CC BY
66
-т
SCIENCE TIME
СМЫСЛЫ И ГОРИЗОНТЫ БЫТИЯ В ОПЕРЕ Н.А. РИМСКОГО-КОРСАКОВА «КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ»
Полякова Полина Васильевна, Государственный Музыкально-Педагогический Институт им. М.М. Ипполитова-Иванова,
г. Москва
E-mail: Pelageya-230694@yandex.ru
Аннотация. В результате композиторского решения, прежде всего, образа Кащеевны, опера Н.А. Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный» может рассматриваться как образец сближения самых далеких субстанций - добра и зла, жизни и смерти, которые требуют падений и возвышений и , продуцируя страдание, демонстрируют силу любви как цель и причину победы добра над ф злом, жизни над смертью, духовного возвышения, преображения.
Ключевые слова: бытие добра и зла, жизнь и смерть, бездна, слеза, любовь, духовное преображение.
Статья написана при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований «Философия музыки в России конца XIX -начала XXвв. в контексте проблем современности», проект № 13-33-01021.
«Многое на земле от нас сокрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных» [1, с.377]. Мысли человеческие, высокие, духовные, нравственные, а порой низкие, меркантильные, утилитарные - все они исходят от начала двух контрастирующих между собой субстанций, и вектор направленности этого движения зависит от преобладания над существом человека одной из составляющих этого контраста. Сами же эти субстанции имеют, по сути, один корень, одну основу - бытие добра, на котором зиждется все мироздание. Зло, прежде рожденное добром и добро излучающее, пало в один момент и сосредоточило силы свои, дарованные Высшим Разумом, в противление Ему -добру.
Как далеки и как близки эти две субстанции - между ними громадная
300
пропасть, а, по сути, маленький шаг. И, может быть, жизнь человеку на Земле дана для одного только этого шага, и шаг этот порой длиною в целую жизнь. Кто -то ступил по ложному следу и падает в пропасть, кто-то, найдя искомый душой путь, восходит вверх, а кто-то, павши в бездну и глотнув изнутри смердящий мрак, раскаивается, с болью и страданиями превозмогает изнуренную кровоточивыми ранами плоть свою и поднимается, да так порой высоко, как не каждый без падения устремится.
Именно такое духовное преображение легло в основу предпоследней оперы Н.А. Римского-Корсакова «Кащей Бессмертный» (1902 г.). «Осенней сказочкой» называл это произведение сам композитор, и уже в этой, приписанной к заглавию фразе, таится оттенок самого музыкального действия. Осень, в сущности своей, есть смерть. В это время года вся природа тлеет, падает пожелтевшая листва, укрывая собой землю, льют тоскливые дожди, белеют туманы. Но в этой картине увядания сокрыто и семя новой жизни. Листья, некогда опавшие, гниют и обращаются в удобрение для рождения новых растений, они умирают, но прах их - жизнь другим, а в этом и заключается жертвенная любовь, на которой построен и существует весь мир, на которой основан тот самый спасительный «шаг» человеческой жизни.
В «Кащее» Римского-Корсакова отражается победа над смертью, все герои оперы удостоены блаженной вечности, кроме одного - Кащея, того, кто все существование заботился о бессмертии, дрожал при мысли о тлении своем. «Он уродлив и страшен, для обличительной его обрисовки композитор не жалеет средств. Острые, колючие диссонансы, нарочитая жестокость звучаний, мрачные оркестровые краски, какая-то оцепенелость, застылость, и все это в причудливо-сказочном освещении - такова характеристика главного персонажа, налагающая отпечаток на музыкальный строй оперы в целом» [4, с.342]. Он, исчадие ненависти и зла, отец той, которая в преображении своем явила великий подвиг жертвенной любви.
Кащеевна, по моему мнению, занимает центральное место в опере Римского-Корсакова. Изначально она предстает перед слушателем и зрителем жестокой, беспощадной и страстной искусительницей с каменным сердцем. В ариозо и песне Кащеевны во второй картине отображается вся ее натура: «это мир роскошных, обольстительно-пряных гармоний, завлекающих и пьянящих » [4, с.343]. Мелодическая линия партии Кащеевны усеяна хроматизмами и тритонами, перекликаясь музыкальной характеристикой Кащея, оркестровое звучание наполнено восточными темами, плавность и нежность которых напоминает движение волн, дурманящих сознание.
Своей красотой и пленительными, лукавыми речами, в которых проскальзывает лейтмотив Царевны Ненаглядной Красы, она завлекает в свои владения Ивана-королевича, искавшего смерть Кащея для спасения
301
возлюбленной, и опаивает его снотворным напитком. Голоса Кащеевны и Королевича сливаются в дуэте, полном страсти и коварства. Иван, околдованный чарами, засыпает. Дочь Кащея обнажает меч над его головой, но что-то останавливает ее, она, не знавшая пощады, медлит, а внезапно появившийся ветер Буря-Богатырь, разбудив Ивана, не дает осуществиться убийству. Уже с этого момента Кащеевна становится одержимой мыслью о юном витязе, осколок какого-то неведомого ей чувства проник в ее хладное сердце. Она, не ведающая истинной любви, обуреваемая присущей ей жадной страстью, устремляется за ним.
Что же произошло с жестокой колдуньей, что поколебало ее сущность, что пустило трещину в каменные оковы ее души? Прежде всего, это наличие души, человеческой души у Кащеевны, что все объясняет. Смерть Кащея была заклята в ее слезе, по сюжету оперы, что подтверждает это наличие, ибо порождение зла слез не ведает, плакать способно лишь животрепещущее «очеловеченное» сердце, коснувшееся бытия Высшего Разума. Слеза принимает здесь сакральный смысл - она и есть то семя добра, спрятанное под толстым слоем зла, которое, вобрав извне влагу осеннего дождя, проросло сквозь все преграды и превратилось в прекрасное растение. Покаянная слеза - смерть ненависти и жизнь любви. Кащеевна, обезоруженная силой любви, увиденной в Иване-королевиче , пропустила в сердце свое ту самую «влагу», удобрившую почву и семя ее заколдованной души.
В третьей картине, в кульминационной сцене оперы, когда Царевна и Иван-Королевич пытаются сбежать из владений Кащея, дочь его преграждает им путь. Кащеевна умоляет Ивана остаться, обещая взамен освободить его возлюбленную. В интонации ее речи сквозь пряные восточные мотивы проникает скорбь и страдание, а когда в ответ на свои мольбы она слышит: «Лишь смерть одна нас разлучит!», в ее сердце поселяется боль. «Зачем неведомое чувство закралось в душу мне глубоко, глаза горят и стонет сердце, томлюся я, люблю, страдаю», - поет Кащеевна, и лейтмотив ее, властный и бесстрашный прежде, теперь звучит жалобно и кротко. Она впервые полюбила, она впервые страдает, она впервые боится потерять то, что оживило ее душу. Нет, не страсть овладела ее сердцем, не безумие охватило ее сознание, не плотское чувство перевернуло все ее существо (ибо только плотью она всегда и прельщалась), но любовь, чистая, наполненная жертвенностью и милосердием. «Есть в человеке безмолвная, темная глубина - таинственное жилище его инстинкта и его страстей. Там нет слов и мыслей; и произвол дневного сознания там не властен. Именно там укрываются первоначальные, стихийные силы человека, жаждущие простора, но непризванные к власти; и именно там зарождаются и отстаиваются основные содержания человеческой жизни в виде бесформенных глыб и неопределимых, безграничных помыслов» [2, стр. 135].
302
Именно истинная любовь и стремление к бытию добра таились в этой «темной глубине» Кащеевны, именно эти силы покоились в самом дне ее обескровленного сердца, ожидая свободы и вечности.
Царевна Ненаглядная Краса из-за безмерного сострадания, переполняющего ее ангельскую душу, целует Кащеевну в лоб, и происходит необычайное. «Как сладко мне и больно стало! О, что со мной? Как чудно мне! Мои глаза впервые плачут», - вторила дочка Кащея. «Смирение любовное -страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего» [1, с.376], и потому поцелуй этот явился последней ступенькой на пути ее исцеления, искренняя самозабвенная жалость смиреной Царевны уничтожила до конца зло и ненависть, сковывающие сердце Кащеевны. И она уже, не слыша упреки и проклятия отца, преобразилась для новой жизни, для вечности. «Прощай! Любить я буду вечно и вечно плакать буду я», - восклицает ее перерожденная душа, обращаясь в плакучую иву, и в этих словах таится кода всего произведения, отражающая онтологическую основу всего мироздания.
Страдание есть плод борьбы бытия зла и добра, когда второе побеждает первое, то страдание превращается в радость, устремленную в любовь, в вечность, и уподобленную сверхчеловеческому разуму. В каждом своем музыкальном произведении Римский-Корсаков стремился представить эту незыблемую истину, столь важную для современного человечества. В опере «Кащей Бессмертный» эта истина обнажена до предела, трансформируясь в некоторые принципы композиции: «Сочинение выходило своеобразное благодаря нескольким новым гармоническим приемам, до этого не имевшимся в моем композиторском обиходе. Это были переченья, образуемые ходами больших терций, внутренние, выдерживаемые тоны и различные прерванные и ложные каденции с поворотами на диссонирующие аккорды, а также множество проходящих аккордов» [3, с.289]. Музыкальный образ преображения Кащеевны, такой яркий и индивидуальный на фоне гармонических инноваций, напоминает нам картину таяния Снегурочки, прощание Панночки из «Майской ночи», обличительно-страстные напевы Шемаханской царицы. Кащеевна вобрала в себя мотивы прежних корсаковских героинь, все сладостное и горькое, радостное и печальное, доброе и злое, и оттого сокрыла в душе своей целый океан бушующих страстей, которые обратились в умиление и любовь. Любовь, которая своей силой смерть победит, которая в умирании своем жизнь и свет приумножит, которая задыхаясь, одарит воздухом весь мир, существующий до сих пор, потому что она ежечасно, умирая, воскресает.
303
SCIENCE TIME
Литература:
1. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. - М.: АСТ МОСКВА, 2005. - 918 с.
2. Ильин, И.А. Кризис современного искусства// И.А. Ильин.Собрание сочинений: Русский колокол: Журнал волевой идеи. - М.: ПСТГУ, 2008. - 856 с.
3. Римский-Корсаков, Н. А. Летопись моей музыкальной жизни. - Восьмое издание. - М.: Музыка, 1980. - 454 с.
4. Цендровский, В. Кащей бессмертный // Оперы Н.А.Римского-Корсакова. Путеводитель. - М., «Музыка», 1975. - С. 339-360.
304
