. 285]). Здесь, в частности, автор предлагает о Чехове оценочные высказывания, которые не соответствуют действительности и выдуманы самим Штерном («У меня (Моэма) тоже, наверное, получается какой-то свой Чехов - такой, которого я здесь описываю. Это очень важное наблюдение: ЧЕХОВЫХ БЫЛО
МНОГО» [12, с. 289]). У Штерна Моэм предстает прекрасным знатоком русской культуры и искусства: он детально знает биографию Чехова, может перечислить все его творческие псевдонимы, процитировать фразы из художественных текстов, которые стали впоследствии крылатыми выражениями, его суждения о Чехове развиваются, изменяются. Но, главное, в книге присутствуют примечания издателя, который периодически оценивает высказывания Моэма. При этом Штерн активно перемежает реальные высказывания Моэма с авторскими сочиненными фрагментами текста.
Факт появления книги такого рода говорит о том, что, вероятно, автор пытался сблизить фигуры Чехова и Моэма, и небезосновательно. Моэм, как и Чехов - мастер рассказа, называвший себя воинствующим пессимистом, успешный драматург, врач по образованию, болевший туберкулезом. Именно Сомерсету Моэму Борис Штерн поручил воскресить Чехова, чтобы в его книге он выполнил свою «миссию в истории человечества»: «раздавить фашизм, а коммунизм тихо свернуть» [12, с. 294].
Сам же Сомерсет Моэм в своих работах пишет о том, что Чехов для него, прежде всего, - великолепный художник, непревзойденный мастер рассказа, творчество которого повлияло на лучших писателей мировой литературы. Рассуждая об истории жанра европейского рассказа XIX в., Моэм выделяет Г. Джеймса, Э. По, Ги де Мопассана, Р. Киплинга. Основоположником канонов жанра английский писатель считает Э. По и заявляет, что большинство авторов пользовались его «формулой». Но была, однако, страна, где эта формула не очень-то работала, где не одно поколение авторов писало рассказы совсем иного рода. «Когда у нас и читатели, и беллетристы заметили, что жанр, столь долго пользовавшийся спросом, стал нудно-механистическим, тогда и обратили внимание на писателей далекой страны, которые сделали из рассказа нечто совершенно новое», - так пишет Моэм о традиции рассказа, утвержденной Чеховым в России [3, с. 47]. Он отмечает, что русские современники Чехова получали от его рассказов удовольствие совсем иного рода, чем читатели западные: слишком хорошо они знали жизнь, которую он так ярко описывает. Английские читатели, напротив, находили в его рассказах нечто для себя новое и удиви-
тельное: страшное, иногда гнетущее, но поданное правдиво, и потому чтение это было впечатляющее, увлекательное и даже романтичное.
Моэм также высказывал удивление тем, как долго новаторство Чехова не могло достичь Запада. Лишь в 1886 году, когда вышла книга Эжена Мелькиора де Вогюэ «Русский роман», русская словесность стала оказывать влияние на литературный мир Парижа. Позже, в 1905 г., на французский язык были переведены несколько рассказов Чехова. В Англии Чехова в этот период также знали мало. В одиннадцатом издании «Британской энциклопедии» (1911 г.) русский писатель был удостоен лишь скупой похвалы: о Чехове сказано, что он «показал себя неплохим мастером рассказа». Как отмечает Моэм, только когда миссис Гарнетт выпустила тринадцать небольших томиков избранных произведений из громадного наследия Чехова, английские читатели им всерьез заинтересовались. С того времени репутация русских писателей вообще и Чехова в особенности невероятно возросла. «Русская литература в немалой степени изменила и нашу манеру сочинения, и само отношение к жанру», - делает вывод Моэм [4, с. 417].
Моэм ценит в Чехове совершенство стиля, к которому писатель упорно стремился: он писал просто, ясно и выразительно. Английский писатель приводит в пример эпизод из творческой биографии Чехова: он переписывал рассказы Толстого, чтобы изучить технику любимых писателей и выработать собственный стиль. В технике рассказа, выработанной русским писателем, Моэм особенно одобряет стремление к краткости и видит в этом «замечательный талант» Чехова.
Особенно отмечает Моэм умение Чехова придавать описываемым событиям удивительную достоверность: все, что он говорит, воспринимаешь как слова надежного очевидца. При этом русский писатель, как считает Моэм, был безразличен к политическим и общественным проблемам и тем самым подвергся злостным нападкам современников. Чехов утверждал, что дело автора - передать факты, а читателя - решать, что с ними делать. И Моэм в этом поддерживает Чехова, считая, что нельзя требовать от писателя решения конкретных проблем, ведь есть специалисты: им и
рассуждать на темы общества, судеб капитализма, проблемы пьянства и др. Цель писателя не учить жизни, а изображать и увлекать. В то же время Моэм полагает, что как ни старается Чехов быть объективным, но изображенные им невежество, моральное разложение, нищета и убожество бедных и беспечность и праздность богатых «неизбежно приводили к мысли о неизбежности кровавого бунта в России» [4, с. 429].
Моэм видит в Чехове мастера психологизма: его персонажи не отличаются резко выраженной индивидуальностью, и создается впечатление, будто все они сливаются друг с другом как некие мутные пятна. Моэм объясняет это стремлением Чехова внушить читателю чувство непостижимости и бессмысленности жизни. И именно это не смогли уловить подражатели, которые создали себе имя тем, что «пересаживали русскую тоску, русский мистицизм, русскую никчемность, русское отчаяние, русскую беспомощность, русское безволие на почву Суррея или Мичигана, Бруклина или Клепема» [3, с.185].
Но иногда Моэм полемизирует с Чеховым. Так, критика Чеховым антропоморфизма вызывает у Моэма сомнения. Он приводит цитату из письма Чехова: «Море смеялось...Вы, конечно, в восторге. А ведь это - дешевка, лубок.. .Море не смеется, не плачет, оно шумит, плещется, сверкает.. .Посмотрите у Толстого: солнце всходит, солнце заходит, птички поют.. .Никто не рыдает и не смеется. А ведь это и есть самое главное - простота» [4, с. 426]. Моэм подчеркивает справедливость мнения русского писателя, но отмечает, что людям издавна свойственно персонифицировать природу и с трудом можно избежать таких приемов. Противоречивость высказывания Чехова он подтверждает и тем, что самому русскому писателя не удалось избежать антропоморфизма, например, в повести «Дуэль»: «.выглянула одна звезда и робко заморгала своим одним глазом» [4, с. 426].
В своих работах Моэм сопоставляет Чехова с Мопассаном. Моэм с удивлением пишет о том, что Чехов считал образцом творчество французского писателя, ведь у них совершенно разные цели и методы. Мопассан, с точки зрения Моэма, старался придать своим рассказам драматизм и для этого мог пожертвовать прав-
доподобием. Чехов же, напротив, избегал всякого внешнего драматизма. Он описывал обычных людей, живущих обычной жизнью. Моэм приводит высказывание Чехова: «Люди не ездят на Северный полюс и не падают там с айсбергов. Они ездят на службу, бранятся с женами и едят щи» [4, с. 427]. Английский писатель разделяет жизненность чеховского метода, но, в то же время, отмечает, что у него практически отсутствует действие в рассказе и сам он не хотел бы писать как Чехов рассказы «ни о чем»: люди ездят и на полюс и хоть не падают там с айсбергов, но переживают другие весьма опасные приключения, и ничто не мешает написать об этом хороший рассказ. Чтобы получился хороший рассказ, герою явно недостаточно ходить на службу и есть щи - человек должен подворовывать деньги из кассы либо брать взятки, бить и обманывать жену, и даже есть щи не просто так, а со смыслом.
Для Моэма была важна эмоциональность текста: он отмечает, что Чехов, в отличие от Мопассана, всегда пишет о том, что он сам прочувствовал, и умеет изобразить это так, что его волнение передается читателю, который становится своего рода соавтором. «Люди в изображении Мопассана, - пишет Моэм, - комедианты на сцене, и переживаемые ими несчастья какие-то не взаправдашние трагедии марионеток. По его философии, жизнь убога и вульгарна. У Ги де Мопассана была душа сытого лавочника.. .А произведения Чехова проникнуты глубоким душевным волнением, и он умеет заразить вас своим эмоциональным состоянием» [2, с. 262]. Нельзя применить к чеховским рассказам и определение «кусок жизни», потому что кусок — нечто, отрезанное от целого, чего не скажешь о рассказах Чехова; его рассказ — это сцена, увиденная как бы ненароком, и хотя показана лишь ее часть, понятно, чем она кончится. Но при этом Моэм не согласен с тезисом Чехова о том, что автору не следует описывать чувства, которых он сам не пережил: «Чтобы убедительно передать чувства убийцы, вовсе не обязательно самому убивать.. .у писателя есть воображение, и потом хороший писатель наделен даром сопереживания и может понять чувства своего героя» [5, с. 427].
Показательно, что в «Записных книжках» за 1917 год после своих размышлений о творческом методе Мопассана и Чехова Моэм по-
местил более позднюю приписку «Я был крайне несправедлив к Мопассану. Чтобы меня опровергнуть, хватит и одного «Заведения Телье» [4, с.193].
Как отмечает исследователь Ф.А Хутыз, Моэм в своем кратком очерке точно обозначил различие между Чеховым и Мопассаном, хотя его работа не претендует на статус специального научного труда [10, с. 58]. Тем не менее, размышления Моэма объясняют резкие отзывы на произведения Мопассана Л. Толстого, который писал о «безнравственности» французского романиста, и В.В. Розанова, который называл Мопассана «декадентом». Справедливость размышлений Моэма о Чехове и Мопассане подтверждается исследованиями крупных советских ученых. Так В.В. Ерофеев в статье «Стилевое выражение этической позиции (стили Чехова и Мопассана)» (1977) также отмечает любовь Мопассана к парадоксальным ситуациям, так как проявление живой жизни его интересует больше, чем моральные оценки. Принцип «относительной объективности», по мнению Ерофеева, сближает Чехова и Мопассана, но у «Чехова он проявляется на уровне эстетики, а у Мопассана - на уровне этики [10, с. 63]. «Мопассан исследовал несовершенство человеческой натуры, и в этом исследовании занял позицию не проповедника, а объективного созерцателя. Такая позиция противоречила всей традиции русской литературы» [10, с. 64].
Несмотря на признание таланта Чехова и его новаторского вклада, Моэм указывает на его ограниченность как писателя, отсутствие универсальности в его таланте. Так, в своей мемуарной книге «Подводя итоги», снова сопоставляя Чехова и Мопассана, Моэм замечает, что Чехов не умел построить сжатую драматическую новеллу, из тех, что можно с успехом рассказать за обедом, как «Ожерелье» или «Наследство» Мопассана. Также Моэм считал, что рассказ должен иметь начало, середину и конец, в нем должно быть действие и фабула, а не только настроение, как у Чехова: «Мне хотелось строить свои рассказы крепко, на одной непрерывной линии от экспозиции до концовки. Я не боялся того, что принято называть "изюминкой"... предпочитал кончать свои рассказы не многоточием, а точкой» [2, с. 252]. Под
рассказом он понимал изложение одного события материального или духовного порядка - изложение, которому можно придать драматическое единство, исключив из него все, что не необходимо для прояснения смысла.
Высоко оценивая психологизм Чехова, умение передавать атмосферу, Моэм в своей творческой индивидуальности тяготел больше к школе Мопассана. Английский писатель сам признавался в том, что в начале творческого пути его маяками были великие французские реалисты XIX в., а главным учителем Мопассан. Правда, со временем он обратился и к урокам Чехова. Моэм учился у Чехова способности отзываться на чужую боль: эта черта оказалась ему близка.
Соединив остросюжетность с тонким психологизмом, он достиг значительных высот. За пятьдесят лет Моэм написал свыше ста рассказов, составивших семь сборников (среди них есть признанные шедевры: «Дождь», «Безволосый мексиканец», «Непокоренная»). Точка зрения Моэма в рассказах, с которой ему открываются герои, лирическое раздумье и одиночество авторского «я», составляющие новизну жанра, во многом роднят английского писателя с Чеховым.
Список использованных источников
1. Ионкис Г.Э. Уильям Сомерсет Моэм: грани дарования. Предисловие к кн.: УС. Моэм. М., 1991. С. 7-25
2. Моэм УС. Подводя итоги. М.: АСТ, 2007. 357 с.
3. Моэм УС Десять величайших романов человечества. Точки зрения // Время и книги. М.: АСТ, 2013. 512 с.
4. Моэм УС. Записные книжки писателя. М.: Астрель, 2010. 544 с.
5. Моэм УС. Искусство слова. М.: Худ. лит. 1989. 239 с.
6. Никулин Л. Спор о Чехове // Иностр. Лит. 1997. №№ 11. 127 с.
7. Пивоварова Елена Леонидовна. Поэтика цикла рассказов УС. Моэма «Трепет листа: маленькие истории островов Южного моря»: диссертация канд. филол. наук : 10.01.03. Воронеж, 2008. 191 с.
8. Пучкова Г.А. Сомерсет Моэм и А.П. Чехов. (О споре с Чеховым и его школой) // Ученые записки МГПИ. М. 1978. J№280. 318 с.
9. Фридлендер Г.М. УС. Моэм и мир русской литературы // Известия РАН. Сер. Лит.и язык. 1994. J№5. 218 с.
10. Хутыз Ф.А. Концепция художественной прозы Сомерсета Моэма в контексте основных теорий романа первой половины XX века в Великобритании: дисс. канд. филол. наук: 10.01.05, 10.01.08. Майкоп, 2001. 197 л.
11. Шагинян М. Зарубежные письма. М.: Советский писатель, 1964. 215 с.
12. Штерн Б.Г. Сомерсет Моэм. Второе июля четвёртого года (Новейшие материалы к биографии Чехова) / Х.: Фолио, 1996. 400 с.
13. Cross A. The Russian Theme in English Literature. From the Sixteenth Century to 1980. An Introductory Survey and a Bibliography. Oxford University Press, 1985. 278 p.
14. Maugham W. S. Points ofView. L., 1958. 254 p.
15. Maugham W. S. Tellers of Tales. 100 Short Stories From the United States, England, France, Russia and Germany. L., 1939. 304 p.
SOMERSET MAUGHAM ABOUT CHEKHOV Petrushova Evgenia Alexandrovna,
Master of Philology, Postgraduate Student, Department of World
Literature, Institute of Philology, Moscow Pedagogical State University, 119991, Russia, Moscow, ul. Malaya Pirogovskaya, 1, e-mail: 2 7jenni2 70@mail. ru
The article is devoted to the study of Chekhov's reception in the essay of William Somerset Maugham (1874-1965). The English writer reflected on Chekhov throughout the creative path, as evidenced by the variety of his records about the Russian classics. Especially Chekhov showed himself to Maugham very close in spirit to the number of Russian writers. Maugham praises him as a great artist-innovator, an unrivaled master of the story. In the perfect Chekhov style, the English writer notes simplicity, clarity, the desire for brevity, expressiveness, reliability, mastery
_№ 2, 2018, вопросы русской литературы
of psychology. Comparing Chekhov with Maupassant, Maugham concludes that the goals and methods of these writers were different: Maupassant, unlike Chekhov, tried to give drama to his stories and for this he could sacrifice credibility by taking the position of an objective contemplator. In his creative individuality, Somerset Maugham addressed the lessons of both writers. The research methodology is complex, it is based on imagological, hermeneutic, biographical and cultural-historical methods.
Keywords: Maugham, Chekhov, innovation, perfection of style, mastery of psychology, external drama, Maupassant.
References
1. Ionkis G.E. Uil'yam Somerset Moem: grani darovaniya. Predisloviye k kn.: U.S. Moem. M., 1991. S. 7-25
2. Moem U.S. Podvodya itogi. M.: AST, 2007. 357 s.
3. Moem U. S Desyat' velichayshikh romanov chelovechestva. Tochki zreniya // Vremya i knigi. M.: AST, 2013. 512 s.
4. Moem U.S. Zapisnyye knizhki pisatelya. M.: Astrel', 2010. 544 s.
5. Moem U.S. Iskusstvo slova. M.: Khud. lit. 1989. 239 s.
6. Nikulin L. Spor o Chekhove // Inostr. Lit. 1997. №2 11. 127 s.
7. Pivovarova Yelena Leonidovna. Poetika tsikla rasskazov U.S. Moema «Trepet lista: malen'kiye istorii ostrovov Yuzhnogo morya»: dissertatsiya kand. filol. nauk : 10.01.03. Voronezh, 2008. 191 s.
8. Puchkova G.A. Somerset Moem iA.P. Chekhov. (O spore s Chekhovym i yego shkoloy) // Uchenyye zapiski MGPI. M. 1978. №2280. 318 s.
9. Fridlender G.M. U.S. Moem i mir russkoy literatury // Izvestiya RAN. Ser. Lit.i yazyk. 1994. №25. 218 s.
10. Khutyz F.A. Kontseptsiya khudozhestvennoy prozy Somerseta Moema v kontekste osnovnykh teoriy romana pervoy poloviny XX veka v Velikobritanii: diss. kand. filol. nauk: 10.01.05, 10.01.08. Maykop, 2001. 197 l.
11. Shaginyan M. Zarubezhnyye pis'ma. M.: Sovetskiy pisatel', 1964. 215 s.
12. Shtern B.G. Somerset Moem. Vtoroye iyulya chetvortogo goda (Hoveyshiye materialy k biografii Chekhova) / KH.: Folio, 1996. 400 s.
13. Cross A. The Russian Theme in English Literature. From the Sixteenth Century to 1980. An Introductory Survey and a Bibliography. Oxford University Press, 1985. 278 p.
14. Maugham W. S. Points ofView. L., 1958. 254 p.
15. Maugham W. S. Tellers of Tales. 100 Short Stories From the United States, England, France, Russia and Germany. L., 1939. 304 p.
