CC BY
88
Terra Humana
УДК 94(470)«1941»
ББК 63.3(2)622,11
В.П. Столбов, Ю.В. Дмитриева, И.А. Баранов
СМЯТЕНИЕ ГРОЗНОЙ ОСЕНЬЮ 1941 г.
Анализируются настроения части советского общества в начале Великой Отечественной войны, определяемые как тревога, растерянность, смятение, паника, которые актуализировались в слухах и социальных волнениях. Определяются психологические и социальные причины феномена: состояние неуверенности, неопределенности, страха; недостаток объективной информации и дезинформация, просчеты партийного и советского руководства.
Ключевые слова:
беженец, Великая Отечественная война, отступление, паника, слухи, смятение.
Начало Великой Отечественной войны и информация о поражениях и отступлении Красной Армии вызвали в общественных настроениях тревогу. Такое состояние можно рассматривать как результат своеобразной психологической травмы, полученной вследствие искаженных представлений в сознании советских людей о том, что война с Германией не есть какая-то неизбежность, а если она и возникнет, то лишь только после того, как Германия разобьет Англию, и произойти это может лишь в 1942 г. Причем массовая советская пропаганда утверждала, что если и начнется война с нацистской Германией, то она будет победной для СССР и скорой, с малыми потерями, а военные действия будут вестись на территории врага [3, с. 119-122].
В отечественной исторической и публицистической литературе феномену психологической травмы у определенной части советских людей не уделялось внимания из-за идеологических соображений, а также вследствие официальной трактовки советской истории как проявления массового героизма. Современная либерализация архивного дела, т.е. снятие грифа секретности с многих документов предвоенной и военной истории, позволяет реально оценивать события тех лет.
Военные события лета-осени 1941 г. привели к оккупации врагом огромной территории СССР, на которой проживало до войны около 40% населения страны. От создавшегося положения, в первую очередь, пострадало гражданское население, находившееся под бомбежками, артобстрелами, часть его стремилась прорваться через фронт к «своим», другая - выбраться из прифронтовой полосы. Быстрое продвижение немецких войск по территории страны привело к заполнению дорог толпами беженцев. Они прибывали в тыловые города, обостряя тем самым проблемы городской жизни. Беженцы нередко являлись распространителями различных про-
вокационных слухов. В условиях военного времени за распространение панических слухов в период с 22 июня по 1 сентября 1941 г. было подписано 2 524 приговора, в т.ч. 204 - к смертной казни (из доклада Главного военного прокурора «Об уголовных преступлениях на железных дорогах») [6, с. 213]. В городах, не занятых немцами, начала распространяться паника, а опасения оказаться в зоне боевых действий, страх голода, неуверенность в своих возможностях стали причинами неадекватного поведения части населения.
Положение в стране ещё более обострилось осенью 1941 г., когда немецкие армии приблизились к Москве. В общественном настроении городов подмосковного региона стала проявляться растерянность. Среди москвичей ходили различные слухи, свидетельствующие о расколе населения на три группы: «патриоты», «болото» и «пораженцы» [8]. Значительное количество москвичей охватила паника, вызванная боями у границ Москвы, пожарами в городе, налетами вражеской авиации [7]. Смятение особенно усилилось в связи с вводом в действие Постановления ГКО «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы» от 15 октября 1941 г. Согласно постановлению, эвакуации подлежали правительство, управление Генштаба, военные академии, наркоматы, посольства, заводы и пр. Крупные заводы, электростанции, мосты и метро надлежало заминировать, рабочим и служащим следовало выдать сверх нормы по пуду муки или зерна, а также зарплату за месяц вперед.
Такие меры вызвали у множества москвичей испуг, который привел к массовому бегству из города по шоссе Энтузиастов в восточном направлении. По приблизительным подсчетам из Москвы бежало почти 2 млн жителей. Однако эта ситуация была быстро и своевременно изменена путем жесткого контроля со стороны государственной власти, обеспеченного во исполнение постановления ГКО от 20
октября 1941 г., согласно которому в Москве и прилегающих районах было введено осадное положение. В частности, директивно предписывалось:
«1. Ввести с 20 октября 1941 г. в г. Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.
2. Воспретить всякое уличное движение, как отдельных лиц, так и транспортов с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.
3. ...В распоряжение коменданта [города - авт.] предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.
4. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте» [4].
Аналогичная ситуация наблюдалась и в ряде прифронтовых городов, где смятение проявлялось в различных формах. Особенно нервно люди реагировали на приказы Ставки Главного Командования о демонтаже оборудования и подготовке промышленных объектов к уничтожению в случае возникновения угрозы захвата города врагом.
Город Иваново в этом смысле не был исключением. Панические настроения особенно усилились здесь осенью 1941 г., когда немецкие войска подошли совсем близко к границам Ивановской области. С наступлением темноты окна строений плотно занавешивались. Специальные дежурные обходили улицы и строго следили за соблюдением светомаскировки. На улицах стояли ящики с песком на случай бомбардировки зажигательными бомбами. Сотни жителей ежедневно направлялись по Лежневскому шоссе строить оборонительные сооружения на подступах к городу. С перебоями работал общественный транспорт, часть трамваев приспособили для перевозки раненых. Не хватало топлива, возникли перебои в поставках сырья для текстильных предприятий, серьезные трудности с продовольствием. По карточкам выдавались товары первой необходимости: рабочим -600 г хлеба в день, т. н. иждивенцам - 400 г, детям - 300 г. Нестабильность положения в области усилилась и в связи прибытием око-
ло 100 тыс. беженцев, для которых в Иванове создали эвакуационный пункт с общежитием, столовой и больницей. Беженцы своими рассказами вызывали у некоторой части жителей города смятение. Вот свидетельство очевидца: «На станции разгружали эшелон с ранеными, вокзал был забит худыми, измученными женщинами с малыми ребятами на руках... По затемненным улицам изредка пробегали переполненные трамвайные вагоны... у хлебных магазинов длинные очереди» [2, с. 135].
Осенью в область поступил приказ о проведении демонтажа оборудования на некоторых текстильных предприятиях и переброске его в район Урала. Начавшийся демонтаж обострил негативные настроения среди горожан, ставшие причиной протестных выступлений [1, с. 166]. В областном государственном архиве хранятся уникальные документы, подтверждающие, что область была на грани эвакуации. В «Особых папках» архива находятся свидетельства проявлений саботажа, антисоветских выступлений среди рабочих [5]. В документах того времени присутствуют оценки общественного настроения, социально-психологического состояния жителей. Эти настроения и выступления были охарактеризованы как «негативные» по отношению к руководству страны, и к власти на местах. Около 90% материала «Особых папок» содержит информацию о таких настроениях и действиях [9, с. 111-136].
На текстильных предприятиях, доминирующих в промышленности Ивановской области, работали, в основном, женщины (мужчины ушли на фронт). Они-то и выступили с протестами. Причем нередко протестовали и рядовые члены ВКП(б), социальное положение которых не отличалось от положения беспартийных рабочих. Вместе с тем, негативные явления не составляли социальной доминанты того времени. Об этом свидетельствуют архивные документы. Вот весьма характерный пассаж: «Общее политическое настроение среди трудящихся области вполне удовлетворительное» [10, д. 7. л. 17]. Ряд документов приводит факты патриотического поведения. Приведём характерный пример: «Нагло-разбойничье нападение фашистской Германии на советскую территорию вызвало неудержимый гнев и возмущение рабочих и служащих предприятий города. В ответ на кровавую вылазку зарвавшегося врага работницы швейного производства стали работать еще лучше. Ненависть к фашизму настолько велика, что в производстве среди работниц зачастую можно
Общество
Terra Humana
слышать возгласы “Растерзать эту гадину!”» [10, д. 7, л. 10]. Ярким выражением патриотического сознания послужило формирование дивизий и их отправка на фронт. Всего на фронт из области ушли 400 тыс. человек, из которых не вернулось с войны 130 тыс.
С другой стороны, документы свидетельствуют о росте негативных настроений, усугубляемых отсутствием достоверной информации, страхом голодной смерти и неуверенностью в завтрашнем дне. Некоторые были недовольны довоенной стратегией советского руководства в отношениях с Германией. Так, рабочий железнодорожной ветки ст. Меленки говорил: «Вот так друг, Гитлер-то, Советскому Союзу! А наши дураки в течение двух лет кормили, обували, военное снаряжение отправляли, а нас морили голодом» [10, д. 7 л. 21]. Так же думал и некий Ж.: «Я вот тебе говорил, что накормим себе врага на шею» [10, д. 7 л. 6].
В архивных материалах сохранилось и единичное мнение, что войну начала не Германия: «Я все же думаю, что мы сами напали на Германию, иначе не могло быть. Германия не могла решиться напасть первая» (Б., начальник Владимирского горжи-луправления, член ВКП(б)) [10, д. 7 л. 12].
Население области проявляло недовольство и по поводу освещения начала воины в СМИ. Обижало и оскорбляло сокрытие правды, реальной картины боевых действий. Так, старший кочегар П. заявил: «Из выступления ничего не поймешь. У них только одни лозунги - “Наше дело правое”, “Победа будет за нами”, - а немец все прет и прет. Вот тебе и ни одной пяди своей земли не отдадим. Немец Ленинград и Одессу возьмет, а Москву сами отдадут. Вот говорят, что победа будет за нами, а правды о войне по радио не передают» [10, д. 7 л. 18].
И, как следствие, отсутствие объективной информации порождало слухи и панику среди населения. Самыми распространенными были слухи о предательстве военачальников: «На фронте 15 тысяч наших войск добровольно сдались в плен. Ворошилов отказался воевать. Наше правительство продало страну» (С., жительница с. Аньково) [10, д. 7 л. 142]. Нередко ходили слухи о Москве: «Немцы во время налетов на Москву бросают бомбы, начиненные песком, в которых находятся листовки, призывающие русских бросить оружие и получить свободу и хлеб» (жительница д. Шухра Гаврилово-Посадско-го р-на) [10, д. 7 л. 88]. Еще бредовее были слухи об Ивановской области: «Сегодня в городе спустились два парашютиста. Ходили и отравляли воду в колодцах» (рабо-
чий И., Южская ф-ка) [10, д. 7 л. 23]. «Вчера около Кольчугино сел самолет. Самолет этот немецкий, на Кольчугинском заводе раскрыли большое вредительство - группа инженеров хотела взорвать этот завод, а он военного значения» (монтер П., ГЭС) [10, д. 7 л. 16].
Вследствие тяжелого положения на фронтах, сложной экономической ситуации в области проявлялись т.н. «пораженческие настроения»: «Вот уже четыре недели, как идет война, а наши и с места не двигают. Хлопают нашего брата. Весь фронт загружен одной молодятиной. “Товарищи” ничего не говорят о том, сколько убито наших и сколько без вести пропало» (рабочий П.) [10, д. 7 л. 117]. «Нашим войскам все равно не устоять. Гитлер ловко нас обманул, и нам с ним нечего и воевать. Ему еще подсобит Япония, и будет конец советской власти... Тогда опять запоем в церкви по-старому» (активист православного храма З., г. Макарьев) [10, д. 6 л. 9].
В таких высказываниях проявлялось бесконечно наивное стремление представить захватчиков высококультурной расой, непонимание сути фашизма и его целей при вторжении на территорию страны: «Немцы не допустят, чтобы крестьяне были в колхозах, а рабочие жили в нужде и неволе. Они-то вот действительно дадут нам полную свободу и снабдят нас всем необходимым» (портниха Пестяковской артели инвалидов Ф.) [10, д. 6 л. 162].
Весьма неприятным для советской власти было ожидание частью населения прихода Гитлера к власти, чаяние новых порядков на захваченной территории: «Весь народ ждет от немцев освобождения. Нужно бы развернуть агитацию до того, чтобы вразумить людей, что немцев нечего бояться, что хуже, чем сейчас, никогда не будет. Коммунизм забрал у людей всю радость жизни, и единственное спасение для народа только в победе немцев» (гражданка И., г. Александров) [10, д. 6 л. 83].
Почему же были так сильны пронемецкие иллюзии? Вероятнее всего, их можно объяснить ностальгией по дореволюционной жизни, вызывающей, в свою очередь, нежелание принять новые советские порядки: «Скорее бы разгромили советскую власть, а то сейчас хорошо живут одни коммунисты, а мы с голоду издыхаем» (домохозяйка Ю., г. Комсомольск) [10, д.6 л.84].
Ответственность за неудачи первых месяцев войны некоторые возлагали на советскую власть в целом и на Сталина в частности: «Гитлер прет и будет переть до победы, и уж тогда мы снимем Сталина. В
этой войне, безусловно, повинен Сталин. Нам нужно помочь Гитлеру, а для этого надо сделать восстание. Народ ведь политикой недоволен и даже недовольно большинство коммунистов, верхушка творит, что вздумает» (колхозник Ш., д. Хлябово, Гаврилово-Посадский р-н) [10, д. 6 л. 142].
В архиве имеются записки, отражающие недовольство советским строем некоторых граждан, не желавших защищать Родину: «Этих паразитов коммунистов
защищать не будем, их самих нужно расстреливать. Будете на фронте, переходите на сторону Гитлера...» (мобилизованный
С.) [10, д. 6 л. 142].
Разумеется, судьба тех, кто так неосторожно высказывался, была незавидной. Большинство из них привлекли к уголовной ответственности, подвергли репрессиям.
Поскольку Иваново - традиционный центр текстильной промышленности, интересно обратить внимание на документы, отражающие мнения некоторых рабочих о фабричном руководстве, вообще о порядках на предприятиях. Так, в документах подробно описываются волнения рабочих, равно как и партийные трактовки таких выступлений. Среди участников волнений выявлялись родственники репрессированных или уголовников, - именно они были «враждебными элементами», спровоцировавшими несознательную массу на протест. Доля вины возлагалась на местное начальство, оторвавшееся от масс и не сумевшее предотвратить эксцессы. Такая версия позволяла местным руководителям оправдаться самим, а центральной власти - трактовать события как локальные, не требующие изменений в проводимой политике. Рабочих она также устраивала, т.к. помогала им избежать массовых репрессий.
Из докладной записки «О положении на текстильных предприятиях Ивановской области» видно следующее: «Недовольство вызывает заметно снизившийся заработок текстильщиков за последнее время, резкое ухудшение продовольственного снабжения при большом повышении базарных цен на продукты питания, крайне скверная работа торговых организаций, фабричных столовых» [9, с. 112]
«На Фурмановской фабрике № 2 отдельные рабочие заявили: “В Иванове рабочие объявили забастовку, и им стали давать по килограмму хлеба”. На собрании рабочих фабрики им. Ногина работница К. заявила: “Гитлер хлеб-то ведь не взял, ему мы сами давали, а сейчас нам не дают, ему, что ли берегут? Два месяца провоевали, а хлеба не стало”» [9, с. 113-114].
О проявлениях недовольства рабочими докладная записка комиссии ЦК ВКП(б) заместителю зав. организационно-инструкторским отделом ЦК ВКП(б) М.А.Шамбергу, в частности, сообщала: «Руководители партийных и хозяйственных организаций своей нераспорядительностью, грубым отношением к людям усиливают недовольство рабочих, а враждебно настроенные элементы это используют» [9, с. 114]
В оценке состояния партийно-политической работы в документах отмечалось: «Проверка на месте показала исключительную запущенность агитационно-массовой работы на фабриках, в общежитиях рабочих. Секретари горкомов и райкомов ВКП(б) самоустранились от этой работ, оторвались от народа, чуждаются его» [9, с. 115].
Следует иметь в виду, что по своему характеру эти волнения не были сознательными выступлениями против советской власти. Фабричные рабочие, в большинстве своем женщины, чьи мужья находились на фронте, в первую очередь, боялись остаться без средств к существованию в случае вывоза оборудования и уничтожения предприятия. К этому прибавилось давно копившееся недовольство местным руководством, не заботившимся о нуждах трудящихся и бросившим их на произвол судьбы. Поэтому не удивительно, что в волнениях приняли участие не только беспартийные, но и рядовые члены партии.
В Докладной записке секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Андрееву «Об антисоветских выступлениях рабочих текстильных предприятий г. Иванова и области 19-20 октября 1941 г.» отмечалось: «На льнокомбинате плохо заботились о бытовых нуждах рабочих. Выдача зарплаты рабочим последнее время задерживалась. Плохо было организовано снабжение рабочих предметами первой необходимости, районные организации не наладили даже продажу овощей. Много беспорядков было вскрыто в общежитиях рабочих. Так, общежитие, в котором проживает 500 рабочих, по выходным дням не отапливалось лишь на том основании, что был выходной день у кочегара» [9, с. 128].
Решение о демонтаже оборудования, осуществляемом к тому же в обстановке секретности, подтолкнуло рабочих к переходу от пассивных форм сопротивления к активным. Так, «15-16 октября на комбинате по указанию Наркомтекстиля была начата подготовка к демонтажу 50% оборудования. Вся эта работа проводилась в строго секретном порядке. Работа началась 17 октября - в выходной день на комбинате. Никакой разъяснительной работы среди рабочих прове-
Общество
Terra Humana
дено не было. В результате 18 октября рабочие, придя в 6 час. утра на работу, и не зная ничего, увидели в цехах часть разобранного оборудования. На комбинате началась беспорядки, группа активных участников... , перейдя из ткацкой фабрики в отделочное производство, где стояли ящики с разобранным оборудованием, начала разбивать ящики топорами и молотками. Действия погромщиков не удалось прекратить. Директор комбината Частухин, в ответ на требование работающих женщин прекратить разборку оборудования, заявил: “Если не дадите вывезти оборудование, то комбинат все равно взорвем, а врагу не дадим”. Провокаторы и кликуши немедленно побежали по цехам с криками: “Комбинат сейчас взорвут вместе с рабочими, подложены мины, Частухин приказал” [9, с. 119].
Учитывая уроки событий на предприятиях области, на всех фабриках были проведены закрытые партийные собрания и собрания рабочих, где с докладами выступили секретари обкома и горкома ВКП(б). Рабочим была разъяснена недо-стойность их поведения во время борьбы советского народа с захватчиками, показано лицо провокаторов и вражеских агентов. Рабочие обязались на деле исправить свои ошибки и успешной работой доказать преданность партии и советскому правительству. На Яковлевском льнокомбинате рабочие обратились с просьбой послать их добровольно на оборонительные работы. Многие работницы по собственной инициативе отработали сверхурочное время, прогулянное 20 октября 1941 г. [9, с. 128]. На ряде фабрик было укреплено партийное, профсоюзное и хозяйственнотехническое руководство. Руководители, не справившиеся с работой, отстранялись от занимаемых должностей и заменялись новыми проверенными людьми.
Подводя итоги и анализируя «антисоветские высказывания», нельзя дать однозначную оценку причинам таких настроений в Ивановской области осенью 1941 г. Из совокупности их можно выделить такие, как низкая политическая культура и малограмотность части населения, нечеткая и искаженная информация, падение производства в области вследствие мобилизации мужчин, низкий уровень жизни и социальной защищенности населения, острая нехватка продовольствия, боязнь остаться без работы и т. д.
Вместе с тем, негативные настроения и высказывания нельзя объяснить только всплеском эмоций и отсутствием агитационной работы. Здесь речь идет о накопившейся у известной части людей неприязни к советской власти и коммунистам. Факты таких высказываний разрушают мнение о тотальном доверии людей политическому руководству страны, равно как и об отсутствии противоречий между властью и определенной частью общества в начальный период Великой Отечественной войны.
В заключение необходимо сказать, что тема смятения части населения СССР осенью 1941 г. исследуется нами отнюдь не для того, чтобы как-то принизить советский народ, очернить его героизм, особенно в связи с празднованием 65-летия Великой Победы. В мире нет ничего однозначного, тем более, если речь идет о величайшей войне в истории страны, в которой советский народ потерял более 27 млн человек, и из которой вышел победителем. Все советские граждане в тот период стать героями не могли, среди них были и просто люди - со своими потребностями, оценками, страхами и желаниями. И это надо учитывать, объективно осмысливая события тех грозных лет.
список литературы:
1. Балдин К.Е. и др. Ивановский край в истории Отечества / уч. пос. - Иваново, 2007.
2. Васильев П.Д. Боевые будни. - Иваново: Ивановское книжное издательство, 1954.
3. Голубев А.В. «Россия может полагаться лишь на саму себя»: представления о будущей войне в советс-
ком обществе 1930-х годов // Отечественная история. - 2008, № 5.
4. Государственный Комитет Обороны постановляет... Документы. Воспоминания. Комментарии. - М.:
Воениздат, 1990.
5. Дела архивные // Ивановская газета. - 2010, №, 114, 22 июня. - С. 23.
6. Куртуа С., Верт Н. и др. Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии / пер. с фр. // Источник. - 1994, № 3. - С. 107-112.
7. Лубянка в дни битвы за Москву. По рассекреченным данным. ФСБ РФ. - М., 2002.
8. Москва военная: Мемуары и архивные документы. - М., 1995.
9. Смятение осени сорок первого года. Документы о волнениях ивановских текстильщиков // Исторический архив. - 1994, № 2. - С. 111-136.
10. Точёнов С.В. Настроения населения Ивановской области на начальном этапе Великой Отечественной войны (июнь-август 1941 года) // Вестник ИвГУ. Серия Гуманитарные науки. Научные статьи. - 2008, вып. 4. - С. 43-52.
