CC BY
437
В.И. Батюк Смерть контроля над вооружениями
Аннотация. В статье прослеживается эволюция международной разоруженческой активности со второй половины XIX в. по настоящее время. Отмечается, что с распадом биполярной системы стало необходимо подключать к процессу разоружения третьи страны. Однако переговоры о дальнейших сокращениях вооружений не ведутся ни в российско-американском, ни в многостороннем форматах, что свидетельствует о кризисе процесса контроля над вооружениями. По мнению автора, ответственность по выходу из тупика лежит на двух сверхдержавах - США и России.
Abstract. The article tracks the evolution of the international disarmament efforts, from the second half of the XX century to the present. The author points out that with the bipolar world collapsing, it was necessary to engage third countries in disarmament. However, the fact that there are no bilateral or multilateral negotiations on further arms reductions epitomizes an arms control crisis. In the author's view, it is two superpowers, i.e. the USA and Russia, that are responsible for breaking the deadlock.
Ключевые слова: контроль над вооружениями, разоружение, нераспространение, сверхдержавы, новые центры силы, Россия, США.
Keywords: arms control, disarmament, non-proliferation, superpowers, new centers of power, Russia, the USA.
Контроль над вооружениями: детство, отрочество, юность
Идея ограничения вооружений возникла во второй половине XIX в., когда, собственно, и появился феномен гонки вооружений. Первые договоренности об ограничении вооружений были достигнуты еще в доядерную эпоху (так, в 1868 г. в Санкт-Петербурге была подписана декларация «Об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль»). После окончания Первой мировой войны проблемы разоружения вновь оказались в центре внимания международной общественности. Был заключен Женевский протокол 1925 г. «О запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств» и Договор пяти держав (США, Великобритании, Японии, Франции и Италии) 1922 г. об ограничении военно-морских вооружений.
В этот период разоруженческая активность оставалась на периферии политики великих держав. Но с наступлением ядерного века, когда впервые в истории человечества был создан разрушительный потенциал, способный уничтожить все живое на Земле, вопрос об ограничении и сокращении вооружений переместился в центр внимания международного сообщества. Правда, далеко не сразу это внимание удалось трансформировать в реальные подвижки в разоруженческой сфере.
Во-первых, участвующие в переговорах по разоружению стороны зачастую выдвигали глобальные всеохватные инициативы, вроде совместной советско-американской резолюции о всеобщем и полном разоружении (так называемые «соглашение Макклоя-Зорина», или «Совместное заявление о согласованных принципах в качестве основы для многосторонних переговоров по разоружению», принятое 20 сентября 1961 г.), или предложения о международном контроле над атомной энергией («план Баруха», 1946 г.), которые были заведомо нереализуемы и выдвигались исключительно из пропагандистских соображений.
Во-вторых, над политическими лидерами конца 1940-1960-х годов продолжал довлеть предшествовавший опыт в области контроля над вооружениями; поскольку все переговорные форумы по проблемам разоружения, начиная с Вашингтонской конференции 1921-1922 гг., были многосторонними, считалось, что проблему ог-
раничения и сокращения вооружений следует обсуждать в многостороннем формате. Вот почему на протяжении 1960-х годов практически все разоруженческие соглашения были многосторонними -Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства в мирных целях, включая Луну и другие небесные тела, от 27 января 1967 г.; Договор о нераспространении ядерного оружия от 1 июля 1968 г.; Договор о запрещении размещения на дне морей и океанов и в их недрах ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения от 11 февраля 1971 г.
В-третьих, вплоть до самого конца 1960-х годов отсутствовал стратегический паритет между двумя ядерными сверхдержавами -США и СССР. Напротив, сохранялось громадное американское стратегическое превосходство над Советским Союзом, и в этих условиях американская сторона была не готова к равноправному и конструктивному диалогу по проблеме ограничения и сокращения ядерных вооружений.
В-четвертых, вплоть до начала 1960-х годов камнем преткновения для любых разоруженческих соглашений была проблема верификации. Никаких иных способов контроля за соблюдением соглашений, кроме инспекций по запросу, не существовало. Таким образом, любое серьезное разоруженческое соглашение должно было предусматривать достаточно интрузивный контроль1 на месте за его соблюдением, а это зачастую было совершенно неприемлемо по соображениям безопасности для великих военных держав.
На протяжении 1960-х годов, однако, была проделана огромная работа как в концептуальной, так и в технической сферах, которая и сделала возможным дальнейший прорыв в сфере разоружения. И в этой связи хотелось бы отметить прежде всего концепцию «контроля над вооружениями», которая была сформулирована в работе Т. Шеллинга и М. Гальперина «Стратегия и контроль над вооружениями», вышедшей в свет в 1961 г. [Shelling, Halperin, 1961]. В данной работе решительно отвергалась сама воз-
1 Интрузивные методы верификации, в отличие от неинтрузивных, могут предполагать разрушение контролируемого объекта или его разборку, а также физический доступ к нему. - Прим. ред.
можность всеобщего и полного разоружения в обозримом будущем, а военная сила рассматривалась как важнейший инструмент внешней политики. По мнению авторов, военная мощь, в том числе и ее ядерный компонент, будет и впредь определять характер международных отношений. В этих условиях сама постановка вопроса о разоружении является нереальной и даже вредной; вместо разоружения авторы предлагали концепцию «контроля над вооружениями». Основные цели «контроля над вооружениями», по мнению Шеллинга и Гальперина, сводились к ослаблению угрозы возникновения войны, сокращению расходов на военную подготовку и, наконец, снижению издержек и потерь, если война все-таки случится. Фактически авторы предлагали не покончить с гонкой вооружений, а «приручить» последнюю.
Именно эти взгляды были положены в основу концепции советско-американских переговоров по ограничению и сокращению вооружений, которые начались в конце 1960-х годов. Так, в сентябре-октябре 1968 г. СССР и США удалось согласовать цели предстоящих переговоров:
- поддержание стабильности американо-советского стратегического баланса за счет согласованных ограничений на наступательные и оборонительные вооружения;
- демонстрация готовности США и СССР к ограничению своих стратегических сил перед лицом мирового сообщества, с тем чтобы предотвратить нарушение режима нераспространения;
- предотвращение неограниченной гонки вооружений и связанных с ней напряженности, нестабильности и расходов;
- улучшение взаимопонимания между СССР и США посредством постоянно действующего процесса обсуждения стратегической ситуации [Батюк, 2012, с. 231-232].
К концу 1960-х годов Москва и Вашингтон уже были готовы принять ту форму диалога по проблемам стратегических вооружений, которая оставалась неизменной вплоть до начала XXI в., до российско-американского Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов 2002 г.:
1) диалог по стратегическим вооружениям - это дело исключительно двух «сверхдержав»; другие государства, и даже ядерные державы, к нему не допускаются;
2) предметом этого диалога являются средства доставки стратегических вооружений, но не ядерные боезаряды;
3) в ходе этого диалога Москва и Вашингтон исходят из понимания наличия тесной связи между оборонительными и наступательными стратегическими вооружениями.
Свою роль сыграли и перемены в военной стратегии двух сверхдержав: к концу 1960-х годов и американское, и советское руководство пришли к пониманию того, что победоносный первый ядерный удар невозможен и необходимо ориентироваться на такие решения в сфере военной подготовки, которые гарантировали бы укрепление стратегической стабильности.
Огромное значение имело также радикальное изменение соотношения военных сил в мире в 1960-е годы. Именно тогда был достигнут примерный паритет между США и СССР по стратегическим наступательным ядерным вооружениям. С конца 1960-х годов и по настоящее время совокупный ядерный потенциал России и США находится в соотношении 9:1 с ядерными силами всех остальных, объявленных и необъявленных, ядерных государств, и в этих условиях вполне логичным выглядело то обстоятельство, что именно Москва и Вашингтон взяли на себя основное бремя ответственности за успех контроля над вооружениями.
Следует указать также и на чисто технические достижения, такие как появление спутников-шпионов и совершенствование методов радиотехнической разведки на протяжении 1960-х годов. Так называемые «национальные средства контроля» позволили снять проблему верификации, во всяком случае, в отношении количественных и качественных параметров стратегических средств доставки ядерного оружия.
Контроль над вооружениями: зрелые годы
Перевод процесса ограничения и сокращения вооружений из многостороннего в двусторонний формат, постановка более реалистичных задач, таких как укрепление стратегической стабильно-
сти, решение проблемы верификации, - все это позволило на протяжении 1970-1980-х годов добиться эпохальных прорывов в сфере контроля над вооружениями. Достаточно упомянуть такие судьбоносные советско-американские договоренности, как:
- Договор по противоракетной обороне 1972 г. (Договор по
ПРО);
- Временное соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений 1972 г. (ОСВ-1);
- Договор об ограничении подземных испытаний ядерного оружия 1974 г.;
- Договор между СССР и США об ограничении стратегических наступательных вооружений 1979 г. (ОСВ-2);
- Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности 1987 г. (Договор РСМД);
- Договор между Союзом Советских Социалистических Республик и Соединенными Штатами Америки о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений 1991 г. (СНВ-1).
Это был невероятный прорыв - особенно в сравнении с ситуацией, которая имела место на протяжении первых 25 лет ядерного века. Успех, достигнутый Москвой и Вашингтоном в деле контроля над ядерными вооружениями, позволил оздоровить международную обстановку, отодвинуть угрозу мировой термоядерной войны и, несомненно, способствовал продвижению контроля над вооружениями и в многостороннем формате. Нет сомнений в том, что без этих советско-американских договоренностей не было бы таких многосторонних соглашений, достигнутых уже в 1990-е годы, как Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении и Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ).
Нельзя не отметить также, что достигнутый Соединенными Штатами и Советским Союзом прорыв в области контроля над ядерными вооружениями позволил добиться больших успехов в деле нераспространения ядерного оружия. Не было бы этого про-
рыва - не удалось бы на рубеже 1980-1990-х годов добиться прекращения ядерной программы ЮАР и присоединения к Договору о нераспространении ядерного оружия таких новых независимых государств, как Беларусь, Казахстан и Украина, в качестве безъядерных государств.
Большое значение имело формирование механизма советско-американского, а в дальнейшем и многостороннего диалога по проблемам разоружения и контроля над вооружениями. Среди двусторонних советско-американских разоруженческих структур, созданных в период холодной войны, наибольшее значение имели следующие:
- Постоянная консультативная комиссия (созданная для осуществления положений Договора по ПРО и ОСВ-1);
- Специальная контрольная комиссия, созданная в соответствии с Договором РСМД;
- Совместная консультативная комиссия, созданная в соответствии с Договором о подземных ядерных взрывах в мирных целях;
- Двусторонняя консультативная комиссия, созданная в соответствии с Протоколом к Договору между СССР и США об ограничении подземных испытаний ядерного оружия;
- Совместная военная комиссия, создаваемая в соответствии с Соглашением о предотвращении опасной военной деятельности.
Контроль над вооружениями в постбиполярном мире: что пошло не так?
После окончания холодной войны исчезла та мировоззренческая пропасть, которая разделяла коммунистический Восток и капиталистический Запад и которая, как многим казалось, и была основным препятствием на пути контроля над вооружениями. В этих условиях мало кто сомневался в том, что теперь разоружение достигнет новых ошеломляющих успехов в новом, постбиполярном мире.
Заключение российско-американского Договора СНВ-2 в 1993 г. и вышеупомянутых многосторонних соглашений - Конвенции по химоружию в 1993 г. и ДВЗЯИ - в 1996 г., казалось, подтверждало
самые смелые надежды сторонников ограничения и сокращения вооружений. Впрочем, уже во второй половине 1990-х годов прозвучали первые тревожные звоночки. Федеральное Собрание РФ, несмотря на нажим со стороны Кремля, упорно отказывалось от ратификации Договора СНВ-2, а Сенат США - от ратификации ДВЗЯИ и подписанного в 1997 г. Меморандума о договоренности в связи с Договором по ПРО. Впрочем, тогда многие надеялись, что эти проблемы носят сугубо временный характер и скоро будут преодолены, тем более что в ноябре 1999 г. в ходе саммита ОБСЕ в Стамбуле удалось подписать адаптированный ДОВСЕ, и это, казалось, позволит снять все проблемы и трудности на пути реализации важнейшей разоруженческой договоренности.
Гром грянул в конце 2001 г., когда администрация Дж. Буша-мл. заявила о выходе Соединенных Штатов из Договора по ПРО, который на протяжении нескольких десятков лет справедливо рассматривался как краеугольный камень всей системы контроля над вооружениями и гарант стратегической стабильности. В качестве ответной меры российская сторона отказалась от ратификации Договора СНВ-2.
Новым сильнейшим ударом по контролю над вооружениями стало решение Российской Федерации в конце 2007 г. о моратории на соблюдение ДОВСЕ (после чего этот договор также практически прекратил действовать).
Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) был подписан в Париже 19 ноября 1990 г. и вступил в силу 9 ноября 1992 г. Его участниками стали 6 государств, подписавших Варшавский Договор 1955 г., и 16 государств - членов Организации Североатлантического договора. По факту участия в этих военно-политических союзах были сформированы две группы государств -участников договора.
Договор устанавливал равновесие сил двух союзов на пониженных уровнях, ограничивал возможности размещения их обычных вооружений вдоль линии соприкосновения ОВД и НАТО. Он позволил провести быстрое и сбалансированное сокращение большого количества избыточных вооружений и техники, достав-
шихся государствам-участникам в наследство от времен холодной войны.
Центральными положениями в ДОВСЕ являются положения о максимальных уровнях на ограничиваемые договором вооружения и технику (ОДВТ) каждой из групп государств-участников в районе применения в целом и в отдельных его регионах. Только на протяжении 1990-х годов государства-участники сократили 56 тыс. единиц вооружений и военной техники (ударные истребители-бомбардировщики, основные боевые танки, ударные вертолеты, боевые бронированные машины, реактивная и ствольная артиллерия). Уровни, установленные в ДОВСЕ для групп государств-участников, были распределены ими внутри этих групп. Кроме того, договором установлено так называемое правило достаточности, предусматривавшее, что любое отдельно взятое государство-участник может иметь не более чем примерно одну треть от общих количеств ОДВТ в районе применения.
Обеспечив высокую степень транспарентности в отношении обычных вооруженных сил государств-участников, договор позволил осуществлять военное планирование и строительство, исходя не из «наихудшего сценария», а из реальных тенденций развития обстановки. Впервые за несколько сот лет развязывание широкомасштабной военной агрессии на территории Европы стало практически невозможным.
С прекращением существования ОВД, а затем и СССР, выводом советских/российских войск из стран ЦВЕ, Балтии и республик СНГ, возникновением ряда очагов конфликтов и особенно с расширением НАТО договорные механизмы, предназначенные для поддержания баланса сил между двумя военно-политическими союзами, стали утрачивать эффективность.
В этих условиях странами - подписантами ДОВСЕ было принято Соглашение об адаптации Договора об обычных вооруженных силах в Европе, которое было подписано в Стамбуле 19 ноября 1999 г., ратифицировано Российской Федерацией в 2004 г., но не вступило в силу. Режим адаптированного ДОВСЕ был ориентирован на укрепление безопасности каждого государства-участника, независимо от его принадлежности к военно-политическим союзам.
Сохранение в адаптированном ДОВСЕ фланговых ограничений для части территории России с политической точки зрения является дискриминационным, а с практической - препятствует перемещению сил и средств в пределах России, в том числе и в целях борьбы с терроризмом. С учетом этого в нынешней ситуации сохранение этих ограничений не отвечает интересам России.
Соглашение 1999 г. существенно нивелировало негативные последствия «первой волны» расширения НАТО для безопасности России и европейской стабильности в целом. Однако последовавшая затем «вторая волна» вновь значительно изменила ситуацию к худшему.
Соглашение об адаптации ДОВСЕ было ратифицировано Белоруссией, Россией, Казахстаном и Украиной (последняя не сдала депозитарию свою ратификационную грамоту). В то же время практически сразу же после подписания Соглашения об адаптации ДОВСЕ страны НАТО под воздействием США взяли курс на затягивание процесса введения этого документа в действие. Начало ратификации соглашения они стали увязывать с выполнением Россией различных надуманных условий. С 2002 г. таким условием являлось выполнение не относящихся к договору обязательств о выводе российских войск с территорий Грузии и Молдавии, существующих в рамках двусторонних договоренностей России с этими странами. Исключительные обстоятельства, сложившиеся вокруг ДОВСЕ, побудили Российскую Федерацию рассмотреть вопрос о приостановлении действия договора до тех пор, пока страны НАТО не ратифицируют соглашение о его адаптации и не начнут добросовестно выполнять этот документ.
После приостановления Российской Федерацией действия ДОВСЕ были продолжены консультации с западными партнерами по восстановлению его жизнеспособности. Страны НАТО в качестве отправной точки для диалога с Россией выдвинули концепцию «параллельных действий» (некоторые члены альянса приступают к ратификации Соглашения об адаптации, а Россия принимает определенные меры в отношении своего военного присутствия в Приднестровье и на бывшей российской военной базе в населенном пункте Гудаута, Абхазия). Увы, после российско-грузинского воору-
женного конфликта 2008 г. этот сценарий стал совершенно нереалистичным. В 2011 г. США и те государства - участники ДОВСЕ, которые являются их союзниками и партнерами, приостановили выполнение своих обязательств по ДОВСЕ в отношении России.
Наконец, в последнее время Москва и Вашингтон обменялись взаимными обвинениями в нарушении советско-американского Договора о ракетах средней дальности, и само существование РСМД, таким образом, находится под вопросом. В июле 2014 г. в своем послании президенту РФ В. Путину президент США Б. Оба-ма фактически обвинил российскую сторону в нарушении положений данного договора, а именно в испытании крылатой ракеты наземного базирования типа Р-500, чей радиус действия больше разрешенного договором лимита в 500 км. Американская сторона также заявила, что новая российская межконтинентальная баллистическая ракета (МБР) типа Р-26 «Рубеж» является баллистической ракетой средней дальности.
В свою очередь, Москва с конца 1990-х годов неоднократно указывала на создание в США «ракет-мишеней для испытаний систем ПРО», представляющих собой полноценные ракеты средней дальности без боевого оснащения. Также вопросы вызывает постройка в Румынии пусковых установок для противоракет Standard Missile SM-3, копирующих универсальные корабельные пусковые установки Mk-41. Из этих установок могут запускаться стратегические крылатые ракеты «Томагавк». Нарушением Договора РСМД российская сторона считает и осуществляемое Соединенными Штатами на протяжении долгих лет производство и применение ударных беспилотных летательных аппаратов, которые по своим техническим характеристикам подпадают под содержащееся в договоре определение крылатых ракет наземного базирования.
И дело даже не только в том, что за последние годы прекратили свое действие или оказались под угрозой важнейшие разоруженческие соглашения, которые справедливо рассматривались в качестве столпов всей системы контроля над вооружениями1. В на-
1 Подробнее о проблемах контроля над вооружениями после окончания холодной войны см.: [Что есть.., 2016].
стоящее время не ведутся переговоры о дальнейших сокращениях вооружений ни в российско-американском, ни в многостороннем форматах. В худшие периоды холодной войны, по крайней мере после 1969 г., переговоры между Москвой и Вашингтоном об ограничении стратегических вооружений велись практически непрерывно. Перерыв в этих переговорах в течение полутора лет, между осенью 1983 г. и весной 1985 г., вызванный кризисом из-за так называемых «евроракет», рассматривался тогда как величайшая угроза миру. В настоящее время, однако, после подписания в 2010 г. Пражского договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-3) никаких переговоров между Россией и США об ограничении стратегических вооружений не ведется вот уже семь лет.
Как следствие вместо серьезных переговоров мы имеем российско-американскую «мегафонную дипломатию», которая сводится к обмену взаимными обвинениями в нарушении тех разоруженческих договоров, которые еще пока действуют. Так, в апреле 2017 г. был опубликован доклад Государственного департамента США о соблюдении и выполнении договоров в области разоружения, контроля над вооружениями и нераспространения, в котором содержатся многочисленные обвинения в адрес России в невыполнении Договора РСМД, ДОВСЕ, российско-американского соглашения по оружейному плутонию и некоторых других [2017 report.., 2017].
Ответ со стороны российского МИДа не заставил себя ждать. Москва обвинила Вашингтон в том, что «безоглядное формирование системы ПРО США самым неблагоприятным образом сказалось на системе международной безопасности, значительно осложнило отношения не только в Евро-Атлантическом, но и в Азиатско-Тихоокеанском регионе, превратилось в одно из наиболее серьезных препятствий на пути дальнейшего поэтапного ядерного разоружения, создавая опасные предпосылки для возобновления гонки ядерных вооружений» [Комментарий МИД.., 2017]. Что касается Договора РСМД, то и по данному вопросу формулировки российского внешнеполитического ведомства далеки от дипломатических: «Уже долгие годы США просто игнорируют российские серьезные озабоченности, имеющие прямое отношение к выполнению аме-
риканской стороной Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности» [Комментарий МИД.., 2017].
Нельзя сказать, что лидеры великих держав, и прежде всего российские и американские руководители, не пытались исправить сложившуюся ситуацию. Договор между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-3), подписанный 8 апреля 2010 г. президентами Д. Медведевым и Б. Обамой в Праге, был попыткой приостановить эрозию механизма контроля над стратегическими вооружениями. Этот договор предусматривает, что через семь лет после вступления его в силу каждая из сверхдержав будет иметь на вооружении по 1550 развернутых термоядерных боезарядов и 700 единиц для развернутых МБР, развернутых баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и развернутых тяжелых бомбардировщиков. Выполнение всех положений этого договора приведет к тому, что сверхдержавы сократят размеры своих стратегических ядерных арсеналов приблизительно в 10 раз по сравнению с рубежом 1980-1990-х годов. Увы, пражский успех не позволил переломить сложившуюся тенденцию к деградации контроля над вооружениями.
Самый свежий пример - Указ Президента Российской Федерации от 31 октября 2016 г. «О приостановлении действия Соглашения между Правительством Российской Федерации и Правительством Соединенных Штатов Америки об утилизации плутония, заявленного как плутоний, не являющийся более необходимым для целей обороны».
В чем причина такого положения вещей?
Во-первых, с исчезновением биполярного мира исчез и тот стратегический паритет между Востоком и Западом, США и СССР, который, как было сказано выше, стал важнейшей причиной исторического прорыва в сфере контроля над вооружениями. После исчезновения Советского Союза с политической карты мира и вывода российских войск с территории Германии и Прибалтики перестала существовать военная угроза Западной Европе и Соединенным Штатам с Востока. Ни по своим количественным, ни по качественным параметрам обычные российские вооруженные силы
не могли идти в сравнение с Советской Армией; да и эти войска переместились на несколько сот километров на восток - с Эльбы на Днепр. Хотя Российская Федерация и заняла место СССР в качестве великой державы - постоянного члена Совета Безопасности ООН, это «новое независимое государство» было в начале 1990-х годов крайне слабым и зависимым от поддержки со стороны Запада: поддержки финансовой, продовольственной, политической и даже просто эмоциональной. В этих условиях, разумеется, не мог не измениться и общий политический контекст диалога между Москвой и Вашингтоном по стратегической проблематике. Слабость постбиполярной России воспринималась Западом как естественное следствие его победы в холодной войне, и попытки РФ укрепить свои позиции в мире (в том числе и военные) в последние годы воспринимаются западными элитами как недопустимый реваншизм, которому следует дать решительный отпор [Вебер, Крико-вич, 2016].
Во-вторых, постбиполярный мир стал не однополярным, а полицентричным. В последние годы окреп потенциал новых центров силы, и прежде всего Китая. В настоящее время арсенал китайских МБР, способных достичь территории континентальных Соединенных Штатов, насчитывает от 75 до 100 единиц, включая жидкотопливные DF-5 и DF-5 B (последняя - с разделяющейся головной частью индивидуального наведения (РГЧ ИН)), и твердотопливные DF-31 и DF-31 A с мобильным стартом. В КНР ведутся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) по созданию твордотопливной ракеты DF-41 с мобильным стартом с РГЧ ИН. Кроме того, на вооружении ВМС КНР находятся четыре атомные подводные лодки с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) «Джиуланг» (модель 094), оснащенные БРПЛ JL-2 с дальностью 7200 км. Иными словами, китайские атомные субмарины нового поколения будут способны нанести удар по Соединенным Штатам, находясь вблизи китайских берегов, под защитой ВМФ и ВВС КНР. Тем самым Китай демонстрирует свою способность к ядерному сдерживанию США [Military and security.., 2016, p. 26-27]. Эти ракетно-ядерные успехи Китая, безусловно, заставят
и Индию продолжить свою программу создания стратегических ядерных вооружений.
В-третьих, в условиях радикального сокращения стратегических наступательных вооружений (СНВ) (см. выше) и столь же быстрого количественного роста и качественного совершенствования высокоточного обычного оружия (ВТО), в том числе и большой дальности, стратегическое равновесие между Москвой и Вашингтоном, как оно сложилось еще в годы холодной войны, неизбежно должно было подвергнуться эрозии. В частности, особое беспокойство в Москве вызывают такие американские программы, как система ударных космических вооружений Prompt Global Strike, стратегическая ПРО типа GBI, противоракетная система для перехвата ракет средней дальности типа SM-3. Как полагает крупнейший российский эксперт в сфере контроля над вооружениями академик А.Г. Арбатов, «даже если бы с улучшением политического климата две державы нашли способ адаптировать концепцию стабильности к более широкому развертыванию систем ПРО и регламентировать высокоточные наступательные средства путем договорных ограничений и мер доверия - дело серьезно осложнялось бы распространением таких технологий среди третьих стран... Поэтому перспектива ограничения таких систем на двусторонней российско-американской основе, видимо, встретит серьезные возражения в обеих странах» [Арбатов, 2016, с. 31-32].
Справедливости ради следует сказать, что не все согласны с тем, будто процесс контроля над вооружениями находится в глубоком кризисе. Так, по мнению известного специалиста по проблемам разоружения В. Дворкина, никакого кризиса на самом деле нет, а есть всего лишь «ссора в песочнице из-за взаимных обид лидеров двух ядерных сверхдержав, оказавшихся не на должном уровне ответственности за глобальную и региональную стратегическую стабильность» (sic), и необходимо волевым усилием «приступить к переговорам и заключить крайне выгодный для России новый Договор по СНВ, на согласительной комиссии разрешить все противоречия по Договору о ликвидации ракет средней и малой дальности, не останавливать действие Соглашения по утили-
зации оружейного плутония, возобновить совместные исследования ученых-ядерщиков» [Дворкин, 2017].
Допустим, что это так и удастся осуществить все то, о чем мечтает В. Дворкин: подписать новый Договор по СНВ о сокращении развернутых ядерных боезарядов до 1000 единиц у каждой из сторон, возобновить действие Соглашения по утилизации оружейного плутония, разрешить все противоречия по РСМД. Неизбежно, однако, встанет вопрос: а как быть с ДВЗЯИ? С ДОВСЕ? С Договором по ПРО? Это что - тоже «ссора в песочнице»? А главное - что дальше? Следует ли РФ и США и дальше сокращать свои стратегические вооружения и до какого уровня? До уровня Китая? Или, может быть, до уровня Индии?
Вместо заключения. Будущее контроля над вооружениями: морг или реанимация?
После окончания холодной войны мир не стал бесконфликтным: идет по нарастающей гонка вооружений, и в этих условиях концепцию контроля над вооружениями рано сдавать в архив. Не следует забывать и о вышеупомянутой тесной связи между разоружением и нераспространением.
Так, проблемы контроля над вооружениями на рубеже ХХ-XXI вв. привели к серьезному кризису нераспространения: его выражением стали ядерные испытания Индии и Пакистана в 1998 г. и ядерные взрывы в КНДР начиная с 2006 г. С этой точки зрения полная имплементация политической рамочной договоренности по окончательному урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы, соглашение о которой было достигнуто 2 апреля 2015 г. между представителями Исламской Республики Иран и представителями Великобритании, Германии, Китая, России, США и Франции в составе «группы шести», будет зависеть не только от ситуации в ближневосточном регионе, но и от того, насколько успешно будет развиваться процесс ограничения и сокращения вооружений.
Очевидно, что в начале XXI в. история контроля над стратегическими ядерными вооружениями в том виде, в каком этот контроль существовал на протяжении последних 40 лет, подошла к
концу. Не будет преувеличением сказать, что контроль над вооружениями стал заложником собственного успеха - сколь бы ни были обширны накопленные в годы холодной войны стратегические ядерные арсеналы США и СССР, их нельзя сокращать бесконечно. Стратегические ядерные арсеналы США и РФ приблизились к такому рубежу, когда контроль над стратегическими ядерными вооружениями перестает быть исключительно делом двух сверхдержав; насущной необходимостью становится «подключение» других объявленных (и, возможно, необъявленных) ядерных государств.
Постепенно размывается та некогда незыблемая грань, которая ранее отделяла стратегические ядерные вооружения от нестратегических ядерных вооружений и неядерных стратегических. Будущие разоруженческие договоренности будут включать в той или иной форме как стратегические, так и нестратегические ядерные боеголовки, а также неядерные системы, способные выполнять стратегические задачи.
В любом случае, однако, особая ответственность и впредь будет лежать на двух ядерных сверхдержавах - России и США. Постоянный институционализированный диалог по системам вооружений, составлявшим основу военно-стратегического потенциала «супердержав», способствовал повышению доверия между Москвой и Вашингтоном, вносил предсказуемость и стабильность в двусторонние отношения. Видимо, этот климат доверия, который постепенно возник между непримиримыми идеологическими противниками, и является самым ценным элементом того опыта, который был накоплен за всю историю диалога между Россией и США по стратегическим вооружениям.
Опираясь на этот опыт, Москва и Вашингтон могли бы помочь третьим странам в налаживании диалога по проблемам контроля над вооружениями и разоружения. Ядерный конфликт с непредсказуемыми последствиями для всего человечества может возникнуть скорее в результате эскалации индо-пакистанского, китайско-индийского или мусульманско-израильского (в случае появления ядерного оружия у Ирана) противостояния, или же обострения обстановки на Корейском полуострове, а не в результате кризиса в российско-американских отношениях. По мнению
А.Г. Арбатова, «ядерное оружие утрачивает свой статусный характер, все более превращаясь из атрибута великих держав в "оружие бедных", направленное против превосходящих обычных сил противника. Это значит, что будет расти угроза его боевого или случайного применения в локальных войнах, в которые могут быть втянуты великие державы» [Арбатов, 2016, с. 34].
Опыт, накопленный Россией и США, а также их технологический потенциал могли бы помочь третьим странам сделать первые шаги на пути диалога по проблемам разоружения.
В любом случае, однако, контроль над вооружениями не будет больше «бизнесом двух сверхдержав» - и это крайне затруднит ведение переговоров по контролю над вооружениями по сравнению с ситуацией, сложившейся в годы холодной войны. Дело даже не только в том, что добиться результата в ходе двусторонних переговоров куда проще, чем в ходе переговоров многосторонних. Россия и США никогда не имели серьезных территориальных споров (проблема разграничения морских пространств в Беринговом море -не в счет1); две наши страны никогда не воевали друг с другом (досадный инцидент с участием американских войск в русской Гражданской войне 1918-1922 гг. на настоящую войну между Россией и США, разумеется, не тянет). В этих условиях Москва и Вашингтон могли развивать свой разоруженческий диалог, не отвлекаясь на территориальные проблемы или проблемы «исторической политики».
Совершенно иная ситуация у других великих объявленных (и необъявленных) ядерных держав. Так, индо-китайский и индо-пакистанский территориальные конфликты не поддаются быстрому и простому решению, но эти конфликты в любой обозримой перспективе будут затруднять диалог между этими странами по проблемам ядерного разоружения.
В этой связи справедливой представляется точка зрения декана факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ С.А. Караганова, который полагает, что у диалога по контролю над
1 Советско-американское соглашение 1990 г. о линии разграничения морских пространств в Беринговом море до сих пор так и не ратифицировано российским парламентом.
34
вооружениями в нынешних исторических условиях должны быть новые цели. По его мнению, «стоит начать диалог всех ядерных держав (в том числе, возможно, даже Израиля и Северной Кореи, получив возможность интегрировать ее, а не только наказывать, что контрпродуктивно) по укреплению международной стратегической стабильности. Сопредседателями диалога могут быть Россия, США и Китай. Цель - предотвращение глобальной войны, использования ядерного оружия. Он должен быть направлен именно на повышение стабильности, предсказуемости, донесения друг до друга опасений, предотвращения новых дестабилизирующих направлений гонки вооружений. Особенно основанных на новых принципах средств противоракетной обороны в динамическом взаимодействии с наступательными вооружениями. Естественно, диалог должен включать и обсуждение неядерных, но де-факто стратегических вооружений. А также средств кибервойны. Вероятно, необходима выработка новых мер по укреплению доверия, направленных на предотвращение случайного возникновения конфликта не только с использованием ядерного оружия, но и неядерных вооружений нового поколения, а также кибероружия» [Караганов, 2017].
Очевидно, что участники любого будущего диалога по разоруженческой проблематике будут вынуждены учитывать те технологические перемены, которые произошли за последние годы. Как справедливо отмечает в этой связи один из крупнейших российских экспертов по проблемам разоружения В.И. Есин, «в контексте произошедших технологических прорывов в военной сфере назрела необходимость подвергнуть все действующие международные договоры и соглашения по контролю над вооружениями мониторингу на предмет их соответствия современным реалиям и по его результатам внести в них необходимые изменения либо дополнения. Выражаясь другими словами, действующие договоры должны быть адаптированы к современным реалиям. Только при этом условии они будут отвечать своему предназначению. В противном случае по прошествии определенного времени любой действующий договор по контрою над вооружениями утрачивает свое предназначение частично или даже полностью, как это произошло
с ДОВСЕ. В настоящее время этот Договор, формально оставаясь в силе, какого-либо реального воздействия на стратегическую стабильность в Европе не оказывает» [Есин, 2016].
Видимо, нельзя рассчитывать на то, что в постбиполярном мире контроль над вооружениями останется таким же, как и во времена холодной войны. Международному сообществу придется искать новую формулу контроля над вооружениями, которая соответствовала бы реалиям XXI в. Гонка вооружений, все более активное участие в которой принимают такие новые центры силы, как Израиль, Китай, Индия, Пакистан, Иран, Япония, Южная Корея и др., не оставляет человечеству другого выбора.
Список литературы
Арбатов А. Г. Кризис системы контроля над вооружениями // Безопасность и контроль над вооружениями 2015-2016: Международное взаимодействие в борьбе с глобальными угрозами / Под ред. А.Г. Арбатова, Н.И. Бубнова; РАН. ИМЭМО. - М.: Политическая энциклопедия, 2016. -С. 19-35.
Батюк В.И. Загнать джинна в бутылку: История переговоров между Москвой и Вашингтоном по ограничению и сокращению стратегических наступательных вооружений. - Saarbrücken: Pamarium academic publishing, 2012. - 684 с.
Вебер Ю., Крикович А. Измотать и пересидеть: Истоки американского поведения в отношении России // Россия в глобальной политике. -М., 2016. - № 2, 07.03. - Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/ number/Izmotat-i-peresidet-18030 (Дата обращения - 28.06.2017).
Дворкин В.З. В ожидании бизнес-подхода: Что происходит в отношениях России и США в ядерной сфере / Московский центр Карнеги. -М., 2017. - 31.03. - Режим доступа: http://carnegie.ru/commentary/?fa=68468 (Дата обращения - 28.06.2017).
Есин В.И. Влияние технологических факторов на параметры стратегической стабильности и режима контроля над вооружениями // Россия и Америка в XXI веке. - М., 2016. - № 2. - Режим доступа: http: //www. rusus.ru/?act=read&id=499 (Дата обращения - 28.06.2017).
Караганов С. А. О новом ядерном мире: Как укрепить сдерживание и сохранить мир // Россия в глобальной политике. - М., 2017. - № 2, 04.04. -
Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/number/O-novom-yadernom-mire-18644 (Дата обращения - 28.06.2017).
Комментарий МИД Российской Федерации в связи с опубликованием очередного доклада Государственного департамента США о соблюдении государствами соглашений в области контроля над вооружениями и нераспространения / МИД РФ. - М., 2017. - 29.04. - Режим доступа: http://www.mid.ru/ ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02 Bw/content/id/2740264 (Дата обращения - 28.06.2017).
Что есть что в мировой политике: Словарь-справочник / Под науч. ред. М.В. Братерского. - М.: Издательский дом НИУ ВШЭ, 2016. - 368 с.
2017 report on adherence to and compliance with arms control, non-proliferation, and disarmament agreements and commitments / US Department of State. - Wash., DC, 2017. - 14.04. - Mode of access: https://www.state.gov/ t/avc/rls/rpt/2017/270330.htm (Дата обращения - 28.06.2017).
Military and security developments involving the People's Republic of China 2016: Annual report to Congress / Office of the Secretary of Defense. -Wash., DC, 2016. - 146 p. - Mode of access: https://www.defense.gov/Por tals/1/Documents/pubs/2016%20China%20Military%20Power%20Report.pdf (Дата обращения - 28.06.2017).
Schelling Th., Halperin M. Strategy and arms control. - N.Y.: Twentieth century fund, 1961. - 148 p.
