CC BY
83А. И. Яковлев
СЛУЖИТЕЛИ МИЛОСЕРДИЯ: ТАТЬЯНА БОРИСОВНА ПОТЕМКИНА
В статье рассказано о жизни и благотворительной деятельности Татьяны Борисовны Потемкиной (1791—1869).
В жизни русского дворянского общества в царствование Александра Павловича возникло новое и важное явление — благотворительность.
Точнее, возникло-то оно ранее, в царствование его бабки Екатерины Великой, и основывалось на европейских идеях гуманности и человеколюбия. Во всех губернских правлениях были созданы приказы общественного призрения, их число к 1840 г. составило 793 (сиротские дома, богадельни, больницы и пр.). В 1781 г. императрица дала позволение открывать благотворительные заведения частным лицам. Представители аристократии отозвались: князь Д. М. Голицын выделил около 1 миллиона рублей на строительство и содержание больницы в Москве, граф Н. П. Шереметев — средства на сооружение Странноприимного дома в Москве. Большинство же дворян раздавало милостыню, помогало убогим в меру возможностей. Основанное в 1796 г. Воспитательное общество благородных девиц под патронатом императрицы Марии Федоровны в 1828 г. было преобразовано в полугосударственное-полуобщественное Ведомство учреждений Марии Федоровны (4-е отделение Собственной его императорского величества канцелярии).
Спустя несколько десятилетий, особенно после очистительной грозы 1812 г., благотворительная деятельность обрела формальные рамки, расширилась и уже связывалась с идеями христианства, евангельскими заповедями о любви к ближнему и наставлением апостола Павла: надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20. 35). Тем самым возрождалась та традиция доброделания, которая была заложена еще свя-
тым равноапостольным князем Владимиром. Его нищелюбие проявлялось в раздаче продовольствия и денежной милостыни на княжеском дворе и даже доставлении тем, кто по болезни не смог сам явиться. Тем самым опека бедных становилась обязанностью не только духовенства, но также и властей предержащих.
Парадоксальность сосуществования вместе крепостнического строя, при котором бблыная часть населения оставалась собственностью меньшей его части, и активной деятельности нескольких благотворительных обществ из тех же самых душевладельцев оставалась реальностью русской жизни. И все же немалая часть верхушки дворянского общества, особенно его столичные аристократические верхи, никакого противоречия в том не видела. В Петербурге и Москве существовали общества — некоторые под высочайшим патронатом, иные — при деятельном участии членов царской семьи, принявших на себя добровольное служение тем, преимущественно из низов народа, кто нуждается в поддержке.
Под эгидой Ведомства учреждений императрицы Марии Федоровны действовали советы детских приютов, Дамское попечительство о бедных, Благотворительное общество, Дамский комитет попечительного общества о тюрьмах, вдовьи дома и пр. По инициативе императора Александра Павловича в 1802 г. было создано Человеколюбивое общество для оказания помощи бедным и нуждающимся, оно существовало только на частные средства. Известный князь А. Н. Голицын был первым попечителем общества, а в Москве князь С. М. Голицын был президентом Московского попечительного совета общества. Иные дворяне жертвовали обществу имения с землей и крестьянами, — например, князь П. И. Одоевский передал имение в селе Болшеве с 1130 крестьянами. В 1814 г. был создан Инвалидный комитет, располагавший капиталом из частных пожертвований, для помощи раненым, больным и престарелым воинам. Капитул российских орденов, главой которого долгое время был князь А. Н. Голицын, также активно занимался благотворительностью: кавалеры орденов после их получения вносили определенные суммы (от 7 до 600 рублей) на содержание воспитательных домов, училищ, боль-
ниц и богаделен1. Таким образом, в России развивалась разветвленная сеть благотворительных учреждений. Милосердие оставалось не просто душевным порывом отдельных личностей, но прочным элементом уклада жизни русского народа, в то же время имея определенную формальную структуру.
Разные люди по-разному участвовали в делах милосердия, ведь для таких занятий вовсе не обязательно было принадлежать к аристократии. Здесь хочется рассказать об очень привлекательных личностях, широко известных в свое время, но почти забытых ныне. Первая из них — Татьяна Борисовна Потемкина, входившая в высший слой русской аристократии на протяжении трех царствований — Александра I, Николая I и Александра II.
Современник так описывал ее уже в пожилые лета: «Росту была она большого, стан и вообще осанка были необыкновенно величественны. Когда надевала она мантию, опушенную белым горностаем, она имела вид восточной царицы, в ней много было породы; голос у нее был чрезвычайно приятный и доброе выражение глаз. Она была проста, спокойна и держалась величаво, ей стоило только захотеть, чтобы воздействовать обаятельно»2. Сохранившиеся портреты, в том числе кисти А. П. Брюллова и Нефа, дают некоторое представление о ее красоте.
Татьяна Борисовна была не просто известна царской семье, но входила в узкий круг приближенных, вплоть до того, что привычно присутствовала на обедах царской семьи, а при ее недомоганиях посылали из Зимнего дворца проведать болящую. Конечно же, ее муж и она имели материальные условия для достойного их положения проживания в столице: более 10 тысяч крепостных душ, имения Гостилицы близ Петергофа, Артек в Крыму и Святые Горы в Харьковской губернии. Их дом 22 на Миллионной улице вблизи Зимнего и Мраморного дворцов был одним из центров притяжения, а уж 12 января, в Татьянин день, там и вовсе перебывал весь Петербург. Утро начиналось обедней в домовой церкви. Шли с поздравлениями духовные и светские лица, род-
1 См.: Православная энциклопедия. Т. 5. С. 331—333.
2Мемуары графа С. Д. Шереметева: В 3 т. М., 2001-2005. Т. 1. С. 60-61.
ня — Голицыны, Рибопьеры, Юсуповы, Куракины, Шереметевы, Мещерские и иные. Ежегодно около четырех часов пополудни приезжали государи, Николай I, а после его кончины Александр II, поздравить именинницу, и толпы народа стояли возле дома Потемкиной, чтобы попасться на глаза государю или хоть глянуть на него.
На современный взгляд светские люди той эпохи просто бездельники, но нет, все их дни были плотно заняты разнообразными занятиями, более или менее ответственными, но, как правило, обязательными. Назову вечера, которые устраивались в известных домах Петербурга, салонные дни, когда принято было еженедельно посещать петербургские салоны: салон Лавалей в особняке на Английской набережной, Оленина на набережной Фонтанки, а позднее — на Дворцовой набережной в доме князя Гагарина, или салон матери и дочери Хитрово-Финкельмон в доме на Английской набережной. Несколько раз за сезон устраивались балы в частных домах и в Зимнем дворце, подготовка к которым — особенно для дам — являлась ответственным занятием. Шесть раз в год в дворянском собрании устраивались маскарады — костюмированные балы, на которых гости появлялись в масках, скрывающих лица, что придавало особую остроту их общению. Один-два раза в неделю вечерами ездили в театры. Впрочем, устраивали и домашние спектакли, ставили шарады. Военные парады и учения гвардейских полков в Красном Селе близ Петербурга также считались обязательными для присутствия. В году случалось немало семейных сборов, учитывая большие семьи и широкие родственные связи той эпохи рождения, кончины, свадьбы, именины, на которые собиралась родня до третьего-четвертого колена. Летом отправлялись в европейское турне, которое сочеталось с пребыванием в своих русских имениях. Так жили все. Точнее, так жили все те, кто по праву рождения, положению в обществе и материальному достатку входил в узкий слой столичной аристократии. Ясное представление об этой жизни дает недавно опубликованный (в переводе с французского языка) дневник Долли Фикельмон.
И вот, оставаясь органичной частью великосветского петербургского общества, Татьяна Борисовна в одном выпадала из
него, чем заслужила репутацию «странной»; конечно, Потемкину не смели осуждать, но между собой недоумевали.
Она была не только глубоко и искренне верующим человеком, но и церковным человеком, верным православным устоям. Кроме того, Татьяна Борисовна не довольствовалась приятным светским времяпрепровождением, но без устали тратила и время, и силы, и средства для помощи самым разным людям — от великой княжны до безвестного монаха. Самым известным ее деянием стало восстановление заброшенного Святогорского монастыря.
Кто-то скажет, что нетрудно при таком положении и таких деньгах делать добрые дела. Но ведь дело не в сумме, выделенной на дела милосердия. Круг Потемкиной составляли люди не просто обеспеченные, а богатые и очень богатые, и все-таки она виделась там особенной. Помните: Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела (Лк 21. 1—4). Татьяна Борисовна, не будучи бедной вдовой, жила по такому завету и слушала голос своего сердца.
Как произошло превращение великосветской барышни в милосердную благотворительницу? Не сразу и не просто.
Татьяна Борисовна Потемкина родилась 30 января 1797 г. в Петербурге. Она была дочерью князя Бориса Андреевича Голицына и княгини Анны Александровны, урожденной княжны Грузинской, потомка царской династии. Впрочем, и Голицыны гордились знатностью рода, происходившего от Гедиминовичей, входившего в Бархатную книгу, родословное собрание наиболее знатных боярских и дворянских фамилий России, составленное в 1687 г. и заключенное в бархатный переплет малинового цвета.
Воспитание юной княжны шло обычным порядком. Оговорюсь, обычным для Петербурга, в котором, в отличие от Москвы, царил дух европейского космополитизма, где главенствовала французская культура, а церковные службы считались данью обветшалому обычаю, да и само духовенство часто не показывало
высоких образцов поведения, где равнялись на салоны, а средоточием жизни оставался царский дворец.
В детстве Таня была всеми любима за веселый характер и кротость, обладала привлекательной наружностью. Гувернанткой княжны и ее сестер была госпожа де Нуазвиль. Упомянув сестер, надо их назвать. Александра Борисовна, по мужу княгиня Мещерская, играла немалую роль в царствование Александра Николаевича, была владелицей имения Гаспра в Крыму. Софья Борисовна, по мужу Полторацкая, небольшого роста и горбатая, была известна в свете живым и саркастическим умом; после потери взрослого сына и мужа она переехала к сестре Татьяне и жила в ее доме. Елизавета Борисовна, по мужу Куракина, талантливая натура (сочиняла стихи, писала картины, хорошо играла на фортепьяно), оказалась несчастна в браке, муж ей постоянно изменял, в конечном счете душевные терзания привели ее в 1817 г., отчасти под влиянием Ж. де Местра, к переходу в католичество, а в конце жизни — к помрачению рассудка. Брат их, князь Андрей Борисович, весьма счастливо начал службу при императоре Александре Павловиче, стал одним из флигель-адъютантов, проникся и мистическим духом. В новое царствование он впал в немилость и был удален от двора. Николай Борисович получил известность как музыкант.
В 16 лет девушек начинали вывозить в свет. Это погружение в вихрь светской суеты для многих оказывалось необратимым, девицы принимали как должное нормы и правила светского образа жизни, по сравнению с которым все остальное виделось менее значимым. Вероятно, так было и в нашем случае.
В 17 лет юная Татьяна стала невестой Александра Михайловича Потемкина, бывшего старше ее на семь лет. Судя по внимательным и заинтересованным отзывам родных и знакомых невесты, пламенной любви не было с обеих сторон, так, легкое увлечение. Но оно было замечено родителями и сочтено достаточным основанием для заключения брака. Играли роль и материальные причины: Потемкины были богаты, тем более что мать жениха, Татьяна Васильевна, после смерти первого мужа вышла за Николая Борисовича Юсупова, из богатейшего рода Юсуповых (впрочем, известного также своей скупостью до скаредности).
Приятельница Анны Александровны княжна Варвара Ильинична Туркестанова рассуждала просто: «Жених не представляет из себя ничего особенного, но добрый малый. Он хорошо служит, скоро будет произведен в полковники, и имеет десять тысяч крестьян, чем нельзя пренебречь в наш век». Татьяна выходила замуж охотно, ей, очевидно, желалось новой жизни, да и что-то разглядела она в простоватом и молчаливом гвардейском офицере, несмотря на его почти равнодушное по виду отношение. Слушала, наверное, она советы княжны Туркестановой: «Управляй мужем сама! Он, похоже, унаследовал скупость своей матери, вишь ты — даже дома не купил и лошадей своих не завел, все от родителей». Слушала, конечно, девочки быстро взрослеют, и она без робости вступала в новую жизнь. Впрочем, жених конечно же и новый дом купил, и конюшню завел.
Княжна пришлась по сердцу новым родственникам, мать и отчим жениха, Николай Борисович Юсупов, были к ней ласковы. Летом 1814 г., после помолвки, молодые ездили с визитами по родственникам. И все отмечали не только прелесть невесты, оттеняемую скованными манерами жениха, но и ее свободу: не дичится, но и не ведет себя слишком свободно, умеет найти середину. «Эта юная особа умнее, чем про нее думают», — говорили в гостиных. Правда, замечали и хрупкое здоровье невесты: она потела при малейшем движении — «слабая грудь, могшая повлечь за собой чахотку...». Но мало ли что говорили в гостиных.
7 февраля 1815 г. состоялось венчание. На торжество собрался «весь Петербург». Доброжелательная и внимательная свидетельница княжна Варвара Ильинична отмечала: «Татьяна в восторге от чудесного дома, а Потемкин счастлив, что обладает, наконец, предметом своих желаний. Напрасно думали, что она вышла за Александра исключительно из послушания, она доказывает, что расположена к мужу. Княгиня Юсупова очарована своей невесткой и оказывает ей всевозможное внимание».
Потемкину считали легкомысленной, но можно ли осудить молодую женщину, у которой нет обременительных забот и обязанностей, а потому жадную до развлечений и удовольствий, просто радующуюся жизни?
Вскоре родился сын, но он прожил всего 10 месяцев.
Потеря ребенка так сильно потрясла Потемкину, что она заметно ослабела, возникли признаки чахотки. Она впала в мрачное отчаяние. Созвали врачей, рекомендации их были неопределенны и сводились к пребыванию в теплом климате и поправлению душевного здоровья. В 1815 г. родные с сожалением проводили Татьяну Борисовну, бывшую в цвете юной, но болезненной красоты, за границу. С ней отправилась бывшая ее гувернантка, старая француженка, умная и забавная, души не чаявшая в любимой воспитаннице.
Сначала Швейцария, после Флоренция, где провела она две зимы, потом несколько лет в Париже, где в 1817—1821 г. она жила на улице Бержер. После семилетнего пребывания за границей она вернулась вполне здоровой в Петербург.
Признаюсь, что меня крайне удивил переворот в духовной жизни Потемкиной: после многолетнего пребывания за границей, причем в центрах высокой европейской культуры и в общении с примечательными представителями этой культуры, она возвращается на родину с горячей любовью к России и страстным желанием помогать людям. Пылкая и порывистая ее натура, пережив тяжелое горе, не охладела, но возгорелась на новом алтаре — милосердия.
Как и почему произошло превращение юной аристократки в пламенную благотворительницу? Конечно, сыграли свою роль и потрясение от потери ребенка, и те традиции русской благотворительности, о которых упоминалось, но что-то еще было... нам неведомое. Граф С. Д. Шереметев упоминает о каком-то «духовном лице, но иностранце», который «занялся ею и настроил ее на новые мысли»3. Сыграло свою роль и чтение Евангелия. Не стоит забывать и мужа. Александр Михайлович служил и продвигался по лестнице чинов, закончив службу действительным тайным советником, а вне службы тихо делал добро, помогал самым разным людям.
Как бы то ни было, доброе от природы сердце Татьяны Борисовны оказалось открыто для бед и скорбей многих людей.
В 1824 г. были приобретены Гостилицы, имение вблизи Петергофа, где позднее, в 1845 г., по мысли ее мужа придворный
3 Мемуары графа С. Д. Шереметева. Т. 1. С. 56.
архитектор А. И. Штакеншнейер построил дворец в готическом стиле, роскошный и со всеми удобствами. В 1826 г. они там поселились еще в старом доме и зажили на широкую ногу.
В первые же дни в Гостилицах, узнав, что 60 местных крестьян были сосланы в Сибирь за бунт, вызванный жестоким отношением прежнего управляющего, Татьяна Борисовна поразилась. Она увидела горе семей, лишенных кормильца, слезы жен и детей... Потемкина обратилась к высшей власти: она просила молодого императора о милосердии. «Государь, я трепещу от страха перед Вами, когда пишу об этом, но еще больше я боюсь за вдов и сирот, — и именно это заставляет меня обратиться к Вам с прошением», — написала она, естественно, по-французски. Тридцатилетний Николай Павлович, как раз обдумывавший крестьянский вопрос и только что создавший первый Секретный комитет по крестьянскому делу, рассмотрел обстоятельства дела и повелел водворить крестьян на прежнее место жительства.
Случилось так, что после возвращения несчастных мужиков из Сибири, когда они сделали остановку в Петербурге и пришли благодарить избавительницу, император проезжал по Миллионной. Увидев десятки простых саней возле знакомого дома, он остановился и вошел. В гостиной его глазам предстало трогательное зрелище: Татьяна Борисовна в окружении крестьян, стоявших на коленях, и она и они в слезах. Николай Павлович был тронут, сентиментализм еще не выветрился из его эпохи. Он дал Потемкиной разрешение прибегать к нему лично во всех случаях и предложил ей приезжать во дворец великой княгини Марии Николаевны, «когда он ей будет нужен», а бывал он там каждый день к двум часам во время обеда своих внуков4. Татьяна Борисовна широко пользовалась этим разрешением, а государь имел доброту и терпение тут же разбирать все приносимые ею прошения и собственноручно писал свои резолюции. Из этого понятно, какое значение и влияние имела Татьяна Борисовна.
Потемкина просто и незаметно стала домашним человеком в царской семье. Во время путешествия цесаревича Александра
4 См.: Нарышкина Е. А. Мои воспоминания: под властью трех царей. М., 2014. С. 241.
Николаевича по европейским странам в 1838 г., государь Николай Павлович писал ему почти каждый день, и письма эти были род дневниковых записей о самых обыденных делах. 27 октября 1838 г.: «Воротясь из города, получил я здесь письмо твое, милый Саша... за которое тебя душевно целую». Сообщив о смотре войск на Царицыном лугу, о вспышке оспы в Петербурге, государь пишет: «Обедали с Мама, Мери, Голицыным и Потемкиной, и с Максом и Виельгорским»5. То есть за царским столом сидели император, императрица, их дочь великая княгиня Мария Николаевна с мужем, герцогом Максимилианом Лейхтенбергским, князь Александр Николаевич Голицын и граф Матвей Юрьевич Виельгорский, управляющий двором великой княгини, виолончелист и певец. В последующих письмах состав сотрапезников менялся, но упоминание двоих — князя Голицына и Татьяны Борисовны — оставалось частым. То Николай Павлович застает Потемкину в гостиной императрицы, то компания катается на лодке, гребцами — император и граф А. Ф. Бенкендорф. Но при высочайших особах Потемкина бывала по собственной воле и сердечному расположению, не по службе, хотя имела высокий придворный чин статс-дамы.
В Гостилицы к тетушке Татьяне Борисовне с радостью съезжались родные, там всегда было много народа. Дом был великолепен. Сад обширен и живописен, его разделял большой обрыв, были грот с ключами холодной как лед воды, фонтан и озеро.
В селе в 1825 г. Татьяна Борисовна создала школу для крестьянских детей по модному тогда ланкастерскому методу обучения. Система эта, по имени ее создателей Белл-Ланкастерская, получила в начале века широкое распространение в западноевропейских странах как дешевый и быстрый способ распространения грамоты путем взаимного обучения старших и младших. Помогали Потемкиной брат Андрей Борисович и кузен князь Трубецкой, глава Вольного общества учреждения училищ взаимного обучения. Систему эту использовали декабристы среди солдат, поэтому после 14 декабря ланкастерские школы закры-
5 Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем 1.1838-1839. М„ 2008. С. 168.
вались. В те же годы в нескольких учебных заведениях столицы Потемкина учредила специальные стипендии для бедных сирот.
В 1827 г. Татьяна Борисовна приняла на себя обязанности председательницы санкт-петербургского Дамского попечительного о тюрьмах комитета и исполняла эти обязанности на протяжении 42 лет. Мало радости и удовольствия посещать городскую тюрьму и пересыльные пункты, переполненные грязью, вонью, слезами, грубостью. Воры, убийцы, мошенники, грабители — слабые, больные, отчаявшиеся, брошенные и забытые всеми наши братья и сестры во Христе. Потемкина не только принимала меры по улучшению материального положения заключенных, но предлагала им духовные утешения. По ее мысли был учрежден приют для детей заключенных, ранее вынужденных находиться в стенах тюрем. На свои средства она создала приют для бедных детей, богадельни и приюты для призрения престарелых и больных, для кающихся падших женщин, а также приют для приготовления иноверцев к таинству Крещения.
Отличаясь редкой доступностью, вызывавшей удивление в чинном придворном мирке, Потемкина и в своем доме на Миллионной нередко давала приют нуждающимся разного звания. Она всегда готова была принять и выслушать каждого просившего о помощи. Не все это понимали и принимали.
Граф С. Д. Шереметев, вспоминая Потемкину, описывал ее как продолжательницу «наследия старорусского быта», но в то же время «с примесью чего-то наносного, чуждого, весьма определенно связываемого с православием благоприобретенным, а не родовым. Татьяна Борисовна была совершенно искренна в своем обращении и столь же искренна в своем желании и рвении делать добро, но при слабости подготовки ее характера в соединении с большими средствами и придворным положением добро это не всегда достигало цели, и желание добра неразумное приводило к противоположным последствиям. Именем Татьяны Борисовны злоупотребляли... Им прикрывались многие неправды. Она окружала себя без разбору толпою приживалок, ханжей, всяким сбродом случайных и сомнительных личностей. Дом ее сделался притоном многих проходимцев, и под кровлею ее совершались темные деяния, ей, конечно, неведомые. Наружная личина свя-
тости и добродетели ее легко обманывала»6. Граф Шереметев, как ни стремится не произнести слова осуждения, не может этого избежать, выступая в роли судьи, и судьи немилостивого. «Ветвь Князей Голицыных, к которой принадлежала Татьяна Борисовна, не отличалась высокими нравственными качествами»7, — припечатывает он Потемкину, наверняка чем-то обиженный ею или ее близкими, но в то же время не принимающий широты ее взглядов. В том-то все и дело, что, оставаясь частью узкого слоя высшей аристократии, Татьяна Борисовна своей личностью и своей деятельностью выламывалась из него, сама искренне того не замечая. Другие замечали и, чувствуя уколы совести, указывали на злоупотребления, без которых, увы, редко обходится всякая деятельность.
Имя Потемкиной получило широкую известность, и так начала складываться ее репутация.
Петр Андреевич Вяземский писал: «Потемкина была вообще, очень может быть, слишком доступна ко всем искательствам. Ее покровительством пользовались и родственники. Брат Николай Борисович, живший широко и растративший свое состояние, заложил свое имение Богородское. Татьяна Борисовна выкупила усадьбу и отдала ее под управление Вере Федоровне, супруге брата».
Потемкины любили принимать, у них собиралось самое разнообразное общество — от молодой родни до странствующих монахов. Александр Михайлович, олицетворение старого вельможи, рыцарски честный и доступный для последнего из простейших людей, чувствовал презрение к идолам тогдашнего света, но был со всеми любезен и добр, хотя любил ворчать и делал вид, что сердится на светские условности. В 1842—1854 гг. он избирался губернским предводителем петербургского дворянства и достойно нес эти обязанности, хотя всему Петербургу он был больше известен как «муж Татьяны Борисовны». При нем состоял доктор француз Патенот, превратившийся в постоянного компаньона. «Свиту» Татьяны Борисовны составляли две ба-
6 Мемуары графа С. Д. Шереметева. Т. 1. С. 56—57.
7 Там же. С. 57.
рышни-компаньонки. Делами самого большого имения Святые Горы ведал бурмистр, малограмотный казак, и как-то обеспечивал хозяевам до 100 тысяч рублей в год. Сами хозяева верили ему безусловно, потому что более всего не любили счетоводства, предпочитая деньги тратить.
Разделяло супругов отношение к духовенству. Татьяна Борисовна постоянно была в общении с духовенством, с монашествующими, принимала их в доме, давала кров, помогала деньгами, нередко втайне от мужа, а Александр Михайлович по десяти раз на день ворчал, что «Татьяна разорит его со своими монахами». Оба принимали просителей. Немало записок Татьяны Борисовны по адресу министров, а то и императрицы и государя «в собственные руки» уносили просители. Конечно, добротой Потемкиных злоупотребляли, но они, особенно Татьяна Борисовна, не изменяли своей доброте и милосердию.
Дом Потемкиных был всегда открыт. «Такого дома не было, наверное, ни до ни после», — вспоминал племянник хозяйки князь В. П. Мещерский. В церковные праздники в большой столовой накрывались столы для гостей, в том числе черного и белого духовенства. Трапеза была обильная. Но и на каждодневные большие обеды обыкновенно съезжались без зова попеременно «все обширное родство, друзья, высшие должностные лица, и всегда бывало несколько приезжих, которым она давала у себя приют и щедрое гостеприимство, помогая им в устройстве дел, приведших их в столицу. Это разнородное общество встречалось за пышным столом на почве своеобразной христианской простоты», — вспоминала племянница Потемкиной Е. А. Нарышкина. Частью этой «простоты» были первоклассный французский повар и многочисленные ливрейные лакеи, прислуживавшие гостям, которых было когда 10, а когда и 25.
Характерною чертою этих приемов на Миллионной было полное слияние сословий. В империи эмансипация и размывание сословий едва разворачивались, а в доме Потемкиной все гости оказывались просто христианами. «За обедом сидели рядом и представители высшей аристократии, — вспоминал князь В. П. Мещерский, — затем какой-нибудь монах, громко рыгавший за обедом, и разные типы бедняков. Александр Михайлович
являлся к обеду во фраке, а гости иные бывали из таких, у которых фрака и в заводе не было»8.
В день именин хозяйки Александр Михайлович встречал государя внизу в Преображенском мундире Александровского времени, в сенях, а Татьяна Борисовна — на верху лестницы. Она вела Николая Павловича, который любезно раскланивался направо и налево, и непременно находила возможность представить государю какую-нибудь незначительную личность, нуждавшуюся в помощи.
Среди особо примечаемых знакомых Татьяны Борисовны был Андрей Николаевич Муравьев, известный церковный писатель. На его письменном столе всегда лежало золотое перо в футляре, на котором золотыми буквами было написано «Перо Муравьева»9 — дар Татьяны Борисовны.
Владыка Порфирий (Успенский) был постоянно принимаем в доме. Татьяна Борисовна ценила его глубокие знания о Востоке, сильно хлопотала в пользу назначения его вновь главой российской миссии в Иерусалиме. Но помешал министр иностранных дел, князь А. М. Горчаков.
В 1841—1842 гг. частым гостем Потемкиной был англиканский дьякон Уильям Пальмер, изучавший православное богословие с настойчивостью и определенностью англичанина, однако закончивший переходом в католичество.
Племянница Татьяны Борисовны Елизавета Нарышкина вспоминала, что в доме тетушки она познакомилась с молодым священником Александром Гумилевским. Он «был в загоне и в борьбе со своим начальством», но сумел создать в своем приходе на Песках первое в столице приходское благотворительное общество, а также задумал возобновить институт диаконис, посвящающих себя на служение и помощь бедным, их уже было несколько из числа его прихожанок разного сословия10.
Домовая церковь Потемкиных на Миллионной улице тоже стала известна в Петербурге. Родные приезжали туда на воскрес-
8Князь Мещерский. Воспоминания. М., 2001. С. 66.
'Мемуары графа С. Д. Шереметева. Т. 2. С. 407.
10 Нарышкина. Мои воспоминания. С. 139.
ные богослужения к 1030, там происходили венчания членов родственных семей. В то же время по воле Татьяны Борисовны этот храм оказался за несколько десятилетий поистине крещальным храмом для сотен иноверцев, обращенных при участии Потемкиной в Православие.
Дом Потемкиной превратился в сборный пункт для православного духовенства, стал местом собраний деятелей духовных миссий. Татьяна Борисовна много беспокоилась о благолепии храмов, жертвовала на устройство новых церквей. Привечали греческих монахов-красавцев, прибывавших в Россию за пожертвованиями и подолгу гостивших в потемкинском доме. Так же приветливо встретили и купца А. Г. Малькова, приехавшего хлопотать о поддержании православной миссии в Алтайском крае.
Едва ли не сразу по возвращении в Петербург Потемкина узнала, что известный ей юнкер, а затем прапорщик Дмитрий Брянча-нинов стал монахом Игнатием. Поразительная перемена побудила ее вновь задуматься над тем, каковы идеалы и ценности общества, в котором она пребывает, кому мы поклоняемся и служим... Можно предположить, что не только прошение митрополита Московского Филарета, но и рассказ Потемкиной обратили внимание императора Николая Павловича на игумена Игнатия. В конце декабря 1833 г. он был назначен настоятелем санкт-петербургской Трои-це-Сергиевской мужской пустыни в сане архимандрита. Одной из первых туда приехала Татьяна Борисовна, ставшая духовной дочерью будущего святителя. Финансовую поддержку возрождаемой обители оказывала императорская семья и, конечно, Потемкина. После кончины своей матери Анны Александровны она передала на помин ее души немало вещей и денег.
Незаметно сложилось так, что Потемкина оказалась посредницей в отношениях царской семьи и митрополита Московского Филарета. Опубликованные ее письма дают о том ясное представление. 1 января 1844 г. она пишет святителю: «Ваше Высокопреосвященство! Давно бы мне надо было исполнить поручение Ее Величества и благодарить Вас за тетрадку, присланную нам, — я спешила передать ей Ваши мысли насчет предмета важного, который ее часто занимал и в недоумение приводил. Она была
очень-очень довольной толкованием Вашим и приказала мне Вам изъявить ее благодарность за труд, который Вы изволили на себя брать, чтобы вывести ее от недоумения. Она у себя оставила тетрадку Вашу и великим княжнам велела ее читать». Что за тетрадка, мы не знаем, но явно это богословское объяснение или Священного Писания, или православного богослужения, затруднявших императрицу Александру Федоровну, не до конца изжившую протестантские привычки принцессы Прусской.
Далее из письма понятно, насколько близкими и доверительными были отношения не только между императрицей и Потемкиной, но Потемкиной и высшими иерархами: «Я много с ней говорила об образе Божией Матери, который находится в Симоновском монастыре. Она дивится о препятствии, которое мешает прославить образ сей. Я думаю, что одно слово от Вас к преосвященному митрополиту достаточно было уничтожить все остановки: я с митрополитом долго о сем предмете говорила, он все высказывался, что от Вас ничего не поступило на сей счет; совесть моя и усердие к образу Пресвятой Божией Матери побудило мне Вам об этом написать, — не смею больше Вас удержать. Остаюсь с глубочайшим почтением Ваша покорная и послушная Татьяна Потемкина».
О «покорности» и «послушании» Татьяны Борисовны хорошо свидетельствует самый ее рассказ о настойчивом побуждении первенствующего с 1843 г. в Святейшем Синоде митрополита Петербургского Антония к прославлению иконы, сочтенной чудотворной. Владыка оказался беспомощным перед напором пылкой дамы и сумел лишь сослаться на безусловный авторитет московского святителя.
Впрочем, и далее, закончив письмо — «не смею больше Вас удержать», Потемкина продолжает: «Святейший Синод благословил дело монастыря быть, и мы в ожидании отца Арсения, который назначен быть игуменом пустыни нашей. Это мне большая и неизъяснимая радость, подумать, что Господь принял приношение наше!!! И что Святые Горы будут достойны имени сего!»11
11 Филарет (Дроздов), сет. Переписка с современницами. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2013. С. 487.
Стало быть, митрополит Филарет был в курсе давних хлопот Татьяны Борисовны, связанных с новым имением Потемкиных.
Имение Святые Горы досталось А. М. Потемкину после кончины его матери в 1841 г. и раздела имущества. Вскоре Потемкин обратился в Святейший Синод с прошением о восстановлении Святогорского монастыря, упраздненного в 1787 г. Он, в частности, указал, что жертвует на нужды будущей обители 10 тысяч рублей и 70 десятин земли. Упомянул он и имя отца Арсения, казначея Глинской пустыни, с которым супруги Потемкины познакомились в 1842 г. во время одного из своих паломничеств.
Вероятно, что ускорило решение Синода, обычно крайне неспешного, одобрительное отношение императора. Николай Павлович проявлял внимание к достопамятным древностям российским, к которым принадлежал и монастырь. Предания говорили об основании обители в начале XIII в. не то киевскими иноками, не то афонскими монахами. В летописях монастырь упоминается в XVI в. как сторожевой пункт от набегов крымских татар.
15 января 1844 г. император дал согласие на возобновление деятельности монастыря, а 12 августа состоялось официальное открытие Святогорской Успенской пустыни. Главным деятелем стал игумен, с 1850 г. архимандрит Арсений (Алексей Митрофанов), благодаря энергии которого монастырь в несколько лет обустроился, расширился и населился монашескою братией. В обители был принят устав афонских монастырей. Преемником отца Арсения стал архимандрит Герман, строгий аскет и мудрый настоятель, поддерживавший строжайшую дисциплину и наладивший большое хозяйство: все работали в поте лица в слесарной, столярной, колесной, портняжной и сапожной мастерских, в кузнице и свечном заводе, на пасеке. Всенощные длились по 6—8 часов, в большие праздники начинались в полночь и заканчивались к шести утра. В обители восемь храмов, из которых обращал на себя внимание великолепием Успенский собор, окруженный по древней традиции каменными террасами с чугунной балюстрадою. Над царскими вратами находилась икона Успения, привезенная из Палестины от Гроба Пресвятой Девы. Другой замечательный храм обители — небольшая церковь святителя Николая Чудотворца, находящаяся на высокой меловой скале, куда
ведут 326 ступеней. Алтарь там высечен в скале из мела, а сама церковь построена из кирпича. Три храма обители — пещерные: в память святых Антония и Феодосия Киево-Печерских, святого Иоанна Предтечи и святого Алексия, человека Божия. При пустыни возникли три скита: Спасовский, Арсения Великого и Больничный с храмом в честь Ахтырской иконы Божьей Матери12.
Николай Павлович с семьей бывал в Гостиницах, но до Святых Гор не доехал.
В 1850 г., при возвращении из Святых Гор Татьяна Борисовна сделала остановку в Харькове и узнала, что в городе остановился ее свояк, муж несчастной Елизаветы Борис Алексеевич Куракин, он тяжело занемог. Они в продолжение многих лет не виделись, так как отношения между князем и семейством его жены были почти прерваны, но, узнав о его болезни, Потемкина отправилась к нему, пригласив состоявшего при ней доктора. Племянница Е. А. Нарышкина вспоминала, что, увидев серьезность состояния князя, Татьяна Борисовна отложила свой отъезд. «Для умирающего присутствие Татьяны Борисовны было как Богом посланное. Ее глубокая религиозность нашла доступ к его душе и пробудила в ней источник добра, заглушённый его эгоистическим самопоклонением... Он внимал ее словам и принял с радостью выписанного ею настоятеля Святогорского монастыря отца Арсения», дав обет в случае выздоровления принять монашество в этом монастыре. Но Провидением было суждено иное, и «он тихо скончался, примиренный со своей совестью». Отпевали его в Святогорском монастыре как монашествующего в силу данного обета13.
Память о Потемкиной сохранялась во многих православных обителях. В дневнике иеромонаха Оптиной пустыни Евфимия (Трунова) за 15 июля 1857 г. отмечено: «Пополудни к нам прибыла Татьяна Борисовна Потемкина, известнейшая по благочестию восстановительница Святогорского монастыря. Вот достойная представительница старинного русского дворянского
12 См.: Православные русские обители. СПб., 1994 (репринт). С. 508—512.
13 См.: Нарышкина. Мои воспоминания. С. 44—45.
духа. О, если бы с нее брали пример свой те родовитые, богатые и знатные дворянки наши, детям которых вручаются ветрила и руль государственного корабля нашего! Весь мир давно был бы у ног Христа, у ног твоих, святая Родина моя!.. Но как бы в знамение времени, и самой Татьяне Борисовне не было дано благословения Божия на чадородие — она бездетна и со скорбью этой мирится как истинная христианка»14.
С. А. Нилус, публикатор дневника иеромонаха Евфимия, напечатал и рассказ «Чудесные сновидения девицы Евдокии, крестьянки 25-ти лет, бывшие с нею в разные времена ее жизни. Перевод с французских слов Татьяны Борисовны Потемкиной, которая слышала их от Евдокии на простонародном языке». Комментарий Нилуса примечательно характеризует героиню очерка: великосветская барыня, истинно православная христианка и патриотка, внимательно выслушивает крепостную, крестьянскую девушку, ловит каждое слово и быстро записывает в свою книжку по-французски, потому что «она хорошо говорит и чувствует по-русски, ну, а писать и думать она может только на языке Боссюэ-тов и Фенелонов, которые в то время почитались творцами всей образованности и изящества, на том языке, незнание которого в высшем русском обществе не давало права считать себя образованным. Такое уж было время!..»15
Татьяна Борисовна была подругой и наперсницей (несмотря на большую разницу в возрасте) великой княгини Марии Николаевны, любимой дочери императора, очень похожей на него внешне и по характеру. Участь царских дочерей была определена изначально: их выдавали замуж за представителей династий царствующих монархов, редко принимая во внимание чувства и желания самих девиц. Великая княжна Мария в 1837 г. в 18 лет по воле отца была выдана за герцога Максимилиана Лейхтенберг-ского, человека пустого и незначительного. Радости не было в их жизни, но рождались дети — Николай, Евгений, Евгения. Княгиня отдалилась от мужа, а вскоре полюбила высокого, черноусого красавца графа Григория Александровича Строганова, бле-
14Нилус С. Святыня под спудом. СПб., 1996. С. 197.
15 Нилус С. Голос веры из мира торжествующего неверия. СПб., 1997. С. 525.
стящего конногвардейца, ловкого и статного; когда он танцевал мазурку, то это было загляденье... Страсть охватила обоих, почти открыто после смерти герцога в 1852 г. Весь светский Петербург судачил о скандальной связи и задавался вопросом: что предпримет государь, когда узнает? Полагали, что едва ли княгиню запрут в монастырь, но что Григорию Строганову уготована ссылка в Сибирь, все были уверены. А государь ничего не знал. Он любил дочку и был доверчив.
Татьяна Борисовна волновалась и переживала, но деятельная ее христианская натура искала выхода из безвыходной ситуации. По словам тех, кто явно завидовал близости «всесильной Потемкиной» к царской семье, у нее «какое-то болезненное желание во все входить, заглядывать в чужую душу, советовать и направлять чужую совесть и входить в семейные дела»16. Потемкина поехала в Москву, советовалась с митрополитом Филаретом, и тот указал ей на греховность фактического брака великой княжны, не освященного Церковью. «Но возможно ли заключение церковного брака без позволения родителя?» «Великая княжна уже совершеннолетняя, — ответил митрополит, — и потому вправе принимать решение. Что до государя, то оставим это дело Промыслу Божию». Впрочем, благословения он не дал. Помолвка произошла летом 1854 г. в Гостилицах.
На упреки своих приятельниц в обмане государя Татьяна Борисовна отвечала, что «совершает богоугодное дело, потому что темперамент Марии Николаевны не позволяет ей обходиться без мужа, не впадая в грех»17. Однако священник ее домовой церкви в Петербурге отказался совершить венчание без разрешения духовника царской семьи протопресвитера Василия Бажанова, справедливо опасаясь Сибири или «белого ремня» (отдачи в армию солдатом). Ловкий иерей в то же время сказал: «Церковь — ваша. Вы можете пригласить любого священника. Вот ключ от дверей». Он сказался больным, и венчание было совершено осенью 1854 г. втайне священником гостилицкой церкви в домовой церкви на Миллионной улице в присутствии Татьяны Бори-
16 Мемуары графа С. Д. Шереметева. Т. 1. С. 57.
17Долгоруков П. Петербургские очерки. М., 1992. С. 127.
совны, князя В. А. Долгорукова и графа М. Ю. Виельгорского. О тайном браке сестры знали цесаревич Александр Николаевич и цесаревна Мария Александровна, и это также сближало их с Потемкиной.
Шли годы. После печального поражения русской армии в Крымской войне, смерти Николая Павловича и воцарения его сына в России началась эпоха Великих реформ. А в доме на Миллионной жизнь продолжалась своим чередом.
Точно так же проходил большой прием в Татьянин день. К приезду императора возле дома собиралась толпа любопытствующих. Александр Михайлович встречал государя Александра Николаевича внизу, а после возвращался в свою «келлию» и выходил лишь для проводов высочайшего гостя. А Татьяна Борисовна, опираясь на руку государя, вела его через гостиные и подводила к темненькой и жалкой личности, нуждавшейся в помощи. Александр Николаевич это знал по преданиям и весело знакомился с протеже Татьяны Борисовны, выслушивал просьбу и принимал прошение.
На буднях родных и гостей встречали приживалки и вели через анфиладу комнат, через темную гостиную в светлый кабинет Татьяны Борисовны. Хозяйка постарела, погрузнела, но характер оставался прежним. Она принимала всех любезно и просто. Несмотря на немалые годы, она держала себя прямо, держалась величаво. Окруженная гостями, около стола, уставленного вазами с присланными великими княгинями цветами, она умела всех занять и со всеми быть приветливой.
Из внутренних комнат выходил добродушный старик с приятной улыбкой в старом мундире Преображенского полка, Александра Михайловича поддерживал под локоть другой старик, его доктор-француз. Хозяин уже оставил службу, по-прежнему считался скромным и чудаковатым, но добрым и почтенным, а центром общества оставалась Татьяна Борисовна.
О сохранении ею близости к царской семье свидетельствует еще одно ее письмо к митрополиту Филарету от 21 января 1859 г.: «Ваше Высокопреосвященство! Я была вчера у Ее Величества. Много о Вас она беседовала и беспокоилась о здоровье Вашем...» Далее Потемкина интересуется решением митрополита относи-
тельно блаженного Онуфрия, ставшего известным в обеих столицах своими рассказами о чудесных видениях и откровениях. «Благочестивая душа императрицы с благоговением ожидает Ваше мнение на сей счет... Лучше предать сердце свое к истине, нежели заняться о Хьюме!! Не знаю, известен ли Вам этот человек, который беспрестанно с духами возится, и весь Петербург о нем с ума сходит... Напишите, пожалуйста, об Онуфрии и обрадуйте нас доброй вестью, что он истину сказал и что откровение будет в пользу для многих, открывая нам новое милосердие Божие к нам и источник новым молитвам»18. Спустя десять дней митрополит ответил Святейшему Синоду, что испытания показали недостоверными сновидения отставного солдата, бывшего раскольника. Видимо, то же написал и Потемкиной, охлаждая ее чрезмерный подчас православный энтузиазм.
Впрочем, не только энтузиазм двигал Потемкиной, но и осознание себя равноправной деятельницей в делах благотворительности и церковного устроения наряду с иерархами. Дух се-кулярности, господствовавший в Европе, проникал и в Россию. Примером перемены эпохи стал вопрос о миссионерском обществе на Кавказе, поднятый в 1857 г. князем А. И. Барятинским, а спустя десятилетие энергично поддержанный Татьяной Борисовной. Несмотря не бесспорную полезность такого общества и покровительство его со стороны императрицы Марии Александровны, митрополит Филарет, мимо которого не проходило ни одно мало-мальски значимое церковное дело, обратил внимание на состав правления общества: предполагалось председателем сделать одного из светских сановников, а членом правления — Потемкину. Митрополит в письме обер-прокурору Святейшего Синода графу А. П. Толстому указал, что такой порядок противен церковным правилам, «ибо общество имеет предметом дело, по божественному установлению принадлежащее церковной иерархии». Позднее он не согласился с присутствием в руководящем совете женщины.
Об этом святитель прямо написал Потемкиной 23 января 1866 г.: «Милостивая государыня Татьяна Петровна! Насилу мог я
18 Филарет (Дроздов), сет. Переписка с современниками. С. 488—489.
отверзть немощные уста, чтоб призвать Вам на новое лето новое благословение Божие, тем не менее усердно призываю... Имею право и долг — иметь и изъявлять уважение к Вашей христианской деятельности, но не имею право судить Ваши действия и еще менее Вашу личность. И если бы я хотел судить о Ваших действиях относительно Миссионерского общества, то мне встретились бы оправдания, а не обвинения. Вы приняли участие в деле добром и полезном, которое требовало деятельного споспешествования и нелегко могло найти его. Вероятно, и потому, что пример Высокой Покровительницы Общества освещал Вам путь, вы шли по нему свободно, не думая — нужно ли где остановиться. Но здесь я должен остановиться». И далее митрополит указал, что сей «совет в своем высшем направлении есть собрание церковное, духовное, учительное. А св. апостол Павел говорит: Жене учить не повелеваю; жены в Церквах (в собраниях церковного характера) да молчат. Посему допустил ли бы он в сие собрание, в качестве члена, особу женского пола? Христианство возвысило женский пол, но в то же время охранительно действовало в отношении к драгоценному свойству сего пола — к скромности. Они не только не смешивались с мужеским полом в должностях, заседаниях, но и на молитве в церквах занимали отдельные места. У нас частию неудобства зданий, частию невнимательность расстроили сей обычай... Но для чего же нужно, чтобы нарушение сего векового порядка началось с церковных дел? Не надобно ли остеречься от сего, особенно в такое время, когда одни и те же люди признают, что христианство освободило женский пол, и в то же время домогаются для него какой-то новой свободы, которой не поставляют никаких пределов?.. Если бы Вам угодно было обратить внимание на мое мнение, то я убеждал бы Вас не отказываться от споспешествования Миссионерскому обществу, но предложивши кому следует вновь рассудить о составе совета»19. Татьяна Борисовна послушалась. Миссионерское общество так и не образовалось, а было заново создано уже в Москве в 1870 г.
В августе 1861 г. император Александр Николаевич намеревался совершить поездку по южным губерниям России, а по за-
19Филаретовский альманах. Вып. 8. М., 2012. С. 15—17.
вершении ее провести осень с семьей на южном берегу Крыма, в только что приобретенном у графа Потоцкого имении Ливадия. Потемкина пригласила императрицу Марию Александровну заехать к ней в Святые Горы. Императрица обещала ей этот визит. Татьяна Борисовна сообщила об этом мужу, заметив: «Надеюсь, что ты поедешь со мною принимать государыню». «Вот еще! — почти рассердившись, отозвался старик, не любивший этого своего имения из-за того, что «там Татьяна развела монахов». — Я не выеду ни на шаг из Гостиницы, а ты принимай кого хочешь!» Он так и не поехал, но распорядился, чтобы Татьяне Борисовне были предоставлены все материальные возможности для приема высочайшей особы.
Впрочем, хлопоты Татьяны Борисовны были скромными. Она знала, что царей роскошью не удивишь, и старалась устроить все удобно. Племяннику князю В. П. Мещерскому, призванному помочь в приеме, она сказала: «Хочу удивить и угостить императрицу не блеском и не лукулловским обедом, а красотою природы и прелестями этого поэтического уголка»20.
Имение Потемкиных расположено в 40 верстах от Изюма, в очень живописном месте, с неспешно текущим меж луговых раздолий и высоких меловых скал Северским Донцом, и надо всем возвышался громадный монастырь. Красоты было много.
Слух о грядущем приезде царицы привлек тысячи людей. За порядком смотрели земский исправник, становой и несколько полицейских стражников, а пришлого народа собралось до 30 тысяч человек.
Императрица выехала из Петергофа 2 августа с младшими детьми: великими князьями Сергеем и Павлом и великой княжной Марией, сопровождаемая небольшой свитой: обер-гофмар-шалом графом А. П. Шуваловым, фрейлинами А. С. Долгоруковой и А. Ф. Тютчевой. По воспоминаниям военного министра Д. А. Милютина, «состояние здоровья ее величества не позволяло ей ехать скоро, каждую ночь поезд останавливался на несколько часов. 8-го числа императрица имела дневку в Харькове, откуда приехала 9-го числа в имение Татьяны Борисовны
20 Князь Мещерский. Воспоминания. С. 86.
Потемкиной...»21. Гостей встречали у парома через Донец. Мария Александровна была в веселом расположении духа и, целуя Татьяну Борисовну, сообщила ей, что наслаждается путешествием как чудным сном. Монастырские колокола радостно перезванивались, толпы народа бежали с криками «ура» за коляской, в которой находилась императрица.
В небольшом двухэтажном доме царственным гостям отведен был весь верх, а хозяйка расположилась в одной из нижних комнат. Мария Александровна с детьми поспешила выйти на балкон и при виде монастыря на меловой скале, зеленых лугов, широкой реки воскликнула: «Как красиво!.. Как вы счастливы, что имеете такой рай земной!»
На другой день гости отправились в монастырь, после торжественной встречи настоятелем отстояли обедню, «чрезмерно длинную», по мнению графа Шувалова, день отдали прогулкам, а вечером совершили прогулку в лодках по Донцу при лунном освещении. Наутро императрица должна была отправиться навстречу мужу, но она удивила всех, сообщив, что послала императору просьбу приехать в Святые Горы. Татьяна Борисовна и бровью не повела, хотя запасенный провиант был истощен. Она лишь велела племяннику призвать бурмистра и распорядиться, чтобы «к обеду все было». Пунктуальный обер-гофмаршал был в ужасе: «Разве у вас все готово? У государя свои привычки, он пьет свое вино...» «Не беспокойтесь, — отвечала Потемкина, — он выпьет свое мозельское».
Татьяна Борисовна встретила императора извинением за то, что не может дать ему дворца, а только маленький флигелек из двух комнат. «Я буду наслаждаться этою простотою», — улыбнулся Александр Николаевич. Он тоже испытывал чарующее впечатление от живописной красоты имения и был в самом веселом расположении духа. В шесть вечера был дан роскошный обед, которым все остались довольны. За столом государь интересовался, довольны ли крестьяне переменой своего положения. Хозяйка ответила, что у них по-прежнему сохраняются патриархальные отношения, не было никаких недоразумений. О том же сказал и
21 Милютин Д. А. Воспоминания. 1860-1862. М., 1999. С. 139.
харьковский генерал-губернатор А. П. Ахматов, добрый знакомый Потемкиной и А. Н. Муравьева, на следующий год назначенный на место обер-прокурора Святейшего Синода.
После обеда состоялась прогулка по Донцу. Перед царской лодкой, с гребцами в красных рубахах, плыла лодка с монастырским хором певчих. Толпы народа бежали вдоль берега в полном восторге. Возвращались уже при лунном свете. Утром в домовой церкви отец Герман отслужил обедню, и царственные гости уехали. Вслед за ними в Крым отправилась и Татьяна Борисовна, она поселилась у сестры Мещерской в Гаспре, где обе вновь принимали царскую чету22.
Но в придворной жизни, одним из центров которой оставалась Потемкина, бывали не только сугубо светские церемонии. В середине августа 1862 г. Татьяна Борисовна в разговоре с императрицей заметила, как больно ей и досадно, что их величества «по какому-то странному обычаю» отсутствуют на чудесном молебствии, который служится 26 августа в день их коронования, равно как и 19 февраля в день восшествия на престол. Молебны эти служатся по придворному этикету до литургии. «Кому же слушать этот молебен, как не вам?» Цари не любят поучений, но императрица простила укоризненный тон Потемкиной, и 26 августа император распорядился, чтобы протопресвитер Василий Бажанов молебен служил после обедни... И когда протодиакон возгласил: «Да услышит его Господь в день печали...» — Александр Николаевич и Мария Александровна в молитвенном порыве преклонили колени, слезы потекли из глаз императрицы... С тех пор молебен служился всегда после литургии в присутствии их величеств23.
В ноябре 1869 г. в Зимнем дворце был прием, оказавшийся последним для Татьяны Борисовны. На дворцовые церемонии она не ездила уже много лет, но предстояла помолвка Евгении Максимилиановны с принцем Александром Петровичем Оль-денбургским. Принцессу, эту девочку, она знала с момента рождения и любила как свою внучку. Она не могла не присутствовать на таком важном событии.
22См.: Князь Мещерский. Воспоминания. С. 91, 94.
23 См.: Там же. С. 117-118.
В своей карете Потемкина въехала в ворота Зимнего дворца и, пройдя вестибюль, направилась к подъемной машине (первому в столице механическому лифту). Во время подъема канат оборвался, кабина упала и грохнулась на каменный пол с такой силой, что пол треснул. Слуги бросились разбирать обломки и увидели среди них края горностаевой мантильи...
Потемкину перенесли в одну из нижних комнат. Врачи констатировали, что кости целы, но по всему телу видны были ушибы и контузии, а слабость сердца усугубляла беду. Около двух месяцев она пролежала во дворце, потом ее перевезли на Миллионную.
Вся родня навещала Татьяну Борисовну, молодые племянники и племянницы дежурили в доме, принимали многочисленных посетителей, приезжавших справиться о ее здоровье. Выбрав день, когда родные покинули дом — отправились на крестины сына ее племянницы Елизаветы Нарышкиной, — Татьяна Борисовна приняла таинство Соборования (Елеосвящения). Вероятно, она, человек трезво и глубоко верующий, чувствовала приближение смерти и приготовлялась к вечности, но не желала печалить близких.
К весне Татьяна Борисовна более или менее оправилась и уехала в свое любимое имение Святые Горы. Это оказалось ее прощанием со Святогорским монастырем.
Общее состояние оставалось тяжелым. 29 июня сестра Софья привезла ее в Берлин.
1 июля Татьяна Борисовна скончалась.
Похороны состоялись 9 июля в Троице-Сергиевой пустыни. Была масса простого народа, были великие княгини Мария Николаевна, Евгения Максимилиановна, Александра Петровна. Архимандрит Игнатий совершил отпевание. Спустя три года рядом похоронили Александра Михайловича Потемкина.
Император Александр Николаевич написал Александру Михайловичу Потемкину: «С душевным прискорбием известясь о внезапной кончине супруги вашей, вменяю себе в сердечную обязанность выразить вам горячее участие, принимаемое Мною в столь неожиданно постигшем вас несчастии. Постоянно питая глубокое уважение к высоким качествам и добродетелям покойной Татьяны Борисовны, я искренне желаю, чтобы вы нашли не-
которое утешение в том общем сочувствии к понесенной вами потере, которое вызывается памятью о достойной супруге вашей. Да поможет вам Бог смиренно покориться воле Всевышнего, подвергшего вас столь тяжкому удару».
Ключевые слова: Потемкина, благотворительная деятельность, дворянство.
THE SERVERS OF CHARITY: TATYANA BORISOVNA POTEMKINA
A. Yakovlev
The article is devoted to the activity of Tatyana Potemkina, famous philanthropist in Russia in the middle of XIX century. The article is built on the basis of the contemporaries's memoirs.
Keywords: Potemkina, charity, nobility.
