CC BY
570
© 2004 г. М.Е. Шалак
СМУТНОЕ ВРЕМЯ В ОЦЕНКАХ РУССКИХ СОВРЕМЕННИКОВ И ИСТОРИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА XVII века
В российской истории Смутное время начала XVII в. занимает особое место. Этот период глубокого кризиса российской государственности. События Смуты в значительной степени определили ход и характер последующего развития России. Смута оставила неизгладимый след в сознании русских людей, стала для многих важнейшим событием личной биографии, вехой исторической памяти. На протяжении первой половины она неизменно входила в круг тех исторических событий, к которым было приковано внимание русских публицистов. Так как русское историческое сознание XVII в. во многом зависело от оценок Смуты современниками, то изучение его состояния не может считаться полным без
реконструкции представлений о событиях начала XVTIв. и их оценок, которые существовали в нем и в значительной степени определяли дальнейшее
социальное и политическое поведение людей. Это обстоятельство превращает изучение образа Смуты в сознании современников и ближайших потомков в интересную научную проблему. Необходимо
определить значение ее образа в историческом сознании и связь между оценками прошлого и будущим общества и государства. В частности, это означает необходимость уяснения соотношения начал консерватизма и новых начал в русском историческом сознании при первых Романовых на основании оценок Смуты.
Изучение исторического сознания предполагает исследование его содержания, структуры, роли значимых исторических событий в обострении исторического чувства и в оживлении сознания. Необходимо учитывать существующее в литературе общее представление о феномене исторического сознания. Одно из первых его определений было дано социологом Ю.А. Левадой. По его мнению, историческое сознание - это совокупность многообразных стихийно сложившихся или созданных наукой форм, в которых общество осознает свое прошлое, свое движение во времени [1]. Но, кроме осознания прошлого, в структуру исторического сознания входит и его оценка.
Стихийно сложившейся формой исторического сознания является фольклор. До нас дошли песни, посвященные событиям Смуты, которые также заслуживают изучения, выражающие отношение к ней широких слоев населения и отражающие особенности в содержании и формах исторического сознания этих слоев по сравнению с политической и интеллектуальной элитой русского общества [2]. Для характеристики массового исторического сознания представляет интерес народная песня, посвященная смерти князя Михаила Скопина - Шуйского. В ней отразилась скорбь народа по поводу кончины молодого талантливого воеводы в грозное для всей страны время:
А росплачютца гости москвичи:
«А тепере наши головы загибли, что не стало у нас воеводы,
Васильевича князя Михаила!» [3].
При этом исторически точно в песне показана зависть бояр к успехам молодого полководца. В сознании простого народа четко отразилась борьба вельмож за царский престол:
А съежалися князи - бояре супротиво к ним, Мстиславский князь, Воротынской,
И меж собою оне слово говорили;
А говорили слово усмехнулися:
«Высоко сокол поднялся и о сыру матеру землю ушибся» [3,с. 537].
Также до нас дошли народные песни, посвященные царевне Ксении Борисовне Годуновой. Несмотря на негативное отношение современников к ее отцу, Борису Годунову, в песнях отразилось сочувствие народа к судьбе этой девушки. В них царевну ласково сравнивают с маленькой птичкой, попавшей в большую беду. Горе молодой царевны в народном сознании предстает как горе простой девушки, оставшейся сиротой, которой уготована злая участь:
Сплачетца на Москве царевна:
«Ох-те мне молоды горевати, что едет к Москве изменник, ино Гришка Отрепьев рострига, что хочет меня положити, а положив меня, хочет постричи, чернеческий чин наложити!» [3,с. 537].
При этом очень интересно, на наш взгляд, то, как в народной песне показано, за что такая беда постигла несчастную царевну:
«За что наше царьство загибло: за батюшково ли согрешенье?» [3,с. 539].
Вот краткий пример того, как в песнях выражено историческое сознание народа, которое при всей простоте своей формы не противоречит общей оценке происходивших в начале XVII в. событий. В этих источниках выражены такие присущие массовому сознанию исторические ценности, как прославление борьбы с иноземными захватчиками, осуждение боярской вражды, ослабляющей страну, неприятие «выборного» царя и т. д.
Другой, более сложной формой исторического сознания является так называемая сознательная форма. Она предполагает уже рациональность, представляющую. Как показывает А.И. Ракитов, замкнутую самодостаточную систему правил, критериев и этало-
нов, которые являются общезначимыми и имеющими одинаковый смысл для всех членов данного социума (профессиональной или социальной группы, класса, этнической общности и т. д.) [4]. Все авторы исторических и литературно-публицистических произведений о Смуте принадлежали к политической и интеллектуальной элите русского общества первой половины XVII в. Один из них - князь И.А. Хворостинин -играл видную роль при дворе Лжедмитрия I. Другой -Авраамий Палицын, активно боровшийся за сплочение сил русского народа во время Смуты, был келарем Троице-Сергиева монастыря. Автор «Летописной книги» князь С.И. Шаховской служил и Лжедмитрию II и Василию Шуйскому. Видным русским публицистом, автором знаменитого «Временника» был дьяк Иван Тимофеев. Князь И.М. Катырев-Ростовский состоял в родстве с Романовыми и занимал высокие военные посты. Наконец, это целый род неизвестных авторов летописей и сказаний, которые также принадлежали к верхушке русского общества начала XVII в. Историческое сознание вырабатывается в значительной степени интеллектуальной элитой данного общества как социально-экономической, политической, культурной и этнической целостности. Но при этом, разумеется, они не осознавали в отчетливой рациональной форме тех критериев, установок и правил, которым подчиняется их собственное историческое сознание. Оценки Смуты, которые давали авторы - русские публицисты XVII в. в своих произведениях об этом времени, не противоречат тем оценкам, выражающих историческое сознание народа.
Историческое сознание общества находит проявление в аксиологическом аспекте. Идеалы. Оценки и другие проявления человеческой субъективности. Выражавшиеся через систему общепризнанных ценностей, играют в сфере исторического сознания одну из главных ролей, обусловливая, в частности, общее отношение к прошлому и пережитому, к памяти о нем как к ценности. Сама историческая память индивида и общества формируется путем опосредования всех оценок происходивших событий.
На наш взгляд, система ценностей в структуре исторического сознания включает в себя общепринятые моральные устои и идеалы, нравственные нормы, господствующие в данном обществе и субъективные, личностные оценки на происходящие события. В свою очередь эти личностные ценности зависят от общепринятых норм и личного, индивидуального исторического опыта, пережитого конкретным лицом, от конкретной психологии человека, от уровня его нравственного, этического и эстетического развития.
Приведем пример оценок, которые давали современники государственным деятелям Смутного времени. Особняком в произведениях о Смуте стоит личность царя Василия Шуйского. Его нельзя отнести ни к героям того периода, ни к антигероям. Одни современники хвалят его, другие - обличают.
Неизвестный нам автор «Иного сказания» писал о Шуйском: «Божьим промыслом... мы православные христиане, всею Российской областию избрав и из-
любили себе на царство... мужа праведна и благочестива, прежних благоверных царей корене великого боярина князя Василия Ивановича Шуйского» [5]. Далее, автор говорит о нем как об истинном заступнике народа: « и тако полагает душу свою за овцы., но и плоти своей нещаде и. соблюдает истинную православную веру христианскую., и управляет и наставляет всякого на путь спасения., а не ведет нас в погибель и. совращает с пути погибельного [5, с. 64]. Автор сказания выражает неприкрытую радость по поводу вступления на престол такого «благочестивого» государя. И вообще вся повесть пронизана чувством преданности Шуйскому. Даже его заговор против первого самозванца, современник представляет как страдание за веру, в котором Василий Шуйский выступает как «первострадалец», вовремя распознавший «ересь Расстриги» и с божьей помощью помешавшей самозванцу обратить Русь в католичество. Но за похвалами царю Василию видно, что автор пишет о нем с неумеренной лестью. Он заботится о том, чтобы привести в повиновение царю восставший народ. Своим произведением современник пытался упрочить авторитет царя Василия, укрепить доверие народа к нему. «Иное сказание» явно вышло из лагеря Шуйских. Учитывая эту тенденциозность автора, оценивать Шуйского, опираясь на его точку зрения, столь же трудно, как и определить личностные, субъективные оценки автором происходивших событий. Хотя вполне возможно, что автор « Иного сказания» испытывал искреннюю симпатию и преданность к Василию Шуйскому.
Отзывы противоположного характера о царе Василии мы находим в произведении И.А. Хворостини-на. Тот не любит Шуйского, что может быть обоснованно ссылкой князя Ивана Андреевича правительством Шуйского в монастырь за связь с Лжедмитрием 1. Отсюда и общий тон высказываний о царе Василии. Говоря об избрании его на царство, Хворостинин писал, что Шуйский «прельстил людей благочестивым видом, смирением. Подстрекает он и побуждает друзей своих коварными речами и бренными подарками, к воплощению своего желания лестию их склоняя, спешит им давать всяческие обещания» [6]. Далее Хворостинин говорил, что Василий и все Шуйские при всех царях мечтали получить власть и всегда замышляли заговоры против прежних правителей. Вот пример другого, индивидуального подхода к оценкам одного и того же царя, зависящего от конкретного исторического опыта, пережитого другим историческим лицом. О времени Шуйского Хворостинин писал, что «в дни царства его всякая правда усне, и суда истинного не было, и всякая добродетель иссякла» [6, с. 447]. Автор считал, что бог наказал царя «неразумием» и тот стал совершать совсем недостойные дела и поэтому народ поднял восстание против него. « Царь же Василий в печали и скорби находясь. не хотел не притворно к богу обратиться, будучи поглощен приличествующей юношам жизнью и трудам» [6, с. 449]. Потом царь Василий и вовсе лишился рассудка, пытаясь с помощью гадания уз-
нать что делать. В то же время Хворостинин не одобряет насильственного свержения Василия Шуйского: «Но в пятый год царствования его, исполнился народ лютой ненавистью против него,. от бояр вплоть до простых людей все восстали. и все, пренебрегая присягой на кресте, из зависти прогнали его с престола» [6, с. 449].
Таковы две субъективные точки зрения на Василия Шуйского в литературно-публицистических источниках. Они отражали особенности не только отношения к Шуйскому, но и к общепринятым нормам незыблемости царской власти. Заслуживает внимания характеристика Василия Шуйского, сделанная более независимым в оценках в отличие от двух других современников князем С. И. Шаховским: «Царь Василий ростом невысок, лицом некрасив, глаза имел подслеповатые. В книжном учении достаточно искусен и умен был. Очень скуп и упрям» [7]. Таким образом, на примере Василия Шуйского мы можем видеть, что система ценностей в историческом сознании русского общества начала XVII в. включала в себя как конкретные, личностные оценки разных авторов, так и общую для всех моральную норму неприкосновенности, святости царской власти, независимую от личностных качеств царя.
Другим примером того, как в историческом сознании переплетаются общепринятые, господствующие в обществе моральные и политические нормы с субъективными, личными взглядами конкретных лиц, может служить оценка современниками такого видного политического деятеля Смуты, как патриарх Филарет, в миру - боярин Федор Никитич Романов. Все произведения о Смуте описывают его только с положительной стороны. Так, дьяк И. Тимофеев говорит о нем с таким же благоговением, как и о царе Михаиле Федоровиче Романове [8]. Почти все без исключения, в особенности неизвестные летописцы, хвалят Филарета и восхищаются мужеством, мудрым правлением, заботой о народе и т. д. И это не удивительно, так как в то время, когда создавалось большинство произведений о Смуте, патриарх Филарет был главным человеком в Московском государстве. Естественно, что официальная точка зрения, нашедшая отражение в общественной мысли, состояла в восхвалении новой династии. Говорить о ее представителях, тем более о патриархе и отце царя, что-то противоречащее идеологической установке государства - было невозможно. И тем не менее в оценках современниками личности Филарета можно увидеть и некоторые отступления от этой общей похвалы. Так, келарь Авраалий Палицын не боялся оставить в своем произведении известие о том, что Филарет Никитич был в Тушине провозглашен патриархом [9]. Это «сотрудничество» с Лжедмитрием II не могло не запятнать Филарета в глазах русского общества. В своих отзывах о Филарете Никитиче современники наделяют его «владетельным» и весьма «опальчивым» характером.
В известном произведении И.М. Катырева-Ростов-ского мы вообще не встречаем шумных панегириков патриарху Филарету, хотя последний был его тестем [10].
В обострении исторического чувства и в оживлении исторического сознания большую роль играют значимые исторические события. Конфликты, которые достигают остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям о минувшем и настоящем, к попыткам осмыслить исторический процесс [11]. Тревожные времена отнимают у людей спокойствие и взамен дают идеи. Именно таким конфликтом, переломным моментом в истории России стало Смутное время начала XVII в. Смута произвела глубокий перелом в умах и настроениях общества. Согласно В. О. Ключевскому, он состоял в том, что пошатнулся обычай, на котором держался государственный порядок, прервалось предание, которым руководились созидатели и охранители этого порядка. «Когда люди перестают действовать по привычке, выпускают из рук нить предания, они начинают усиленно и суетливо размышлять, а размышление делает их мнительными и колеблющимся, заставляет их пугливо пробовать различные способы действия» [12].
Одним из наиболее значимых переломных явлений Смуты было пресечение династии Рюриковичей. Дьяк И. Тимофеев изложил притчу о вдове, дом которой грабят слуги, вышедшие из «своего рабского устроения» и предавшиеся своеволию. « В то время земля наша может уподобиться. некой оставшейся после мужа вдове, которая находится во власти своих же собственных рабов, разоряется, разрывается и как бы по жребиям разделяется, наказанное этим по божию усмотрению» [8, с. 333]. В образе вдовы Тимофеев показал трагическое положение Московского государства, оставшегося без своего «природного», наследственного царя - хозяина.
Для русских современников Смуты государство и государь - неразделенные понятия, тем более наследственный, законный, «истинный» государь. Поэтому, по словам «Новой повести о преславном Российском царстве»:
«и земли нашей без них, государей, овдовевши
и за великия грехи наши в великия скорби достигши,
и горше всего, разделение в ней на ся учинися» [13].
Избрание царя не считалось достаточным оправданием новой государственной власти, вызывало не только радость, но и сомнение, и тревогу. Когда династия Калиты пресеклась, люди растерялись. Пришли в брожение, в состояние анархии «по неволе», как отметил В. О. Ключевский. Люди постепенно начнут вырабатывать новые понятия верховной власти, свыкаться с мыслью об избрании на царство, привыкая к тому, что государство может существовать и без царя, что неугодного и несправедливого государя можно свергнуть с престола. Это один из характерных примеров значения важных исторических событий для перемен, которые происходят в общественном сознании народа, в возникновении в нем новых концепций и идей, основанных на новом восприятии действительности.
Значение исторического сознания и связь между оценками прошлого и будущим общества и государства проявляются в его влиянии на политическую практику. Эта связь есть своего рода диалог между настоящим и прошлым [14]. Благодаря структурам исторического сознания не прерывается связь времен, а социальная группа, осуществляющая определенный вид деятельности, не распадается. Историческое сознание порождает связь в человеческой истории. Оно обеспечивает коммуникацию между сменяющими друг друга поколениями, заполняя возникающие здесь разрывы, фиксирует определенную направленность деятельности в историческом времени [14]. В этом значение оценок современниками Смуты для будущих событий XVII в. Оценивая свое прошлое, давая положительные или отрицательные оценки происходившим событиям, само общество непосредственно влияет на свое будущее, пытаясь сделать его если уж не лучше, то хотя бы не хуже того, что уже было пережито. Эту мысль четко выразил
Н. А. Бердяев: «Нет ничего важнее для истинного исторического сознания, как установление должного отношения к прошлому и будущему» [11, с. 59].
Влияние исторического сознания на политическую практику было заметно в изменении старого привычного взгляда русского общества на государя и государство. Раньше по отношению к царю, все его подданные считались холопами. Но в Смутное время общество приучилось действовать самостоятельно при слабых, с точки зрения легитимности их власти царях и при их полном отсутствии в период с 1610 по 1613 г. Такой резкий, небывалый до этого перелом в привычном политическом укладе не мог пройти бесследно для сознания. Возникает новая политическая идея государя - избранника народа. При этом в отличие от прежних «выборных» царей - Бориса Годунова и Василия Шуйского, избрание которых не считалось достаточным оправданием их власти, в которых отчасти видели узурпаторов, избрание на царство «всей землей» Михаила Романова считалось таким же законным делом в сознании народа, как если бы это был истинный, наследственный царь. Но, тем не менее, людская воля в избрании самодержца вызывала сомнение в обществе, в котором еще господствовало традиционное средневековое мировоззрение. Нужно было божественное оправдание содеянного, «чтоб дан был от бога, а не от человек» [15]. Поэтому законность «земного» избрания государя средневековый книжник подтверждает и укрепляет божественным проведением: «Но и сие всем известно бысть, яко не от человек, но воистину от Бога избран великий сей царь» [9, с. 341]. Однако в обществе выработалась мысль о необходимости деятельного земского участия в делах страны, в избрании государя. Новой политической силой становится воля народа, и в избрании царя современники отводят ей далеко не последнее место: «Решили разумом, избрали же словом и постановили делом и благое решение приняли. Свершилось оно, людьми составленное, но по божественному устроению» [16]. А у князя С.И. Шаховского мы вообще не найдем ссылки на Бога в избрании царя: «И вот одна-
жды сошлись все люди воедино, ... и заключают договор, что не уйдут этого места до тех пор, пока не изберут царя. размышляли люди эти не один час, и наконец все единодушно воскликнули: “Пусть возведут на престол царя Михаила”» [7, с. 421]. Эта концепция автора, на наш взгляд, соответствовала уже теории общественного договора, которая будет характерной чертой европейской исторической мысли отчасти с XVII в., и которая уже не сопоставима со средневековым провиденциализмом. Из этих оценок современников мы видим определенные перемены в настроении народа.
Необходимо особо остановиться на зависимости государственного строя России при первых Романовых и внутренней политики этого времени от оценок Смуты русскими современниками как фактора исторического сознания. Обострение исторического чувства и оживление исторического сознания, которое мы наблюдаем сквозь призму оценок современниками событий Смуты, оценки прошлого - это ретроспектива, необходимая для понимания перспективы, вставшей перед страной после Смуты, для более глубокого уяснения того, почему пути ее развития в XVII в. оказались столь причудливо связаны с прошлым, почему новизна проявилась через реставрацию. Смута дала толчок движению новых понятий, недостовавших старому государственному порядку. Но народное сознание предпочло вернуться к старине, «мутный стихийный поток народной жизни затягивал илом частичные углубления общественного сознания» [12, с. 66]. Как отметил В.О. Ключевский, век, начавшийся заботами о новом устройстве государства и высшего управления, завершился тем, что страна осталась без всяких основных законов, без упорядоченного высшего управления эту консервативную тенденцию Ключевский объяснил тем, что новые политические понятия, возникшие в сознании в результате осмысления событий Смуты современниками, оторванные от старого обычая, были очень шатки. И так будет до тех пор, пока они сами не станут твердым основанием, на котором будет держаться весь жизненный уклад. В обществе новые понятия, возникшие из оценок прошлого, совмещаются с непривычностью к своему новому положению. Восстанавливая порядок, люди бояться далеко уйти от идеалов старого жизненного уклада. Эта зависимость характерна и для положения первых Романовых. Новая династия старалась действовать в духе старой, чтобы заставить забыть, что она новая и поэтому менее законная. В то же время Смута так много положила старого, что само восстановление разрушенного получило характер обновления, реформирования, в этом и есть парадокс реставрационной тенденции на протяжении XVII в. при наличии совершенно новых понятий в структуре исторического сознания русского общества.
В сфере исторического сознания в целом очень важны идеалы, оценки и другие проявления человеческой субъективности. Историческая память формируется из сплава личного восприятия происходящих событий и общих суждений. Но система ценностей большинства еще крепко придерживалась старины. Оценки современников событий Смутного времени
при их более глубоком осмыслении перерастают в конце концов в консервативные концепции, которые влияли на историческое сознание и социальное поведение людей в новой ситуации. Были, конечно, и такие, как князь И.А. Хворостинин, открыто порвавший с многовековыми русскими и православными обычаями и сильно увлекшийся новыми культурными и политическими понятиями. Однако эти люди были исключением из правила, и власть их за это открыто наказывала. Общая мысль практически всех произведений о Смуте первой половины XVII в. в особенности летописных памятников - это справедливое божественное наказание Смутой за грех отступничества общества от старого, завещанного предками уклада. И поэтому восстановление и неуклонное следование традиционным нормам политической и духовной жизни Московского вотчиной Руси расценивалась в качестве гаранта от новых разрушительных и гибельных для государства потрясений. В этом проявляется значение исторического сознания общества как связи между прошлым и будущим общества и государства.
Литература
1. Левада Ю.А. Историческое сознание и научный метод //
Философские проблемы исторической науки. М., 1969.
С. 191.
2. Ельчанинов В.А. Историческое сознание и проблемы его
формирования // Закономерности формирования общественного сознания. Барнаул, 1984. С. 66-86.
Ростовский государственный университет
3. Песни, записанные для Ричарда Джемса в 1619 - 1620
гг. // Памятники литературы Древней Руси (ПЛДР) конец XVI - начало XVII в. М., 1987. С. 537.
4. Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-
гносеологический подход. М., 1982. С. 48-55.
5. «Иное сказание» Памятники древней русской письмен-
ности (ПДРП). Л., 1925. С. 60.
6. Хворостинин И.А. Словеса дней и царей и святителей
московских // ПЛДР. М., 1987. С. 447.
7. Шаховской С.И. Летописная книга // ПЛДР. М., 1987. С.
425.
8. Временник Ивана Тимофеева. М.; Л., 1951. С. 344.
9. Сказания Авраамия Палицына. СПб., 1909. С. 340.
10. Повесть князя И.М. Катырева Ростовского // ПДРП. Л., 1925.
11. БердяевН.А. Смысл истории. М., 1990. С. 4.
12. Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. Т. З. Курс русской
истории. Ч. 3. М., 1988. С. 120.
13. Новая повесть о преславном Российском царстве и ве-
ликом государстве Московском // А.А. Назаревский. Очерки из области русской исторической повести начала XVII столетия. Киев, 1958. С. 163.
14. Антипов Г.А. Историческое прошлое и пути его позна-
ния. Новосибирск, 1987. С. 144-174.
15. Летопись о многих мятежах и о разорении Московского
государства от внутренних и внешних неприятеле. СПб., 1771. С. 300.
16. Хронограф 1617 года // ПЛДР. М., 1987. С. 355.
14 мая 2003 г
