CC BY-NC-ND
92
Вспомогательные исторические дисциплины
Е.В. Пчелов
СОЛНЦЕ, ЦАРЬ И ИКОНА: ТОПОГРАФИЯ ТРОННОГО МЕСТА МОСКОВСКОЙ РУСИ
Проанализировано расположение тронных мест русских царей XVI-XVII вв. как в контексте сакральной топографии Московского Кремля в целом, так и во внутреннем пространстве царских палат и соборов. Выявлено характерное для русской традиции угловое расположение тронов, преимущественно ориентированное на юго-восток. Такая организация пространства объясняется сакрализацией фигуры Московского царя, уподоблявшегося солнцу и Христу. Расположение тронного места, в таком случае, аналогично расположению красного угла русского дома, где помещались иконы. Движение к царскому месту в кремлевских палатах было движением против солнца, т. е. по направлению к нему. В XVIII в. эта традиция локализации тронных мест сменилась новой, опиравшейся на западноевропейские образцы.
Ключевые слова: солнце, царь, икона, тронное место, власть, дворец, сакрализация.
Летом 1678 г. Москву посетило посольство Речи Поспо-литой, которое возглавляли князь Михаил Чарторыйский и волынский воевода Казимир Сапега; секретарем посольства был Иероним Комар. В составе посольства находился «дворецкий пана князя посла» Бернгард-Леопольд-Франциск Таннер. Он оставил описание этого путешествия, опубликованное отдельным изданием в Нюрнберге в 1689 г. (русский перевод книги, осуществленный И. Иваки-ным, увидел свет в 1891 г.). Послы въехали в русскую столицу 5/15 мая 1678 г., а 10/20 мая их принял царь Федор Алексеевич. Аудиенция проходила в Грановитой палате. Вот как об этом рассказывает сам Таннер: «Это была обширная палата, коей свод посередине поддерживался колонной, которая и мешает поставить княжес-
© Пчелов Е.В., 2009
кий трон по середине, почему он и был поставлен предшественниками князя в стороне. Этот трон хотя и невелик, но драгоценен; состоит он из четырех украшенных резными изображениями позолоченных колонн; верхняя часть похожа на кровлю или свод, кончаясь конусом, и замечательна как пышностью, так и ценностью. На верху трона - орел двуглавый, с коронами на обеих головах, да, кроме того, над этими коронами высилась по середине еще третья; это княжеский герб, часто встречавшийся нам в иных местах во время путешествия по Московии на верху башен и зданий. На этом троне высоко восседал великий князь Московский. Величие его, к удивлению присутствовавших, превосходило его возраст (ему было 18 лет); голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и другими драгоценностями корона; в руках был княжеский скипетр. Кафтан (tunica), на который от чрезмерного блеска (я стоял близко) нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что и после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору, что о нем. Верхнее одеяние (paludamentum), накинутое как мантия, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звездами солнцем»1.
Оставляя в стороне описание регалий и одеяния царя (так, под «верхним одеянием» (paludamentum - плащ полководца, символ военной власти), вероятно, следует понимать бармы, состоявшие из определенного числа медальонов и надевавшиеся на плечи, что, по всей видимости, и обусловило такую аналогию), обратимся к описанию трона. Прежде всего Таннер указывает его местоположение, которое, очевидно, показалось ему непривычным. В европейских дворцах трон правителя занимал центральное положение по отношению к стене, у которой он стоял. В Грановитой же палате, судя по описаниям, графическим и живописным изображениям XVII в. и сохранявшейся в дальнейшем традиции, тронное место располагалось у ее восточной стены (вход в палату находился на западе), но не в середине, а ближе к юго-восточному углу, между двух окон. (Всего в этой линии окон в восточной стене расположено четыре окна. Столько же окон имеют и северная, и южная стены; таким образом, общее число оконных проемов большого размера составляет 12.) Центральное пространство палаты занимал (и занимает ныне) столп, поддерживающий ее своды. Таннер, пытаясь объяснить необычное расположение трона «в стороне», ближе к юго-восточному углу помещения, считает причиной этого факта именно наличие центрального столпа («колонны»), который и мешал поставить трон в середине. Такое, вполне рациональное объяснение кажется закономерным для европейца, но является ли оно верным с точки зрения русской реальности?
Как известно, Грановитая палата была построена в 1487-1491 гг. при Иване III итальянскими зодчими Марко Фрязиным и Пьетро Антонио Солари. В XVI в. она, по-видимому, еще редко использовалась для посольских приемов (в ней в основном проходили пиры), но в XVII в. ее значение как зала для царских аудиенций возрастает2. Название «Грановитая» применительно к палате известно лишь с середины XVI в.3 и обусловлено ее внешним обликом, в котором заметны черты итальянской архитектуры эпохи Ренессанса (палата дошла до нас не в первоначальном виде; в частности, когда-то ее увенчивала достаточно высокая четырехскатная крыша). Организация внутреннего пространства палаты с столпом в центре находится в русле традиций древнерусской архитектуры. Вот как описывает не сохранившуюся до наших дней трапезную Троице-Сергиева монастыря, построенную в 1469 г. известным зодчим Василием Дмитриевичем Ермолиным, сын антиохийского патриарха Макария Павел Алеппский, побывавший в Москве вместе с отцом в середине XVII в.: «Посредине ее один столб, вокруг которого расставлены на полках в виде лесенки всевозможные серебряно-вызолоченные кубки, как обыкновенно бывает в их столовых...»4 К постройкам подобного рода относится и Владычная палата в Новгородском кремле, существующая и ныне. Она была возведена по распоряжению новгородского архиепископа Евфимия в 1433 г.: «.а мастеры делале немечкыи, из Заморья, с новгородскыми масторы»5. Большой сводчатый зал палаты также имел столб в центре внутреннего пространства. Сам же архитектурный облик помещения выдержан в традициях средневекового зодчества Северной Европы: по словам М.К. Кар-гера, «если Грановитая палата Московского кремля, выстроенная несколько позднее итальянцем Марко Руффо, овеяна духом Возрождения, то новгородская палата - запоздалый памятник готики на Руси»6. Между тем при всем отличии архитектурного убранства общая композиция «приемного зала» в обеих палатах, как в Грановитой, так и во Владычной, схожа. Она вообще, вероятно, была характерна для средневековой Руси. Так, Павел Алеппский отмечает, что «столовые в этой стране, которые называют палатами, бывают четырехугольные с одним только столбом посредине, будет ли строение из камня или строганного дерева»7. По мнению исследователей, этот тип здания, очевидно, древнее XV в. «Неоднократно упоминаемые источниками гридницы (столовые палаты) Киева и Новгорода, по-видимому, послужили прототипами последующих трапезных палат монастырей»8. Как бы то ни было, внутренняя топография большого зала Грановитой палаты с центральным столпом имела корни в предшествующей русской архитектурной традиции. Недаром за новгородской Владычной палатой позднее также закрепилось название
«Грановитая» - сходство архитектурного решения и «функциональной принадлежности» привело к переносу наименования. Важно подчеркнуть, что московская Грановитая палата изначально, по-видимому, понималась именно как зал для пиров. Но если центральный столп Грановитой палаты не был для Руси необычным архитектурным явлением, то насколько необычным было угловое расположение царского трона?
Обратимся к сведениям о других тронных местах в Московском кремле. Еще одно царское место (вероятно, второе по значимости) находилось в Средней (Середней) Золотой палате, строительство которой было завершено в 1508 г. Само название палаты, как уже неоднократно, со времен С.П. Бартенева, указывалось в историографии, скорее всего восходит к византийской Магнавре9 (хотя можно вспомнить недоуменное высказывание Р. Ченслора: «Я не вижу, однако, причин, почему бы ей так называться, ибо я видел много гораздо лучших, чем эта»10). Здесь также проходили многочисленные аудиенции. Тронное место Средней Золотой палаты располагалось аналогично тронному месту Грановитой - у юго-восточного ее угла. В работе Майкла Флайера прекрасно показано, как организована фресковая живопись внутри сеней и самой палаты, в том числе и по отношению к расположению трона11. Помимо этих двух палат, царские аудиенции проходили также поначалу (при Василии III) в Большой палате Набережных палат, обращенных фасадом на юг (т. е. к Москве-реке), а кроме того, весьма часто при описании посольских приемов упоминается и «Бруся-ная, или Столовая, изба». Не вполне ясно, какое именно помещение обозначалось этим названием; по мнению С.С. Подъяпольско-го, так именовалась отдельная палата, располагавшаяся за Золотой12. Неясно, как она выглядела и внутри, но, судя по описанию литовского посольства 1556 г., царь сидел «недалеко от кута в избе, по левой стороне входячи до избы»13, т. е. опять-таки тронное место имело угловое расположение.
Итак, очевидно, что угловое положение тронного места в Грановитой палате объясняется скорее не центральным столпом, мешавшим поставить трон в центре стены, а общей традицией времен Московского царства, наблюдаемой сразу в нескольких случаях. Правда, существуют изобразительные источники, которые демонстрируют центральное расположение трона московских царей по отношению к стене (но не к пространству палаты в целом). Это рисунки, изображающие прием датских послов Иваном Грозным в Александровой слободе (1578 г., из книги Якоба Ульфельдта) и прием голштинских послов Михаилом Федоровичем в Золотой палате Кремля (1634 г., из книги Адама Олеария). Здесь троны
располагаются в центре стены, а не в углу. Оба рисунка, очевидно, сделаны по описаниям. Поэтому остается вопрос, насколько эти изображения применительно к локализации трона точно передают русскую действительность. В то же время в этой связи примечательно сообщение Станислава Немоевского, побывавшего в 1606 г. у Лжедмитрия I и на официальном приеме в Грановитой палате, и в деревянных государевых покоях. Там, в частном пространстве царской резиденции, «посередине комнатки устроены четыре ступени квадратом, обитые красным сукном, на них небольшой трон, весь окованный золотом, крупными рубиновыми зернами и бирюзою густо высаженный, турецкой работы; .сидение на нем красного бархата, вышитое мелким жемчугом в виде чешуи»14. Так что угловое расположение трона было отнюдь не строго обязательным. Но именно его можно считать наиболее характерным, ведь и прием в Александровой слободе, и прием в покоях Лжедмитрия проходили вне традиционного официального церемониального пространства. Кроме того, на расположение тронного места Лжедмитрия могли оказать влияние и европейские традиции, многим из которых он следовал в придворном церемониале.
Чем же объясняется угловое расположение тронных мест? Очевидно, что оно не восходит к иностранным образцам. В византийской традиции, на которую, казалось бы, в данном случае могли опираться и соответствующие русские реалии, расположение трона было иным. В Магнавре (Магна Аура - «Великая Золотая» палата) - зале для официальных приемов в комплексе императорского дворца в Константинополе - трон находился в центре. Епископ Кре-монский Лиутпранд, посещавший Византию во главе официальных посольств в 949 и 968 гг., так описывает трон византийских государей: «Перед императорским троном стояло бронзовое, но позолоченное дерево, на ветвях которого сидели птицы различных видов, тоже бронзовые с позолотой, певшие на разные голоса, согласно своей птичьей породе. Императорский же трон был построен столь искусно, что одно мгновение казался низким, в следующее - повыше, а вслед за тем - возвышенным; [трон этот] как будто охраняли огромной величины львы, не знаю из бронзы или из дерева, но покрытые золотом; они били хвостами о землю и, разинув пасть, подвижными языками издавали рычание»15. Трон византийских императоров был подобием трона царя Соломона, описание которого содержится в Библии. Оформление некоторых русских тронов также отсылало к этому библейскому образцу. Немоевский, рассказывая о царском троне, прямо говорит: «В общем этот трон - подобие Соломонова трона, как его описывают в Библии»16. К библейскому прототипу восходит, по-видимому, и оформление самого древнего из сохранив-
шихся русских тронов - «резного костяного кресла», традиционно относимого ко времени Ивана Грозного17. Таким образом, имея аналогичные особенности внешнего оформления, троны русских и византийских государей различались по месту их расположения.
Троны западноевропейских монархов также имели центровое расположение - они занимали место в центре стены, как это видно на примере сохранившихся тронных залов Нового времени. С XVIII в. этот европейский образец утвердился и в имперской России. Угловое расположение трона известно в османской традиции. По словам русского посла Г. Нащокина (1592 г.), султан сидел «в угле, к дверем стороною», причем Л.А. Юзефович полагает, что османский двор в этом отношении унаследовал византийскую традицию (независимо от Москвы)18. Однако на самом деле в Византии расположение трона было иным. Трон османских султанов в зале приемов дворца Топкапы находился в углу, но не справа от входящих, а слева. Объяснение такому расположению следует, вероятно, искать вне христианского контекста.
Но чем же была обусловлена московская традиция? Топографически место расположения трона в Грановитой палате близко так называемому красному углу русского дома. Как известно, именно красный угол, называвшийся в народной традиции также почетным, старшим, святым, являлся наиболее семиотически значимой и почетной частью внутреннего пространства жилища. Он был сориентирован на восток или юг, и, в свою очередь, пространство дома было сориентировано по красному углу. В красном углу находились объекты, которым придавалась высшая культовая ценность, например иконы (образа)19. Расположение трона именно в красном углу могло быть символически связано с сакральностью самой фигуры русского царя, который воспринимался как своего рода живая икона, святыня, через которую осуществлялась связь с Богом. Важно отметить, что в изобразительных и письменных источниках присутствует сопряжение царского престола и сидящего на нем государя с иконами. Так, на миниатюре, изображающей пир в Грановитой палате, из «Книги об избрании на царство Михаила Федоровича» (1672-1673 гг.) над местом, где сидит царь, с двух сторон расположены иконы Спасителя, Богоматери, Иоанна Предтечи и др. По описанию Немоевского, «над седалищем, где князь и сидел, на стене два образа Богородицы, унизанные мелким жемчу-гом»20. По словам барона А. Мейерберга, «над головою царя висел образ Богородицы Девы»21. Таким образом, можно полагать, что угловое расположение царского трона объяснялось сакрализацией образа московского государя и, соответственно, помещением его в красном углу внутреннего пространства палаты.
Располагаясь на троне в красном углу Грановитой палаты, московский царь, следовательно, сидел на востоке. Аналогичная, восточная ориентация присутствует и в западноевропейской традиции. Например, в тракайском замке Витовта трон стоял у окна с видом на озеро, у восточной стены. Очевидно, что ориентация на восток была одним из архетипов презентации монаршей власти в разных культурах, хотя и не универсальным. Характерна она прежде всего для христианской культуры, что, по всей видимости, связано с сопряжением трона и алтаря, чему посвящена недавняя работа М.А. Бойцова22. Восприятие московского царя в качестве живой иконы аналогичным образом определяло восточное размещение тронного места. Тем не менее существовали и иные ориентации (даже в рамках западноевропейской традиции). Так, троны «короля-солнце» Людовика XIV в Версальском дворце находились у южных стен. Северную ориентацию демонстрируют восточные культуры. У монголов в шатре правителя вход находился на юге, а хан, следовательно, сидел спиной к северу23. Таким же расположение трона было и в китайском императорском дворцовом комплексе Гугун, построенном во времена династии Мин.
Входившие в Грановитую палату лица сразу не видели царя, фигуру которого скрывал центральный столп. Чтобы пройти к государю, они должны были сначала идти направо, т. е. на юг, а затем повернуть налево и идти на восток, как бы обходя столп. Таким образом, внутри палаты они двигались справа налево, т. е. против часовой стрелки. Это движение было противоположно движению солнца (или движению посолонь в русской церковной лексике) и представляло собой движение против солнца. Именно такое движение было принято в Русской Православной церкви при круговом движении во время богослужения: при обхождении купели, аналоя, храма. Но принято оно было после церковной реформы патриарха Никона и опиралось на греческие церковные образцы. Полемика старообрядцев с никонианами, как и семиотика обоих типов движения в церковных обрядах в целом, подробно исследованы Б.А. Успен-ским24. В то же время движение против солнца было одновременно и движением по направлению к солнцу, навстречу солнцу.
Здесь важно отметить, что ассоциация русского царя с солнцем была общим местом культуры того времени. Она восходит к очень древним архетипам. Соотнесение правителя с солнцем прослеживается на материале Древнего Египта (культ Ра, религиозная деятельность Эхнатона); Ближнего (например, в Вавилоне и у хеттов25) и Дальнего (богиня солнца Аматэрасу в Японии - прародительница императорской династии) Востока; Индии (первый царь Ману - сын солнца); античности (например, в эпоху эллиниз-
ма и в императорском Риме26); Византии; доколумбовой Америки (правители инков считались потомками солнца) и многих других культур27. С солнцем сопоставляли и русских князей (Владимир «Красно Солнышко» в былинах, сопоставление с солнцем русских князей в «Слове о полку Игореве»28, «Наше солнце зашло» - слова митрополита Кирилла о кончине Александра Невского и т. д.29). Московских государей сравнивали с солнцем и церковные деятели, и иерархи, как например антиохийский патриарх Иоаким, обращавшийся к Федору Ивановичу в 1586 г.: «Солнце же наше в нынешние дни - Ваша Царская милость; и кто видит Царское лицо, возрадуется и прославит Бога, давшего тебя в утверждение просвещения восточной церкви Христовой, как солнце светящее над всеми звездами»30; Иосиф Волоцкий в послании к Василию III; афонские монахи, обращаясь к Ивану IV («солнце христианское»); патриарх Никон - к Алексею Михайловичу («великое солнце сияющее» и т. д.); в этой связи существенен эпитет «светлый» (в титу-латуре по отношению к Лжедмитрию I даже «пресветлейший»31), применявшийся к царю и соотносящийся с понятием «белый царь»32. К такой метафоре прибегали и иностранные послы, как уже упоминавшийся Таннер или англичанин Карлейль, который в 1664 г. сравнивал царя на троне «с солнцем, которое высилось как бы в своей триумфальной колеснице»33. Образ «царя-солнца» утвердился и в российской поэзии (по крайней мере с 1656 г.34), например, в стихах Симеона Полоцкого35, Лазаря Барановича (1674 г.) и других авторов. Такое отождествление присутствует в русской культуре и позднее, в XVIII-XIX вв.36
Поскольку с солнцем соотносился и образ самого Христа, то сопоставление царя с солнцем также несло христологическую семантику. Царь уподоблялся Христу - «Солнцу праведному», как назван в одном из источников Лжедмитрий I37. В ту же схему «укладывается» и золотое царское облачение38. Золото являлось значимым элементом в оформлении и царских тронов. Следовательно, движение к солнцу, к Христу было одновременно движением к государю. Движение входящих к трону в кремлевской Золотой палате оказывалось аналогично движению в Грановитой палате, т. е. направлено к солнцу.
Шедшие на прием в Грановитую палату лица должны были подниматься на Красное крыльцо от Соборной площади по двум лестницам. Послы христианских государей поднимались по лестнице, примыкавшей к паперти Благовещенского собора, а послы нехристианских государей - по центральной лестнице и, тем самым, их путь был короче (следовательно, в сакральном пространстве верховной русской власти они находились меньшее время).
Датчанин, бывший в Московии при принце Вольдемаре в середине 1640-х гг., сообщает: «.их отвели к Его Царскому Величеству по лестнице влево, к Великокняжеским покоям, по которой обыкновенно водят послов христианских держав, в обход справа налево, а потом по другой лестнице опять направо, для более продолжительной и торжественной пышности. Но есть еще две другие лестницы, из которых самая средняя, для язычников и турок, имеет только девять ступеней»39. Сходным образом описывает ситуацию и Адам Олеарий: «Турок, татар и персов ведут. сразу же через середину площади и вверх по широкому крыльцу»40. На миниатюре из «Книги об избрании на царство Михаила Федоровича» ступеней изображено именно девять. Л.А. Юзефович предполагает связь числа ступеней с монгольско-тюркской числовой символикой41. Полагаю, что в качестве аналогии здесь может выступать обычай девятикратного преклонения колен подданными в ходе церемонии интронизации нового монгольского хана (ср. другие проявления символики числа девять: девять хвостов знамени Чингис-хана; девять войлочных чепраков, составлявших походный трон Батыя)42.
На самом крыльце (т. е. верхней площадке) приходящие поворачивали направо и шли на север, входили в Святые сени и проходили их почти насквозь до входа в собственно палату. Следовательно, приближаясь к Грановитой палате, они двигались слева направо, т. е. посолонь, как бы вместе с солнцем, а во внутреннем пространстве палаты совершали круговое движение в противоположном направлении. Внешнее и внутреннее пространства, таким образом, разделялись не только собственно стенами палаты, но и различным характером движения к ней и внутри нее.
Именно тронное место, как уже отмечалось в историографии, было точкой отсчета и для композиционной программы росписей Грановитой палаты43, и для расположения мест присутствовавших на официальных церемониях лиц. Сохранившиеся росписи восходят к композициям, созданным в конце XVI в. Изображения русских государей сопровождали тронное место справа и слева в хронологической последовательности. Изображение более раннего по времени жизни - Владимира Святого - находилось по правую руку от сидевшего на троне монарха, а царя Федора Ивановича -по левую. Красный угол палаты был точкой «стяжения» и трех портретных рядов великих и удельных князей. Общее число представленных в росписях князей - 24, что также, вероятно, имеет определенное символическое значение. Первый ряд великих князей - от Ярослава Мудрого до Ивана Калиты - шел вдоль восточной стены к красному углу, с севера на юг. Второй ряд - от Дмитрия Донского до Ивана Грозного - вдоль южной стены, также по
направлению к красному углу, с запада на восток. Наконец, третий ряд святых удельных князей - от Петра Муромского до Михаила Черниговского - вдоль северной стены, с запада на восток, точнее к северо-восточному углу палаты. Итак, портретные росписи вдоль южной и северной стен сориентированы на восток, а роспись вдоль восточной стены - на юг. По семиотической иерархии в отношении портретных рядов князей естественным образом восточная и затем южная стороны оказывались значимее северной. Это расположение примерно соответствует и топографии великокняжеского и царского некрополя в Архангельском соборе. Великие князья похоронены в соборе вдоль южной стены, первоначально в направлении от востока, а затем к востоку; удельные - вдоль западной и северной стен. Юго-восточный угол внутреннего пространства храма в XVI-XVII вв. являлся преобладающим местом для размещения гробниц святых, при этом «наиболее характерным таким местом являлось неширокое пространство между южным входом в церковь и иконостасом»44. В юго-восточном углу храма находилось и царское место в Успенском соборе Кремля, т. е. Мономахов трон, расположение которого относительно иконостаса рассмотрено, в частности, в специальной работе М. Флайера45 (при этом, разумеется, царь был обращен лицом к иконостасу, но располагался в том же секторе пространства, что и сидя на троне)46.
На официальных церемониях в Грановитой палате тронное место служило и точкой отсчета для размещения царского окружения. Так, на миниатюре из «Книги об избрании на престол Михаила Федоровича» справа от царского стола (со стороны смотрящего), или по левую руку от царя, изображен стол духовенства во главе с митрополитом. На картине же из Будапештского музея, изображающей прием в Кремле польского посольства Лжедмитрием I в мае 1606 г., духовенство во главе с патриархом, наоборот, занимает место по правую руку от царя (эта картина восходит, очевидно, к современным польским описаниям посольства)47. Правая лавка считалась самой почет-ной48, и очевидно, что иерархия мест выстраивалась по отношению к царскому месту, а не по отношению к смотрящему на него. Между тем в текстах, связанных с приемом царем Алексеем Михайловичем восточных православных патриархов в 1666 г., при описании мест справа и слева от царского трона это описание соотнесено с точкой зрения наблюдателя, а не с точкой зрения наблюдаемого, в чем Б.А. Успенский усматривает признаки последовательного использования одной, внешней по отношению к описываемому объекту, точки зрения, получившей распространение после никоновских реформ49.
Расположение трона в Грановитой палате вписывалось в пространство Соборной площади Кремля так: справа от царя находился
Успенский собор и митрополичьи палаты; слева - Архангельский собор (с могилами предков), «придворный» Благовещенский собор и здание приказов. Таким образом, духовная власть оказывалась расположенной по правую сторону от государя, а светская - по левую, что также соответствует семиотической иерархии правого и левого в русской и, шире, христианской культуре. Лицом же царь был обращен к комплексу дворцовых построек.
В Грановитой палате, как и в палате Александровой слободы и других подобных случаях, трон располагался рядом с окном или даже между двумя окнами. Тем самым послы двигались не просто символически навстречу солнцу, но и реально навстречу свету, который как бы исходил со стороны царя. Такое освещение также соотносилось с образом «царя-солнца». Важно отметить, что красный угол, в котором располагался трон, в пространстве жилища «указывал на полдень, на свет, на всход, на красную (или божью) сторону»50. Царские аудиенции, как правило, происходили в первую половину дня51, т. е. в то время, когда солнце светило в окна и как бы физически сопрягалось с царем. Поскольку в Грановитой палате имелись окна в северной и южной (боковых) стенах, то тронное место освещалось вполне достаточно, а золотые царские одежды и свет из окон, окружавший фигуру царя, создавали яркое, солнечное впечатление. Восхождением к солнцу было и движение вверх: по лестницам, поднимавшимся на Красное крыльцо, к тронным палатам.
Сам царский трон находился на некотором возвышении. Число ступеней трона указывается в источниках по-разному. Чаще всего упоминаются три ступени (К. Адамс, 1553-1554 гг.; С. Гейс, 1593 г.; С. Немоевский, 1606 г.; Г. Паэрле; Дневник Марины Мнишек; А. Олеарий, 1634 г.; А. Мейерберг, 1661 г.), но есть упоминания о четырех (А. Гюльденстиерне, 1602 г.; Г. Тектандер, 1602 г.; С. Немоевский, 1606 г.; возможно, четвертая ступень была возвышением перед троном, на котором могли стоять придворные или находиться места для царевичей и т. п.52). На миниатюре из «Книги об избрании на царство Михаила Федоровича» царский стол стоит на возвышении из трех ступеней. Сохранившийся двойной трон царей Иоанна и Петра Алексеевичей также имеет три ступени. Напомню, что библейский трон царя Соломона имел шесть ступеней. Число «три» имело, конечно, сакральный характер и было связано с христианской символикой. Расположение трона у окна/окон перестало быть актуальным в XVIII в., когда под европейским влиянием утвердилось иное расположение - в центре стены, обычно имевшей не окна, а двери.
Царское кресло имелось и в Теремном дворце (1635-1636 гг.), фасад которого обращен на юг, к Москве-реке. Вход во дворец распо-
лагался с востока, однако для того, чтобы пройти во дворец, сначала необходимо было подняться по лестнице Постельного крыльца на Верхоспасскую площадку, а затем повернуть налево к лестнице Золотого крыльца уже собственно дворца, имевшей два пролета, между которыми вновь располагался поворот налево. Таким образом, и здесь происходило движение против часовой стрелки, т. е. противоположное движению посолонь. Однако само царское место в Престольной палате Теремного дворца (третьем помещении от входа) находилось, как можно думать, у западной стены, вернее, у окна юго-западного угла комнаты53. Расположение царского места в Теремном дворце - на западе, а не на востоке - было противоположно его расположению в других палатах, что, вероятно, можно объяснить характером самих дворцовых помещений - более официальные из них, церемонии «первого порядка», ориентированы в этом контексте на одну сторону света, а более приватные, связанные с личными покоями монархов - на противоположную. В дальнейшем, на протяжении XVIII в., расположение царских мест уже в новой столице России также обнаруживает эту двойственность, хотя ориентации на восток отдается предпочтение.
Тронная комната существовала и в загородном царском дворце в Коломенском, построенном при царе Алексее Михайловиче в 1667 г. Трон находился здесь в левом углу, у окна, на дощатом рундуке с одной ступенью, а за этой комнатой находился царский кабинет, где также имелся рундук с двумя ступенями для царского места в левом углу противоположной от входа стены54. Иными словами, внутри комнат царское место располагалось примерно так же, как и в Теремном дворце. В Коломенском дворце это был юго-восточный угол комнат, т. е. в принципе тот же красный, однако спиной царь сидел к югу, а не к востоку. Входящие во дворец должны были сначала подняться по лестнице, имевшей два пролета, на второй этаж, двигаясь при этом слева направо, т. е. посолонь, а затем совершали движение в противоположном направлении, справа налево, проходя в царские комнаты. Таким образом, в Коломенском дворце относительно движения наблюдается та же картина, что и в Грановитой палате Кремля. Движение во внутреннем пространстве палат и вне их носит противоположный характер, при этом для внутреннего пространства характерно движение против солнца.
В заключение, можно вспомнить о дворцовом строительстве в Кремле XIX века. При сооружении Большого Кремлевского дворца трон в Андреевском зале занял центральное положение, причем именно у западной, глухой стены. Новые традиции для архитектора оказались более значимыми, чем следование более древним русским образцам55.
Примечания
10
1 Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году. М., 1891. С. 51-52.
2 Юзефович Л.А. «Как в посольских обычаях ведется.». М., 1988. С. 97.
3 Подъяпольский С.С. Московский Кремлевский дворец в XVI в. по данным письменных источников // Древнерусское искусство. Русское искусство позднего Средневековья: XVI век. СПб., 2003. С. 106.
4 Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию. описанное его сыном архидьяконом Павлом Алеппским // Чтения в Обществе истории и древностей российских. М., 1898. Кн. 4. С. 33.
5 Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей. Т. 3. М., 2000. С. 416.
6 Каргер М.К. Новгородское зодчество // История русского искусства. М., 1954. Т. 2. С. 69.
7 Путешествие. С. 96.
8 Ильин МА, Максимов П.Н., Косточкин В.В. Каменное зодчество эпохи расцвета Москвы // История русского искусства. М., 1955. Т. 3. С. 284.
9 Подъяпольский С.С. Указ. соч. С. 107; Новые данные о Кремлевском дворце рубежа XV-XVI вв. / С.С. Подъяпольский и др. // Древнерусское искусство. С. 51-52.
Иностранцы о древней Москве / Сост. М.М. Сухман. М., 1991. С. 30.
11 Флайер М. К семиотическому анализу Золотой палаты Московского кремля // Древнерусское искусство. С. 178-186.
12 Подробнее см.: Подъяпольский С.С. Указ. соч. С. 110-115.
13 Цит. по: Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 98.
14 Иностранцы о древней Москве. С. 208-209. По всей видимости, речь идет о «персицком престоле», подаренном Борису Годунову шахом Аббасом в 1604 г.
15 Лиутпранд Кремонский. Антаподосис; Книга об Оттоне; Отчет о посольстве в Константинополь. М., 2006. С. 106, 108.
16 Иностранцы о древней Москве. С. 208.
17 «И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; К престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники...» (3. Цар. 10: 18-19).
18 Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 98.
19 Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. М., 2005. С. 152-153, 176-187.
20 Иностранцы о древней Москве. С. 207.
21 Утверждение династии: А. Роде, А. Мейерберг, С. Коллинс, Я. Рейтенфельс. М., 1997. С. 85.
22 Бойцов М.А. Сидя на алтаре // Священное тело короля: Ритуалы и мифология власти. М., 2006. С. 190-262.
23 Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды: Судьба и власть. М., 2006. С. 80-81.
24 Успенский Б.А. Крест и круг: Из ист. христианской символики. М., 2006. Гл. 2.
25 Иванов Вяч.Вс. К типологии древнеближневосточных гимнов солнцу // Иванов Вяч.Вс. Избр. тр. по семиотике и ист. культуры. М., 2004. Т. 3. С. 296-299. Хеттское самоназвание царя - «Мое солнечное божество».
26 Ср. сопоставление Александра Македонского с египетским богом Амоном-Ра (выступавшим в образе быка; отсюда позднейший эпитет Александра -«двурогий»). Восточные традиции оказали влияние и на Рим. Так, близнецы, родившиеся у Антония и Клеопатры получили имена Александр Гелиос и Клеопатра Селена (Кравчук А. Закат Птолемеев. М., 1973. С. 173); император Нерон изображался в виде Гелиоса (помимо других богов, см.: Неверов О.Я. Нерон-Юпитер и Нерон-Гелиос // Художественные изделия античных мастеров. Л., 1982. С. 101-110); культ солнца под восточным влиянием оказался непосредственно сопряженным с императорской властью, по крайней мере начиная с эпохи Северов (что отразилось, в частности, в нумизматике - см.: Абрамзон М.Г. Римский императорский культ в памятниках нумизматики. Магнитогорск, 1993. С. 132-136). Следует учитывать существование в Древнем Риме и самостоятельного солнечного культа; в поздний императорский период, опять-таки не без влияния восточных культов, - культа «Солнца Непобедимого» (Sol invictus), официально введенного в Риме в 274 г. н. э.
27 Иванов Вяч.Вс. Солярные мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1992. Т. 2. С. 461-462; Брагинская Н.В. Царь // Там же. С. 614-616.
28 «Хотятъ прикрыти 4 солнца» (имеются в виду четыре князя - участники похода), «Солнце светится на небесе, Игорь князь въ Руской земли».
29 Показательно, что княгиня Ольга в «Повести временных лет» сопоставляется в контексте ее крещения с «сияющей луной в ночи» и «зарей перед рассветом» (Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 32, 169). Соотнесение князя с солнцем находит воплощение и в некоторых эмблематических образах древнерусской культуры (см.: Гордиенко Э.А. Розетка на печатях князя Изяслава Ярослави-ча // История и культура древнерусского города. М., 1989. С. 235-239).
30 Цит. по: Дьяконов М.А. Власть московских государей. СПб., 1889. С. 88.
31 Вероятно, по аналогии с титулом польского короля - «наияснейший» (см.: Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. М., 1819. С. 210 и др.).
32 Трепавлов В.В. «Белый царь». Образ монарха и представления о подданстве у народов России XV-XVIII вв. М., 2007. С. 50-54.
33 Цит. по: Бартенев С.П. Московский Кремль в старину и теперь. М., 1916. Кн. 2. С. 144. Ср. впечатление А. Мейерберга: «Если случится увидать запряженную многими белыми лошадьми карету царицы, подражающей Юпитеру или Солнцу, подумаешь, что видишь четверых Камиллов, справляющих свой триумф» (Утверждение династии. С. 155).
34 Богданов А.П. Стих и образ изменяющейся России. М., 2005. С. 5.
35 Хорошкевич АЛ. Герб // Герб и флаг России: X-XX века. М., 1997. С. 239 (здесь же и примеры сравнения с солнцем всего Московского государства).
38
39
36 Ср., к примеру, слова принца Ш. де Линя по поводу смерти Екатерины II: «Солнце, освещавшее наше полушарие, навеки сокрылось» (Елисеева О.И. Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины. М., 2008. С. 150). Самые поздние трансформации, окрашенные семейными традициями любви к детям, можно усмотреть в домашних детских прозвищах императрицы Александры Федоровны - «Sunny» и цесаревича Алексея - «Солнечный луч».
37 Успенский Б.А. Царь и Бог // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994. Т. 1. С. 119; Он же. Царь и самозванец. Самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Он же. Этюды о русской истории. СПб., 2002. С. 152. Аверинцев С.С. Золото в системе символов ранневизантийской культуры // Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973. С. 43-52; в русском искусстве XVII в.: Бусева-Давыдова И.Л. Культура и искусство в эпоху перемен. Россия семнадцатого столетия. М., 2008. С. 238-240. Два сватовства иноземных принцев к русским великим княжнам в XVII столетии // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. М., 1867. Кн. 4. IV. С. 9 (2-я паг.).
40 Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб., 1906. С. 34.
41 Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 93.
42 Султанов Т.И. Указ. соч. С. 72. Число девять в качестве символа высшей власти присутствует и в других восточных культурах, например в Китае и Японии императорский дворец мог именоваться «чертогом Девятого неба» (Сто стихотворений ста поэтов. СПб., 1994. С. 192-193).
43 См., напр.: Вьюева Н.А. Грановитая палата. М., 2003. С. 28 и след.
44 Мельник А.Г. Гробница святого в пространстве русского храма XVI - начала XVII века // Восточнохристианские реликвии. М., 2003. С. 537.
45 Флайер М. «Мономахов трон» Ивана Грозного в пространстве перед иконостасом // Иконостас: Происхождение - Развитие - Символика. М., 2000. С. 599-620.
46 Мономахов трон расположен в юго-восточной части храма, подобно коронационному помосту (анавафре) византийских императоров в храме Св. Софии (о расположении анавафры см.: Поляковская М.А. К словарю поздневизантий-ского церемониала: анавафра // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. 30. СПб., 2007. С. 261).
47 Воспр.: Родина. 2005. № 11. С. 24-25.
48 Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 133.
49 Успенский Б.А. Крест и круг. С. 201-202.
50 Байбурин А.К. Указ. соч. С. 152.
51 Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 99 («В яркие солнечные дни этот свет бил в лицо послам, а царский престол оставался как бы немного в тени»). Ср. впечатление А. Мейерберга: «Сам царь сидел на серебряном позолоченном престоле, поставленном не посередине, а в левом углу покоя, между двумя окнами, и
казался в тени» (Утверждение династии... С. 85) и Б. Таннера, приведенное в начале статьи.
52 А. Мейерберг прямо пишет, что престол «под тремя своими ступенями имел подножием рундук, приходившийся вровень с лавками думных бояр» (Утверждение династии... С. 85).
53 «Во втором покое его помещения ... на очень высоком престоле, поставленном, по обыкновению, в углу, у окна (курсив мой. - Е. П.), восседал сам царь в нарядной шапочке.» (А. Мейерберг). См.: Утверждение династии... С. 167. Е.П. Мейерберг, по всей видимости, ошибается, называя палату, где стоял трон, вторым покоем.
54 Суздалев В.Е. Русское чудо. Царский дворец в Коломенском - шедевр русского деревянного зодчества второй половины XVII - первой четверти XVIII века. М., 2005. С. 63, 70.
55 Судя по фотографиям второй половины XIX в., этот трон имел 7 ступеней. В современной «реконструкции» зала три (!) трона стоят на возвышении в шесть ступеней.
