CC BY
80
Е.А. ЗДРАВОМЫСЛОВА
«СОЛДАТСКИЕ МАТЕРИ»: МОБИЛИЗАЦИЯ ТРАДИЦИОННОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ
Введение
В постсоветской России идет сложный и противоречивый процесс формирования гражданского общества, одним из сегментов которого являются правозащитные организации. Стремясь достичь поставленных целей, они выполняют и так называемую когнитивную работу, придавая смысл происходящим в обществе процессам и определяя свое место в социально-политическом пространстве, формируя собственную идентичность. Сознательное конструирование коллективной идентичности — непременный атрибут деятельности любого общественного движения, так же как и стремление найти в обществе единомышленников. Например, организация «Солдатские матери» утверждает свое право за защиту военнослужащих, обращаясь к традиционным представлениям о материнской любви и материнском долге. Символическая мобилизация традиционной женственности становится идеологическим ресурсом правозащитного движения. Позиционируя себя как исключительно материнскую организацию, «Солдатские матери» легитимируют собственное право на борьбу против патриархальных структур российской армии. Мобили-
зация традиционной женственности оказывается действенным меха-
69
низмом защиты прав человека и гражданской активности69.
Конструирование коллективной идентичности — академический дискурс
Исследователи общественных движений по сути дела должны ответить всего лишь на один вопрос: каким образом структурные условия, вызывающие недовольство, преобразуются в коллективные действия по изменению этих условий. Для ответа на этот вопрос они считают нужным рассмотреть микроконтексты мобилизации, т.е. те процессы, в рамках которых в движение вовлекаются все большее и большее число сторонников, и оно переходит в фазу активных массовых действий, ориентированных на социальные изменения.
Итальянский социолог А. Пиззорно считает, что главным механизмом мобилизации является конструирование коллективной идентичности, которое представляет собой длительный процесс70. Ему вторит Альберто Мелуччи, утверждающий, что без создания коллективной идентичности общественное движение попросту невозможно. Он выделяет три измерения коллективной идентичности. Первое из них — разделяемое всеми участниками когнитивное опреде-
69 Культурологический анализ деятельности «Солдатских матерей» Барнаула представлен в работе С.Ушакина: Oushakine S. Replacing the loss: Local wars and private traumas in a Russian province: Докл., представл. на конф. «Гендер по-русски» / Твер. гос. ун-т. - Тверь, 2004 г.; деятельность Санкт-Петербургской организации анализируется в статье: Данилова Н. Право матери солдата: инстинкт заботы или гражданский долг? // Семейные узы. Модели для сборки. - М.: НЛО, 2004. - Кн. 2. - С. 188- 211 и в магистерской диссертации Майи Хойер: Hojer M. Reforming habitus, reordering meaningful worlds. Soldiers' Mothers and social change in post-Socialist Russia: Master's thesis / Institute of antropology. Univ. of Copenhagen, 2004). Более ранняя версия нашего обсуждения этой темы представлена в статье, опубликованной на английском языке: Zdravomyslova E. Self-identity frames in the Soldiers' Mothers movemenet in Russia. // Beyond Post-Soviet transition / Ed. by Alapuro R., Liikanen I., Lonkila M. - Helsinki: Kikimora publ., 2004. - Р. 21- 41.
70 Пиззорно определяет коллективную идентичность как разделяемое ее членами самоопределение группы, которое вытекает из общих интересов, опытов и солидарности. Формирование коллективной идентичности предполагает борьбу за культурное признание (Pizzorno A. Some other kind of 'otherness': A critique of rational choice theories // Development, democracy and the art of trespassing . - Notre Dame.: Univ. of Notre-Dame press, 1986. - P. 355- 373).
ление целей, средств и сфер деятельности движения. Такое определение должно быть инкорпорировано в системе ритуалов, практик и культурных артефактов. Подобные когнитивные рамки не обязательно должны быть когерентными и логичными, и в этом они отличны от идеологий. Второй аспект коллективной идентичности — совместные действия, связывающие движение в подвижное, но тем не менее связанное взаимодействием и социальными сетями единое целое. Третье основание — эмоциональные инвестиции, общие чувства, которые должны составлять психологическое основание относительной стабильности движения71. Подобно традиционной семье, участники движения носят общее имя, сходным образом понимают свое место в мире, совершают совместные действия и связываются общим эмоциональным опытом — чувствами страдания, ненависти и жертвенного энтузиазма. Итак, коллективная идентичность как принадлежность к социальной категории, основанная на общественном признании опыта страдания, пережитого социальной группой, является важным ресурсом общественного движения.
Изучение так называемых новых общественных движений — сексуальных меньшинств, экологического, женского движения второй волны и пр. — как правило, сопровождается анализом их коллективной идентичности. Это не случайно, поскольку эти движения стремятся пересмотреть существующую матрицу идентичностей и требуют культурного признания тех групп, существование которых либо публично замалчивается, либо считается аномалией.
Для исследования конструирования идентичности особенно полезны рассуждения феминистских политических философов Нэнси Фрезер и Айрис Янг72. Н. Фрезер утверждает, что политика культурного признания (она же — политика идентичности, в терминологии Янг) определяла пейзаж политического конфликта в западном обществе 1990-х годов. По ее мнению, политика перераспределения сменилась политикой признания, и соответственно, на смену риторике классового неравенства пришла риторика культурного неравенства, риторика борьбы за признание культурных различий и гарантий их символического пространства. Политика идентичности объединя-
71 Melucci A. Challenging codes. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1996.
72 См.: Fraser N. Justice interrupts: Critical reflections on the 'Postsocialist condition'. - N.Y.: Routledge, 1997; Young I. Justice and the politics of difference. - Princeton: Princeton univ. press, 1990.
ет в единый «фронт» движения, выступающие под лозунгами культурного равенства. В этот период «постсоциалистических» конфликтов коллективная идентичность становится основой политической мобилизации в большей степени, чем классовый интерес. Соответственно, меняется и доминирующее в обществе представление о несправедливости: в обществе позднего модерна это не экономическое, а культурное угнетение73. Соответственно культурное признание как идеал справедливого социального устройства вытесняет идеал справедливого социально-экономического перераспределения.
Теоретики политики идентичности считают, что источником угнетения является господствующая культура, насаждающая такие стереотипы и нормативные образцы, исходя из которых целый ряд социальных групп лишаются возможности проявить себя в культурном пространстве или маргинализируется. Движения культурных меньшинств самого разного толка пытаются противостоять ассимиляции, на которой настаивают либеральная философия и производная от нее политика. Политика идентичности стремится к культурной революции, в результате которой различия перестанут рассматриваться как отклонения
ч 74
от нормы, а предстанут в качестве культурных вариаций'4.
Н. Фрезер отмечает, что политика идентичности зачастую приводит к результатам, противоречащим политике перераспределения. Так, например, феминистское отстаивание гендерного различия, исходящее из признания сущностных особенностей женского опыта (по сравнению с мужским), подчас отрицает политику равенства прав мужчин и женщин. В свою очередь, добиваясь экономического равенства мужчин и женщин, феминизм либерального толка должен нивелировать культурные различия. Однако часто требования культурного признания и экономической справедливости дополняют и усиливают друг друга. При этом в обществах с высоким уровнем жизни и низкими индексами социально-экономического неравенства
73 По мнению Н.Фрезер, оба базовых вида несправедливости сочетаются с либеральными правами, закрепленными в Декларации прав человека и конституциях современных демократических стран.
74 Это не означает, что в современном обществе отсутствует борьба за экономическую справедливость, во всяком случае, мы не можем сказать этого о так называемых переходных постсоциалистических обществах, где социально-экономическое неравенство, доходящее до поляризации, является структурным условием социального протеста и поддержки левых партий.
сильны требования культурного признания, а в обществах социальной поляризации превалируют требования экономического перераспределения. Разные трактовки угнетения предполагают разные стратегии борьбы с ним. Однако, на наш взгляд, борьба за справедливость любого вида, гражданскую или экономическую, всегда предполагает актуализацию культурного признания. Конечно, политика идентичности различается у новых движений, самоопределение которых не признается доминирующей культурой, и у тех движений, которые могут опираться на культурно признанные идентичности, но в той или иной мере борьба за признание типична для всех протестующих. Мы исходим из того, что конструирование идентичности является решающим для всех, а не только для новых движений.
Нам представляется, что рассуждения Н.Фрезер нуждаются в некоторой ревизии. Ее работа опубликована в 1997 г., но теперь, в период новых глобальных рисков, в период постсоветских трансформаций, место политики признания в общем политическом пейзаже должно быть переосмыслено. Мы можем также предположить, что борьба за культурное признание в современном мире изменила свой смысл после 11 сентября 2001 г. Что же касается современного российского общества, то проблематика прав человека и экономической справедливости здесь не менее (если не более) значима, чем проблематика культурного признания меньшинств. Основной в нашем обществе является проблематика прав человека, которые трактуются предельно широко, включая и права на признание культурной самобытности, и традиционную триаду экономических, политических и социальных прав. Соответствующее этой основной рамке представление о справедливости также включает разнообразные ее виды — от экономической до культурной.
Чрезвычайно важно, что создание коллективной идентичности — это не данность, а длительный и постоянный процесс, значимый в течение периода существования общественного движения. Однако на разных стадиях мобилизации политика идентичности меняется, особенно она важна на ранних этапах. Именно в начале пути общественное движение должно определить свой символический капитал, доказать «миру», что оно имеет право на существование и на свою повестку дня, представляя тот или иной сегмент общества. Позднее появляется необходимость трансформировать первичное самоопределение, вписываясь в реальное политическое поле, и пото-
му когнитивная работа по конструированию идентичности всегда востребована. Трансформация личной и коллективной идентичности — необходимая черта мобилизации, однако при этом базовые составляющие самоопределения, с помощью которых движение может быть узнано и признано, не утрачиваются.
Подтвердим наши рассуждения исследованиями Дага МакАдама. Изучая движения за гражданские права афро-американцев, Д.Мак-Адам выявляет динамику конструирования коллективной идентичности на разных этапах мобилизации. В начальной фазе движение в значительной степени опирается на существующие институции и организации. При этом его идентичность связывается с давними и устойчивыми публично признанными ролями и соответствующими им идентичностями. В ходе своей когнитивной работы движение переопределяет существующие роли, предлагая таким образом основания новой идентичности. Так, например, движение за гражданские права негров первоначально опиралось на идентичность членов христианской общины, т.е. гражданская активность считалась частью христианского долга афро-американцев, предводительствуемых священником Мартином Лютером Кингом. Иными словами, движение переопределило традиционно признанную идентичность таким образом, что она стала включать новые роли и соответствующие им новые поведенческие образцы.
На стадии массовой мобилизации происходит размежевание старой и новой идентичности, четче очерчивающее профиль движения, и создаются новые границы, отделяющие его от других, как потенциальных союзников, так и явных противников. Так, оказывается, что в гражданское движение включаются не только правоверные христиане, но и демократически ориентированные студенты, разделяющие цели движения, независимо от религиозности и расовой принадлежности. Появляются новые инициативы, в протест вовлекаются новые категории граждан, возникает потребность в новых стимулах, позволяющих мотивировать участников на совместные действия. Среди этих стимулов важнейший — принадлежность к группе, с которой индивид себя идентифицирует. В ходе политического процесса определяется, в какой степени и для каких социальных категорий движение является исключающим и включающим и по каким критериям происходит создание новых символических границ, разделяю-
щих своих и чужих. Своеобразный креденциализм становится крите-
75
рием отсева непригодных .
Третья стадия — успех и сопутствующее ему падение массовой активности, когда коллективная идентичность движения становится признанным общим благом и появляется, проблема нового определения или попросту размывается прежнее самоопределение. Противников уже нет, движение оседает в публичной сфере в форме коллективной памяти и нескольких удержавшихся «после отлива» организаций, которые должны по-новому определиться в других условиях.
Итак, исследования самых разных общественных движений показывают, что процесс конструирования идентичности является постоянным на всем протяжении жизни движения. Политика идентичности разнообразна: она предполагает совместные действия и общие чувства, связанные с общностью пережитого, и общее понимание себя и всего происходящего76. Идентичность создается разными способами, в том числе и дискурсивной семиотической работой. В данной статье нас интересует когнитивная составляющая процесса формирования самоидентичности, которую можно аналитически отделить и от совместных действий, и от общих чувств, хотя на самом деле общее солидарное сознание возникает именно в ходе совместно пережитого опыта и через его осмысление.
Еще одна теоретическая модель: фрейминг и создание идентичности
Общественные движения вынуждены заниматься так называемой когнитивной работой, находить интерпретативные схемы, достаточно гибкие и подвижные (в отличие от идеологий), которые позволяют им добиться публичного признания, увеличить поддержку, добиться целей.
75 MacAdam D. Political process and the development of Black Insurgency, 19301970. - Chicago: Univ. of Chicago press, 1982. - P. 162.
76 Другими словами выражают эту мысль Виттиер и Тэйлор: конструирование коллективной идентичности общественного движения включает три параметра - создание границ, формирование общего сознания и переговоры с публикой по поводу идентификационного дисплея (Taylor V., Wittier N. Collective identity in social movement communities: Lesbian feminist mobilization // Frontiers in social movement theory /Ed by Morris A.D., Muller C.M. - New Haven: Yale univ. press, 1992. - P. 104-29).
Исследователи обращают особое внимание на роль идеологии и когнитивной работы в успехе общественных движений. Дэвид Сноу и Роберт Бенфорд вводят понятие «формирование интерпретативной схемы» (framing — фрейминг), обозначающее деятельность движения по построению смысловых схем или рамок, которые обеспечили бы поддержку движения со стороны публики77. Когнитивная работа заключается в создании и распространении мобилизующего осмысления событий и акций. Для успеха мобилизации необходимо, чтобы предлагаемые движением интерпретативные схемы (смысловые рамки) соответствовали представлениям потенциальных участников и находили отклик в общественном сознании, т.е. резонировали с коллективными мифами. Исследователи выделяют несколько аспектов фрейминга78. В диагностическом фрейме определяется социальная проблема, выявляются как структурные, так и персонализированные причины ее возникновения. Прогностический фрейм ориентирован на создание картины будущего. И в этом случае предлагаются две версии: оптимистическая картина желаемого будущего создается в расчете на такое развитие событий, когда общественное движение добивается своих целей; пессимистический сценарий — социальная катастрофа — рисуется для такого развития политического процесса, когда движение не достигает своих целей. Стратегический фрейм обосновывает выбор тех форм достижения своих целей, которые движение намерено использовать. Однако ключевым в когнитивной работе является фрейм само-идентичности, в рамках которого движение позиционирует себя как социальная сила, представляющая интересы разных категорий населения, имеющая право на существование и на ту программу действий, которую оно предлагает.
77 Термин «frame», «framing» (как процесс) заимствован Д. Сноу и Р. Бенфор-дом из драматургической социологии Э. Гофмана для обозначения создаваемой субъектом интерпретативной схемы или смысловой рамки, которая позволяет идентифицировать, определять и воспринимать жизненное пространство человеческого существования и социального взаимодействия. Фрейм позволяет субъекту ответить на вопрос: что сейчас происходит?
78 См. Snow D., Benford R.. Ideology, frame resonance and participant mobilization // International social movement research. - Greenwich (Conn.): Jai press, 1988. - Vol.1. -Р. 197- 217; Frame alignment process, micromobilization, and movement participation / Ed by Klandermans B., Snow D., Rochford E., Worden S., Benford R. // Amer. sociological rev. - Albany (N.Y.), 1986. - Vol. 51. - Р. 464-481.
Когнитивный аспект создания идентичности — постоянный процесс, а не разовое действие. На протяжении всего периода гражданские инициативы и общественные движения должны легитимировать свое пребывание в поле политической активности, представляя себя разным действующим лицам. Средства массовой информации, как правило, посредничают в процессе создания идентичности, транслируя образ движения (и трансформируя его при этом) широкой публике, политическим элитам, другим действующим силам политического процесса. Движение использует имеющиеся символические ресурсы, обеспечивающие ему признание публики. И это сознательное манипулирование символическим порядком, как правило, апеллирует к коллективному опыту страдания, пережитому участниками движения и признанному общественностью.
В зависимости от адресата и фазы развития движение использует различные механизмы формирования смысловых рамок идентичности. Р. Бенфорд и Д. Сноу выделяют четыре типа трансформации смысловых рамок, которые распространяются и на самоидентификацию. Рассмотрим их по порядку. 1) Наведение смысловых мостов (frame bridging) означает «объединение двух или более идеологически конгруэнтных, но структурно не связанных между собой интерпретационных схем по отношению к конкретной проблеме»79. Например, «женская» и «правозащитная» идентичности объединяются общей смысловой рамкой, согласно которой ответственное материнство должно привести к правозащитной деятельности. 2) Предметное акцентирование (frame amplification), которое заключается в «прояснении и укреплении интерпретативной схемы в отношении определенного вопроса, проблемы или событийного ряда»80. Например, если проблема дедовщины в российской армии находит отклик у населения, движение должно специально уделить ей внимание и определить свое место в кампании по преодолению этого явления. 3) Расширение интерпретативной схемы (frame extension), которое подразумевает экспансию первичного фрейма за счет включения проблематики, являющейся достаточно случайной для основных целей, но имеющей существенное значение для политических сторонников. Например, «Солдатские матери»
79 Franu aligument process... - P. 467.
80 Ibid. - P. 469.
встраивают проблематику женских интересов и особой женской политики в рассуждения о правозащитной деятельности для того, чтобы получить поддержку женщин вообще и женских организаций. 4) Существенная трансформация интерпретативной схемы (frame transformation) предполагает «новую интерпретациию акций, событий и пр., имеющих уже закрепленное значение в контексте первоначальной интерпретационной схемы, так что участникам движения новый придаваемый им смысл представляется чем-то принципиально другим»81. Например, вступая в альянсы с политическими партиями, «Солдатские матери» могут быть вынуждены поступиться радикализмом своих требований военной реформы, что для некоторых участников окажется неприемлемым.
Исследователи отмечают, что в основе интерпретативной работы по самоидентификации всегда лежит дискурсивная артикуляции пережитого страдания. Так, например, опыт страдания женщин от насилия постоянно воспроизводится феминистской риторикой, что необходимо для реализации политического проекта эмансипации. Опыт плантаторского рабства, репрезентируемого как коллективная память об оскорблении солидарного чувства собственного достоинства, лежит в основе требований, выдвигаемых движением за гражданские права чернокожих американцев. Б.Скеггс утверждает, что оскорбленное чувство собственного достоинства и страдания политизированного субъекта становятся необходимым фетишем для поддержания видимости (visibility) общественного движения и доверия к нему. Субъект отождествляет себя с опытом пережитого страдания и требует признания своей боли как первичной основы своей идентичности. Однако существуют и ограничения политической мобилизации коллективного страдания. Они связаны с тем, что субъект, политизация которого опирается на осмысление опыта страдания (прошлого или настоящего), оказывается не в состоянии осуществлять менее нарциссическую политику борьбы за справедливость, вступать в альянсы с другими группами и мобилизовать другие идентичности.
Итак, волюта боли и страдания — это дискурсивные средства, связанные с эмоциональной сферой, на основании которых группы требуют одобрения. Пространство борьбы за справедливость и культурное признание, таким образом, является не абстрактным полити-
81 Franu aligument process... - P. 467.
ческим пространством, а эмоционально заряженным полем, которое сконструировано моралью обездоленного. Опыт страдания — моральная травма — репрезентируется в дискурсе движения как мера несправедливости и основа борьбы за справедливость. Далеко не все группы могут обосновать свои требования, опираясь на опыт боли и страдания, и далеко не все стремятся к идентичности, построенной на таком опыте. Однако если группы не способны мобилизовать категории идентичности, то они не могут претендовать ни на перераспределение ресурсов в свою пользу, ни на культурное признание, гарантирующее им место на культурной карте социального пространства.
Вслед за Б.Скеггсом, мы считаем, что в основании когнитивной работы конструирования идентичности лежат следующие предпосылки:
1) индивиды могут артикулировать свои страдания посредством отсылки к личному опыту, изобилующему примерами страдания, встроенными в биографические нарративы;
2) опыт страдания должен быть представлен в разных сегментах публичного пространства, в рамках которых страдание может быть признано и услышано, а не воспринято как нечто чуждое;
3) в публичном пространстве необходимо наличие интерсубъективно разделяемого доверия к таким нарративам;
4) значительное число членов общества должно идентифицировать себя с данной категорией82.
Резюмируем наши представления о том, какой смысл имеют все эти рассуждения применительно к российским общественным движениям. Прежде всего, мы исходим из того, что политика идентичности не является чем-то специфичным для Запада и так называемых новых общественных движений. Культурное признание необходимо всякому движению: все они борются за символическую власть в обществе, в соответствии с которой распределяются материальные общественные блага. Требования идентичности опираются на эмоциональные стимулы, в том числе и на дискурсивно представленный опыт страдания, пережитого или в настоящее время переживаемого группой.
Исходя из этого, можно предположить, что утверждение особости женского страдания лежит в основе всякой женской политики. Женская
82 8ке^ В. С1ая>, 8еЦ; си1Шге. - Ь.; КУ.: КоШк^е, 2004 .
идентичность становится, таким образом, с одной стороны, эффектом мобилизации женственности, а с другой — ее каузальным фактором.
Когнитивная (иными словами: семиотическая, интерпретатив-ная, рамочная) деятельность движений постоянно включает конструирование и трансформацию самоидентичности на основании сочетания нескольких интерпретативных схем (фреймов), произвольно пригнанных друг другу. Движение переопределяет себя таким образом, чтобы обосновать свой авторитет на публичной сцене, привлечь участников, оправдать свои действия. Сложная процессуальная конфигурация коллективной идентичности как принадлежность к социально значимой категории, основанная на признании морального авторитета коллективного страдания, оказывается важным ресурсом политического участия. В следующей части статьи мы рассмотрим когнитивную работу организации «Солдатских матерей» по конструированию собственной идентичности на материале петербургской организации. При этом привлекаются и материалы проведенного нами полевого исследования, и вторичный анализ исследований, проведенных другими социологами и антропологами в иных полях83.
Краткая историческая справка о Санкт-Петербургской правозащитной организации «Солдатские матери»
Движение защиты прав военнослужащих и членов их семей возникло в ходе мобилизации демократического протеста в период «перестройки». Обсуждение нарушения прав человека и законности во всех институтах советской системы было одной из основных тем публичной дискуссии в конце 1980-х годов. Нарушение законности и прав человека в Армии также стало предметом обсуждения. Движение солдатских матерей возникло весной 1988 г. в связи с принятием закона о призыве в армию студентов II курса высших учебных заведений России. Комитет солдатских матерей был учрежден в сентябре 1990 г. Летом 1991 г. состоялся съезд организаций солдатских матерей, на который была приглашена Э.Полякова, в то время помощник председателя комиссии по правам человека Петросовета. По инициативе Э.Поляковой Санкт-Петербургская правозащитная организация
83 Hojer M. Op. cit; Oushakine S. Op. cit.; Caiazza A. Mothers and soldiers: Gender, citizenship, and civil society in contemporary Russia. - N.Y.; L.: Routledge, 2002.
«Солдатские матери» была создана в ноябре 1991 г. и зарегистрирована 28 февраля 1992 г.
Целями организации, согласно уставным документам, является защита прав призывников, военнослужащих, членов их семей в связи с нарушением прав в этой области. Задачи — разъяснение действующих законов, предоставление прав, обучение тому, как пользоваться своими правами и добиваться их осуществления. Сфера деятельности организации обширна, на разных этапах она включала разные формы; среди них — уличные пикеты, обращения с требованиями в СМИ, в органы власти, консультации и совместные конференции с общероссийскими и международными организациями по защите прав человека, работа в Общественной палате, участие в избирательной кампании, судебные разбирательства с органами военной прокуратуры и представителями военного округа, марши мира и демонстрации, сбор информационных материалов, касающихся нарушения прав человека в Российской армии. Основная форма деятельности организации — просветительская и консультационная: встречи с посетителями, юридическое консультирование, разъяснение законодательства о военной службе в виде Школы прав человека, собрания которой проходят 2 раза в неделю.
В настоящее время организация разделилась: продолжает работу Школа прав человека в рамках организации «Солдатских матерей», и учреждена новая правозащитная организация «Дом мира и ненасилия», целью которой является распространение пацифистской и миротворческой идеологии.
Когнитивное конструирование самоидентичности «Солдатских матерей» (СМ) Санкт-Петербурга
Представление собственной идентичности СМ опирается на два основных понятия: с одной стороны, организация определяет себя как правозащитная, с другой — называет себя материнской. Интерпретации правозащитной деятельности и ответственного материнства лежат в основе политики идентичности СМ. Само название организации, ее эмблемы и ритуалы, риторика публичных выступлений, драматургия коллективных действий и семантика официальных документов, символическое оснащение пространства, занимаемого
организацией, — все отсылает к этим базовым смысловым рамкам. Рассмотрим подробнее каждую из них.
Правозащитная рамка. Правозащитная деятельность закреплена в уставе организации. Самый факт регистрации этой правозащитной организации является символическим признанием нарушения прав человека в системе обязательной воинской службы и попыткой установить гражданский контроль в отношении военного патриархата. Цель организации — привить такой же взгляд российским гражданам, помочь им осознать свои права и научить защищать их. Правозащитная риторика постоянно транслируется в выступлениях активистов СМ.
Бывшие советские граждане рассматриваются активистами как подданные, которые должны пройти длительный процесс просвещения и перевоспитания, прежде чем стать полноценными гражданами, способными на защиту собственных прав в соответствии с действующим законодательством. Смысл своей деятельности организация видит именно в просвещении — в Школе прав человека регулярно проводятся общие собрания посетителей, с использованием психологических методик роста сознания84. Члены организации делятся личным и семейным опытом тревог и страданий и, что особенно важно, опытом успешной борьбы с противоправными действиями военных. Такие личные примеры страдания и осознания причин несправедливости, репрезентация успехов в защите своих прав — необходимый элемент публичных собраний СМ. Выслушав рассказ одной из матерей, представленный как пример для подражания, присутствующие задают вопросы, делятся собственным опытом переживаний и действий. Обмен опытом координируют ведущие, они комментируют выступления, предваряя всю сессию вступительным словом и заключая ее подведением итогов. Такое собрание не случайно названо школой, его дидактическая направленность вполне осознается лидерами, которые стремятся развить гражданское самосознание присутствующих и научить их тактикам борьбы за свои права. Собрания предполагают также возможности получения консультаций у юристов и медиков, волонтеров организации, которые давно уже стали экспертами в соответствующих областях медицины и права.
84 Группы роста сознания стали стратегией личностной трансформации в феминистском движении 1970-х годов.
Проповеднический квазицерковный стиль собраний, с явным моральным и дидактическим смыслом сочетается с особым убранством помещения, которое декорировано иконами, пацифистскими плакатами, рукописными текстами молитв, стенными газетами, информационными стендами. Такое оформление создает, по словам одного из волонтеров, эффект святыни или религиозной общины, где происходят таинства, к участию в которых допускаются лишь посвященные. Рассмотрим фрагмент вступительной речи, с которой начинаются общие собрания посетителей и консультации: «Мы являемся правозащитной организацией... Наша цель — способствовать формированию гражданского общества и правового государства в России... Мы пришли сюда, чтобы работать вместе с вами. Мы не собираемся просто что-то делать за вас. Это ваша ответственность — ответственность вашей семьи. Вы должны сами себе помочь защитить ваши неотъемлемые права. Вы знаете, какие права называются неотъемлемыми? (Пауза.). Это право на жизнь, на здоровье и на защиту закона. Вы можете найти эти права в Декларации прав человека, которая подписана Россией, и в Конституции Российской Федерации. Вы хотите быть законопослушными? Ведь так? Вы должны следовать закону. Власти обманывают вас, они не собираются защищать ваши права. Значит, Вы должны защищать их сами. Если Вы не защищаете сами свои права — вы становитесь преступниками, вы сами нарушаете Конституцию... Вы должны знать закон и защищать свои права против тех, кто нарушает их — против властей, в особенности военных властей. Они могут обмануть невежественных людей, угрожать им, шантажировать их. Мы учим вас, как использовать закон против чиновников, которые не хотят ему следовать. Это трудно, но вы научитесь этому. Каждый из нас — членов организации — уже решил эту проблему, ту, которая стоит перед вами сегодня, и мы победили в конфликте с военными властями. "Помоги себе с нашей помощью", — вот наш лозунг»85.
В организации пришедшие за помощью обучаются бюрократической процедуре правовой защиты. Инструкторы-волонтеры, многие из которых сами прошли через те же испытания, буквально пошагово растолковывают процедуру каждому посетителю. Инструкции развешаны по стенам, так что желающие могут просто копировать их. Одна из руководительниц организации, Э.П., отмечает: «Мы застав-
85 Запись вступительного слова Э. П. на собрании 7 января 1995 г.
ляем работать закон. Разработали алгоритм борьбы (военнообязанных) за свои права.(Показывает) Вот они на доске как наглядное пособие. Мы используем известный метод диссидентов-правозащитников, которые боролись против тоталитарной системы. Он описан в книге Буковского "Ипожнешь ветер". Главное — чтобы чиновники не смели его нарушать. Мы называем это детская правовая школа».
Риторика вступительного слова, которое без существенных изменений воспроизводится уже в течение 15 лет проведения общих собраний, содержит призывы к правовому ликбезу и компетентной самопомощи как средствам самодеятельной защиты гражданских прав. При этом представители властей, с одной стороны, и граждане — с другой, представлены как антагонисты, противники, преследующие разные интересы. Согласно интерпретациям активистов, власти занимаются своеобразным бизнесом, выполняя план по призыву. Этот бизнес часто является «диким», поскольку он не укладывается в правовые рамки. Граждане же пытаются избежать призыва, руководствуясь прежде всего мотивами личной и семейной безопасности и нежеланием попасть в отношения эксплуатации и унижения, воспроизводимые в Российской армии. Такое разделение общества и государства типично для либеральной концепции гражданского общества, которой и придерживаются лидеры организации.
Активисты утверждают, что российские граждане не избавились от пассивных патерналистских установок советского сознания. Для них характерно потребительское отношение к общественной организации, желание перенести ответственность за защиту своих прав на какую-то квазигосударственную инстанцию. «Они и к структурам гражданского общества относятся как к партийным организациям», — говорит многолетняя соруководительница «СМ Санкт-Петербурга» Е. В. С другой стороны, советский синдром связан, по мнению активистов, со страхом перед властями, который «въелся в душу» советского человека и парализует его, делая не способным к правозащитной активности. Этот страх необходимо преодолеть, и потому трансформация личности становится основной задачей «Солдатских матерей». Психологическая и правовая подготовка представляется как основа правозащитной деятельности.
Приведем фрагмент интервью с одной из руководительниц организации: «... Опять же очень многое зависит от мамы. Т.е. если
мама приехала в часть и мертвой хваткой вцепилась, зная все свои права и зная законы, знает о том, что с таким-то заболеванием, допустим, не имели права призывать, или зная, что командир части имеет право, даже обязан, дать направление в госпиталь, оказывать медицинскую помощь; в общем знать свои конституционные права и вообще, вот как сказать, сейчас мы еще убедились в том, что и ...Т.е. это раньше так было абстрактно: в ООН напишу... или там пакт о гражданских правах — это вообще не для нас. Все для нас! Просто если ты это знаешь, они сами в армии, вояки, по-другому разговаривают с родителями, если они чувствуют, что человек перед ними стоит, во-первых, внутренне свободный, да, не боится и юридически подкован, элементарно он, как надо человеку»86.
Эта позиция роднит все организации «Солдатских матерей» России. Специфика СПб-организации заключается в том, что защита прав человека легитимируется христианской идеологией. Согласно предлагаемой интерпретации, защита прав человека — это христианский долг, а истинный правозащитник должен быть верующим. Проиллюстрируем этот аспект политики идентичности фрагментом дневника наблюдения Школы прав человека, в котором ведущая собрания рассказывает об истории организации:
«Очевидно, вы обратили внимание, что пришли не в совсем обычное место. Тут закон, тут церковное, тут общественное, да... Это очень важно, и действительно место необычное, потому что оно действительно похоже на церковь. Эмблема организации, на которой написано «не убий!», изображена горящая свеча и крест. Очень долго мы не обращали внимания на крест.. И тогда к нам пришла мама по поводу своего сына.. она осталась, защитила сына своего и предложила, давайте осветим наше помещение... . Это был наверное 94-й год или 93-й, ... И было очень тяжело и прибегали люди в очень тяжелом состоянии, пахло лекарствами в комнате. Была тяжелая атмосфера очень. И тогда она предложила освятить помещение, пригласить священников разных вероисповеданий. И мы тогда обратились к людям и сами в свои церкви, и пришли священники и католический, и православный, и лютеранский, т.е. из всех конфессий, где есть обряд освящения помещения. Было очень торжественно, музыка играла, пришли священники вместе и люди разных исповеданий молились, молились о спасении сыновей. Тогда один свя-
86 Интервью с Е.В. 24 августа 1995 г.
щенник финский лютеранский сказал, что отныне мы передаем в руки Господни дело спасения своих сыновей. И Вы знаете, совершенно все изменилось и в организации, и в том, как мы стали работать, и в нас многое изменилось. С тех пор мы каждый раз заканчиваем наши школы общей молитвой и приглашаем тех, кто к нам приходит на школы и кто готов, кто хочет, присоединяться, потому что мы действительно видим, что приходят люди не самые сильные, не самые богатые, да, не самые активные и при этом все получается и иногда совершенно невероятные происходят вещи, когда кажется, что невозможно помочь этому человеку, все получается. И я думаю, что именно благодаря тому, что мы молимся и действительно не уповаем только на свои человеческие силы, хотя, конечно, человеческие силы важны, чтобы помочь Богу совершить свое дело, и каждый раз мы молимся о том, прежде всего о том, чтобы Вы смогли сделать, наверное, самое главное дело в своей жизни — спасти сыновей. Мы молимся о том, чтобы те, кому тяжело, смогли увидеть этот свет и спасти своих сыновей... Давайте помолимся о спасении, о любви, о том, чтобы суд, который сейчас идет.. чтобы он все-таки свершил правосудие, хотя кажется это невероятно. Давайте помолимся о прекращении войны в Чечне, о нас, о свом семьях...»1.
Христианское обоснование защиты прав человека сказывается и на выборе основных форм деятельности, к которым относятся консультирование, правовой всеобуч, работа в судах, психологические тренинги, научение разным способам преодоления конфликтов, в том числе и с чиновниками военного ведомства. Пацифистские варианты правозащиты также вполне согласуются с христианской идеологией прав человека.
Рамка «Ответственное материнство». Вторая конститутивная часть конструирования самоидентичности СМ — это представления о материнском чувстве и материнском долге. Символика организации дает ключ к интерпретации этих понятий. Постараемся ответить на следующие вопросы: почему группа выбрала именно такое самоназвание? Почему защита прав солдат срочной службы и защита прав человека в целом представлена как право матери, как предмет ее постоянной заботы? Почему матери делегируется право защищать гражданские
87 Школа прав человека. Транскрипт магнитофонной записи 18.06.03. Наблюдение проводилось Майер Хойер.
права совершеннолетнего сына? Почему матери считают возможным для себя призывать к гражданскому контролю военного патриархата? Мне представляется, что выбор СМ апеллирует к гендерному символизму российского общества, т.е. к тем устойчивым стереотипам о мужественности и женственности, которые воспроизводятся в российском обществе. Для этих убеждений характерна гендерная поляризация, при которой мужчины и женщины выступают носителями различных культур, их разделяют труднопреодолимые барьеры, женщинам приписывается особое сознание, производное от опыта, обусловленного как их природой, так и общественными экспектациями.
Так, например, проясняя интервьюеру мотивы самоназывания, активистка организации замечает: «Название организации находит отклик у людей. Оно лучше, чем какое-либо другое, и оно отвечает истине — матери отвечают за своих сыновей». Таким образом, идеология движения ориентирована на укорененные в российской гендер-ной культуре представления о социальной роли матери. Отзывчивость общественного сознания к тем символам и интерпретациям, которые представляет общественное движение, — залог успешности группы или по крайней мере условие легитимации ее деятельности88.
При этом активисты осознают, что стратегический эссенциа-лизм является ограничивающей и потому временной стратегией. Обсуждая название организации, руководительница СМ говорит:
«Я считаю, что наша организация переросла это название... На тот момент (момент создания. — Е.З.), может, это было и нормально, на тот момент... Естественно, нас тогда не сравнить было с тем, что мы сейчас, и нас было мало... (Защита этих молодых людей в армии) — это общечеловеческая проблема. Вот мое глубокое убеждение, что это не женская проблема, не чисто женская. Просто другое дело, мужчины оказываются более пассивными... Общество, в котором очень много женщин одни воспитывают детей; либо потому что у них нет мужей или они родили, так сказать, у них не было мужей, или разошлись, или погибли, либо такой муж, что он чисто — просто называет себя мужем, но как бы его проблемы семьи не интересуют; либо, допустим, отец, который считает, что все равно там... человек должен отслужить в ар-
89
мии, вот я служил — пускай и этот служит...» .
88 Эгаше афишей! ргосезБ... - Р. 564- 581.
89 Интервью с Е.В.
В этом фрагменте рассказчица амбивалентно оценивает название организации. Она убеждена в его мобилизующем эффекте, поскольку действительно воспитание и забота о детях до сих пор в нашем обществе воспринимаются как преимущественно женская роль, но, вместе с тем, видит и ограничения подобной атрибуции для правозащитной деятельности. Однако журналисты, которые опосредуют взаимодействие солдатских матерей с широкой публикой, также апеллируют к представлению о материнском авторитете в защите прав военнослужащих срочной службы:
«Ни танки, ни генералы не остановят женщину, которая, дав однажды жизнь ребенку, теперь пытается спасти его от смерти. Движение солдатских матерей становится политической силой», — гласит заголовок статьи газеты «Аргументы и Факты»90.
Наши наблюдения позволяют предположить, что значимость гендерной смысловой рамки особенно велика в начальной фазе развития движения и при легитимации акций, которые представляются властями и публикой как неинституциональные или радикальные (например, Марш мира 1995 г., обращение Конгресса солдатских матерей 1998 г., создание партии СМ в ноябре 2004г.).
Модель ответственного материнства является ядром конструирования женственности в российской гендерной культуре. Она опирается на две устойчивые группы коллективных представлений о материнстве, которые распространены в нашем обществе: на христианское и советское понимание женственности и материнства. В процессе переосмысления этих традиционных трактовок женственности возникает новое либеральное понимание материнской роли. Рассмотрим две системы представлений, на которых выстраивается образ женственности и материнства.
Христианское представление исходит из того, что природное предназначение женщины — материнство. Высшим символом христианского материнства является Богоматерь, заступница за грешников перед Господом. Этот образ многократно представлен в символике питерской организации СМ. Активисты считают Богоматерь святой покровительницей организации. Помещение освящено несколькими церквами. Требования матерей реформировать армию представлены как богоугодное дело, как долг женщины-христианки. Ре-
90 Аргументы и факты. - М., 1994. - 12 марта.
лигиозная легитимация правозащитной деятельности нашла свое выражение и в символике оформления помещения, в организации молитвенной группы, в риторике выступлений лидеров организации. Завершая собрание Школы прав человека, ведущая обращается к аудитории, состоящей в основном из родных будущих военнослужащих, со следующими словами:
«Помолимся о наших сыновьях, о погибших в Чечне, о беглецах в Крестах и о будущем России».
В интервью одна из координаторов организации следующим образом оценивает значимость религиозных символов в правозащитной деятельности: «Исцеляющая сила молитвы очень велика. Все дела идут хорошо, вера без дел мертва».
Представление о роли женщины-матери, любящей-миротворице особенно ярко проявилось в лозунгах и обращениях, призывающих к прекращению Первой чеченской войны:
«Братья и сестры! Мы обращаемся к Вам с призывом остановить войну в Чечне! наши сыновья не должны убивать и нести в душе проклятья других матерей. Прекратим же своей любовью и родительской волей насилие, на которое обречены наши дети российским правительством и президентом. Солдаты и офицеры! Сыновья! Опустите оружие! Пусть наша любовь спасет Вас от убийства таких же мальчиков и оградит от духовной смерти!»91.
Обращение к традиционным религиозным ценностям активисты считают вполне совместимым с задачами становления демократического общества и правового государства. При этом христианское представление о материнстве становится ключевым символом. Руководители организации открыто демонстрируют свои религиозные убеждения. Однако истолкование веры у них скорее экуменическое, чем ортодоксально православное. Не случайно помещение освящено священниками лютеранской, католической, православной и американской протестантской церкви. В помещении в молитвенном углу горит свеча, на стенах развешаны иконы — изображение Богоматери и еще одной культовой для организации фигуры — св. Франциска Ассизского. На стене СПб организации — текст Молитвы матери, призывающей Богоматерь спасти сына.
91 Обращение «Солдатских матерей». - СПб. 1995 г.
Эмблема СПб «Солдатских матерей» представляет собой женскую руку, держащую свечу, от которой исходят лучи, образующие крест. «Основные идеи организации выражены в этой символике, — говорит руководитель организации Э. П., — мы хотим спасти жизнь — человечества, российского населения, наших сыновей. Символ имеет также религиозный смысл, Вы видите солнечные лучи, образующие крест как напоминание о христианстве». Для организации характерно твердое убеждение в единстве ценностей христианства и либеральной философии прав человека.
В религиозном понимании материнства присутствуют мотивы жертвенности, страдания и любви: мать готова пожертвовать собой во имя жизни и благополучия своего ребенка. Для спасения его жизни она готова пойти на риск, который другим, не наделенным материнской идентичностью, кажется слишком большим для того, чтобы участвовать в гражданских акциях, угрожающим личному самосохранению. Мать страдающего ребенка сама является страдалицей. Материнская любовь как миротворческая женственность, противостоящая агрессивной милитаристской мужественности, также утверждается в символической системе «Солдатских матерей». Самопожертвование, страдание и любовь — эмоциональные составляющие сложного «материнского чувства», которое заявляет свое право на культурное признание. Это признание утверждается и завоевывается благодаря сознательной стратегической деятельности правозащитного движения солдатских матерей, создающих свою идентичность. На основе общественного признания такого образа женственности солдатские матери могут выдвигать требования защиты прав мальчиков, ребят, сыновей, которым они дали жизнь.
Советская интерпретация женственности и материнства.
Ответственное материнство как основная рамка «Солдатских матерей» резонирует и с советским гендерным контрактом работающей матери92. Советская интерпретация женственности опирается на двуединое понимание ее гражданского долга — матери и работницы. Эти предписания правильной женственности институционально подкреплялись особой социальной политикой советской власти и идеологическими кампаниями, которые определяли родительство как
92 Caiazza A. Op. cit; Rotkirch A., Temkina A. Soviet gender contracts and their shifts in contemporary Russia // Idantutkimus. - Helsinki, 1997. - N 2. - P. 6- 24.
преимущественно материнскую ответственность. Сфера материнской ответственности была поистине обширна. Советская мать-работница должна была не только экономически поддерживать своего ребенка, но и отвечала перед обществом за его гражданское воспитание. Признаваемая государством и обществом ответственность за благополучие ребенка как часть материнской роли позволяет движению трактовать материнский долг в категориях защиты жизни и достоинства детей. В публичных текстах СМ совершеннолетние военнослужащие представлены как лишенные полноты гражданских прав дети, которые, как правило, имеют проблемы со здоровьем и жизни которых угрожают представители «темных сил». Материнские долг и забота состоят в том, чтобы отстоять своих детей и помочь им.
Приведем фрагмент из выступления активистов организации:
«Почти каждая мать с тревогой ждет дни и ночи, если сыну скоро 18лет. Тем более, если она отправила больного сына в армию... письма вологодских матерей, написавших в редакцию. Одна мама недоумевает: как его могли забрать, если он болен, другая удивляется, почему ее больного сына уже восемь месяцев не комиссуют, тем более, что и призвали его без учета заболеваний. Но кто рожал в муках этого мальчика?Кто не спал ночами у его кроватки, кормил его грудью, пеленал, читал ему сказки? Кто бегал с каждой болячкой на прием к детскому врачу? Конечно, вы. Потому что это — ваш ребенок»93.
Наши аргументы разделяет исследовательница Эмми Кьяцца, утверждающая, что Комитет солдатских матерей России легитимировал свою деятельность с помощью идеологии радикального материнства, основанной на сочетании биологического императива женственности и представлений о гражданском долге. Именно такое сочетание естественности материнского предназначения и гражданского призвания женщины является основой радиальных требований коренного реформирования мужской патриархатной военной машины Российского государства94. Таким образом, мы считаем, что образ матери — защитницы жизни своих детей, представляющей их интересы в обществе в целом и перед лицом агрессивной верхушки милитаризованного патриархата, коренится и в поляризованной советской
93 Кондрашов А., Груздева О. Выступление 20 марта 1998 г. // Виленская Е., Полякова А. Права человека и вооруженные силы. - СПб.: Солд. матери, 1998. - С.43.
94 Caiazza A. Op. cit. - Р. 124- 126.
гендерной системе. Право матери символически противопоставлено отцовскому праву, с одной стороны, и агрессивному патриархату военно-государственных структур — с другой. Определенная в соответствии с патриархатными принципами и переосмысленная в рамках правозащитной идеологии конструкция материнства позволяет женщинам заявлять свои права на борьбу со злоупотреблениями в армии.
Символика гражданских инициатив опирается на определение родительства как материнства, закрепленное в общественном создании российских граждан. Женщины как естественные родительницы имеют больше прав, чем мужчины. Такой символический гендерный эссенциализм противостоит реальным практикам правозащитных организаций, в деятельности которых принимают участие и мужчины, и женщины, многие из которых не были родителями, но он убедителен для общественного сознания, разделяющего постулаты ген-дерной поляризации.
Стратегический эссенциализм как трактовка материнской роли выдвигается как аргумент, усиливающий легитимность правозащитной идентичности. Эта смысловая рамка может оказаться и исключающей для других категорий населения, которые не могут идентифицировать себя с опытом сострадающей матери солдата. Впрочем, активисты движений это понимают и в своих текстах создают подвижную рамку, которую можно интерпретировать как включающую и как исключающую, в зависимости от конкретных надобностей мобилизации. Т.е., с одной стороны, они подчеркивают наличие особых женских интересов, особых прав женщины, которые страдают за своих детей. С другой стороны, они отмечают, что демографические проблемы, проблемы армии являются общенациональными.
Представления об ответственном материнстве, включающем правозащитную деятельность, стали результатом переосмысления традиционных трактовок материнского чувства и долга. Материнское право и материнский долг переопределяются как необходимость правозащитной деятельности. Настоящая мать должна защищать права своих детей. Она не должна доверять государственным структурам в обеспечении их безопасности. Суть нового патриотизма в том, чтобы бороться за реформу армии. Но всегда ли российская женщина следует определенному таким образом долгу?
Интервью с активистами показывают, что в их сознании существует отчетливое противопоставление ответственного правозащитного
материнства и пассивной позиции тех матерей, которые способствуют тому, чтобы их дети стали жертвами военной машины государственного насилия и недобросовестной деятельности чиновников. Задача просвещенных правозащитников вследствие этого заключается в том, чтобы содействовать личностной трансформации советских матерей и советских граждан в целом. Именно эту цель преследуют инструктажи и школы прав человека, психологические тренинги, проводимые «Солдатскими матерями». Приведем фрагмент выступления активистов организации на конференции «Солдатских матерей»:
«Уродины-матери нет материнских прав! Эти права у вас, дорогие женщины... Но вы — Человек, ваш ребенок — человек, вы — мать человеческая. Так будьте же ею! Это не только ваше право, но и ваша обязанность ... Венедикт Ерофеев сказал как-то: Пора лишить нашу Родину-Мать ее материнских прав... Вопреки или благодаря мы стали мамами. И должны ими остаться. Здесь и теперь»95.
Итак, интерпретативная рамка правозащитного ответственного материнства сочетается с особым взглядом на не членов организации. В основном они воспринимаются как люди, не обладающие достаточным количеством образовательных и личностных ресурсов для компетентной защиты прав. Это подданные, а не граждане, мировосприятие которых базируется на страхе. Психологические тренинги роста сознания направлены на то, чтобы преодолеть это базовое чувство, парализующее гражданскую ответственность. Но не только эмоционально должны измениться российские матери — они должны стать юридически грамотными и граждански сознательными. Приведем фрагмент записи занятия Школы прав человека:
«...Большая беда в том, что... в России люди хотят жить по закону, но не знают, как это делать. Проблема в том, что многие люди в России не хотят или не знают, как брать на себя ответственность за свои права. Поэтому самое главное, чему бы будем учиться — это отвечать за свою жизнь и брать на себя эту ответственность... Хочу предупредить, что это тяжелая работа, но она абсолютно реальна. Как показывают наши тренинги, она дает людям много счастья, оттого, что они чувствуют себя по-другому, приобретают уверенность в себе, соз-
95 Цит. по: Виленская Е., Полякова А. Права человека и вооруженные силы. -
С.43.
нают себя, свое достоинство, и в том, что люди приобретают личный опыт защиты своих прав и добиваются успеха, самое главное»96.
Заключение
Утверждение собственной идентичности чрезвычайно значимо для успеха общественного движения, чем бы мы ни измеряли этот успех. Гражданские инициативы не могут рассчитывать на общественную поддержку и достижение целей, не представляя себя тем или иным образом в публичном пространстве. Культурное признание организации становится основой ее солидарности и ресурсом мобилизации. Создание идентичности — это прежде всего когнитивная работа, которая сопровождает движение на всем протяжении его деятельности. В зависимости о политической конъюнктуры самоинтерпретация меняется, в ней по-новому высвечиваются разные стороны идентичности, переосмысливаются барьеры с другими и их жесткость, пересматриваются возможные методы борьбы, пересматривается эмоциональная составляющая идентичности. Однако основные аспекты самоидентификации остаются прежними, что является необходимым условием узнаваемости движения в обществе. Конструирование идентичности «Солдатских матерей» базируется на двух основных конструктах — представлении себя как правозащитной группы и как женской материнской организации. Правозащитная деятельность легитимизируется демократическими идеалами либерализма и христианскими ценностями, а также обращением к материнскому долгу. Материнская идентичность резонирует с религиозными представлениями о естественном предназначении женщины, с советским опытом работающей матери, ответственной за жизнь и благополучие своих детей. Традиционные трактовки материнства, характерные для гендерно-поляризрованных представлений, переосмысливаются в категориях ответственного правозащитного радиального материнства. Такая когнитивная политика идентичности легитимизирует борьбу за права человека и требования радикальной военной реформы, отсылая публику к представлениям о материнском гражданском долге. Мобилизация традиционной женской роли может способствовать формированию гражданской культуры в современном российском обществе. Однако здесь есть и свои ло-
96 Запись занятия Школы прав человека.18.06.2003г.
вушки. Рамки должны быть подвижны, и солдатские матери осознают это. На современной стадии они все меньше апеллируют к женской природе своих требований, все больше указывают на то, что проблемы правового сознания и здоровья населения являются общими для всех граждан России. Так представления о традиционном сознании становятся основанием для стратегии Лисисстраты, которая помогла женщинам объединиться против войны на основании осознания ими своих эротических сил. В данном случае речь идет о другом мотиве женской солидарности, об общем опыте материнской ответственности и материнского страдания.
