CC BY
142
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 21 (159). Право. Вып. 20. С. 45-52.
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ГРАЖДАНСКОЕ ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ПРАВО
С. М. Скрыль
СОГЛАСОВАНИЕ ЧАСТНЫХ И ПУБЛИЧНЫХ ИНТЕРЕСОВ В ОТНОШЕНИЯХ СОБСТВЕННОСТИ
Рассматривается проблема государственного вмешательства в экономические отношения. Особое внимание уделяется поиску баланса между такими ценностями, как свобода собственности и ее социальные функции.
Ключевые слова: частный и публичный интерес, собственность, государственное вмешательство, рыночная экономика.
Сфера экономических отношений, связанных с собственностью, производством, обменом, распределением и потреблением материальных и духовных благ, является важнейшей сферой взаимодействия социального государства и гражданского общества. Экономическая политика государства заключается в определении комплекса целевых параметров экономической системы, долгосрочных и краткосрочных задач экономического развития, методов их достижения. Отдельными направлениями экономической политики являются: бюджетная, налоговая, инвестиционная, валютная политика, политика в сфере труда и занятости, в сфере собственности и др.
По мнению В. А. Затонского, актуальность для российского общества проблемы усиления роли государства обусловлена необходимостью выхода страны из кризиса, перехода к устойчивому экономическому развитию, обеспечивающему построение социального государства и цивилизованного общества. При этом вопрос об усилении государства связан, прежде всего, с его ролью и местом в экономическом, хозяйственном развитии. Экономический (рыночный) механизм, в целом рыночная экономика — важнейший элемент современного общества. Поэтому, говоря о роли государства, его политики в рыночной экономике, мы тем самым выясняем его место и роль в обществе, без чего невозможно уяснить вопрос о взаимодействии государства и личности, разобраться в принципиальных аспектах сущности сильного государства1.
Не ставя целью полное исследование проблемы государственного вмешательства в экономические отношения, отметим в рамках настоящей статьи, что рыночная экономика не может существовать и функционировать без государствен-
ного регулирования. В этой связи правы те авторы, которые полагают, что сам термин «государственно регулируемый рынок» явно избыточен, так как рынок не может быть нерегулируемым2, поскольку при любой общественно-политической и экономической системе экономика в той или иной степени регулируется государством в лице государственных органов3.
В то же время государственная политика, направленная на регулирование экономических отношений, должна быть необходимой и достаточной. Другими словами, она имеет конкретно выраженную меру, пределы, которые определяются задачами, неподвластными чисто рыночному механизму, но без решения которых нормальное функционирование общества невозможно. Эти задачи можно назвать факторами, обуславливающими необходимость государственного (правового) регулирования экономики4. Несоблюдение условий о необходимой и достаточной государственной политике в сфере экономических отношений приводит к негативным результатам.
Так, В. Н. Синюков в 1994 г. отмечал: «Партийная бюрократия заменяется новой элитой, еще более недоступной демократическому контролю. Государственный аппарат сращивается с бизнесом, приобретающим все более компрадорский характер и извращающим конституционное отношение власти и собственности, принцип государственного суверенитета»5.
Развивая приведенную мысль, Л. А. Морозова отмечает: «В России наблюдается тесная связь собственности и государственной власти. В силу принадлежности к власти или близости к ней произошло создание социального слоя собственников на основе коррумпированных интересов и криминализации общества. Это во многом
объясняется непродуманностью и отсутствием четких принципов вхождения в рыночную экономику. Существовала иллюзия того, что достаточно принять те или иные законы, другие нормативно-правовые акты, и рыночные отношения возникнут сами собой»6.
Роль собственности в становлении эффективной государственности, сильного государства в первом приближении может быть обозначена как согласование частных и публичных интересов. Отношения собственности являются наиболее яркой иллюстрацией этого процесса. Более того, публичная собственность выступает одновременно и основой государственного суверенитета. Одной из сущностных характеристик действующей Конституции РФ является ее понимание как юридического средства социального компромисса, поддержания и обеспечения гражданского мира и согласия в обществе.
Конституция РФ 1993 г. исходит из того, что сила государственной власти, прочность, незыблемость основ нового конституционного строя России определяются не его «монолитностью», недопустимостью столкновения и противоборства идей и интересов, а напротив, наличием плюрализма в системе несовпадающих конституционных ценностей институтов организации и функционирования публичной власти, федерализма, правового положения личности и, соответственно, закреплением уже на основе конституционного строя системы сдержек и противовесов как правовых механизмов разрешения противоречий не только на уровне системы организации публичной власти, но и в виде правовых форм выражения свободы личности. Речь идет, в частности, о правозащитной природе не только отдельных институтов публичной власти, но и самого по себе принципа разделения властей7.
В этом контексте особое значение приобретает понимание сути публичных и частных интересов (интересов государства, общества, личности) и конституционно-правового механизма достижения баланса между этими конкурирующими по своей природе группами интересов. Следует иметь в виду, что в проблематику соотношения публичных и частных интересов включается также и проблема соотношения публичных, корпоративных и личных интересов, по поводу которой в науке сложилось как минимум два подхода. Согласно первому подходу главенствующее положение должны занимать
корпоративные интересы, согласно второму — приоритет следует отдать публичным (государственным) интересам. Несомненно, этот вопрос является логическим следствием понимания сущности государства8, поскольку, по замечанию В. М. Корельского, «вопрос о сущности государства — это вопрос о том, кому принадлежит государственная власть, кто ее осуществляет и в чьих интересах»9.
Рассуждая о проблеме обеспечения приоритета прав личности по отношению к публичным интересам и ее решении в условиях формирования правового государства, П. В. Анохин справедливо отмечает, что, говоря о специфике соотношения естественной и позитивной составляющих института прав человека применительно к российской правовой культуре, следует иметь в виду, по меньшей мере, три основных аспекта:
абсолютизация принципа приоритета прав человека по отношению к общесоциальным интересам создает угрозу формирования и распространения в обществе позиции крайнего индивидуализма и эгоизма, что, в конечном счете, может негативно отразиться на жизнедеятельности общества и государства;
в ряде случаев вмешательство государства в частные интересы продиктовано объективной необходимостью. Например, такое вмешательство может быть оправданным в том случае, если оно осуществляется для обеспечения интересов государственной (национальной) безопасности, а фактически — в целях обеспечения безопасности всего политически организованного общества (правоохранительная деятельность, деятельность в условиях чрезвычайных ситуаций, оборона от внешней агрессии и т. д.);
восприятие роли личности в традиционной российской правовой культуре существенно отличается от понимания этой же проблемы в правовой культуре Запада. С одной стороны, законодательное закрепление получил приоритет естественных, неотъемлемых прав человека, с другой — приоритетной является обязанность служения отечеству, Родине, государству, которые представляют собой духовно-нравственное единение отдельных личностей в одно целое. Благо личности с позиции российского мировоззрения заключается в большей степени в общественном благополучии, чем в благополучии личном10.
Публичный интерес может трактоваться как понимание того, в чем общество, его социальные
группы видят определенную ценность, которая удовлетворяет материальные, духовные, эстетические, иные потребности и подлежит вследствие этого защите в установленном законом порядке11. Ю. А. Тихомиров определяет публичный интерес как «официально признанный государством и обеспеченный правом интерес социальной общности, удовлетворение которого служит приоритетным условием и гарантией ее существования и развития»12. По мнению ученого, публичный интерес отличается от государственного интереса. Наличие государственного интереса он признает лишь в международном публичном и международном частном праве, когда речь идет о реализации национального суверенитета, национального интереса13. Ю. А. Тихомиров выделяет условия обеспечения публичных интересов: 1) незыблемость основ конституционного строя; 2) охрана государственных границ, оборона страны, общественная безопасность; 3) устойчивость власти и ее институтов; 4) легальное разграничение полномочий органов всех уровней; 5) политическая самостоятельность и активность граждан; 6) приоритет государственных (национальных) интересов в тех или иных сферах экономики, культуры14.
Исследуя сущность публичных интересов, Ю. А. Тихомиров исходит из назначения государства, которое заключается в служении гражданскому обществу, защите его интересов и интересов частных лиц.
С точки зрения Л. А. Морозовой, «общее благо, общественные интересы — это интересы публичного характера. Однако это не интересы именно государства, а интересы, приносящие пользу всему обществу или значимые для отдельной социальной общности, имеющие не разовое, кратковременное действие, а служащие условием жизнедеятельности и развития общества (отдельных социальных общностей) и ориентированные на основные конституционные ценности»15. Но конституционные ценности — величина изменяемая, во многом определяемая типом общества, государственной власти, политическим режимом, что наглядно продемонстрировала история России. В советский период существования государства одним из главных постулатов конституционного характера был приоритет государства, государственного интереса по сравнению с интересами отдельной личности, отрицание частных интересов, отсутствие защиты граждан от произвола госу-
дарственной власти и ее вмешательства в частную жизнь. Публичный интерес в этот период отождествлялся с государственным16. Согласно ныне действующей Конституции РФ приоритет отдается правам и свободам человека, они признаны высшей ценностью, а их соблюдение и защита — обязанностью государства.
Приведенные трактовки публичных интересов увязаны с конституционными ценностями, с теми функциями государства, которые относятся к категории «общих дел». В этом смысле государственные интересы в основном совпадают с интересами общественными, и уж, по крайней мере, не противоречат им. При такой постановке вопроса верна формула «государственный интерес — это общее благо». Об этом в свое время писал И. А. Ильин, по мнению которого множество людей для того чтобы образовать государство, «должно, прежде всего, иметь единый, и при том именно общий интерес, а не множество отдельных, индивидуальных интересов, стоящих друг к другу в отношении конкуренции и исключения. Этот интерес должен быть присущ не только каждому человеку в отдельности, но всем сразу сообща, так, чтобы удовлетворение его было бы возможно только через объединение всех»17. В качестве такого интереса в концепции И. А. Ильина выступает «усовершенствование совместной жизни посредством установления и поддержания справедливого правопорядка». Этот основной интерес действительно является единым и общим для всех членов сразу, хотя он не исчерпывает собою задач и целей государства18.
Необходимость согласования публичных и частных интересов в процессе конституционного регулирования права собственности некоторыми исследователями ставится в прямую зависимость от обеспечения такой характеристики государства, как его социальный характер. Как верно отмечает А. Н. Медушевский, конституционные принципы правового и социального государства могут вступать в конфликт и даже иметь противоположную направленность при интерпретации права частной собственности. Речь в данном случае идет о классическом случае конституционных антиномий, связанных с объективными противоречиями социальной и экономической реальности и ее конституционного выражения, а также с различием интерпретации одних и тех же норм конституционного права с позиций отраслевого права19.
В науке существуют общепризнанные определения социального государства. Приведем одно из них: «Социальное государство — конституционное понятие, означающее, что государство берет на себя в объеме, соответствующем его возможностям, обеспечение определенного уровня жизни своих граждан, удовлетворение их материальных и духовных потребностей»20. Схожей позиции придерживается М. В. Баглай, определяющий социальное государство как государство, «которое берет на себя обязанность заботиться о социальной справедливости, благополучии своих граждан, их социальной защи-щенности»21.
Поскольку социальное государство всегда, при любом концептуальном понимании его сущности стремится к «сглаживанию» неравенства, некоторые российские авторы, подчеркивая взаимосвязь демократического политического устройства и социального государства, выделяют такие его характеристики, как свобода, со-лидаризм, справедливость (законность), демократия, социальная забота и социальный мир22.
В то же время согласование принципов правового государства и социальной государственности представляется достаточно сложной задачей, имеющей несколько аспектов. Одним из них является неоднозначное решение вопроса о правовой природе социального государства. По мнению А. Вайшвилы, «социальная государственность не может быть обоснована юридическими аргументами, ее ближайшие основы следует искать вне права.. .»23. Свою позицию автор обосновывает тем, что социальное государство, основанное на солидарности и милосердии, выходит за рамки формального равенства и формальной справедливости. Социальное государство предоставляет некоторым категориям граждан возможность получать ряд благ вне эквивалентного обмена, указанным правам не корреспондируют какие-либо обязанности.
Второй аспект рассматриваемой проблемы соотношения принципов правовой и социальной государственности связан с различием в природе этих понятий и является более сложным, так как затрагивает сущностные черты социального и правового государства, обнаруживая в них противоречие.
В частности, Е. А. Лукашева выражает сущность соотношения принципов правовой и социальной государственности в виде конкретных вопросов: не вступает ли возрастание роли
государства в противоречие с первоначальным замыслом правового государства как образования, отстраненного от экономики и ограничивающегося ролью «ночного сторожа», наделенного лишь охранительными функциями по отношению к свободе индивида? Не является ли возникновение социальных функций государства, которые упорядочивают экономические отношения с целью устранения резких неравенств, отрицанием самой сущности правового госу-дарства?24
Суть данного противоречия Е. А. Лукашева формулирует следующим образом: «Трудности, стоящие перед социально ориентированным государством, связаны с тем, что государство должно соблюдать баланс между свободной экономикой и определенными способами воздействия на распределительные процессы в духе справедливости, “выравнивания социальных неравенств”. Отказываясь от ограниченной роли “ночного сторожа” и стремясь обеспечить всем гражданам достойный уровень жизни, государство не должно переступить черту, за которой начинается грубое вмешательство в экономику, подавление инициативы и свободы предпринимательства. Проявляя заботу о повышении социального статуса граждан, государство должно соблюдать меру, которая воспрепятствовала бы освобождению индивида от личной ответственности за свою судьбу и судьбы своих близких. Стремясь создать “общество всеобщего благосостояния”, государство не может использовать административно-командные средства»25.
В научной литературе отмечается, что поиск такого баланса, который позволил бы сочетать непрерывный рост народного богатства, развитие производства с расширением социальной функции государства, — одно из наиболее важных направлений общественной мысли конца ХХ в., когда новые ситуации и гуманитарные идеалы не могут найти опоры в существовавших ранее доктринах. Отсюда и следует необычайный интерес к данной проблеме в зарубежной науке, где наряду с приверженностью к консервативным концепциям отношений государства и гражданина в условиях рынка четко обозначаются подходы, основанные на либеральных стремлениях утверждения в обществе принципов справедливости26.
Фридрих фон Хайек, формулируя два вопроса: имеет ли концепция «социальной справедливости» какой-либо смысл или содержание
в экономическом порядке, опирающемся на рынок, и возможно ли сохранить рыночный порядок, если власть, обладающая способностью к принуждению, может обременить его (во имя «социальной справедливости» или чего-то подобного) некой системой вознаграждения в соответствии с заслугами или потребностями различных лиц или групп, пишет: «Ответ на каждый из этих вопросов — твердое нет»27. По его мнению, «общая вера в обоснованность концепции “социальной справедливости” побуждает все современные общества прилагать все больше и больше усилий второго рода, причем процесс идет с ускорением: чем больше положение индивидуумов и групп зависит от действий правительства, тем громче они настаивают на том, чтобы правительство стремилось к внятной схеме распределительной справедливости; а чем больше правительство хлопочет о реализации некой задуманной модели желательного распределения, тем в большей степени ему приходится брать под контроль положение отдельных лиц и групп. И пока в политике будет править бал вера в “социальную справедливость”, этот процесс с неизбежностью будет подводить все ближе и ближе к тоталитарной системе»28. Современное конституционное право России не остается в стороне от обозначенной дискуссии о соотношении принципов правовой и социальной государственности.
Следует согласиться с мнением Н. С. Бондаря о том, что есть основание полагать, что конституционная модель социального государства, закрепленная в Конституции РФ, содержит некий внутренний резерв для преодоления противоречий между принципами социального государства, с одной стороны, и правового государства, с другой, на основе баланса соответствующих конституционных ценностей29.
В постановлении Конституционного Суда РФ от 19 июня 2002 г. о проверке конституционности положений Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» (в редакциях от 24 ноября 1995 г. и от 12 февраля 2001 г.) и положений ряда других законодательных актов, относящихся к социальной защите граждан, пострадавших вследствие чернобыльской катастрофы, конституционная обязанность государства по возмещению вреда здоровью выводится из природы Российской Федерации и как социального, и как
правового государства со ссылкой на ст. 1, 2 и 7 Конституции РФ30.
Н. С. Бондарь приводит ряд аргументов в защиту тезиса о том, что проблема прав человека для современной России выглядит весьма специфично, по сравнению с большинством стран Запада, ориентирующихся на права человека как на высшие ценности. В частности, он пишет: «Для России решение проблемы взаимоотношений Власти и Свободы не может сводиться к простому обеспечению рецепции естественно-правовой концепции прав человека на нашу правовую почву (как это еще недавно многим из нас представлялось, в том числе авторам Конституции РФ 1993 г). Мы должны отчетливо понимать, что сегодня для нас главная опасность не просто во вмешательстве государства в жизнь и интересы человека и даже не в нарушениях прав граждан, а в утрате ориентиров при поиске стратегического баланса между государственными (публичными) и индивидуальными (частными) интересами. Речь идет о том, что на новом, нынешнем этапе развития российского конституционализма маятник часов нашей истории вновь качнулся из одной крайней точки (от идеологии государственного патернализма и примата государства над личностью) к другой — признанию абсолютного “суверенитета” личности, ее высшей самоценности, в том числе в соотношении с социокультурными историческими ценностями российской цивилизации и православия. Закрепление или, соответственно, корректировка этих ориентиров будет иметь решающее значение для формирования политической и правовой культуры новой России, выбора и реализации исторических перспектив ее демократического развития»31.
Позволим себе предположить, что вопрос о соотношении принципов правового и социального государства является составной частью более общей проблемы так называемого компи-ляционного заимствования, которое, по выражению К. В. Арановского, предполагает получение материала из конституционного права нескольких стран. Так, К. В. Арановский полагает, что Россия, как и другие страны, предпринимает компиляционное заимствование по крайней мере в том, что касается конституционного законодательства. Источником заимствования может быть названо конституционное право Франции (президентство и его отношения с парламентом и правительством), ФРГ (конституционная
юстиция, идея социального государства (выделено мной.—Авт.), отношение международного права к национальному), США (права человека, принципы федерализма), Швеции (омбудсман), Италии и Испании (право судов приостанавливать производство с направлением запроса о проверке законов в конституционный суд)32. И хотя справедливости ради необходимо отметить, что из дальнейших рассуждений К. В. Арановского нельзя сделать однозначно негативный вывод о результатах подобных заимствований, следует, однако, признать, что они выступают одной из причин, причем объективного характера, ведущих к неоднозначному решению вопроса о соотношении конституционных принципов социального и правового государства.
Н. А. Боброва подчеркивает, что каждый новый этап развития мирового конституционного процесса характеризуется еще большим объемом заимствований «мировых образцов» конституционной мысли33. При этом проблема конституционных заимствований взаимосвязана с проблемой конституционных самоназваний: «Конституционные принципы — это витрина конституционного строя, так сказать, его привлекательная сторона. Ни одна конституция не закрепит принципы, которые звучат непривлекательно, хотя фактические ценности, защищаемые данным государством, могут быть далеки от конституционного идеала»33.
Более того, необходимо учитывать, что пост-социалистические конституции (и российская Конституция не является исключением), по верному замечанию Т. Я. Хабриевой и В. Е. Чир-кина, неизбежно отражают плюсы и минусы переходного периода: «Они восприняли общечеловеческие ценности, выработанные вековым опытом человечества (многообразие форм собственности, свобода предпринимательской деятельности, демократия, власть народа, разделение ветвей государственной власти, социальноэкономические права граждан и др.), но вместе с тем сохранили некоторые элементы старого (излишне сильная регулирующая роль государства, вплоть до авторитарных элементов, недостаточные гарантии прав человека и гражданина, бюрократизм, слабость судебной системы и роли общественного мнения и др.)»34. Подобное соединение нового и старого, по мнению ученых, «придало отдельным институтам конституционного права своеобразное содержание и гибридные формы»34, что, по нашему мнению, в полной
мере относится и к пониманию социального государства в современном российском конституционном праве, тем более что анализ современной отечественной конституционно-правовой литературы, посвященной исследованию социальной государственности, приводит к парадоксальному выводу: несмотря на то, что идеи и практика «социального государства» получили широкое признание и конституционное закрепление во многих государствах, в том числе и в России, в науке до настоящего времени отсутствует устоявшееся определение социального государства и перечень его признаков.
Полагаем, что принцип социальной государственности должен обеспечиваться с помощью всех возможных правовых средств, и в первую очередь конституционно-правового толка. При этом следует вести речь не только о механизме защиты и охраны конституционных социальных прав, но и о законодательных ограничениях на проведение таких социальноэкономических реформ, которые нарушают конституционные социальные права и свободы граждан. Другими словами, активная роль (позиция) государства в решении социальноэкономических проблем не является априори позитивной, на государство должны быть возложены обязанности, позволяющие его органам принимать взвешенные решения, просчитывать социально-экономический эффект и прогнозировать последствия социально-экономических изменений.
Как верно отмечает В. Д. Зорькин, вопрос о праве и социальной справедливости как главных принципах правовой трансформации российского общества оказывается проблемой, которую придется решать при помощи сложных и далеко не прямолинейных компромиссов и последовательных приближений35. По мнению
А. Н. Медушевского, учет принципа социального государства, сформулированного в Конституции РФ крайне абстрактно: «создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека» (ст. 7), может означать фактическое ограничение права собственности, например, при установлении гарантированного государством минимального размера оплаты труда для всех предприятий независимо от формы соб-ственности36. А. Н. Медушевский отмечает, что если нельзя принять тезис солидаризма о том, что частная собственность в современном обществе перестает быть правом и является лишь
функцией, то в качестве приемлемого выступает тезис о том, что собственник в силу факта обладания и распоряжения вещью наделяется определенными обязанностями36.
В. Д. Зорькин подчеркивает, что принцип неприкосновенности собственности не может рассматриваться как препятствие для правомерного публичного вмешательства, поскольку социальное государство предполагает заботу и о личности, и об обществе в целом. В отличие от Конституции ФРГ, Конституция РФ непосредственно не прописывает, что «собственность обязывает». Однако, учитывая системную связь ст. 35 Конституции РФ с другими ее нормами, прежде всего с положением о социальном государстве (ст. 7), относящимся к основам конституционного строя Российской Федерации, а также с иными положениями (ч. 1 ст. 9; ч. 3 ст. 17; ст. 34; ч. 2 ст. 36; ст. 39), можно сделать вывод о том, что право собственности не имеет абсолютного характера и осуществляется в соответствии с теми обязанностями и обременением, которые вытекают из ее функций в современном социальном государстве.
Поэтому важной задачей Конституционного Суда РФ, по мнению В. Д. Зорькина, при выявлении конституционно-правового смысла тех или иных проверяемых законоположений, затрагивающих пределы осуществления права собственности и содержащих те или иные публичные обременения, является отыскание баланса между такими ценностями, как свобода собственности и ее социальные функции37. Другими словами, право собственности должно быть ограничено в пользу общественного интереса и требований выполнения собственником определенных социальных обязательств38, причем ведущая роль в этом процессе принадлежит именно конституционному праву.
Примечания
1 См.: Затонский, В. А. Эффективная государственность / под ред. А. В. Малько. М., 2006. С. 97.
2 Там же. С. 98.
3 См.: Чиркин, В. Е. Общечеловеческие ценности и современное государство // Государство и право. 2002. № 2. С. 13.
4 См.: Государственное регулирование рыночной экономики / под ред. В. И. Кушлина, Н. А. Волгина. М., 2000. С. 234-235.
5 Синюков, В. Н. Российская правовая система. Саратов, 1994. С. 265.
6Морозова Л. А. Проблемы современной российской государственности. М., 1998. С. 79.
7 См.: Бондарь, Н. С. Власть и свобода на весах конституционного правосудия: защита прав человека Конституционным Судом Российской Федерации. М.,
2005. С. 22.
8 См.: Государство, общество, личность: проблемы совместимости / под общ. ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник. М., 2005. С. 137.
9 Теория государства и права / под ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. М., 1998. С. 118, 119.
10 См.: Анохин, П. В. Государственные интересы и права человека: соотношение и приоритеты : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2001. С. 13.
11 См.: Завадская, Л. Н. Роль суда при переходе от плановой экономики к рыночным отношениям // Теория права: новые идеи. Вып. 2. М., 1992. С. 45.
12 Тихомиров, Ю. А. Публичное право: падение и взлеты // Государство и право. 1996. № 1. С. 5.
13 См.: Тихомиров, Ю. А. Публичное право. М., 1995. С. 45.
14 Там же. С. 5.
15Морозова, Л. А. Указ. соч. С. 87-93.
16 См.: Государство, общество, личность: проблемы совместимости / под общ. ред. Р. А. Ромашова, Н. С. Нижник. М., 2005. С. 141.
17 Ильин, И. А. Собр. соч. : в 10 т. М., 1994. Т. 4. С. 112.
18 Там же. С. 117.
19 См.: Медушевский, А. Н. Сравнительное конституционное право и политические институты : курс лекций. М., 2002. С. 373.
20 Конституция Российской Федерации : энцикл. слов. / под ред. В. А. Туманова, В. Е. Чиркина. М., 1995. С. 226.
21 Баглай, М. В. Конституционное право Российской Федерации : учебник / М., 1999. С. 118-119.
22 См.: Милецкий, В. П. Российская модернизация: предпосылки и перспективы эволюции социального государства. СПб., 1997. С. 94.
23 Вайшвила, А. Социальное правовое государство: приобретаемая и теряемая реальность // Конституционноправовые проблемы формирования социального правового государства : материалы междунар. науч.-практ. конф. Минск, 2000. С. 25.
24 См.: Права человека : учеб. для вузов / под ред. Е. А. Лу-кашевой. М., 2002. С. 114-115.
25 Общая теория прав человека / под ред. Е. А. Лукашевой. М., 1996. С. 109-110.
26 Там же. С. 111.
27 Хайек, Ф. Право, законодательство и свобода. Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. М., 2006. С. 237.
28 Там же. С. 238.
29 См.: Бондарь, Н. С. Конституционализация социальноэкономического развития российской государственности (в контексте решений Конституционного Суда РФ). М.,
2006. С. 177.
30 Постановление Конституционного Суда РФ о проверке конституционности положений Закона РФ «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» (в редакциях от 24 ноября 1995 года и от 12 февраля 2001 года) и положений ряда других законодательных актов, относящихся к социальной защите граждан, пострадавших вследствие чернобыльской катастрофы от 19 июня 2002 г.
// Вестн. Конституц. Суда РФ. 2002. № 5. С. 68.
31 Бондарь, Н. С. Права человека в теории и практике российского конституционализма // Российский конституционализм: проблемы и решения : материалы междунар. конф. М., 1999. С. 202.
32 См.: Арановский, К. В. Конституционная традиция в российской среде. СПб., 2003. С. 396.
33 См.: Боброва, Н. А. Конституционный строй и конституционализм в России. М., 2003. С. 43.
34 Хабриева, Т. Я. Теория современной конституции / Т. Я. Хабриева, В. Е. Чиркин. М., 2005. С. 28.
35 См.: Зорькин, В. Д. Россия и Конституция в XXI веке. Взгляд с Ильинки. М., 2007. С. 133.
36 См.: Медушевский, А. Н. Сравнительное конституционное право и политические институты : курс лекций. М., 2002. С. 374.
37 Зорькин, В. Д. Указ. соч. С. 152.
38Медушевский, А. Н. Указ. соч. С. 375.
